Эдит встречается с д-ром Юнгом

Эдит постоянно думала о Юнге, но то же самое делали мать и сестра Гарольда, хотя и по совершенно другой причине — в связи со Стэнли. Нэтти Маккормик остановилась в отеле "Плаза" с целью попросить Юнга отправиться в Санта-Барбару (штат Калифорния) и оценить состояние ее сына. Он страдал кататонической разновидностью dementia ргаесох и был настолько неуправляем, что начиная с 1906 г. его приходилось связывать постельными простынями. 8 октября 1912 г. Юнг написал Нэтти, что он сможет осмотреть Стэнли Маккормика в Калифорнии "в конце октября"11.
Получив эту информацию, Нэтти возвратилась в Чикаго и связалась со своей дочерью Анитой Маккормик Блэйн, находившейся в северной части штата Нью-Йорк. Не согласится ли она встретиться с Юнгом и обсудить с ним возможность лечения Стэнли? "В вопросе о том, стоит ли встретиться с Юнгом в связи с С, я разбираюсь не больше, чем ты", — сообщила Анита своей матери. "Тебе стоило бы посоветоваться с д-ром Фэвиллом (Favill) [основным врачом Стэнли]. Ничего другого я сделать не могу"12. Но спустя три дня Гарольд послал Аните телеграмму, в которой попросил ее встретиться с Юнгом. "Почему бы тебе не съездить в Нью-Йорк и не побеседовать с Юнгом. Ты в состоянии составить о нем свое первое впечатление, а он сможет поделиться с тобой своим опытом и идеями. Поверь мне, это не будет зряшной тратой времени"13. Но он думал не о Стэнли, а об Эдит. А Эдит, по-прежнему находившаяся в Элленви-ле, решила прервать свое затворничество и впервые за долгое время взяла инициативу в свои руки.
Она пригласила Юнга посетить семейную усадьбу Рокфеллеров в Покантико Хиллз с целью получить от него ряд предварительных консультаций. Неподтвержденная легенда гласит, что Эдит настаивала на том, чтобы Юнг переехал в Америку со своей семьей и стал ее личным врачом. Говорят, она предлагала купить дом для него и его семьи и обещала щедро оплачивать его услуги. Юнг отказался и вместо этого настаивал на том, чтобы Эдит приехала в Цюрих для прохождения у него длительного анализа. Она согласилась.
Возвратившись в начале ноября домой, Юнг направил в Америку Марию Мольцер для руководства предварительным анализом Эдит. Вероятно, Мольцер покинула Цюрих в декабре 1912 г. или в январе 1913 г. 2 февраля 1913 г. Зигмунд Фрейд написал Шандору Ференци: "Юнговское письмо [к Ференци] звучит слегка элегически; наверное, его Эгерия* (Советчица, вдохновительница — имя из римской мифологии, использующееся преимущественно в ироническом смысле — Прим. перев.) уже покинула его. Ей предстоит съездить в Америку и привезти в Цюрих дочку Рокфеллера"14. Фрейд, подозревавший о том, что Юнг имеет со своей ассистенткой сексуальную связь, не случайно назвал ее Эгерией — нимфой из римской мифологии, являвшейся любовницей и советчицей легендарного царя Нумы Помпилия и олицетворявшей силу, стоявшую за его троном.
Возможно, заключив договор с Эдит, Юнг пошел на компромисс. Мольцер была единственным абсолютно лояльным к нему аналитиком, свободно говорившим по-английски. В конце 1912 г. Юнг по-прежнему не был уверен в лояльности большинства из его окружения, включая и единственного американского аналитика, который мог бы лечить Эдит — нью-йоркского психоаналитика Беатрис Хинкль. Хотя в свое время Хинкль была единственным юнгианцем, практиковавшим в Америке, у нее была склонность к эклектизму. Кроме того, она была слишком независима. Мольцер могла служить куда лучшей приманкой для того, чтобы подцепить Эдит и держать ее на крючке до тех пор, пока ею не сможет заняться Юнг.
То ли благодаря лечебным источникам д-ра Фурда, то ли благодаря визиту д-ра Юнга или попытке психоанализа с Марией Мольцер, но к концу 1912 г. Эдит начала испытывать улучшение и предпринимать робкие шаги по возвращению в общественную жизнь Чикаго. В конце января 1913 г. она и Гарольд приложили немало сил для организации грандиозного " выездного" банкета по случаю ее задержки в Чикаго.

1913

В первую неделю февраля 1913 г. Эдит покинула Чикаго (вероятно вместе с Марией Мольцер) и вскоре прибыла в Нью-Йорк, где провела следующие несколько недель, занимаясь приготовлениями к своему путешествию в Швейцарию. Анализ у Мольцер оказался неудачным. Юнг был вынужден самолично забирать Эдит в Цюрих.
