Эволюция взглядов и представлений о государственном суверенитете

 

1. Рассмотрение процесса формирования и развития государственного суверенитета и его теории важно не только само по себе, в плане накопления о нем соответствующих знаний, но и в плане более глубокого и разностороннего изучения государственного суверенитета на современном этапе его эволюции, в настоящем и определения возможных тенденций его развития в будущем*(828). Нельзя не вспомнить при этом методологически выверенное и многократно подтвержденное в своей правоте самой жизнью ленинское положение о том, что "если рассматривать какое угодно общественное явление в процессе его развития, то в нем всегда окажутся остатки прошлого, основы настоящего и зачатки будущего"*(829).

В полной мере данное положение относится и к государственному суверенитету - его понятию, содержанию, формам его выражения и тенденциям развития. Не случайно поэтому в юридической литературе разных лет, посвященной исследованию государственного суверенитета, значительное внимание уделяется не только его основным чертам и особенностям, присущим ему в настоящем, но и истории становления и развития государственного суверенитета в прошлом*(830). При этом неизменно исходят из того, что прошлое помогает глубже понять настоящее и дает возможность хотя бы "краем глаза" заглянуть в будущее.

2. В отечественной и зарубежной юридической литературе нет единого подхода к рассмотрению процесса становления и развития государственного суверенитета и соответственно к анализу его теории.

Обращаясь к истории становления и развития государственного суверенитета и его теории, одни авторы предлагают, например, использовать при этом своего рода количественный, а точнее - временной критерий. Суть его в конечном счете сводится к "расчленению" всей истории развития рассматриваемого явления и отражающих его идеи на определенные временные отрезки и последовательному их изучению.

Такую позицию занимал, в частности, Л. Оппенгейм, который рассматривал понятие суверенитета, соответственно, сначала в XVI и XVII вв., со времени его появления и первоначального развития, затем - в отдельности, в XVIII и XIX вв. и, наконец, исследовал проблемы суверенитета в XX в.*(831) При этом автор исходил из того, что в современном ему мире, наряду с государствами, которые "в нормальном состоянии безоговорочно должны обладать независимостью и, следовательно, полным суверенитетом", существуют также полусуверенные государства. К этой группе Л. Оппенгейм относил "все государства, находящиеся под сюзеренитетом, или под протекторатом другого государства или же являющиеся государствами - членами так называемого федеративного государства". Все они, по мнению исследователя, "в отношении одной части государственных функций обладают верховной властью и независимостью, тогда как в отношении другой части этих функций они находятся под властью другого государства"*(832). В отличие от суверенных государств, делал вывод автор-международник, "полусуверенные государства, помимо всех прочих их особенностей, не могут быть полными, совершенными и нормальными субъектами международного права"*(833).

Аналогичную позицию в отношении целесообразности и оправданности использования временного ("количественного") критерия в процессе изучения истории становления и развития государственного суверенитета и отражающих его идей занимают и некоторые современные исследователи. Например, С. Грохальски считает, что, "для того, чтобы внести некоторую ясность в понимание термина, мы прежде всего должны выделить три этапа формирования понятия "суверенитет": предысторию (до XVI в.), историю (XVII - XIX вв.) и современность (XX в.)"*(834).

Несомненные достоинства и даже преимущества данного, временного или "количественного" подхода к решению рассматриваемого вопроса заключаются в его относительной простоте и широкой доступности. Уязвимость же данной позиции состоит в ее некотором механицизме.

Принимая во внимание данное обстоятельство, многие авторы, исследующие процесс становления и развития государственного суверенитета и его теории, предпочитают использование, в отличие от авторов - сторонников "количественного", временного подхода, своего рода качественного критерия. Смысл его заключается в том, что в процессе изучения изменений, происходящих в государственном суверенитете по мере его становления и развития в разных странах, за основу берутся не временные рамки, в пределах которых они происходят, а сами эти изменения - их объем, направленность и т.п. Последние выделяются и исследуются, как правило, вне зависимости и без указания на то, в какое время те или иные изменения в государственном суверенитете появляются и когда, в каких временных пределах они развиваются.

