В которой над пустыней поднимается дракон

 

На следующее утро ветер утих. Паруса обвисли и стали бесполезными. Их убрали, а пленников погнали с палубы: они должны были тащить судно за собой. Каждый получил канат с петлей на конце, в которую раба впрягали, как тягловое животное. Гайены с бичами следили за тем, чтобы никто не отлынивал.

Кай еще не совсем пришел в себя после пытки фанг, но Аркону приходилось еще хуже. Протянутая через грудь петля давила на рану; сил бывшего охранного хватало только на то, чтобы держаться на ногах за счет натяжения каната. Налегать на него парень уже не мог. В лямку Кая и Аркона поставили рядом, как они сидели. Кай старался держаться по близости от соседа. Когда раненый спотыкался или ноги его слабели, товарищ подставлял плечо: руки пленников оставили связанными за спиной.

– Зачем… зачем ты это делаешь? – слабым голосом запротестовал Аркон, пытаясь отстраниться.

– Не хочу умирать.

Охранный непонимающе воззрился на Кая воспаленными глазами. Тот пояснил, сжимая зубы и сильнее налегая на лямку.

– Упадешь, мне тебя уже не поднять. Тебя наверняка убьют. Только им сначала меня убить придется.

– А может, я хочу умереть? – прохрипел Аркон. – Лучше смерть, чем быть… скотиной!

– Какая смерть?! Хочешь, чтоб тебя зарезали, как барана, а потом еще кровь выцедили? Это нетрудно организовать.

– А ты что предлагаешь?

– Жить. Мне в Церрукан надо. И я туда попаду. А что нужно тебе?

– Мне… свободу. И за товарищей отомстить. За Майкен. – Голос Аркона дрогнул.

– Так вот сам рассуди. Если ты сейчас подохнешь, кто за них мстить будет?

Раненый безнадежно мотнул головой:

– Да был бы у меня сейчас меч, я бы его и поднять‑то не смог. А смерть… Она всех освобождает.

– Тогда давай, валяй! Только помни, что на твоей совести и моя жизнь будет. А я умирать не хочу.

– Да что ты ко мне прицепился… Колючка пустынная! – разозлился Аркон.

– Вот колючкой меня еще не называли! – Кай не договорил. Узловатый ремень бянь протянул его по спине, заставив пошатнуться.

– Не разговаривай! Даши! – гортанно крикнул кривоносый гайен и пошел дальше среди пленников, раздавая удары направо и налево.

 

К вечеру не выдержал Маджар. У него пошла носом кровь, он упал на колени и лег на песок. Его пытались поднять ударами ног и бянь, но это не помогло. Меховщик скорчился в позе зародыша и плакал, размазывая по лицу слезы, смешанные с кровью.

– Что будем с ним делать, Клык? – спросил у старшего кривоногий, которого называли Колесом. – Убьем?

– Нам его кровь бесполезна, – разобрал Кай ответ капитана. – Он трус и слабак. Отдадим его богам пустыни. Нам нужен ветер.

Гайены утащили скулящего Маджара на корабль, а рабов погнали дальше.

– Как думаешь, что они с ним сделают? – поинтересовался у Кая с трудом переставлявший ноги, но еще живой Аркон.

– Думаю, принесут в жертву.

– Как в жертву?.. Зачем?..

– Им нужен ветер.

Аркон, не понимавший языка гайенов, только недоверчиво покачал головой.

Хотя пленники напрягали все силы, а «крылатый корабль» был, несмотря на свои размеры, на удивление легкой конструкцией, продвижение вперед шло очень медленно. Особенно это было заметно по сравнению с той скоростью, которую судно могло развить при попутном ветре. Поймай парус ветер, и, по расчетам Кая, они могли достигнуть Церрукана за сутки. С теперешней скоростью их путешествие затянется надолго, и измученные пленники начнут дохнуть как мухи. Гайенам это было невыгодно.

 

Они остановились, когда на пустыню упала ночь. Песок серебристо блестел в свете звезд. Слева по курсу корабля и очень близко над землей поднималось голубоватое сияние, затмевающее низко висящий тонкий серп месяца. Кай начал догадываться, каким богам поклоняются гайены. Интересно, отвечают ли демоны пустыни на их просьбы?

Голодных и усталых пленников поставили на колени в песок, чтобы они могли наблюдать за церемонией. Им запретили двигаться и разговаривать, но сил на это и так уже ни у кого не осталось. Десятки глаз с ужасом уставились на столб голубого света над «следом дьявола»: многие никогда прежде не видели его по крайней мере так близко.