Ввиду этого нового поворота событий Эдит стала объектом пересуд между Зигмундом Фрейдом и его союзниками. "По их словам, Юнг снова на пять недель поехал в Америку для того, чтобы повидаться с этой дамой из рокфеллеровского семейства", — написал Фрейд в письме к Ференци 7 марта 1913 г. 15 В своем ответе Фе-ренци польстил Фрейду и оскорбил Юнга: "Я не пожелал бы Вам быть вызванным к Рокфеллерам, — написал он 9 марта. — Американцы этого просто еще не заслуживают"16.
После почти трех недель ежедневных аналитических сеансов с Юнгом, Эдит удостоилась такого же внимания еще и на борту их океанского лайнера. Прибыв в Швейцарию, Эдит, ее двое детей, учитель Фулера и гувернантка Мюриэль поселились вместе в комфортабельном отеле "Ваиг аи Lac". В этих апартаментах Эдит предстояло жить, работать, преподавать и заниматься психоанализом вплоть до осени 1921 г.
Как и в случае с Фанни Боудич, Юнг, скорее всего, всячески поощрял участие Эдит в учебных семинарах по психоанализу, проводившихся им осенью 1913г., так же как и в семинаре по истории религии, которым руководила профессор Ирена Хощер (Hausheer). Судя по всему, именно тогда Эдит впервые в жизни получила хоть сколько-нибудь формальные инструкции по данным вопросам. Поскольку она жаждала интеллектуальной стимуляции, эти занятия показались ей благоприятными для изменения ее прежней жизни в роли скучающей и страдающей агорафобией светской дамы из Чикаго.
В июне и июле Фулер, вместе со своим учителем и лучшим приятелем совершал путешествие по Италии. Он возвратился в Цюрих к концу июля и почувствовал себя очутившимся не в своей тарелке. "Дорогой дедушка", — написал он Джону Д. Рокфеллеру 10 августа 1913 г., — "это очень странное место. Этим летом здесь почти беспрерывно идет дождь и происходят какие-то непонятные природные явления.... В Цюрихе есть еще немало странных вещей, о которых лучше не вспоминать"*7. Из многих дошедших до нас писем ясно, что между Фулером и старым Рокфеллером была особо тесная связь, что не ускользнуло и от внимания Юнга. Он прекрасно знал, что Фулер был самым любимым рокфеллеровским внуком. Поэтому Юнг неизменно обращался с ним с особой добротой, что не могло не вызвать сильную ревность у его собственного сына Франца. Юнг настолько успешно производил постепенное "усыновление" Фулера, что тот со временем пришел к убеждению, что находится рядом с богом.
После окончания Второй мировой войны Фулер стал одним из лучших друзей Юнга. В интервью для Проекта по биографическим архивам К.Г. Юнга Фулер признался: "В юности он был для меня 'фигурой отца'... с особо сильным характером. По своему значению словосочетание 'фигура отца' является очень нечетким термином, ибо по желанию его можно заменить выражением 'фигура Бога'"18.
Однако в сентябре 1913 г., еще не так сильно привязавшись к Юнгу, Фулер отплыл в Америку. Ему суждено было встретиться с матерью и Юнгом лишь спустя два года.
8 конце октября в Цюрих прибыли Гарольд и Матильда. Гарольд надеялся, что пробудет там совсем недолго и Эдит возвратится вместе с ним. А Эдит уже более шести месяцев проходила анализ у Юнга. Ее родственники по обеим линиям регулярно слали ей послания с просьбами вернуться. Так что же заставило семью Гарольда задержаться в Европе на столь долгий срок?
На самом деле, все семейство было пристроено: Эдит ежедневно занималась с Юнгом; Мюриэль училась в "немецкой школе" и брала частные уроки; Матильда, страдавшая от частых простуд и боровшаяся за сохранение своего веса, вскоре оказалась в специализированном санатории "Schweizerhof Davos-Platz", занимавшемся физическим "восстановлением" и интеллектуальным развитием. "Это замечательно, быть вместе, — сказала Эдит в письме к Нэтти, — и я очень высоко оцениваю эти дни"19.
По мере приближения Рождества, Гарольд осознавал, что в обозримом будущем ни о каком совместном отъезде речи быть не может. Первоначально он планировал забрать с собой Мюриэль, но потом отказался от этой затеи. Она была импульсивным и своенравным ребенком, которого было легко разозлить, а также вела непрерывную войну со своими родителями, учителями и гувернантками. Гарольд решил не разрушать сложившийся порядок и оставить ее в немецкой школе и со своей матерью.