Типичной иллюстрацией такого подхода к изучению эволюции суверенитета и его теории, и в особенности - его понятия и содержания, является позиция французского исследователя М. Ориу. Он рассматривал эволюцию понятия суверенитета, безотносительно тех или иных дат и временных рамок, "привязывая" процесс развития суверенитета и его понятия лишь к наиболее важным, по разумению автора, изменениям, происходящим в самом суверенитете как явлении и соответственно в его понятии.

Понятие суверенитета, по мнению автора, в своем развитии проходит следующие три качественно отличающиеся друг от друга этапа - "фазиса". Первый "фазис" связан с тем, что в понятие суверенитета изначально "закладывается" свойство "potestas или сюзеренитета", выражающееся в том, что сюзерен - король обладает превосходством, "стоит над другими"*(835).

Второй этап - "фазис" заключается в отделении суверенитета от личности короля и переходе его "к государству или нации". Помимо всего прочего, считает М. Ориу, это приводит "к персонификации государства или нации".

Наконец, на третьем "фазисе" эволюции понятие суверенитета ассоциируется с постепенным превращением суверенитета в один из важнейших атрибутов государства, с преобразованием его в "суверенную волю персонифицированного государства"*(836).

3. Не вдаваясь в подробности рассмотрения данного, равно как и ранее изложенного, подхода к изучению процесса становления и развития государственного суверенитета и его теории, отметим лишь, что каждый из них имеет свои определенные преимущества и недостатки и что оптимальным вариантом при исследовании данной материи было бы максимальное использование позитивного потенциала каждого из этих подходов.

Методологически важным при этом представляется рассмотрение эволюции государственного суверенитета и соответствующих ему идей не только во временном изменении, но и в социально-политическом, юридическом и иных срезах, под углом зрения основных направлений становления и развития государственного суверенитета в целом и его отдельных сторон.

Среди таких направлений можно выделить следующие.

Во-первых, эволюционное развитие сферы "приложения" и предмета "воздействия" со стороны суверенитета.

Будучи впервые введенным в политическую науку Ж. Боденом в XVI в. как "суверенитет, данный государю" для "осуществления суверенной властью справедливого управления многими семьями и тем, что находится в их общем владении"*(837), он, по мере развития общества и государства, постепенно эволюционировал сначала в сторону отделения от главы государства и перехода к самому государству, а затем был распространен на высшие государственные органы (например, на парламент Великобритании в конце XIX - начале XX в.), на общество, точнее - народ (народный суверенитет).

В настоящее время, как справедливо отмечается в научной литературе, понятием и термином "суверенитет" нередко пользуются для обозначения весьма широкого круга явлений, желая подчеркнуть тем самым их значимость, относительную самостоятельность и самодостаточность. Например, нередко термин "суверенитет" употребляется в отношении отдельных классов (суверенитет класса), права (суверенитет права) и других явлений, институтов и учреждений*(838).

Однако несмотря на расхожесть термина "суверенитет" и его весьма широкое, иногда выходящее за рамки сложившегося о нем представления, применение, наиболее значимыми в настоящее время остаются, как и прежде, в XVIII-XX вв., наряду с "государственным суверенитетом", "народный суверенитет" и "национальный суверенитет".

Зародившись в условиях кризиса феодализма, в XVI-XVII вв.*(839), "народный суверенитет", в современном его понимании как "верховенство народа" в решении коренных вопросов организации своей жизни - общественного и государственного строя, основных направлений развития внутренней и внешней политики, экономических установлений и осуществления "полного контроля за деятельностью государственных органов и всего государства"*(840) - достиг своего расцвета в XVIII в., накануне французской революции.

