Глава 24, в которой Пашка выздоравливает, понимает и вспоминает

 

Пашка долго болел. До середины лета.

Димка – «тот из младших, который старше» – нашёл Пашку вечером, когда дома забеспокоились. Хотя и не сильно, но уже. Но Димка знал, где у чокнутого старшего братца «нычка».

Там он и оказался.

Пашка полулежал около коряги, на которой обычно гордо восседал, созерцая окрестности. Полулежал, выпрямив по коряге руку и положив щёку на плечо. Сперва Димка думал, что старший брат спит. Когда же не смог его разбудить и обнаружил, что лоб у Пашки похож на раскалённую печку, поднял шум…

У старшего была температура почти сорок один градус.

После этого Пашка и проболел почти месяц. Сперва дома, потом – в больнице (недолго, там сказали, что «ничего серьёзного» – просто потому, что не могли понять, что же происходит с мальчишкой, который то вроде бы приходил в себя, но начинал нести какую‑то чушь, даже на иностранных языках, то глухо вырубался и зверски температурил), и снова дома… Лекарствами его немедленно рвало, и родители были в ужасе, ожидая, что мальчишка просто умрёт… пока в один прекрасный день не обнаружили его спозаранку сидящим на крыльце и хмуро слушающим плеер.

Что с ним было в этот месяц, Пашка не помнил совершенно, что случилось в тот день, когда ушёл из дома, не помнил тоже. В обоих случаях он не врал, и весь дом облегчённо вздохнул, да и позабыл эту историю. Выздоровел мальчишка – и отлично, что ещё надо?!

Правда, через два дня после того, как Пашка вернулся к нормальной жизни, Димка застал его за очень странным занятием. Голый по пояс, Пашка вертелся перед зеркалом, вделанным в дверцу шкафа. При этом бормотал: «Здесь… и тут… и тут тоже должно быть…» Когда Димка поинтересовался не без ехидства, что брат делает, то огрёб с размаху по шее – так сильно и точно, что у него резко перехватило дыхание. Димка завалился на диван и от дальнейших вопросов решил воздержаться.

Но этим странности в общем‑то исчерпывались.

 

* * *

 

Августовский день был тихий и жаркий.

Пашка шагал по тамбовской улице, щурился на солнце и раздумывал о мороженом. Когда выбор слишком большой, то он становится сложным до офигения. У человека глаза всегда больше желудка.

Чтобы избавиться от жары и подумать спокойно, мальчишка наугад свернул (Тамбов он знал так себе) в какую‑то арку. И буквально вписался в троих парней, которые там курили.

– Э, ты чего?!

– Ну, куда прёшь?!

Акцент и внешний вид лучше всякого паспорта сообщали любому, что тут расслабляются моршанским табачком трое молодых представителей «угнетённой турками курдской диаспоры», процветающей на Тамбовщине уже много лет. В самом деле, не бороться же с турками на родине, там и убить могут…

– Извините, – сказал Пашка, стараясь их обойти.

Не тут‑то было. Оскорблённая гордая кровь вскипела в жилах, и нахального (и одинокого, что немаловажно) русского мальчишку придержали за плечо.

– Э, стой, куда пошёл?

– Я извинился, – тихо сказал Пашка. – Что ещё?

И повернулся к державшему его…

…Секунды курду хватило, чтобы понять: сейчас он будет убит. Сначала он, потом – его приятели. Не избиты, нет – убиты. Все трое. Через миг – он, через другой – двое других. Даже если они успеют побежать – это ничего не изменит.

– Нет, ничего… – поспешно сказал он, отпуская джинсу. – Это я так. Иди, брат, конечно.

– Как ты меня назвал, скот? – тихо спросил Пашка.

Все трое попятились. Повернулись. Побежали из‑под арки…

…Дворик вывел на центральный рынок. Пашка долго шарахался среди лотков – злой и недовольный тем, что не состоялась драка. Мороженого уже не хотелось. Для успокоения он плотно домотался до торговца‑азербайджанца, требуя у него указать, где выращены дыни – в Умбаре или в Гондоре? Азербайджанец долго терпел, потом сказал: «В Мордорэ, э?!» – и Пашка засмеялся, поднял руки в шутливом жесте сдачи. Азербайджанец засмеялся тоже и добавил: «Эслы дини нужыны – пакупай, да, а кыныжкы нужны – туда иди, да?!» – и махнул рукой.

Вообще‑то Пашка не собирался покупать никакие книги. Но эта мысль его неожиданно увлекла – он двинулся в указанном направлении.