9 декабря 1913 г. Гарольд поделился своими беспокойствами с матерью:
Конечно, с одной стороны я очень разочарован тем, что не вернусь к Рождеству. Но, безусловно, все было бы иначе, если бы здесь не было Эдит. Ее намерения по-прежнему не прояснились, но по ее настоянию я решил остаться тут на рождественские праздники.... Эдит хотела бы, чтобы я задержался здесь подольше, а сама она этой зимой, вероятно, не уедет__ Итак, я с легкостью позволил себя задержать. С другой стороны, она сказала: до Рождества и не дольше. То есть, это полностью ее план.
Я на денек заеду к семье Эдит и сообщу им.... Эдит продолжает испытывать улучшение, ей с каждым днем все лучше и лучше. Сегодня она ездила на поезде — полтора часа туда и полтора часа обратно — то есть путешествовала целых три часа. Поверь мне, это не так легко20.
Ни Эдит, ни Гарольд не знали о том, что 12 декабря (т.е. спустя всего лишь три дня после того, как Гарольд написал только что приведенное письмо) Юнг начал серию своих спусков в Землю мертвых, кульминацией которых явилось его самообожествление в качестве арийского Христа.
По возвращению в Штаты Гарольд спешно написал письмо к Джону Д. Рокфеллеру, в котором дал описание не только характерной для Юнга формы лечения своих пациентов посредством повышения их образованности, но и своих собственных благосклонных впечатлений о швейцарском докторе. На самом деле, Гарольд, судя по всему, имел достаточно мощный терапевтический опыт с Юнгом и после этого он стал абсолютно по-новому смотреть не только на свою жену, но и самого себя и свой брак. На первых порах при описании юнговских методов Гарольд во всех своих письмах использовал спиритические и мистические метафоры. Заверив Рокфеллера в том, что у Эдит были "вполне разумные" основания остаться в Цюрихе и что она выразила "определенную опечаленность тем, что ее работа требует от нее оставаться за границей", Гарольд произнес следующие замечательные слова:
В настоящий момент достаточно сказать, что сделанное ею приносит и еще принесет огромный прогресс, и что она не успокоится прежде, чем можно будет говорить о завершившемся лечении. Между прочим, кажется, что в ее случае это слово обозначает обычное мирское занятие, ибо это скорее изучение, нежели что-то связанное с медициной или гигиеной; ведь ее не просто потчуют усовершенствованиями, наоборот, чаще всего она сама дает себе психические рецепты.... Одним словом, Эдит становится более подлинной и честной по отношению к себе, она занята поисками (и я уверен, что они будут успешными) своего пути. Из этих слов будет составлен текст. Анализ будет вестись во многих направлениях.
В любом случае она находится в очень надежных и честных руках, ибо из всех когда-либо живших на свете людей не было никого, прекраснее д-ра Юнга. Он вызвал у Эдит сильнейшее восхищение и к настоящему моменту уже убедился в том, что ему еще никогда не доводилось иметь дело со столь упрямым пациентом. Сперва он сомневался в успехе и недоумевал по поводу того, что собственно ему следует искать. Но сейчас он понимает, что перед ним замечательная личность, способная захватить его полностью и подвигнуть на самые отчаянные усилия. Он понимает, что она заслуживает куда большего внимания!...
Я самым удивительнейшим образом провел там время. Это было вовсе не развлечение, наоборот, у меня это вызвало сильное утомление, а Эдит приходилось выносить далеко не только одного меня. Но ей известно, какое она получает (и еще получит) вознаграждение, ведь она видит свет, который явится к ней после прохождения этой весьма глубокой и непроницаемой тьмы.
Я знаю, что вы не будете выносить преждевременное решение о всем мною сказанном — возможно я отважился зайти слишком далеко — но пока что нет никакой особой тайны — просто ситуация уж очень необычна — мне просто-таки приходится ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это действительно происходит.
Эдит суждено сделать в этом мире массу прекрасных вещей, она это понимает, она знает это. Она просто обязана стать свидетелем того, как они осуществятся. Ей ниспослана свыше встреча с д-ром Юнгом, равно как и тот факт, что за ней и за ее решением стояла ее семья, благодаря чему она и обрела эту уверенность в
Отныне Эдит, подобно Фанни Боудич, Марии Мольцер и многим, многим другим до нее, была на пути, а присоединение к ней Гарольда и Фулера было лишь делом времени.

1914

На день рождения своего отца (2 мая) двенадцатилетняя Мюриэль послала Гарольду в качестве подарка лопатку для садоводства с надписью: "Моему дорогому папочке, с пожеланием ему счастливого дня рождения, от его нежной и любящей дочери Мюриэль". "Лопатка была просто прекрасна, — написал Гарольд 9 мая, — я храню ее на своем рабочем столе. Здорово, что ты обо мне подумала, и я расцениваю это как знак примирения, предложенного мне моей любимой маленькой дочерью"22.