Создатель классической теории народного суверенитета Жан Жак Руссо писал по этому поводу в своем знаменитом произведении "Об общественном договоре, или принципы политического права" (1762), что "каждый из нас передает в общее достояние и ставит под высшее руководство общей воли свою личность и все свои силы, и в результате для нас всех вместе каждый член превращается в нераздельную часть целого"*(841), которое "некогда именовалось Гражданскою общиною, ныне же именуется Республикою, или Политическим организмом: его члены называют этот Политический организм Государством, когда он пассивен, Сувереном, когда он активен"*(842). Власть, "управляемая общей волей", резюмировал мыслитель, называется суверенитетом*(843).

Национальный суверенитет, понимаемый как полновластие нации, ее возможность и способность самостоятельно определять характер своей жизни, "осуществлять свое право на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства"*(844), широко развивался и использовался начиная с конца XVIII - начала XX в. и вплоть до настоящего времени. В отличие от народного и государственного суверенитетов, основным предметом его "приложения" и обслуживания является нация.

Национальный суверенитет, так же как и другие виды суверенитетов, не существует сам по себе, в изоляции от государственного и народного суверенитетов. Между ними есть тесная связь и прослеживается определенная субординация.

Широко распространенным и наиболее обоснованным при этом представляется мнение, согласно которому национальный и народный суверенитеты лежат в основе государственного суверенитета. "Над законодательной, исполнительной и судебной властью, - писал по этому поводу еще в начале XX в. Ж. Ренар, - стоит народный суверенитет. Он определяет соотношение властей; власти законодательной, как более непосредственно вытекающей из него самого, он подчиняет власть исполнительную; он дает судебной власти независимость, без которой она не могла бы достойным образом исполнять свою роль в государстве"*(845).

Положение об основополагающей роли и значимости народного и национального суверенитетов по отношению к государственному суверенитету находит свое отражение и закрепление в конституциях ряда современных государств. Так, например, Конституция Греции провозглашает, что "фундаментом государственного строя является народный суверенитет" и что вся власть в стране "исходит от народа, существует для народа и нации и осуществляется путем, определяемым Конституцией"*(846).

Конституция Австрийской Республики гласит, что "Австрия является демократической республикой" и что "ее право исходит от народа"*(847). Конституция Испании декларирует, отдавая должное "испанской нации", которая "использует свое суверенное право" во благо всего испанского общества и государства, что "носителем национального суверенитета является испанский народ, источник государственной власти"*(848).

Аналогичные положения, прямо или косвенно закрепляющие приоритет народного и национального суверенитетов перед государственным, содержатся также в конституциях многих других стран.

Исторически появившись раньше, чем народный и национальный суверенитеты, государственный суверенитет, как показывает опыт разных стран, на протяжении всего многовекового периода своего существования и развития органически сочетался и дополнялся этими видами суверенитетов*(849).

В свете сказанного весьма надуманными, не имеющими под собой никакой исторической или современной фактической основы представляются утверждения некоторых авторов о том, что в условиях глобализации государственный суверенитет "противостоит" народному суверенитету*(850).

В данном случае имеют место ничем не обоснованные попытки перенесения "местечковой", локальной ситуации, складывающейся в том или ином регионе мира (в частности, на Ближнем Востоке) или в отдельно взятой стране (например, в Израиле или Ираке), на весь мир и на все страны*(851).

Во-вторых, последовательное изменение представления о государственном суверенитете как о неком первоначально "абсолютном" явлении, трансформируемом затем, по мере развития общества и самого государства в относительно самостоятельное по своему характеру явление. Так, если один из родоначальников государственного суверенитета, Ж. Боден (XVI в.), исходил из признания, хотя и с некоторыми оговорками в отношении ограничения власти государей "законами Бога или природы", о необходимости существования абсолютного суверенитета, выражающегося в установлении "абсолютной власти государей и суверенных властителей", при которой они "не подчиняются повелениям других людей", а, наоборот, сами "могут давать законы поданным и отменять, лишать силы бесполезные законы, заменяя их другими"*(852), то уже в более поздний период исследователи государственного суверенитета отказываются признавать его абсолютный характер.

