Встреча с интересным собеседником

 

…Бонн, три часа утра. Легкая машина недорогой марки осторожно катит по улицам спящего города и вскоре выбирается на загородное шоссе. Тут водитель словно забывает об осторожности, автомобиль прибавляет скорость, немедленно раздается вой полицейских сирен, три длинноносые машины с маячками зажимают маленький автомобиль, вынуждают остановиться, водителя заставляют выйти на дорогу и грубо обыскивают.

– Тонко было сделано, – рассказывает мне Юлиан Семенович. – Когда ездишь в одной и той же машине – а у меня такая большая машина была, в которую в случае чего можно и картины, например, погрузить… – к ней привыкнешь, руки и ноги работают автоматически, в заданном, так сказать, режиме, об этом не думаешь. Теперь представьте себе следующую цепочку событий. Перед самым аукционом тебе устраивают автомобильную аварию. Повреждения самые небольшие – слегка помят багажник, разбиты фонари. Но ездить на такой машине нельзя, надо сдавать в ремонт. По условиям страховки на время ремонта мне полагается машина поменьше, полегче. Вот я в эту легкую машину‑то сел, на педаль нажимаю так же, а несется автомобиль быстрее – чуть‑чуть быстрее. Всего лишь на несколько километров в час. А в итоге меня лишают водительских прав. На ближайший аукцион я не попадаю. И вообще – теряю мобильность, возможность в течение очень короткого времени оказаться в любой точке Европы, где проходят важные аукционы…

Однако кому мог стать поперек горла человек, не занимающийся никакой недозволенной деятельностью? И при чем здесь «Сотби» – крупнейший организатор аукционов, на которых продаются скульптуры, древние ковры, картины, гобелены, старинное оружие?…

Есть за рубежом такая общественная организация – «Комитет за честное отношение к русскому искусству, которое оказалось на Западе». В руководство комитета входят известные зарубежные деятели культуры – такие, например, как Джеймс Олдридж, Жорж Сименон…

Юлиан Семенов – один из самых активных его членов и руководителей.

– Я начал мотаться по странам Запада, – продолжает он. – То в Голландию, где Ментена судили, убийцу наших людей, который эшелонами вывозил картины из Советского Союза. То в Швейцарию, где неизвестные замучили вдову художника Василия Кандинского. Затем в Австрию, Испанию, Англию… И вот когда на Родину стали возвращаться то картина Коровина, то рисунок Репина, то книга, напечатанная самим Иваном Федоровым, то первое издание (подписное) Александра Сергеевича Пушкина, я ощутил активное противодействие. Причина тут одна. Я не хочу ничего упрощать, но купить произведение искусства на Западе означает прежде всего выгодно поместить капитал. Памятники культуры, достояние всего человечества постепенно оседают в частных коллекциях.

– Но как Вы можете помешать этому – хотя бы в отношении русских картин, книг, похищенных нацистами?

– Культурные ценности из нашей страны вывозились так называемым «штабом Розенберга». Самое ценное шло в личный музей фюрера в Линце. Из того, что оставалось, Геринг отбирал себе коллекцию. Если на картине, выставленной для продажи, я увижу номер штаба Розенберга, я заявлю, что продается украденная вещь. За владельцем потянутся нити к бывшим нацистам. Раскрутив клубок, можно будет доказать, что картина была похищена в нашей стране, и добиться ее возврата.

– Значит, Вы, автор политических детективов, ведете жизнь… детектива?

– А как иначе можно писать детективы? Да еще политические? У читателя неизбежно возникает вопрос о компетентности автора. Я не поклонник Агаты Кристи, не поклонник этакой геометрии ее детектива. И писать про шпиона, который обманывает, а потом его ловят, мне неинтересно. В таком детективе «нет автора», нет человеческой и гражданской позиции. А когда я рассказываю о своих поисках Янтарной комнаты в книге «Лицом к лицу» (на телевидении у Юрия Сенкевича готова передача об этих поисках), то это, с одной стороны, политический детектив, с другой – памфлет, с третьей – записки путешественника…