Гарольд имел в виду проблемы, возникшие в их взаимоотношениях в связи с неустойчивым характером Мюриэль. В своем письме от 13 июля она сказала отцу, что у нее были ужасные "ссоры" с ее гувернанткой м-ль Бейли. Для исправления ситуации Эдит настаивала на том, чтобы ее дочь тоже прошла психоанализ. "Моя работа с мисс Мольцер протекает прекрасно", — сказала Мюриэль своему отцу в том же самом письме23.
Как мы знаем из случая с Фанни Боудич, Юнг впервые занялся практическим внедрением своей идеи о трансцендентном царстве предвечных образов (архетипов) в начале 1914 года. Его пациентки влюблялись не в него как мужчину, а в лежащее в его основе бого-подобие. Хотя духовные метафоры и интерес к оккультизму всегда привлекали к нему лишь пациентов весьма специфического типа, тем не менее, в начале 1914 г. он стал более открыто выражать свой взгляд на анализ как духовный путь. Теперь бессознательное стало не только вместилищем, но также и "более значительной личностью" или своего рода духовным стражем, оракулом, способным давать консультации и предсказывать будущее тем, кто изучил тайные техники юнговских методов. Отныне каждому предстояло осуществить свое духовное предназначение или судьбу. Но никто не верил в это так сильно, как Эдит.
Теперь она принялась обращать в новую веру всех и вся, кто только попадался ей на глаза. Слишком много лет она прожила в полной неопределенности, чувствуя себя слабой и больной жертвой обстоятельств. А нынче она обрела дар речи и стала играть роль пророчицы. Начала она со своего отца, страдавшего от затянувшейся и, в конце концов, имевшей фатальный конец болезни своей жены Лоры.
"Мы все должны обратить внимание на свои проблемы — это факт, — написала Эдит Джону Д. Рокфеллеру 25 июня 1914 г. в одном из своих характерных коротких писем. — И я считаю, что тебе удастся преодолеть наши нынешние затруднения и понять, что мы все должны выполнить наше более великое Предназначение. Великое Божество, стоящее на страже Духа, не может делать неверные вещи"24. С этого момента и до самого конца ее жизни таков был новый медиумический голос Эдит Рокфеллер-Маккормик.
Покидая свою семью, Гарольд имел намерение вернуться в Европу вместе с Фулером. Однако в качестве предполагаемой даты своего прибытия он избрал 1августа 1914 г. Начало войны вынудило Гарольда изменить свои планы. Фулер вернулся в Гротон. А Эдит, достигшая к этому времени огромного прогресса в своих занятиях и в лечении у Юнга, боялась покинуть свое убежище в нейтральной Швейцарии.
Предчувствуя худшее, Гарольд отправил курьера, который должен был доставить Эдит золото и доложить ему об условиях в Цюрихе. Он приложил письмо с настойчивой просьбой связаться с ним. Внезапная вспышка войны в Европе заставила Гарольда направить свое внимание также и на дела его компании. 29 августа 1914 г. генеральный менеджер компании Александр Легге выпустил конфиденциальный меморандум для менеджеров всех ее подразделений и глав департаментов, в котором настоятельно предупредил: "Очевидно, что единственная позиция, которой мы должны придерживаться, состоит в абсолютной нейтральности и надежде на то, что борьба вскоре прекратится. Нам следует понять, что эта война является международной не только по своему названию, но и по свой сути, что мы имеем имущественные интересы практически во всех странах, вовлеченных в конфликт, что среди наших работников, равно как и держателей акций, имеются представители всех наций, участвующих в войне"25. Война угрожала не только семье Гарольда, но и самому источнику его существования.
18 сентября он приплыл в Геную, махнув рукой на свой бизнес и на все опасности. Прибыв в Цюрих, он обнаружил, что Эдит больше не занимается анализом с Юнгом, а вместо этого прохо/шт интенсивную программу обучения с рядом частных преподавателей. "У Эдит все прекрасно, и, увидев ее, вы будете просто восхищены и поймете, что время ушло не напрасно", — написал Гарольд Рокфеллеру 3 октября. "Она занимается целыми днями... Она изучает астрономию, биологию и историю, а также музыку. Она больше не ходит на встречи с д-ром Юнгом. Я считаю ее физическое состояние прекрасным"26. У Мюриэль "все в порядке, хотя ей и трудно себя сдерживать". А своей матери Гарольд сообщил: "Война — очень печальная вещь. Вчера я ездил с двумя швейцарскими знакомыми к границе и почувствовал запах боя. Все швейцарские солдаты защищают границу своей страны"27. Юнгу вскоре предстояло оказаться в их числе.