Гайены с факелами выстроились в два ряда, образуя живой коридор, соединивший корабль с сиянием «следа». Впрочем, «псы» разумно держались подальше от своих богов: между границей сапфирового огня и последней парой гайенов пролегало темное пространство шагов в пятьдесят. Факелоносцы в коридоре чередовались с воинами, державшими илд и круглый щит. Словно по невидимому знаку, они принялись бить мечами о щиты: сначала тихо, затем сильнее и сильнее. Удары следовали определенному ритму, их звук разносился далеко в холодном, неподвижном воздухе.

В свете факелов у начала коридора показались два «пса», ведущие между собой Маджара. За ними двигалась еще одна фигура, при виде которой пленники вздрогнули и, верно, попытались бы отползти назад, если бы любое движение не грозило им смертью. Фигура была выше человеческого роста, ее укрывало до земли свободное черное одеяние. Лицо существа закрывала страшная белая маска, плоская и безносая, с темными провалами на месте глаз и рта. Ни рук, ни ног не было видно, и казалось, белолицый призрак не идет, а парит над землей. Многие пленники наверняка приняли его за самого хозяина «следа», но Кай решил про себя, что это жрец. Последующие события подтвердили его правоту.

Маджар хранил неестественное спокойствие и безразлично позволил стражам ввести себя в коридор. Тут же к ритмичным ударам мечей прибавилось пение. К своему удивлению, в мрачной хоровой песне гайенов Кай разобрал несколько слов на нулларборском – языке магов. Воины, державшие Маджара, и жрец медленно шли по факельному коридору. Чем ближе они подходили к его концу, тем громче и настойчивей становился ритм ударов и голосов. У последней пары факелов «псы» отпустили пленника и разошлись в стороны. Жрец за его спиной сделал знак, и пение мгновенно стихло. В ночи воцарилась полная тишина. Маджар медленно пошел вперед к голубому сиянию, не оглядываясь и не останавливаясь.

Человек в маске запел речитативом, мешая слова языка Степи с нулларборским. Он тянул инкантации на одной низкой ноте, и в ответ на призыв жреца сапфировый свет рос и становился ярче. В нем уже можно было различить клубящиеся фигуры с нечеткими очертаниями, будто бы что‑то пыталось принять форму, но никак не могло выбрать подходящую. Голос под маской повысился на тон. Маджар остановился и застыл: его силуэт четко выделялся на фоне не ко времени вставшей над пустыней голубой зари. Наконец сияние сгустилось по центру, из него выступила сотканная из голубого света фигура и направилась к Маджару.

Демон пустыни ничем не напоминал то существо, от которого с трудом унесли ноги Кай с Токе. Несмотря на полупрозрачность призрака, можно было ясно разглядеть, что это воин: молодой, ростом ниже Маджара и гораздо тоньше его, без доспехов и шлема, но вооруженный двумя парными мечами. Длинные, собраные на макушке волосы летели на несуществующем ветру. Несмотря на расстояние Каю почудилось, будто в неподвижных чертах видения мелькнуло что‑то знакомое.

Глаза всех пленников были теперь устремлены на оцепеневшего Маджара, залитого голубым свечением, словно одевшим его в блистающие доспехи. Полупрозрачный воин стоял теперь в шаге от жертвы. Речитатив жреца оборвался. Над пустыней снова нависла тишина. Каю казалось, что в этой тишине все слышат стук его сердца. Призрак высоко поднял оба меча, и двойная полоса света вошла в горло жертвы, пронзая до сердца. Все вздрогнули – так страшно закричал Маджар – и исчез. Только на том месте, где он стоял, осталась кучка тряпья. Но это было еще не все.

С призраком происходили изменения. Сотканный из света воин, будто напитанный свежей силой, стал расти; очертания его быстро менялись. Кай ожидал снова увидеть ту же когтистую нечисть, что чуть не заманила в ловушку Токе, однако он ошибся. Человеческое лицо вытянулось в звериную морду, во рту показались клыки. Кожа покрылась радужными чешуйками, на спине ее прорезали кожистые крылья. Довершил метаморфозу длинный, созданный для управления полетом хвост. Кай тут же узнал зверя, украшавшего гобелены в покоях Мастера Ара. Только вот он никогда не думал, что драконы были такими огромными. Перепончатые крылья распахнулись во весь горизонт, ударили воздух, и сверкающая тварь взвилась в ночное небо.

