Нет, весь он не умрет – не на того напали

 

Российская власть всегда отстает от общества на несколько шагов

 

Предновогодняя общественная эйфория под девизом «Мы проснулись в другой стране» демонстративно проигнорирована новогодним телевидением. Установлен абсолютный рекорд – информационные выпуски сократились до десятиминутного формата. Нет Путина с Медведевым – нет новостей. Каналы с трудом дотянули до Рождества, когда паства могла сполна насладиться светлыми ликами президента с премьером на праздничных богослужениях в Москве и Санкт‑Петербурге. Путин, застенчиво улыбаясь, сразу после службы в питерском Спасо‑Преображенском соборе поведал журналистам, что именно здесь его крестили. О том, где крестили Медведева, широкую публику не сочли нужным известить, да это уже и неважно.

Важно другое. Телевидение, отдохнув на каникулах, похоже, решило вернуться в «доболотный» период своего существования. Концепцию общественного ТВ, предложенную Медведевым, легко опроверг Путин. Он провозгласил концепцию общенациональной психотерапии, объемы которой следует неуклонно наращивать в Интернете и на ТВ. Владимир Владимирович лукавит. Данные объемы и без его наставлений наращиваются постоянно. Я еще в 2005‑м, когда взошла заря разнообразных танцев со звездами, писала о «ящике» как о главном транквилизаторе для электората. Просто теперь настало время перемен, всегда в наших широтах оборачивающихся простыми переименованиями. Всё то, что в течение многих лет на экране отвлекало от реальности, то есть пело, плясало, совокуплялось, сочилось пошлостью, извергало потоки лжи, теперь маркировано благородным термином «общенациональная терапия». Именно она, по мнению нацлидера, способна внушить гражданам уверенность в завтрашнем дне. Сам Владимир Владимирович неутомимо демонстрирует данную уверенность в соответствии с выразительной формулой замечательного филолога и литературоведа Михаила Безродного: «Нет, весь я не умру – не на того напали».

Приумножению оптимизма призвано способствовать и новогоднее обещание премьера – он мужественно решил подарить россиянам честные выборы. Сразу после Рождества путинские медийные ресурсы приступили к выполнению обещания.

Первым делом в программе «Вести» на фоне живописных сицилийских развалин нарисовался чеканный профиль Михаила Прохорова. Что за притча? Оказывается, как утверждают темпераментные местные журналисты, российский миллиардер покупает национальную святыню – древний Храм Зевса Олимпийского. В кадре кипит бурная дискуссия. Какие‑то люди с лицами киношных сицилийских мафиози оживленно обсуждают, на что следует потратить прохоровские деньги. Корреспондент Зарубин вдохновенно рассказывает, чем знаменито это место. Именно здесь жил древнегреческий философ Эмпедокл, большой сторонник демократии, который, по мнению авторитетного знатока античности Зарубина, «слишком стремился к публичности». Пока зритель приходит в себя от столь эксклюзивной информации, корреспондент вскользь сообщает об одной незначительной детали. Оказывается, ни предвыборной штаб Прохорова, ни его советники даже не слышали о подобной покупке.

Каков же смысл неправдоподобной сказки о чужих развалинах? Ровным счетом никакого. Ничего личного, просто так наши эмпедоклы, блин, представляют себе политическую борьбу за честные выборы. Есть еще варианты. Можно вскрыть почту Навального, выудить оттуда его фото, дорисовать Березовского и тотчас сообщить городу и миру в некоей екатеринбургской газетёнке кардинальное: Березовский спонсирует Навального. А можно довести рабочих Уралвагонзавода (того самого, чей представитель жаждал защитить Путина от нападок непосредственно во время разговора лидера с нацией) до состояния крайнего возбуждения. Только таким состоянием поклонников премьера можно объяснить их желание срочно собрать танк Т‑90C. На нем они намерены заниматься мирной агитацией по городам и весям, а при надобности готовы ринуться прямо на оппозицию.

Имеются и более изысканные варианты корректировки действительности. Пока пишу статью, президент выступил с новой инициативой: объявить нынешний год годом российской истории. Инициатива только на первый взгляд кажется дежурно‑поверхностной, а в действительности в ней кроются бездны смысла. Наша власть давно привыкла действовать в соответствии с оруэлловским заветом – кто контролирует прошлое, тот контролирует будущее. Проверенный метод отлично прижился и в постсоветской России. Ничто так не оттягивает народ от унылой современности, как долгоиграющие исторические псевдодискуссии типа «Сталин всегда живой».