Швейцария всем казалась островком спокойствия в бушующем океане, а единственным видимым признаком того, что что-то не так, было большое количество беженцев, столпившихся около железнодорожной станции на "Bahnofsplatz". 20 октября в одном из своих еженедельных писем к своей матери Гарольд послал ей следующее описание их жизни в Цюрихе:
Лицо [у Эдит] практически абсолютно ясное, шаг пружинящий, при ходьбе она свободно машет руками. Она замечает все вещи, одевается просто и с высоким художественным вкусом, соответствующим ее изобретательности. По утрам перед завтраком, а также после полудня мы обычно совершаем прогулки. А по вечерам мы рассаживаемся по разным местам в отеле или ходим на представления в кинотеатр... Матильда ежедневно ходит на лечение и к ноябрю может быть выписана... Все дни похожи друг на друга и военные новости поглощают все то внимание, которое направлено на внешний мир28.
О чем Гарольд не сказал ни своей матери, ни своему тестю, так это о том, что в настоящий момент он сам проходит анализ у Юнга. По истечении нескольких недель он принял решение остаться в Цюрихе с целью завершить свой собственный курс лечения и начал делать соответствующие приготовления. 28 октября ок сообщил своей матери очень нежеланную для нее (о чем он прекрасно знал) новость: "Я не знаю, когда мы отправимся назад. Я предлагаю остаться здесь до тех пор, пока она не будет готова — я не собираюсь подавать сигнал ложной тревоги, как это получилось в прошлом году"29.
Гарольд, по мере продвижения анализа, все больше попадал под действие юнговских чар. 28 ноября он написал своей матери: "Д-р Юнг постоянно растет в моих глазах. Когда-нибудь ты обязательно с ним познакомишься: я надеюсь, что он как-нибудь приедет в Америку для того, чтобы нанести нам визит. Он заинтересует тебя знанием множества глубоких вещей"30.
В рождественский вечер Ева, Гарольд, Эдит, Мюриэль и Матильда обменялись подарками и выразили в телеграммах свою любовь по отношению к Фулеру, проводившему время со своим дедом на Покантико Хиллз. Все радовались тому, что Эдит наконец выглядела счастливой, или, по крайней мере, такой счастливой, как никогда прежде. Жизнь за рубежом по-прежнему превращала все остальное во что-то нереальное и условное, ибо все знали, что в любой момент Эдит может изменить свою точку зрения и захотеть вернуться в Чикаго. Даже война казалась им нереальной.
Но уже через несколько месяцев иностранцам, плотно укрывшимся в Швейцарии, суждено было ощутить на себе психологическое действие войны, а К.Г.Юнгу предстояло явиться многим в облике единственного спасителя сошедшего с ума мира.

1915

Эдит больше не проходила анализ у Юнга, но ее вера в него была по-прежнему очень сильна. Сперва ей не нравились некоторые его распоряжения: например, она собственными руками должна была стоя на коленях мыть полы в своих многокомнатных апартаментах — по его замыслу это должно было помочь ей научиться скромности. Однако она прониклась его идеями и открыла новые измерения во взаимоотношениях с ним, благодаря чему вскоре стала чувствовать себя не столько его пациентом, сколько коллегой.
Хотя к настоящему моменту сама Эдит уже достаточно хорошо читала и весьма пристойно говорила по-немецки, она переживала, что Гарольду с трудом дается понимание юнговских сочинений. Она ведь хотела поделиться своим трансформационным опытом и со своим мужем, и со всеми теми, кого она оставила дома в Америке. Ради этого она делала щедрые денежные пожертвования для перевода его работ на английский язык. В 1916 г. в Нью-Йорке вышел в свет выполненный Беатрис Хинкль перевод Wandlungen (под названием Psychology of the Unconscious — "Психология бессознательного"), а в Лондоне были напечатаны "Избранные статьи по аналитической психологии" {Collected Papers on Analytical Psychology). В 1918 г. появился массивный том, в котором содержались работы Юнга по словесно-ассоциативному тесту в английском переводе М.Д.Эдера.
Рокфеллеровские деньги представили Юнга англоязычному миру и помогли ему получить ту всемирную славу, которой он пользуется и по сей день. В 1940-х годах Мэри Меллон и ее муж — финансист Пол Меллон — учредили фонды для перевода всех немецких работ Юнга и повторного перевода большинства его прежних английских публикаций31. Рокфеллеры, Маккормики и Меллоны были тремя богатейшими американскими семьями и сегодня мы можем лишь гадать о том, был бы Юнг столь популярен в наши дни, если бы ему не удалось привлечь к себе и обратить в свою mysteria женских представительниц этих родов. Без их финансовой поддержки его работы вполне могли бы остаться непереведенными с немецкого языка и, следовательно, недоступными для большей части мира.