Кай ощутил на лице мощное дуновение; свободная одежда жреца захлопала на ветру. Мгновение – и сапфировый дракон исчез среди звезд. Сияние «следа» упало до едва заметной туманной дымки; воздух снова стал неподвижен. Но Кай почему‑то был уверен, что завтра будет попутный ветер.

 

Разбудило его поскрипывание такелажа, сливающееся со звуком негромких голосов где‑то над головой, и ощущение движения. Рассвет только занимался, но корабль уже снялся с якоря: его паруса наполнил долгожданный ветер. Кай сидел, снова привязанный к борту; пленники вокруг еще спали. В тишине раннего утра ему был слышен разговор, происходивший в паре метров над ним, на возвышении капитанской рубки. Он узнал голос Клыка, в котором звучало недовольство:

– Для того ты и служишь анам, чтобы толковать их знаки. Не думай, что твои лукавые увертки могут меня обмануть, Песок! Я не сведущ в божественных делах, но и то смог понять, что аны открыли нам вчера что‑то важное. И все, что ты мне можешь сказать, «знамение было благоприятным»? Это я вижу и сам, стоит посмотреть на парус!

«Так вот кто вчера исполнял роль жреца!» – подумал Кай, сразу представив морщинистого, как печеное яблоко, но крепкого еще гайена со шрамом вместо левого уха.

– Твои глаза глядят прямо в сердце истины, первый среди равных, – отвечал тем временем Песок. – Нам действительно было послано великое знамение. Я раскладывал кости всю ночь, чтобы истолковать его, и все же есть многое, чего я не понимаю…

– Ты хочешь сказать, что предсказание лишено смысла? – недоверчиво заворчал Клык.

– Нет‑нет, в знаках анов всегда скрыт глубокий смысл, но открывается он только тому, кому они хотят его открыть.

– Ты хочешь сказать… – поторопил жреца капитан.

– Что это знамение было послано не нам, точнее, не только нам…

– Послушай‑ка, Песок! Или ты врешь, потому что стал стар, и боги перестали говорить с тобой, или… Ты хочешь убедить меня, что среди нас есть другой служитель?

– Ну, ему совсем необязательно быть служителем. Я полагаю, скорее это человек, деяния которого в будущем повернут судьбы мира. Ибо грядут большие перемены – так много я смог прочесть в предзнаменовании.

– И что еще ты смог прочесть? Кто этот человек? Один из моей команды?

– Немногое. Дракон возродится из братской крови… Но это, как я и говорил, не имеет для нас никакого смысла. Не думаю, что тот, к кому обращено знамение, – один из нас. В таком случае толковать его было бы для меня гораздо легче.

– Что же, аны говорили с одним из… рабов?! Да ты… ты смеешься надо мной, старик! Через день‑два все они будут проданы за золото на невольничьем рынке, и ты хочешь убедить меня, что один из этих… обесчещенных повернет судьбы мира?! – В голосе Клыка слышался едва сдерживаемый гнев, но Песок стоял на своем:

– Это единственное объяснение, которое я могу найти, первый среди равных.

Клык хмыкнул:

– Воистину, пути богов темны и неисповедимы. Как бы то ни было, я продам всех и возьму за них хорошую цену. Как думаешь, торговцы накинут полтинник, если я скажу, что один из этого отребья – новый вершитель судеб?

– Боюсь, они посмеются над тобой.

– Вот и я так думаю, – вздохнул капитан гайенов. – Подумай, что ты объявишь сегодня людям. Только бред про дракона и свои подозрения оставь при себе, ясно?

– Ясно, первый среди равных.

 

Весь день дул ровный ветер, толкавший корабль все ближе и ближе к Церрукану. Аны не обманули надежды своих почитателей: жертва была принята. Кай немного поломал голову над смыслом загадочного знамения, но ничего дельного на ум не приходило. «Кем был призрачный воин? И при чем тут дракон?» У Кая сложилось впечатление, будто он случайно подсмотрел сцену из какой‑то драмы, сюжет которой был ему неизвестен, а потому поставить события в логическую связь не представлялось возможным. «Если Песок действительно прав, и „вершитель судеб“ находится сейчас среди нас, то это по крайней мере не имеет ко мне никакого отношения. Слова „дракон восстанет из братской крови“ мне ничего не говорят, да и нет у меня братьев…»

На самом деле ближайшее будущее интересовало Кая гораздо больше, чем знаки анов, указывающие на то, что, возможно, случится через десятки лет. «Каким образом гайены доставят нас в Церрукан? И что мне делать, когда мы окажемся в городе?»