Эволюция взглядов и представлений о характере государственного суверенитета шла таким путем, что сначала взгляды "абсолютистов", которые рассматривали, по словам Г. Еллинека, даже принадлежность собственности "индивиду лишь постольку и до тех пор, пока государство ему это предоставляет", были вытеснены взглядами Руссо (XVIII в.), "перенесшего" практически беспредельную власть "абсолютного князя на неограниченную народную волю"*(853), а затем - повсеместно признанными представлениями о государственном суверенитете как об относительно самостоятельном, но, отнюдь, не абсолютном явлении.

Уже в конце XIX - начале XX в. мировая юридическая наука в лице таких ее видных представителей, как Г. Еллинек, вполне определенно и весьма весомо, со ссылкой на исторический опыт европейских стран и на многочисленные жизненные факты, заявляла, что "суверенитет есть не абсолютная, а историческая категория" и что история возникновения и развития понятия суверенитета "неопровержимо показывает, что государства, которые теперь считаются издавна суверенными, никогда не имели такого характера"*(854).

В более поздний период, примерно в середине XX в., другой видный представитель юридической науки - Г. Кельзен, развивая положение об относительном характере государственного суверенитета и даже отрицая его необходимость, писал, что абсолютный суверенитет одного государства с неизбежностью "исключает суверенитет любого другого государства"*(855).

В действительности абсолютный суверенитет - это некий миф, а не реальность, это доведенное до своего логического конца - до абсурда - предположение о возможности существования в реальном, объективно и субъективно взаимосвязанном и взаимообусловленном мире, некоего, никем и нечем не ограниченного явления под названием "государственный суверенитет".

Понимая практическую невозможность установления абсолютного государственного суверенитета, уже с самого начала его родоначальник Ж. Боден и другие сторонники абсолютного суверенитета непременно оговаривались о том, что существуют определенные пределы его практического осуществления. "Абсолютная власть государей и суверенных властителей, - пояснял Ж. Боден, - никоим образом не распространяется на законы Бога и природы"*(856). Последние являются тем пределом, до которого, согласно воззрениям Ж. Бодена, может простираться абсолютный суверенитет.

В дальнейшем, по мере развития теории суверенитета вообще и государственного суверенитета в частности, рамки осуществления данного явления еще более сужались. В теоретическом и практическом плане суверенитет все больше эволюционировал от абсолютного суверенитета (хотя и в номинальном виде) к относительному, от связанного объективными "законами Бога и природы" до ограниченного субъективными факторами.

Среди последних, устанавливающих общие рамки осуществления суверенитета, в разное время назывались самые различные факторы. Для Руссо, например, это были рамки, устанавливаемые Общественным договором, статьи которого "определены самой природой акта так, что малейшее видоизменение этих статей лишило бы их действенности и полезности"*(857).

Для Ж. Ренара это были "известные границы" в виде "известных прав личности", которые "должен был сам наметить для себя народный суверенитет" и в пределах которых он должен был осуществляться. Не должен ли народный суверенитет, вопрошал в связи с этим автор, "признать за личностью известные права, нарушение которых он ни в каком случае не признает для себя возможным? Не должен ли он выделить личности известную неприкосновенную область, у порога которой кончается его всемогущество?"*(858).

Наряду с названными факторами, выступающими в качестве своеобразного ограничителя государственной власти и государственного суверенитета, в научной литературе выделяются и другие факторы. В их числе Г. Кельзен выделяет, например, "национальный правовой порядок", в рамках которого действует суверенное государство и выше которого в пределах границ той или иной страны не может быть никакого другого порядка*(859). Л. Дюги рассматривает в качестве своеобразного суверенитета фактически сложившийся в том или ином обществе порядок*(860). Г. Еллинек и многие другие исследователи государственного суверенитета*(861) апеллируют при рассмотрении вопроса о факторах, выступающих в качестве его ограничителя, к действующему праву.