Долгожданное бракосочетание Кира Маккормика (старшего брата Гарольда) было назначено на февраль 1915 г. Нэтти хотела, чтобы на нем присутствовала вся семья, включая Эдит, Гарольда и их детей. Однако, в середине января Эдит сообщила Гарольду, что она не сможет поехать. После некоторых сомнений Гарольд решил ехать без нее. Его визит был бы очень недолгим, если бы в то самое время, пока он был в Америке, не умерла Лора Рокфеллер — мать Эдит. Увидевшись со своим сыном и посетив своего скорбящего тестя на Покантико Хиллз, Гарольд 16 марта отправился из Нью-Йорка в Марсель.
В течение первых двух недель после его возвращения в Цюрих, там почти все время стояла холодная и дождливая погода. 14 апреля 1915 г. он написал своей матери, что Мюриэль готовится к окончанию своей немецкой школы и после этого поступит в закрытый пансион, находящийся за пределами Цюриха. "Благодаря этому она выберется из отеля, являющегося для нее очень скверным местом, а мы сможем проведывать ее по воскресеньям". Ниже он добавил:
Сегодня вечером к нам на ужин придут д-р и г-жа Юнг... За время моего отсутствия Эдит лишь однажды виделась с д-ром Юнгом: то было утром перед самым моим прибытием, когда они просматривали некоторые исправления, сделанные Эдит в английских вариантах ряда сочинений д-ра Юнга. Эдит становится лучше с каждым днем и сейчас она почти независима от его лечения. В настоящей момент у нее имеется практически полный контакт с миром, от которого в прежние времена она была столь далека. Она день за днем ведет непрерывную работу и изучает "свой путь".
Но под своим именем он сделал неразборчивую надпись, в которой впервые предположил, что у Эдит происходит что-то неладное с ее осознанием себя в качестве матери. "Ее установка по отношению к детям очень улучшилась, но, тем не менее, в этом вопросе ей еще кое-что нужно осознать и довести до конца"32. После того, как Эдит годами перекладывала заботу о собственных детях на плечи гувернанток и закрытых пансионов, она больше не знала, как с ними общаться.
В тот же самый день Эдит, боявшаяся, что до ее отца не дошло то письмо, которое она послала ему сразу же после смерти матери, написала ему новое ободряющее письмо со своими "соображениями по поводу войны". "Я знаю, что ты приспосабливаешься к этой новой жизни и осуществляешь свое собственное индивидуальное Предназначение, — сказала Эдит. — Мы не можем тосковать по ушедшему от нас прекрасному духу, поскольку знаем, что он живет и развивается. Я очень сожалею в связи с тем, что моя здешняя работа еще не завершена и я в настоящий момент не могу быть рядом с тобой"33.
7 мая 1915 г. 1198 мужчин, женщин и детей (включая 128 американцев) лишились жизни вследствие того, что немцы торпедировали британский лайнер "Lusitania". Гарольд знал кое-кого из плывших на этом несчастном корабле (человека по имени Герберт Стоун). "Все говорят о "Lusitania" приглушенным голосом, — написал он своей матери 31 мая. — Я послал телеграмму и письмо Мэри Стоун, поскольку боюсь, что Герберт был в числе тех, кто не умел плавать и у него не было ни малейшего шанса попасть на шлюпку"34.

Теперь Гарольд вполне осознал, сколь опасно пересекать океан во время войны. Боязнь оставить свою семью в эпицентре военных действий помогла ему избавиться от остатков сопротивления по отношению к Юнгу. Хотя одной ногой он и раньше стоял в магически нереальном строю духовных искателей, окружавших Юнга, теперь он почувствовал себя частью их миссии. Как заметили-многие из проходивших анализ в Цюрихе, война усилила общественную сплоченность и групповую идентичность в рядах юнгианцев. Гарольд наконец понял, что мир нуждается в духовном возрождении и что именно Юнг является человеком, способным это осуществить. Его обращение завершилось.
В письме к своей матери Гарольд обсудил присланную ею статью об одной молодой женщине (которую они оба знали), совершившей самоубийство. В нем он открыто выразил свою высокую оценку исцеляющих способностей д-ра Юнга и сообщил матери, что вновь откладывает свое возвращение.
Что касается мисс Фарвелл, я неописуемо опечален. В тот момент, когда я читал статью, у меня в мыслях вертелись два слова: "Д-р Юнг". Нет ни малейшего сомнения в том, что он смог бы спасти ее — он спас бы ей жизнь и возвратил ее миру еще более прекрасной и полезной, чем она была прежде. Благодаря его заботе и надежной защите, души уставших, изнуренных и смятенных наполняются радостью и новой свежестью... Как я уже телеграфировал тебе, я принял решение отложить мое отплытие, которое прежде намечалось на 29 мая. Я сделал это самостоятельно, по собственному разумению и вне всякой связи с Эдит. Она была готова к тому, что я уеду, но я захотел задержаться подольше, ибо имеются некоторые вопросы, которые мне бы хотелось прояснить с д-ром Юнгом"35.