Но вот парадокс. Кремлевские мудрецы, часто обращаясь к минувшему как к скоровспомощной терапии, забывают важнейший нюанс: власть в России имеет обыкновение катастрофически опаздывать. Особенно в нашем непредсказуемом климате не везет судьбоносным государственным документам. Так было в 1881‑м, когда Александр II (при котором, кстати, и появились впервые термины «оттепель» и «гласность») все никак не мог отважиться на конституцию. Но вот наконец отважился. 1 марта он собирался подписать масштабный проект административных и экономических реформ, подготовленных Лорис‑Меликовым. В тот день император проснулся в прекрасном расположении духа и решил сначала отправиться в Михайловский манеж. То был последний в жизни Александра Николаевича воскресный торжественный развод караулов – по дороге его разорвала на части бомба народовольца Гриневицкого. Проект манифеста так и остался лежать неподписанным на рабочем столе императора. Внук Александра II, Николай II, ненавидевший даже саму идею Государственной думы, не говоря уже о гражданских свободах, и вспоминать не хотел о конституции. И все‑таки 17 октября 1905‑го загнанный в угол помазанник Божий разродился долгожданной конституцией, снова закамуфлированной под манифест. Но опять – непростительно поздно: общество уже достигло точки кипения. 18 октября вместо ожидаемых толп ликующих народных масс по случаю дарованной свободы на Дворцовой топтались лишь лохматые анархисты; Совет рабочих депутатов продолжал упорно бороться с царским самодержавием; доктор Дубровин, создатель «Союза русского народа», уже вывел из сумрака своих черносотенцев…

Сейчас, когда страна замерла в ожидании переговоров власти с оппозицией, особенно важно помнить о странной особенности российского правящего класса, неизменно отстающего от локомотива истории. Сегодняшняя реальность призрачна. Она двоится, распадается на фрагменты. Разные социальные группы складывают из этих фрагментов свой, не совпадающий с другими, образ окружающего мира. Но даже в такой зыбкости существуют еще жесткие правила. Лучше всех о них знает бдительный главный санитарный врач России Онищенко. Ведомство Геннадия Григорьевича накануне праздников издало циркуляр, где есть незабываемые строки: в Новый год нужно избегать контактов с птичьим пометом. Уверенна: в огромной ядерной державе не нашлось ни одного человека, который помчался бы после поздравления Медведева и боя курантов немедленно устанавливать контакты с птичьим пометом.

Бог с ним, с пометом. Главное – чтобы оппозицию не ожидала подобная участь.

 

11 января

 

 

Купил ли Мамонтов Сейшелы?

 

Цветная революция – это бунт уставших от серого цвета

 

Кто бы что ни говорил, а в России сейчас происходит самая настоящая цветная революция. Это бунт тех, кто устал от серого цвета. Юрий Тынянов полагал – каждая революция производится для канона. Какой канон вылепят нынешние события, пока не известно. Но одна закономерность видна уже сегодня. Во главе протестного движения стоят яркие люди, так или иначе связанные с телевидением – Акунин, Парфенов, Быков, Улицкая, Лазарева, Романова, Троицкий. И это не случайность, а закономерность. ТВ – главный источник и хранитель серости.

Когда это началось? Лет десять назад. Ельцинская эпоха была эстетически невнятной, но очень яркой. Эпоха ковалась в атмосфере идеологического вакуума, что плодотворно сказалось на развитии ТВ. Оно грешило публицистичностью, некомпетентностью, неизбежным, как падение рубля, нарциссизмом ведущих. Но было и нечто важное – энергия мысли, столкновение позиций, индивидуальность стиля. С приходом Путина пришла смена парадигм. Шумных ньюсмейкеров ельцинской вольницы потеснили олигархи в погонах. Публичной политике они предпочли негромкую работу в тиши просторных кабинетов, где так комфортно заниматься любовью к родине.

Последний раз о профессии говорили в апреле 2001‑го, когда умирало старое НТВ. В прямом эфире дибровской «Антропологии» увольнялся по собственному желанию Парфенов. На наших глазах разыгрывалась драма. Парфенов и Дибров на разрыв аорты выясняли тайные мотивы предательства именно с точки зрения отношения к ремеслу. Леонид Геннадиевич сказал репортеру Точилину: «Костя, если твой сюжет (о разговоре „захватчика“ Коха с сотрудниками НТВ. – С. Т.) называется журналистикой, то мне надо искать другую работу».

Искать другую работу надлежало всем. Одни принялись обустраивать нишу «Я готов на все!» (так назывался новый проект Диброва), другие принялись искать себя. Сразу оговорюсь: я отнюдь не склонна идеализировать тех людей, которых упоминаю в начале статьи. Просто напоминаю: они – яркие. Безупречной (тогда и сейчас) мне представляется только модель существования Ольги Романовой. Она, блестящий комментатор, первой на ТВ стала заниматься глубинным анализом корпоративного государства, того самого, что строилось прямо на глазах у изумленной публики. Ольга не допустила ни одной фальшивой ноты и ушла в 2005‑м, когда оставаться в эфире было уже неприлично.