Он потихоньку расспросил Аркона, которому стало заметно лучше. Охранный рассказал, что торговые отношения с «псами пустыни» не были официально запрещены законом. Но все знали, кто грабил караваны, и на кочевников в амирате смотрели косо. Уважающие себя дельцы с ними дела не имели, но достаточно было таких, кто с радостью скупал задешево нелегальный груз. А уж работорговцы, завидев в городе гайенов, слетались как мухи. Основную прибыль бандиты и получали за счет живого товара.

Такой статус‑кво соблюдался, пока «псы» не трогали церруканские караваны, легко опознаваемые по бело‑голубым флажкам и эмблемам. Конечно, иногда купцы из амирата путешествовали и под чужими флагами. Вот и в их караване ехали женщины из Города Садов, как еще называли Церрукан. Кай был свидетелем, что гайены вершили расправу прежде, чем спрашивали о государственной принадлежности. И все же у захваченных в плен местных был шанс, что в городе их выкупят родственники или друзья. Ни у кого на этом корабле такого шанса не было.

– Одна надежда, что меня продадут мяснику, – признался Каю Аркон. – Ведь я воин и в плен попал только потому, что меня ранили. Да и собак этих я в бою положил немало.

Кай не видел логики в словах Аркона и прямо сказал ему об этом.

– Ты что, не знаешь? – невесело усмехнулся тот. – Мясниками называют владельцев гладиаторов. Если мне удастся попасть на арену, то все‑таки будет шанс освободиться. Выдержишь три года, не дашь себя убить, и – прощай рабство, здравствуй свобода! Еще и денег заработаешь. А могут освободить и раньше – если особенно отличишься в поединке.

– Так ведь… других же убивать придется, – заметил Кай, кое‑что слышавший о практике гладиаторских боев в Церрукане.

– Ну да. Не ты их, так они тебя. А тут я что делал? – Аркон кивнул на поглощенных работой гайенов. – За то, чтобы их убивать, мне тоже деньги платили.

– Так то ж бандиты, душегубы…

– А там, ты думал, кто? Воры да убийцы клейменые, насильники, дезертиры, спекулянты… Их в гладиаторские школы отправляют взамен смертной казни. Такие почище этих будут.

– Ты ведь не преступник. И не дезертир.

Аркону, видимо, не понравилось, к чему клонил Кай. Он сплюнул песком и чуть прищурился:

– Да, есть там и военнопленные, и беглые рабы… Но таких, думаю, не много. И вообще, шансы‑то у всех равные! Может, повезет мне, а может…

Он замолчал и посмотрел на солнце через голубой парус.

– А о побеге ты не думал? – спросил Кай.

– Думал. Только куда тут побежишь? Везде пустыня. А в городе быстро найдут: ты погляди на нас с тобой! Из меня церруканец, как из гусака павлин. А ты и вовсе… приметный.

Светлокожий, голубоглазый блондин и вправду не походил на смуглых, черноволосых жителей амирата. А Кай вообще ни на кого не походил. Хорошо хоть еще Аркон уродом не назвал.

– А заклеймят, – продолжал бывший охранный, – так нас по клейму тут же вычислят и к хозяину отволокут. А за побег, поверь, по головке не погладят.

– Что значит, заклеймят? – не поверил своим ушам собеседник.

– Ты и этого не знал? – усмехнулся Аркон. – Да, верно, откуда тебе… Ты же в Церрукане еще ни разу не был. Там рабов клеймят каленым железом, как скотину. Ставят хозяйский знак на лоб или на правую руку. Удобно: сразу видно, чья собственность.

У Кая по спине прошел холодок:

– А что, если… ну, раб меняет хозяина?

– Перепродают когда, что ли? Ну, этого я не знаю. Я в городе всего раза три и был. Один раз мы с ребятами на игры ходили. Вот потому я про гладиаторов и подумал. А ты не хочешь в гладиаторы податься? Дерешься ты здорово…

Кай покосился на Арконову челюсть, на которой еще желтел старый синяк:

– Да кто ж меня спросит?

– Спросить не спросят. Но я вот как решил: если меня мяснику не предложат, я сам попрошусь. А не послушают, сбегу! Поймают, все равно наверняка к мечу приговорят: беглых часто в гладиаторы посылают. Так ты как?

– Не знаю, Аркон. Знаю только, если меня на кухню определят, то я точно или сбегу, или повара зарежу!