Под влиянием Юнга у Гарольда не только исчезло желание покидать Швейцарию, но он также начал верить в неизбежность судьбы и (вот парадокс!) стал меньше беспокоиться о безопасности своей семьи. "Тут все настолько спокойно, что можно вообще никогда не узнать ни о какой войне", — сказал он своей матери 3 июня 1915 г. Странным образом забыв о трагедии с "Lusitania", он убеждал ее: "В любой момент можно без всяких затруднений уехать"36. Океанские лайнеры, пускай это и было не совсем безопасно, по-прежнему ходили, и 19 июня Фулер сел на борт "St. Paul" и отплыл из Нью-Йорка, надеясь "наконец таки... возвратиться в Цюрих и воссоединиться там с моей давно не виденной семьей"37. 1 июля он прибыл в Цюрих живым и невредимым. 9 июля Гарольд послал своей матери письмо, в котором заверил ее, что путешествие Фулера прошло без происшествий. Он проинформировал ее о том, что "сегодня утром мы с Фулером на велосипедах отправились в Кюснахт, а затем, около ворот д-ра Юнга, он покинул меня"38. Сеансы с д-ром Юнгом имели для Гарольда огромное значение и потому он хотел, чтобы все члены его семьи извлекли пользу из анализа. 15 июля он написал: "Мюриэль ходит к мисс Мольцер дважды в неделю. Все идет замечательно"39. Теперь очередь была за Фулером.
Фулер Маккормик вспоминал об этом незадолго до своей смерти:
В 1915 г.... моя мать сказала мне: "Фулер, вопрос об аналитической психологии имеет огромную важность. В ней происходит множество интереснейших процессов. Я думаю, что тебе нужно кое-что об этом узнать". Высказав эту мысль, она договорилась с д-ром Юнгом, чтобы я проводил по два-три часа в неделю с д-ром Францем Риклином... На меня произвели сильнейшее впечатление те вещи, о которых говорил Риклин, и я стал заниматься усиленным чтением работ Фрейда, Ницше, Шопенгауэра... Меня увлекла концепция о том, что в снах можно обнаружить смысл, а также изумительная работа Фрейда, в которой раскрываются его теории и приводятся случаи из его практики... Ницше я читал как начинающий — совсем не так, как я стал его читать во время моей следующей поездки в Цюрих40.
Поскольку теперь уже вся семья находилась в Цюрихе, Джон Д. Рокфеллер пришел в полную ярость от того, что Гарольд и Эдит "праздно" проводят свои дни бог знает где и оставили всю семью, включая и его любимца Фулера, в самом эпицентре войны. 18 июня Гарольд в очень нехарактерном для себя тоне написал своему тестю весьма жесткое письмо и попытался объяснить привлекательность аналитической психологии и Юнга.
Это не вертеп, а храм, являющийся единственным прибежищем для страждущих, и именно ввиду этого я отложил свое отплытие, а Эдит по-прежнему в состоянии держать себя в руках. У нас обоих каждый день на счету. Вовсе не само место (Цюрихская школа) подталкивает нас оставаться здесь и быть вне реального, или нормального времени, но все дело в том, что ни один человек, действительно интересующийся аналитической психологией и ожидающий от нее помощи, никогда ее не бросит по одной единственной причине: он ею живет и чем больше он будет ею заниматься, тем лучше он подготовится жить на ее основании. Да, он может снова жадно наброситься на жизнь, но она (аналитическая психология) разрушит его собственную цель. Ее фундаментальная идея состоит в том, чтобы научить его, собственную самость, а это не всегда легко, более того, это очень трудно, учитывая сопротивление сознания тому пути, который ему указывает его собственная самость... Я остаюсь по своему собственному усмотрению — чтобы завершить определенную работу41.
На последней неделе августа 1915 г. Гарольд испытал переживание, более чем что-либо прежде, убедившее его в наличии у Юнга волшебной силы.
Гарольд отправился с Юнгом в "пешую прогулку" по Швейцарии и в ходе нее, сильно сблизившись с ним, осознал, сколь "фальшивым" или "неподлинным" он был в сравнении с Юнгом, которого он с пылом описывал как "подлинного" или "естественного" человека. 31 августа он написал о своем опыте с Юнгом, Эммой и Тони Вольф специальный отчет, позволяющий нам увидеть не только то, насколько глубоко он увлекся Юнгом, но также и то, какого рода идеям относительно личностной типологии Юнг учил своих пациентов в те времена. Это документ, который по своей значимости не имеет аналогов.