Времена, когда в Тамбове массово торговали книгами с улицы, давно прошли. Сначала торговцев вытеснили с центральной площади на рынок, а там – в дальний угол. А потом и вовсе они отступили под натиском многочисленных супербукмаркетов, в которых Пашка почти никогда ничего не покупал – слишком большой выбор, слишком много мусора. Но кое‑кто ещё торговал – так, потому, что не мог бросить этого занятия.

Пашка всё‑таки купил мороженого, шёл вдоль рядов, лизал верхушку рожка и…

– Сколько стоит эта?

Седой длинноволосый старик‑полубомж в потёртой серой куртке – бесформенной и мятой – с длинной клочковатой бородой, поднял на подростка с мороженым глаза в красных прожилках. Отставил ополовиненную бутылку пива.

– Полтинник, – сказал он хрипло.

– Покупаю. – Гарав отложил потёртую книгу с надписью «Мир Толкиена. Энциклопедия» на когда‑то глянцевой обложке и полез в сумку на бедре.

 

* * *

 

…Она началась, когда Пашка устроился с ногами на диване и хотел приступить к изучению книги – а телевизором пощёлкал так, для проформы…

…Это была обычная, в общем‑то, передача по каналу «Культура». Про какие‑то древности, фальсификации, клады, находки… Вообще‑то Пашка любил смотреть такие, потому и включил. Но сейчас – просто таращился в экран, не в силах заставить себя следить за действием.

– …временами подделки просто поражают своей детской наивностью, – говорил тем временем почтенный учёный муж, с иронией поглядывая на ведущего. – Это связано ещё и с доступностью информации широкой публике – каждый, нахватавшийся определённых – не знаний, нет! – сведений, считает, что может – в благих целях, разумеется – в той или иной степени фальсифицировать историю. Вот, например, – он вынул из папки перед собой металлическую пластину, – эта гравюра якобы найдена археологами‑энтузиастами на Гебридских островах чуть ли не в слоях, соответствующих ста тысячам лет до нашей эры! – Учёный позволил себе снисходительно посмеяться.

– А что тут не так? – радостно‑тупо уточнил ведущий.

Учёный вздохнул:

– Ну хотя бы просто то, что в те времена не умели обрабатывать металлы. Гравюра на золоте. Это первое. Второе – стиль изображения; такого мастерства человечество достигло веку к шестнадцатому, никак не ранее. А самое главное – в те времена современного человека не существовало как вида. Ну нелепость, откровенная нелепость, мало того, что наивно сделанная, ещё и наивно поданная…

– А что там изображено, – снова оживился ведущий, – думаю, нашим зрителям было бы всё‑таки интересно, так сказать, познакомиться…

– Да ничего особенного, жанровая сценка, – учёный повернул пластину, – юноша и девушка у очага. Ещё одна нелепость, незнание истории костюма – тут смесь костюмов нескольких эпох и народов…

Пашка встал.

Камера дала «наезд».

И во весь экран мальчишка увидел вычеканенные на золоте линии. Сначала – просто линии. Но потом голова перестала кружиться – и штрихи сложились в картину.

Очаг. Огонь. Жарящаяся тушка какого‑то животного.

Смеющаяся девушка – руки под передником.

Смеющийся парнишка с мечом на поясе и поднятой рукой – опирается на стену.

Парнишка с мастерски‑чётко нарисованным лицом оруженосца Гарава.

Не сводя глаз с экрана, Пашка схватил книгу, лежавшую на столе, – он так и не открыл её с момента, когда вернулся домой.

За окнами резко стемнело, порыв ветра согнул деревья – и хлынул дождь…

… – Под натиском Ангмара… – читал Пашка, – …пали два из трёх дунаданских владений: Рудаур… – Пашка сглотнул, – …около 1400 года Третьей эпохи, а Кардолан – в 1409 году. – Он отложил книгу и повторил: – В 1409 году. Они все погибли?!

Он уронил книгу на пол, отбросил ногой, как опасного живого зверя – с ненавистью, почти смешной для стороннего наблюдателя.

Зачем ОН так написал?!

Или… не написал – всего лишь записал?

Был этот мир или нет?! Может быть, это всего лишь сон – сон туманного и тихого летнего утра?! Или болезненный бред?! Да, можно сказать себе так и убедить себя в этом… но как же быть с памятью?

Мальчишка отчаянно стиснул кулаками виски.