Издавая закон, рассуждал по этому поводу Г. Еллинек, "государство юридически связывает его нормами не только индивидов, но и свою собственную деятельность. Законом оно обязывает и тех лиц, которые служат его органами, сообразовывать их волю с велениями закона. Но так как воля органа есть воля государства, то государство, обязывая свои органы, связывает само себя"*(862).

Несмотря на то что в юридической литературе по поводу "связанности" суверенного государства правом - его реальности и допустимости, издавна ведутся бесконечные споры*(863), тем не менее право рассматривается наряду с другими факторами как средство, ограждающее общество от возможного произвола государства и законодательно закрепляющее относительный характер суверенитета государства.

Развивая идеи правового самоограничения государства и правовой связанности государственного суверенитета, современные исследователи данной материи, помимо всего прочего, исходят из того, что сам рассматриваемый процесс, как и всякое иное явление, должен иметь свои пределы. Действующее законодательство, отмечается в связи с этим в научной литературе, "может настолько ограничивать, связывать государственный суверенитет, насколько оно не противоречит Основному Закону страны"*(864). Кроме того, при рассмотрении вопроса о самоограничении государства и, соответственно, государственного суверенитета особое внимание обращается на то обстоятельство, что "в социальном аспекте государственный суверенитет изначально самоограничен интересами сохранения общества и признаваемой в нем автономией личности"*(865).

В-третьих, эволюционное развитие суверенитета как изначально политического явления и соответствующей ему категории в направлении постепенного ее превращения в правовую, а точнее - в политико-правовую категорию.

Рассматривая суверенитет под углом зрения особенностей его возникновения и развития, Г. Еллинек не без оснований констатировал, что "суверенитет по своему историческому происхождению есть представление политическое, лишь впоследствии превратившееся в правовое". Не мыслители, чуждые жизни, замечал автор, "открыли его в своих ученых кабинетах, - его создали те великие силы, борьба которых составила содержание ряда столетий"*(866).

Такими силами, оспаривавшими в период Средневековья самостоятельность национального государства, были: а) церковь, стремившаяся навязать государству, по выражению Г. Еллинека, "чисто служебное по отношению к ней положение"; б) римская империя, а позднее ее остатки, признававшие за отдельно взятыми государствами лишь статус провинций; и в) "крупные ленные владельцы и корпорации", осознававшие себя "самодовлеющими силами рядом с государством"*(867).

Зародившись как политическое средство защиты верховенства и независимости королевской власти (суверена), олицетворяющей собой верховенство и независимость национального государства, суверенитет по мере развития общества и государства постепенно превращался и в правовое средство.

Эволюция суверенитета как политического феномена на пути его медленного, но поступательного движения и постепенного превращения в правовое средство, которое, по словам ранних исследователей данного процесса, не проявляло себя сколько-нибудь зримо "на протяжении целых эпох"*(868), складывалась таким образом, что изначально суверенитет мыслился как исключительно надправовая категория. По мнению Л. Оппенгейма, интерпретировавшего теорию суверенитета, разработанную Ж. Боденом и разделявшуюся позднее многими другими авторами, ее создатель исходил из того, что "никакая конституция не может ограничить суверенитет, который является атрибутом короля в монархии и народа в демократии. Суверен стоит выше позитивного права. Договор обязывает суверена только в силу естественного права, предписывающего, что договоры должны иметь обязательную силу"*(869).

По мере накопления исторического опыта использования национальными государствами суверенитета как политического средства, а также в силу происходивших в странах Западной Европы в период позднего средневековья буржуазно-демократических перемен суверенитет постепенно эволюционизировал из надправового политического феномена в правовой, а точнее - в политико-правовой феномен.