– Скоро выходит Ваш пятитомник. Неужели все, что Вы пишете, основано на личном опыте? К примеру, «ТАСС уполномочен заявить…»

– Я, конечно, не работал в КГБ. Грузчиком, например, был, стажером МУРа был, а чекистом не приходилось. Но, между прочим, «ТАСС…» начался с одного моего чисто журналистского материала «Кому на пользу?» Об американском шпионе, агенте ЦРУ, арестованном в Москве. И о том, что ЦРУ использовало в нашей стране яды. В роман этот случай вошел эпизодом. Но факт, сами понимаете, беспрецедентный. За этим конкретным фактом, за документами я увидел возможность создания нового мира. Ведь рождение книги – рождение нового мира. Я, кстати, люблю документы, часто использую, но и побаиваюсь их. Когда неукоснительно следуешь документу, перестаешь быть хозяином материала. А надо рождать мир.

– То есть делать обычную писательскую работу – придумывать…

– Одной выдумкой никого не увлечешь. Сейчас не то время. Инженер Зотов, Пол Дик – их, естественно, не было в той истории, о которой рассказал материал «Кому на пользу?». Этих людей я должен был придумать, но придумать с достоверностью натурного портрета. Для этого надо проинформировать читателя о них – точно и глубоко. А чтобы самому иметь такую информацию, необходимо ездить по миру. Выискивать следы картин, украденных у нас во время войны. Добиваться разрешения вывезти их на Родину. То есть нарабатывать личный опыт такого рода деятельности. Кстати говоря, совсем недавно удалось напасть на след одной коллекции русской живописи – совершенно уникальной. Где находится коллекция – пока секрет. Мы, естественно, делаем все, чтобы добром и миром, по тамошнему, разумеется, закону, вернуть в нашу страну эту коллекцию, где есть Сверчков, Куинджи, Шишкин, Левитан, Малявин, Айвазовский… Если об этом потом написать, получится политический детектив…

– Читатели ждут продолжение рассказа о полковнике Исаеве. Будет ли оно?

– В романе «Экспансия». У меня очень много материалов по ОСС – Отделу стратегических служб США, который был создан Рузвельтом для борьбы с гитлеризмом. Иногда мне приходится слышать: сначала был ОСС, потом ЦРУ. Так вот это ошибка: ЦРУ стало качественно новой организацией. То, что было при Рузвельте и после него, отличается принципиально. Когда пришел Трумэн, а с ним открытая антисоветчина, слепота, низкий уровень интеллекта, ОСС просто разогнали. Был невероятно интересный заговор братьев Даллесов против «дикого Билла», генерала Донована, директора ОСС…

– А что будет делать во всем этом полковник Исаев?

– Деятельность «полковника Исаева» как разведчика прекратилась девятого мая сорок пятого года… Его одиссея послевоенных лет – это путь на Родину… Он окажется в Испании и в Латинской Америке. Зачем?.. В сорок пятом – сорок шестом годах в Аргентине пытались создать атомную бомбу. «Атомную бомбу Перрона». Материал об этом мне помогли собрать местные ученые и журналисты. После войны в Аргентине было четыреста пятьдесят тысяч немцев из рейха. Восемьдесят пять тысяч – члены НСДАП. Там был Скорцени, там были, я считаю, Борман, Мюллер. Представляете себе, что бы произошло, окажись разработки успешными? Ведь Аргентина входит в десятку крупнейших стран мира. Атомная бомба на юге Латинской Америки!.. Но сюжет рассказывать не буду, а то неинтересно будет самому писать.

 

* * *

 

23 апреля 1987 года

«За автомобильно‑дорожные кадры»

 

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

 

«В чем смысл жизни?» – пришла на сцену актового зала МАДИ записка. В зале засмеялись.

– Вы думаете, я знаю? – усмехнулся писатель Юлиан Семенов…

 

– Если честно, то у меня трясутся поджилки, – сказала я инженеру Саше Неретину, вместе с которым мы стояли у дверей в прихожей квартиры писателя.

– Раздевайтесь, проходите, – уже повторно пригласил нас человек, открывший дверь.