Д-р Юнг сказал мне, что собирается уйти на десять дней в отпуск и понимает, что это может сорвать меня с насиженного места. Хотя идея отправиться в путь вместе с ним вынашивалась мною издавна, я засомневался, смогу ли пойти. Он сказал, что в конце его путешествия это вполне возможно, но сперва он хотел бы провести несколько дней в одиночестве и медитации. Итак, чуть позднее к нему присоединились миссис Юнг и мисс Вольф (аналитик), которую он в свое время анализировал, а затем и я.... Компания была очаровательная, все реалистичны и честны перед самими собой [ ] и гибкие. Д-р Юнг достиг наибольшего совершенства, какого только может достичь человек.
Естественно, я сперва слегка боялся того, как я впишусь в подобную аналитическую компанию. Но все прошло прекрасно, ибо был специфический дух и было мое понимание. Лишь дважды или трижды дело слегка не ладилось: я демонстрировал "сопротивления" или "вытеснения", но они были легко устранены посредством беседы. Это был редкий шанс. Естественно, д-р Юнг и я изучали друг друга. Я делал записи о его подходе и методе по отношению к моему собственному случаю. Он старался понять, насколько я сопоставим с тем привычным образом, который сложился у него при наблюдении за мной в его профессиональной обстановке. Вчера я сказал ему, что был восхищен, увидев, как естественно он себя ведет, и он сказал: "конечно". Затем я высказал ему свою уверенность в том, что Эдит является по-прежнему не слишком гибкой. Он сказал "да", а относительно меня он сказал, что я стал намного более сбалансированным, чем прежде, настолько, что в разговоре со своей женой он отметил, что теперь из моего поведения трудно сделать вывод о том, являюсь я "экстравертом" или "интровертом". Но со своей стороны я по-прежнему обязан совершенствовать свое сокровенное знание о самом себе — стараться быть заодно с самим собой. А вот когда научусь развивать свою "мыслительную" сторону, все прочие дела пойдут своим естественным и должным путем, ибо в настоящий момент моя "чувственная" сторона пребывает в избытке, если не сказать: уже слишком сильно развита. Таким образом, все путешествие было полезным — каждая его минута. Однажды, когда я сделал какое-то замечание, которое ему понравилось, он сказал мне: "Мистер Маккормик, у вас все в порядке" — что было очень значимо и говорило о многом — в моем случае это означало, что мне еще многое предстоит сделать — но я прекрасно знаю, что я во многих аспектах значительно сильнее, к тому же я не думаю, что отличие будет разительным, скорее наоборот. Но это мы еще посмотрим. Я знаю, что я очень признателен за все то, чего я достиг — помимо замечательной помощи в связи с Эдит и в отношении нее — это все очень ценно само по себе. Я знаю, что открыл для себя поле возможностей и в настоящий момент я должен им овладеть...
Мне лишь хотелось бы, чтобы Эдит была с нами. Но мы должны делать то, что он считает лучшим, и раз Эдит не может или не хочет совершать подобные путешествия, мне не нужно все время оставаться с ней. Для достижения всеобщего согласия и удовольствия требуется высокая степень независимости. Это делает каждого чем-то большим для другого, и не потому, что имеется некоторая постоянная ценность одного для другого, ибо это нечто такое, что не нуждается в подтверждении, поскольку мы и так являемся мужем и женой, а потому, что мы работаем и стремимся, а чем больше мы делаем общее дело, тем в большей степени мы вместе — и в том, что мы думаем, и в стоящей перед нами цели. Но здесь по-прежнему остается простор для индивидуальности и собственных интересов, а следуя этому принципу, мы подаем друг другу новые мысли и идеи, а также свежий взгляд на те вещи, о которых мы говорим, что придает нам изюминку, тогда как поступая иначе, мы ее подавляем, оставляя желание существующим, но неудовлетворенным. Ввиду этого появляются сопротивления и на этом основании мы проецируем их на другие вещи, вследствие чего создается совершенно фальшивая ситуация, а трения подавляются или замалчиваются — тут имеется связь42.
По мере того, как Гарольд все глубже и глубже погружался в юнгианскую субкультуру Цюриха, в своих письмах к матери и к Джону Д. Рокфеллеру он становился все более откровенным в связи опытом, переживаемым им и его дочерью Мюриэль в ходе анализа. Его мать была весьма озабочена тем, что Мюриэль вступала в возраст половой зрелости и порекомендовала сыну, чтобы он прочитал известную книгу о юности. Гарольд ответил: "О да, я знаю эту книгу Стэнли Халла. Я прочитал ее несколько лет тому назад". А затем он добавил: "Примерно месяц назад у Мюриэль была пер