Апофеозом этой эволюции стало ограничение суверенитета конституционным правом, установление конституционных рамок его осуществления и соответственно его конституционно-правовое закрепление.

В-четвертых, эволюция представлений о суверенитете вообще и государственном суверенитете в частности, с точки зрения его делимости или неделимости, отчуждаемости или неотчуждаемости.

Вопрос о возможности и допустимости дробления и отчуждения суверенитета изначально был и остается до сих пор весьма спорным и нерешенным.

Так, если Ж. Боден исходил из возможности и допустимости свободной передачи суверенитета "без каких-либо условий" "какому-нибудь лицу с тем, чтобы оно по своему усмотрению распоряжалось имуществом государства, лицами и всем государством, а затем передавало все это, кому захочет совершенно так же, как собственник может без всяких условий отдать свое имущество"*(870), то примерно два столетия спустя Руссо развивал уже совсем иные идеи и разделял диаметрально противоположные взгляды.

В отношении вопроса об отчуждаемости суверенитета он утверждал, что "суверенитет, который есть только осуществление общей воли, не может никогда отчуждаться и что суверен, который есть не что иное, как коллективное существо, может быть представляем только самим собою. Передаваться может власть, но никак не воля"*(871).

И далее - в отношении вопроса о делимости или неделимости суверенитета: "В силу той же причины, по которой суверенитет неотчуждаем, он неделим, ибо воля либо является общею, либо ею не является; она являет собою волю народа как целого, либо - только одной его части"*(872). В первом случае, отмечал мыслитель, "эта провозглашенная воля есть акт суверенитета и создает закон. Во втором случае - это лишь частная воля или акт магистратуры; это, самое большее, - декрет"*(873).

Разноречивость взглядов и представлений о характере суверенитета в плане его делимости - неделимости, отчуждаемости - неотчуждаемости была свойственна не только ранним стадиям становления и развития суверенитета и его теории, но и всем последующим этапам их эволюции.

Особенность последних заключается отнюдь не в том, что на этих этапах по сравнению с более ранними стадиями эволюции суверенитета и его теории стало меньше споров и нерешенных проблем, касающихся характера суверенитета. Особенность их в том, что: а) появилась новая, отражающая изменившиеся условия жизни общества и деятельности государства, аргументация различных позиций авторов; б) в отношении вопросов о делимости и отчуждаемости суверенитета был выработан свой подход, связанный, в частности, с так называемой "единораздельностью" суверенитета, предполагающей наличие в государственном механизме различных по видам деятельности, но одинаково верховных по своему характеру ветвей власти*(874), и в) отдельными авторами была предложена новая классификация форм суверенитета в зависимости от непосредственной связи их с "тремя элементами государства: политическим корпусом, правительством и подданными"*(875). Это: "корпоративный суверенитет группы, тяготеющий над всеми членами государства, - как правящими, так и управляемыми"; "суверенитет господства или политический суверенитет, являющийся суверенитетом правительства над подданными"; "суверенитет подданства, означающий собой, что подданным принадлежит в силу их индивидуальных свобод, известная власть"*(876).

Кроме того, в связи с развитием процесса глобализации в современном мире, в отношении характера государственного суверенитета, так же как и в отношении необходимости его существования вообще, как такового, в зарубежной и отечественной литературе в отличие от последних столетий, стал целенаправленно вырабатываться и искусственно насаждаться определенный скептицизм.

Касаясь спорности и нерешенности вопросов о характере государственного суверенитета в процессе эволюции представлений о нем, по существу, необходимо заметить, что ключ к разрешению данной проблемы, фактически сводящейся к проблеме делимости - неделимости и отчуждаемости - неотчуждаемости суверенитета, лежит, по нашему мнению, не в плоскости одномерного или одностороннего восприятия суверенитета в виде некоего раз и навсегда данного, застывшего монолита, как это понимается нередко в научной литературе, а в плане выработки более гибкого многоуровневого и многостороннего к нему подхода.