Тонкое лицо Эйнора – чёрные волосы, грустная улыбка, жест, которым он берётся за рукоять Бара. Глаза, в которых печаль, гордость и знание.

Фередир – его громкий смех, беспечные жесты, порывистая обидчивость и безоглядная отвага.

Их нет?!

Или… их не было?! Но он же помнит их, они были – и значит, их… нет?! Он ушёл сюда, а они – они погибли в последних сражениях, погибли, уже, наверное, понимая: крушение всего, во что они верили – неизбежно…

МЭЛЕТ.

Пашка вспомнил её.

Ясно. Отчётливо. Мучительно.

И поднялся на ноги. Пошатнулся. Добрёл до двери. Ударился в неё плечом, тяжело застонал, скребнул крашеное дерево пальцами, жалея, что у него не когти…

 

…Белой крепости стены окрасились черным –

Это копоть пожаров взметнулась до неба.

Белой крепости стены окрасились черным –

Это траур для вдов и знамена для гнева.

Алым цветом и цветом багряным по камню

Кровь невинную с кровью виновной мешали

Тьма и свет.

Побежденных не будет сегодня,

Звездный след

Так похож на солёные слёзы,

Что мужи, словно дети,

Сегодня теряли,

Уставая считать раз за разом потери.

Без надежды сражаясь,

С надеждой смыкали

Веки

Воины света.

Небо рыдало,

Не в силах вспомнить

Цвет одежд своих,

Лунного света.

Только пламя тешилось вволю,

Накормив серым пеплом ветер,

Да земля все ждала рассвета…[72]

 

Рывком распахнув дверь, Пашка широко открытым ртом глотнул ветер.

Резкий порыв растрепал ему волосы и заставил прикрыть глаза.

И понёсся дальше, сорвав с шевельнувшихся губ мальчишки:

– Мэлет, прощай…

 

Эпилог

 

Матерью моей была Мэлет, дочь Глорфиндэйла из Дома Элронда. Отца же я не знал, и, думаю, тому была причина. Иначе как объяснить, что мать родила меня, ещё не достигнув не то что обычного для брака возраста, но даже и совершеннолетия – и то, что рожать меня она перебралась в Лихолесье, да так там и осталась? Да и дед мой Глорфиндэйл, сколько помню себя, никогда не радовался встречам со мной и не искал их. Я не спрашивал у матери о своей второй половине крови, чтобы не огорчать её, она сама никогда об этом не говорила первой – но трудно жить бастардом, и я ещё совсем ребёнком ловил каждый слух и даже сплетню о своём рождении. Ничего точно я узнать не смог, но создалось у меня впечатление, что отцом моим, как это ни невероятно, был воин‑человек, и человек даже не из Аданов. Внешне это, впрочем, никак не проявлялось, и взрослел я ничуть не быстрее остальных эльфов. Позже мне это стало даже льстить, и я воображал историю вроде истории Берена и Лютиэн, полную красоты, подвигов и печали. Но так или иначе – ничего я не мог сказать точно.

Косвенное подтверждение своим мыслям и чужим сплетням я получил совершенно неожиданно в те дни, когда король людей Гондора Виниарион Хиармендакил Второй сражался с харадримцами. До моего совершеннолетия еще оставалось немало времени (может, и это было признаком моей человеческой крови – я тогда нередко думал о времени…), но я бежал из дома матери в Лихолесье и с одним луком и кинжалом пробрался в Гондор. Скажу по чести, сперва было немало смеху этому делу. Но прогнать меня не прогнали, и в те дни я был ранен и взял немало людских жизней, став воином раньше, чем стал взрослым… Скоро смех был оставлен, и после битвы в долине Гираина, где я, спасая одного из королевских полководцев, убил точно пущенной стрелой харадского мумака, меня отличил сам Хиармендакил Второй…

…С тех пор я был участником всех битв с Врагом – вплоть до самых последних, когда отряды Келеборна и Трандуила взяли Дул‑Гулдор. В ней я командовал лучниками Трандуила. Было это давно. А ныне уже много лет, как ушли за Море моя мать Мэлет и мой дед Глорфиндэйл, пусты Имладрис и Лориэн, да и в Лихолесье уже мало осталось эльфов – и те все нандор.