Бывший охранный недоуменно уставился на собеседника и расхохотался. Его смех сразу сменил кашель – грудь еще не окрепла – и насторожившиеся было гайены расслабились.

– А за что это ты поваров так не любишь? – отдышавшись, тихо спросил Аркон.

– Старая история.

– Расскажешь?

– Может, в другой раз.

Кай немного помолчал и признался:

– Я за Токе беспокоюсь.

Вслед за товарищем Аркон посмотрел на сидевшего у противоположного борта Токе. После смерти Майкен в глаза его вернулось какое‑то подобие жизни, и они горели странным лихорадочным огнем. Но как Кай ни старался, он не мог поймать взгляд мальчика. Поговорить с Токе тоже не удавалось. До сих пор, что бы он ни предпринимал, приблизиться к другу не удавалось, и горец не делал его задачу легче. Сегодня целый день паренек сидел тихо, ни с кем не разговаривая. На лице его было замкнутое выражение, а глаза то смотрели в одну точку перед собой, то исподлобья следили за гайенами.

– Я тоже беспокоюсь, – подтвердил наблюдения товарища Аркон. – Нервный он какой‑то. Оно и понятно, но не натворил бы парень дел…

– Я Майкен обещал кое‑что. Еще там, в караване, – тихо проговорил Кай. – В тот раз, когда мы с Токе подрались… – Он усмехнулся. – Она взяла с нас обоих слово, что мы будем друзьями. В политику бы ей надо было идти… И теперь я чувствую, я знаю, я должен… присматривать за парнем. Думаю, это было ее последним желанием.

– Понимаю. Я видел знак. Она вас своей жизнью теперь связала.

– Ты видел?..

Аркон кивнул:

– Не знаю, откуда девочка знала руны. Во всяком случае, не от матери: в Церрукане за меньшее на дыбу отправляют.

– А ты откуда руны знаешь?

– Урман кое‑что показал, пусть вино не иссякает в его кубке у престола богов. Он использовал руны в сочетании с амулетами. Говорил, работает против нечисти, ну, вроде оберегов. Но сам я никогда не пробовал. Да и амулеты только у Урмана были. Сильные амулеты! Помнишь, тогда в пустыне во время бури, когда демон утащил Софуса, а потом обратно вдруг повернул? Думаю, без Урмана нас бы всех сожрали.

У Кая на этот счет были сомнения, но он оставил их при себе.

– Ты только в Церрукане про руны – молчок! – продолжал Аркон. – А то за колдуна сочтут, а тогда расправа у них короткая. Кстати, а тебя кто научил рунам?

– Да так, попалась в руки одна книжка… – в общем, это даже не было ложью.

– Так ты умеешь читать? – выпучился на него Аркон.

– Да. Меня господин научил.

– Золотых дел мастер? Верно, хороший господин был. Я вот читать не умею. А что с ним сталось, с Мастером Аром? Его тоже в плен взяли или?..

– На втором корабле я его, во всяком случае, не видел, – врать Кай не любил, но часто в этом не было необходимости. Все зависело от того, как преподнести правду.

– Ясно. Это, может, и к лучшему. Второй корабль ушел вглубь пустыни. Думаю, там рабы и товары для самих гайенов. Если слухи о том, как псы со своими рабами обращаются, правда, то лучше сразу горло под нож подставить.

– Выходит, нам повезло?

– Не знаю, – честно ответил Аркон. – Но надежда какая‑никакая есть. Спасибо тебе.

– За что? – удивился Кай.

– За то, что не дал мне тогда упасть.

Кай не мог найти что на это сказать. К счастью, от этой необходимости его избавили гайены, начавшие обносить пленников дневной порцией воды. Поесть им дадут только вечером.

 

В ту последнюю мирную ночь в караване, когда Аркон пел песню о потерявших корону, Мастер Ар призвал слугу к себе. Не закончив разговора с Токе, Кай отправился на зов. Мастер поджидал его в пустыне за лагерем. Стоявший на посту Карым не обратил на проходившего мимо никакого внимания, но Кая это не удивило: волшебник был способен на много большее.

– Ты звал меня, херре, – возвестил слуга о своем прибытии.

Маг сразу же перешел к делу:

– Мои планы меняются. Я покидаю караван. Неотложные дела ждут меня в другом месте.

Кай молча слушал, не выказывая удивления и ни о чем не спрашивая: Мастер приучил его не задавать лишних вопросов.