Речь идет, в частности, о необходимости и важности рассмотрения государственного суверенитета в самых различных формах его существования и проявления и с самых различных его сторон: в статике и динамике, во взаимосвязи и взаимодействии с государственной властью, а также - с его формально-юридической и фактической сторон.

При таком дифференцированном, разностороннем подходе к рассмотрению государственного суверенитета вообще, и к определению его природы и характера в частности перед исследователем открываются гораздо большие возможности, чем при одномерном, "монолитном" подходе, для глубокого и всестороннего исследования данного феномена, в том числе для решения вопроса о его делимости - неделимости и отчуждаемости - неотчуждаемости.

Так, рассматривая государственный суверенитет под углом зрения его одномерности и "монолитности", мы a priori можем констатировать, что суверенитет един, неотчуждаем и неделим. Однако при этом неизбежно встанет ряд таких порожденных самой жизнью вопросов, на которые весьма трудно будет удовлетворительно ответить. Среди них, например, такие вопросы, которые касаются реально существующих государств с так называемым ограниченным суверенитетом или полусуверенитетом, государственных образований - субъектов федерации, зарождающихся государств на базе бывших колоний, доминионов и полуколоний и др.

Несколько по-иному обстоит дело, когда при рассмотрении проблем, касающихся природы и характера суверенитета, в том числе проблем делимости - неделимости, отчуждаемости - неотчуждаемости суверенитета, широко используется дифференцированный, разносторонний подход. В частности, когда суверенитет государства рассматривается не как одномерное, а как многомерное явление, и не только как формально-юридический, но и фактический, материализирующийся благодаря функционированию механизма государственной власти, феномен.

При таком подходе вполне очевидным становится, что вопрос о делимости и отчуждаемости государственного суверенитета может касаться лишь его фактической, материализированной в полномочиях преимущественно высших государственных органов, стороны, но, отнюдь, не формально-юридической стороны. Ограничение суверенитета одного государства или государственного образования в пользу другого (деление его) или же его частичное отчуждение в теоретическом и практическом плане означает не что иное, как ограничение его полномочий полновластия, практической способности выполнять данным государством свои функции свободно и независимо. При этом государство вовсе не утрачивает своего юридического верховенства, равно как и производного от него верховенства государственной власти над находящейся под его юрисдикцией территории.

В формально-юридическом смысле суверенитет государства не подвергается сомнению даже в случае его материализированного деления или отчуждения до тех пор, пока существует само государство. В юридическом плане суверенитет государства, выражающийся в его верховенстве и независимости, всегда един, неотчуждаем и неделим.

Временная утрата или ограничение материализованной части суверенитета вовсе не означают аналогичной утраты или ограничения и его "юридической части". Они лишь свидетельствуют о том, что суверенитет государства, равно как и производный от него суверенитет государственной власти, из реального явления временно превратился в сугубо формальное явление. При стечении благоприятных обстоятельств сохранившееся и юридически признанное за государством и его властью формальное верховенство и независимость, вполне вероятно, могут вновь наполниться соответствующим материальным содержанием и стать реальным верховенством и независимостью.

Утрата же государством наряду с материальной составляющей суверенитета и его юридической составляющей означает не что иное, как исчезновение государства с международно-правовой арены, его юридическую и фактическую смерть.

4. Наряду с названными направлениями развития государственного суверенитета и отражающими их представлениями в отечественной и зарубежной литературе указывается и на другие тесно связанные с ними направления.

В их числе следует назвать, например, такие направления, как эволюция социально-политических ценностей, интересов и отражающих их взглядов, лежащих в основе понятия и содержания государственного суверенитета; изменение представлений о месте и роли суверенитета в жизни общества и государства с момента его возникновения и последующего развития; эволюция взглядов на характер взаимосвязи и взаимодействия государственного суверенитета как признака государства с экономикой, политикой и правом; и др.