Вскоре после Войны Кольца случилось ещё одно событие, одновременно немало прояснившее и ещё больше запутавшее в истории моего отца. Меня призвал к себе Глорфиндэйл и передал древний (по человеческим меркам) пергамент, на котором была начертана дарственная последнего из князей Кардолана некоему Гараву Ульфойлу, – и сообщил, что Государь Элессар подтвердил моё право владения. Более Глорфиндэйл ничего не стал мне объяснять и не пожелал со мной говорить. Я же, отправившись туда, где была дарована моему тёзке земля, обнаружил там старинный, но содержащийся в полном порядке обширный дом, называвшийся Пашкин‑холл, а вокруг – неплохое небедное поместье. Его смотритель, живущий там с семьёй, смог рассказать мне лишь, что его род почти две тысячи лет исполняет эту обязанность – с тех пор, как строитель холла одолел в поединке какого‑то соперника, и тот в благодарность за дарованную жизнь взял на себя роль смотрителя, переселившись с севера. Более этот человек ничего не знал; тем не менее его потомки – короток век людей – и по сю пору живут в холле, где я пишу эти строки, и исполняют свою старую клятву честно и верно…

…Кем бы ни был мой отец и какой бы ни была его судьба в этом мире – он, конечно, давно мёртв. У меня не было и нет ни жены, ни детей, да и смешно было бы думать, что человек возродится в эльфе. Я гляжу в зеркала и вижу своё лицо – почти такое же, какое видел всегда. Время не властно надо мной и над моей эльфийской кровью. Оно течёт стороной – то медленно, то быстро, бурля и успокаиваясь, прямо и ветвясь. Мне нет до него нынче дела. Зло повержено если не навечно, то надолго, и ветви за окном гнутся до земли от золотистых медовых яблок. В вечерних сумерках я вижу и слышу, как играют и смеются человеческие дети, не знающие, что такое свист несущей смерть стрелы, видящие в ноже лишь то, чем можно вырезать из коры кораблик…

Но почему же мне так грустно? И почему я не стремлюсь туда, где Вечный Свет излечивает все раны и всю боль нашего мира?

Жаль, что я не знал тебя, отец.

 

Гарав Горн Перелдар, полководец Трандуила.

211 год Четвёртой Эпохи.

Эриадор.

Пашкин‑холл.

Дом Гарава Горна в нижнем течении Барандуина

 

 

Андрей Земсков

Посвящение толкиену

 

 

Солнце касается крыш.

В небе драконом кружит ожидающий кондор.

Будь осторожен, малыш!

Чёрные всадники ночью покинули Мордор!

Мир изменился в лице!

Видишь – как пятна на солнце, как соль на бумаге,

На Всемогущем Кольце

Вспыхнули огненной вязью эльфийские знаки!..

 

…Стоп. Вы заигрались, профессор…

В чернильнице пусто.

Рвётся бумага, перо на неверном пути…

Пони рассвета пока, как скакун, необуздан…

Кто‑то стучится?

Ну что ж – молви «друг!» –

И войди!..

 

…Может быть, это игра?

Только недаром клинок спрятал в складках плаща ты!

Ждёт Роковая Гора!

Там, за рекой Андуином, не будет пощады!

Войско стоит у ворот,

Третья Эпоха застыла у Ородруина!

Шаг до обрыва – и вот

Рушатся чёрные скалы – и трон Властелина!..

 

…Стоп. В вашем камине, профессор,

Не пламя Удуна…

Слабый огонь очага озаряет лицо.

Время пером проколоть,

Переплавить руду нам

В новый металл,

Чтобы снова сомкнулось Кольцо!

 

 

[1] Стихи Анариэль Ровен.

 

[2] В мыслях Пашки звучат отрывки из песен группы «Джэм».

 

[3] Стихи Дж. Р. Киплинга.

 

[4] Песенный текст группы «Тамлин».

 

[5] Я вижу! (синдар.).

 

[6] Строки на самом деле из одного из стихотворений П. Зубкова.

 

[7] 

Не стремись в полете к дальним берегам.

Не мечтай о высоком Таникветиле:

В своих чертогах валие Вайрэ

Уже соткала твою черную судьбу.

 

В паутине, в искусных гирляндах,

Как в книге, записаны приговоры:

Кто умрет от воды, кто – от огня,

Кто упадет на острый наконечник копья.

 

Но конец – всегда конец:

Тебя найдет неслышимый зов,

Изо рта вырвется слово

«Сейчас умираю…» – и погаснет свет…

 

В Мандосе оживет призрак,

Что записала валие Вайрэ

На великих стенах своих чертогов.

 

А тело возвратится в землю,

Как из земли поднялось в начале,

И через долгие века, бездыханное,

Оно будет лежать в темноте, отдыхая.