– Тебе надо попасть в Церрукан, – продолжал волшебник. – Держись каравана, это проще всего. В городе… – Мастер Ар замолчал, подняв лицо к звездному небу и будто высматривая там что‑то. Наконец он повернулся и посмотрел Каю в глаза, – в городе ты найдешь деревянный меч и человека по имени Огонь. Ты должен научиться всему, что знает он сам. Огонь… будет в Минере. Вопросы?

– Где находится эта Минера?

– В городе любой укажет. Еще вопросы?

– Когда я все исполню, как я найду тебя, херр Мастер?

– Я сам тебя найду. В случае крайней нужды – позови меня. Все ясно?

– Последний вопрос, херре: когда ты уйдешь и как я объясню твое исчезновение?

– Это два вопроса, – усмехнулся Мастер Ар, и его усмешка была холоднее льда. – Завтра на караван нападут. В суматохе я скроюсь, никто этого не заметит. Ты будешь прикрывать меня от гайенов. Потом – поступай как знаешь, но помни: твоя цель – Церрукан.

Внутри у Кая все похолодело, но голос его звучал бесстрастно:

– Мы предупредим Урмана о нападении?

– Это уже третий вопрос. К тому же глупый. Никогда не спрашивай, если сам знаешь ответ. Надеюсь, тебе не надо говорить, что о содержании этого разговора никто не должен знать? Свободен.

Возвращаясь в лагерь, Кай не видел, где он шел. То, что рассказывал Мастер Ар в первый вечер у костра, не было абсолютной ложью. Его слуга хорошо помнил, как выглядело то, что осталось от заставского каравана, когда они наткнулись на него в пустыне. Сгоревшие остовы повозок, бурый от крови песок, трупы животных, тела людей – некоторые с синими лицами, потому что из них выкачали всю кровь… По следам на песке Кай тогда читал картину происшедшего так же ясно, как Мастер – по открытым его внутреннему взору следам боли, отчаяния, страха и ярости.

Парень содрогнулся, представив раскинувшегося в голубой пыли Токе с лицом цвета этой пыли… «Проклятие! И чем я могу помочь?!» В тот вечер он старался гнать от себя мысль о том, что повелитель мог нарочно навести гайенов на след каравана: просто для того, чтобы его исчезновение не вызвало вопросов, чтобы некому было рассказать о нем в Церрукане… Быть рядом с Токе и его отцом, говорить с ними было невыносимо. Каю казалось, будто он смотрит на мертвецов. Лучше бы там, у реки, караванщики послушали Маджара и прогнали их с Мастером в пустыню. Возможно, тогда людям не угрожала бы опасность…

 

Отгоняя воспоминания, он посмотрел на связанного, покрытого своей и чужой кровью Токе. Тот по‑прежнему избегал его взгляда. «Возможно, парень о чем‑то догадывается и считает меня предателем? Нет, навряд ли. Скорее, просто трусом…»

Еще несколько дней назад он был бы этому рад. Токе нравился ему. Но что было хуже того, Кай чувствовал, как против его собственной воли крепли между ними узы привязанности; узы, возникшие так быстро и так неожиданно для не‑человека, которому заказано было сходиться с людьми. Один взгляд, одно слово – и было уже поздно. То, что казалось игрой, в шутку данное обещание, вдруг связало его с чужой судьбой так же крепко, как кровная клятва. Но у Кая было свое предназначение. Останься он рядом с Токе, и мальчишка поневоле будет вовлечен в события, участия в которых меньше всего можно было бы пожелать другу. Брось он Токе сейчас, когда паренек так нуждается в поддержке, – и это будет настоящим предательством. Не только по отношению к товарищу, к мертвой девушке, но и к чему‑то в самом себе…

«Хотя что от меня осталось? Клык назвал пленников „обесчещенными“. Тогда что говорить обо мне, рабе от рождения, у которого никогда и не было чести? Который никогда не принадлежал самому себе? И все же… Мастер сказал: „Поступай, как знаешь“. Эти слова в какой‑то мере развязывают мне руки…»

Но Кай никак не мог решить, как распорядиться этой малой толикой выпавшей ему свободы. Вертевшиеся в голове мысли лишили его сна. Он долго сидел, глядя на мерцающие огоньки звезд там, где их не закрывало полотнище паруса. Наконец, приняв решение, пленник сомкнул усталые веки. Он чувствовал, что эта ночь будет короткой.

 

 

Часть 3

ДЕРЕВЯННЫЙ МЕЧ

 

ГЛАВА 1,