Мы перестали уважительно жаться к дверям, хотя чувство соприкосновения с другим миром и какого‑то тайного благоговения перед обиталищем писателя, книги которого и фильмы знали с детства, нас не покидало. И тут он вышел – Юлиан Семенов, – хромающий и подкашливающий, в свитере и джинсах.

– Здравствуйте, – сказал он, протягивая теплую крепкую руку, которую мы по очереди осторожно пожали.

– Вы извините, ребята, я сегодня совсем больной. Сейчас я буду готов, проходите. В кожанке‑то у вас можно появиться?

– Конечно, – сказали мы и прошли в комнату. Стены были увешаны картинами.

– Это дочь писателя, Даша, художница, – пояснил встретивший нас бородатый человек.

Даша вошла – приветливая, доброглазая – поздоровалась, как отец, за руку, и мы почувствовали себя совсем легко и спокойно…

– Буду читать вам Ленина, – сказал писатель в машине, – не то чтобы упрямо, а тоном, отметающим возможные вопросы. Впрочем, вопросов и не было.

С этого и начался разговор в зале.

 

Информация к размышлению: Юлиан Семенович Семенов.

Он родился в 1931 году и видел войну. Он убегал на фронт; вместе с отцом, полковником Красной армии, вошел в поверженный и освобожденный Берлин. Работал стажером‑оперуполномоченным в МУРе. После окончания Института востоковедения в качестве журналиста побывал на стройках Сибири, у таежных геологов и дальневосточных рыбаков, на Северном полюсе. Специальным корреспондентом «Правды», «Литературной газеты» и «Огонька» он едет к партизанам Лаоса и в сражающийся Вьетнам, в Чили накануне переворота, франкистскую Испанию и освобожденную от режима Салазара Португалию. Антифашистская, антивоенная направленность становится главенствующей в его книгах. Он встречается с «бывшими»: Карлом Вольфом, Отто Скорцени, Альбертом Шпеером, разыскивает нацистских преступников Рауфа Вальтера и Федерико Швендта, – в поисках украденных гитлеровцами из советских музеев произведений искусства вместе с ним участвуют Эдуард фон Фальц‑Фейн и Георг Штайн, ему помогают Жорж Сименон и Джеймс Олдридж, перуанский антифашист Сезар Угарте и ученый из ГДР Пауль Колер.

В последние годы «Правда», «Неделя», «Огонек» и «Собеседник» печатают его репортажи из борющегося Афганистана и Никарагуа.

Политическая информация неотъемлема от его романов, становящихся в силу этого учебниками истории, учебниками антифашизма и мужества.

«…Такова уж природа профессии, – пишет Юлиан Семенов в романе «Пресс‑центр», – видимо, человек делается ее подданным, особенно если эта профессия стала счастьем, трагедией, судьбой».

 

МАДИ, актовый зал. 3 апреля 1987 года.

Первая записка была неприязненной: «Ваши произведения не вызывают глубоких, добрых мыслей, ничему не учат, не воспитывают молодежь».

Зал возмущенно зашумел.

– Отчего же, пусть у нас будет демократия… Только вот автор, к сожалению, не подписался.

Молодая женщина встала, громко подтвердила свое мнение. Студенты продолжали недовольно гудеть.

– Дайте же человеку высказаться, – сказал Семенов и вдруг предложил: – Ну хорошо, давайте проголосуем. Кто согласен с этим мнением, поднимите, пожалуйста, руки.

Зал затих.

– Ну а кто считает, что я все‑таки что‑то делаю?

Сотни рук поднялись высоко вверх.

– Спасибо. Вот на вас я и ориентируюсь.

 

– Мы грешим в своем изучении ленинского наследства, попросту скользим мимо некоторых вещей. И это особенно плохо сейчас, когда страна встала на путь новой экономической политики. Не надо бояться термина «НЭП», это ленинский термин. Еще тогда, в двадцать первом – двадцать втором годах, Ленин, как никто, чувствовал окостенение аппарата, бюрократию… От вас, студенчества, зависит очень многое. Вам предстоят огромные задачи, и вы должны быть подкованы. Я вспоминаю прекрасные слова Хрущева: «Вперед, к коммунизму – это значит назад, к Ленину».