 

Но – вот! По этой земле, по прошествии времени,

Ребенок из Людей будет бегать,

И резвые ступни раздавят Цветы на могиле эльфа.

 

(Vinyar Tengwar, № 26, ноябрь 1992.)

[8] Стихи Алькор.

 

[9] Посмеялся Эли Бар‑Яхалом.

 

[10] Стихи Аннахэль Гваэт.

 

[11] См. роман О. Верещагина «Земля теней».

 

[12] Как ни странно, но это – перевод РЕАЛЬНОГО ассирийского заклинания против злых духов (ассирийцы – типичные «Люди Тьмы», понятно, что для них эльфы – злые духи… Отсюда же и «не мужчины, не жёны» – с точки зрения ассирийца утончённая красота эльфа отвратительна и неестественна). «Вот и думай, встречая такие исторические материалы», – писал Профессор фэнтези. Или только записывал реальную историю?..

 

[13] Режь… (квэнья).

 

[14] Несчастный (квэнья).

 

[15] Судьба (квэнья).

 

[16] Песенный текст группы «Тамлин».

 

[17] Милый мой (квэнья).

 

[18] Любимый мой, солнечный мой воин… юный мой бог… (квзнья).

 

[19] Стихи Павла Зубкова.

 

[20] Хроника деяний эльдар и атани.

 

[21] Гарав прав. Знаменитая «дамасская сталь», привезённая на север (Русь, Скандинавия, Германия) при сильных морозах разлеталась, как стекло. После неудачных опытов с такой сталью европейские мастера стали делать не боящийся морозов «сварочный» булат, а восточные клинки перестали даже просто завозить (не найдено ни одного). Лучшие мечи в Европе делались, видимо, франкскими мастерами. Кстати, скверное качество «великолепных восточных клинков» нашло подтверждение в войнах между англичанами и индусами конца XVIII – начала XIX века. Было зафиксировано множество случаев, когда клинки индийских кавалеристов – маратхов и раджпутов – разлетались на куски при столкновении с шеффилдскими клинками английских драгун. Ну, собственно, весь «загадочный Восток» – от Турции до Японии – и состоит из вот таких «загадок»: смеси претенциозного гонора и напущенного вокруг довольно убогих «достижений» тумана.

 

[22] Стихи Элхэ Ниэннах. Не нужно удивляться такой снисходительности Верных к памяти о нуменорском прошлом. Желающих разобраться в вопросе отсылаю к интересной статье Азрафель (Ольги Белоконь) «О верности Верных (или почему царь все‑таки настоящий)». И вообще – подумайте сами; в СССР было много нелепого и глупого. Но сейчас даже среди молодых людей, не видевших его в глаза, значительная часть отчаянно ностальгирует по Красной империи. Не думаю, что у нуменорцев было иначе.

 

[23] Дословно – маленькие гончие псы (квэнья).

 

[24] Курганы могильников насыпали предки аданов перед тем, как перейти Белые Горы и прийти в Белерианд. Именно вокруг могильников долго время держались последние защитники Кардолана, отступившие в леса в 1409 году Третьей Эпохи; там же они хоронили своих павших в последних битвах. И лишь через двести лет после гибели последнего защитника могильников туда смогла пробраться ангмарская нечисть, благодаря которой мы и знаем могильники теми, какими они описаны в первой части знаменитой трилогии.

 

[25] «Та, которая её на плече носила – ярче дня была лицом и светлей сапфира…» (Дж. Р. Р. Толкиен). Видимо, Том Бомбадил имел плотные дела с князьями Кардолана. И, видимо, Ганнель, дочь Гарвастура, была похоронена в одном из курганов Вековечного Леса…

 

[26] Майордом – высшее должностное лицо в княжестве, «премьер‑министр».

 

[27] Стихи барда Тэм Гринхилл.

 

[28] Стихи барда Тэм Гринхилл.

 

[29] Изначально Нуменор заселяли представители трёх людских племён – беоринги, халадины и хадоринги. Большинство населения составляли «арийского типа» хадоринги – мощные голубоглазые блондины. Немногочисленные халадины вскоре растворились среди двух других племён. А вот подавляющее большинство Верных в знаменитом конфликте составили как раз беоринги – рослые, темноволосые и сероглазые. Таким образом, практически все хадоринги – «Люди Короля» – погибли в катаклизме, уничтожившем остров Нуменор, либо в самоубийственном походе, затеянном Ар‑Фаразоном против Валар.

 

[30] Стихи П. Зубкова.

 

[31] Здравствуй (талиска).

 

[32] Фаститокалон взят из одного стихотворения Дж. Р. Р. Толкиена.

 

[33] Песня группы «Джэм».

 

[34] См. роман О. Верещагина «Земля теней».

 

[35] Сенешаль – чиновник князя, глава одного из трёх административных округов Кардолана.

 

[36] Песня Эрени Корали.

 

[37] Стихи П. Зубкова.

 

[38] Стихи Ольги Ступиной.

 

[39] Амариэ – так звали ваниарскую девушку, возлюбленную самого мужественного и доброго из всех нолдорских князей, Финрода Фелагунда. Она отказалась последовать за Финродом в Средиземье, но на протяжении нескольких веков Финрод верно любил оставленную в Амане Амариэ. Говорят, после его трагической гибели в подземельях Тол‑ин‑Гаурхота и возвращения в Аман Финрод и Амариэ всё‑таки соединились в любви… Лютня, скорей всего, вышла из рук самого Финрода и долгими путями через несколько Эпох попала в Зимру.

 

[40] Стихи Н. Путиной.

 

[41] Бальдр – в скандинавской мифологии один из богов‑асов, юный и прекрасный бог весны, трагически погибший от коварства бога Локи. С грядущим возрождением Бальдра после битвы Рагнарёк связывается полное обновление всего мира.

 

[42] «Приползший с Запада» (харад.).

 

[43] «Плач о падении нолдор».

 

[44] «Рыцарь», профессиональный воин из благородного рода.

 

[45] Одно из харадских государств.

 

[46] Нуменорский воин (харадримск.).

 

[47] Поскорей возвращайся, Винитариа (талиска). Винитариа – так звали на языке его матери принца Эльдакара, будущего короля Гондора, чьё правление будет омрачено гражданской войной («Распря Родичей»).

 

[48] Гори оно ковылём в ветреную сушь! (талиска).

 

[49] И нуменорцы, и их потомки в Средиземье не были суеверны. Но среди прочих народов бытовало немало примет. Такие озвучивает полуйотеод Эльдакар – рябины и подков (особенно ношеных) боятся злые духи.

 

[50] Корона Гондора.

 

[51] Винитариа не сдержит своего слова по независящим от него причинам. Сначала в 1409 году падёт Кардолан и будет катастрофически ослаблен Артедайн. Так рухнет мечта о восстановлении Арнора. Затем и на Гондор обрушится беда в виде длительной гражданской войны, по окончании которой планы объединения обоих владений будут почти забыты на две тысячи лет. Правда, к племени своей матери он всё‑таки вернётся – собирать войско для борьбы с узурпатором Кастамиром.

 

[52] «Младший». Так морэдайн называли всех ненуменорцев, и это в целом безобидное слово в их устах отчётливо звучало как оскорбление.

 

[53] Стихи Анариэль Ровен.

 

[54] Игра в «башни» описана О. Брилёвой.

 

[55] В районном центре Пашки – Кирсанове – на Советской улице расположен, грубо говоря, дурдом.

 

[56] Стихи Эйлиан.

 

[57] Стихи Е. Власовой.

 

[58] Толкиен пишет, что до трагического случая с отцом Эорла Юного Лейодой (да и позже нередко) эмблемой йотеод был не белый конь, а «золотое солнце на зелёном поле». Создатели голливудской киноэпопеи, недолго думая, нарисовали бедным эорлингам на щитах детское солнышко, только что без улыбки и глазок с носиком… На деле нет сомнений, что «золотое солнце», конечно же, одна из разновидностей его стилизованного изображения – свастики.

 

[59] Привет, йотеод! Знаете этого мальчишку? Он йотеод! (талиска).

 

[60] Он больше похож на эльфа… (талиска).

 

[61] Стихи А. Красавина.

 

[62] Человек… ты должен жить как человек… только память, любовь моя… только память… (квэнья).

 

[63] Песенный текст группы «Джэм».

 

[64] Стихи барда Тэм Гринхилл.

 

[65] Стихи Б. Гребенщикова.

 

[66] Стихи Тэм Гринхилл.

 

[67] Просила моё солнце, моя дочь Мэлет… (квэнья).

 

[68] Да… (квэнья).

 

[69] Песенный текст группы «Тамлин».

 

[70] Эстелин. «Оруженосец».

 

[71] Стихи Тэм Гринхилл.

 

[72] Песенный текст группы «Тамлин».