Другие оказались не столь бескомпромиссными. Быть может, потому, что не сразу поняли главную эстетическую особенность исторического момента. Торжество защитно‑серого цвета (моя статья 2003‑го так и называлась: «Цвет времени – защитно‑серый») превратило понятия «успешность» и «талантливость» в антонимы. Некогда и Борис Акунин слыл любимцем Первого канала. В ту пору он любил повторять: «Я не писатель, я проект» и спешил раздавать интервью о том, как он не любит давать интервью. Трагически не совпадала с мейнстримом Татьяна Лазарева. Обладающая даром органики, свойственной большим актерам, она всегда, даже на пике своей карьеры в «О.С.П.‑студии» (легендарная юмористическая передача), выламывалась из контекста. Выламывалась, но продолжала в нем пребывать, явно страдая от несовершенства мира.

Особенно тяжело дихотомия «успешность – талантливость» давалась Леониду Парфенову, в душе которого до поры до времени гармонично существовал тонкий художник и отличный менеджер. Он первым обратился к зарождающемуся среднему классу. Он осваивал новые территории и приспосабливался к старым. Он уходил и возвращался, всякий раз теряя частичку себя. Несколько последних лет сотрудничества с Первым каналом – это вынужденный брак с нелюбимой женой, с которой и жить невыносимо, и бросить нет сил. Парфенов пытался вписаться в резервацию серого то красными штанами в цикле «Какие наши годы», то рекламой респектабельного банка, то документальными трудами о Гоголе и Зворыкине. Его поставили на пьедестал, объявили классиком, осыпали премиями… И тогда он решил выйти из серого сумрака. Недавно Парфенов начал на «Коммерсант‑ТВ» цикл интервью со старыми‑новыми героями нового времени. Я смотрела первый выпуск, разговор с Алексеем Кудриным, и понимала, как он соскучился по настоящей работе. Чудовищный звук, невнятный свет, зажатый, скованный по рукам и ногам чиновничьим кодексом собеседник, но глаз горит, интонация снайперски‑точная, вопросы – ювелирной огранки.

Вернемся, однако, к противостоянию, смысл которого – яркое против серого. Торжество серого губительно как для личности, так и для государства. Яркое наступает, серое не сдается. После глубокого обморока пришел в сознание спецназ с НТВ и выдал очередное «Чистосердечное признание» о том, как видные «декабристы» (в кучу смешаны Навальный с Гудковым, Немцов с Прохоровым, Собчак с Чириковой) отдыхали заграницей на новогодних каникулах. Нет смысла анализировать сочинение, напоминающее неприличный звук, издаваемый неприличными организмами в приличном обществе. Интересно другое. В каких государственных документах сказано, что пропагандой должны заниматься исключительно бездарные люди?

Триумфатор последних дней, Аркадий Мамонтов с его реабилитированным шпионским камнем, плох для ТВ не потому, что занимается пропагандой, а потому что оглушительно неталантлив. В нашем отечестве можно и должно для человека государственного распинать на экране Пархоменко, Шендеровича, Парфенова (перечень Мамонтова), называть их либеральной демшизой, пигмеями, которые набрасываются на него, мощного человека (это тоже цитата из Мамонтова). Но невозможно прославленному журналисту иметь лексический запас третьеклассника, путать падежи, блуждать в лесу собственных логических построений. «И никакие мы не пропагандисты, а журналисты, – настаивает могучий Аркадий. – А если мы высказываем свою точку зрения (тут же поправляется) высказываем государственную точку зрения на события, то имеем на это право, работая на госканале… Может, я что‑то и говорил как пропагандист, но не потому что ловил кайф, а ради дела, всегда в защиту народа и своей страны». Умище‑то какой! С такими друзьями режиму можно и без врагов обойтись.

Замена Суркова на Володина пока успехов не принесла. Может быть, имеет смысл очередная рокировка? Предлагаю поменять Володина на Сергея Иванова. Мне почему‑то кажется, что этот человек с острым, как хирургический инструмент, лицом должен отлично ориентироваться в царстве серого.

Да, и не забыть главное, добытое из разнообразных источников. Сейшельские острова купил не Прохоров, а, кажется, Мамонтов. Сергей Полянский (голос НТВ, озвучивающий самую правдивую программу канала – «Чистосердечное признание») подрабатывает тайным советником Навального. Маргарита Симоньян по ночам, в свободное от создания положительного образа власти время, роет канал от Бомбея до Лондона.

 

25 января

 

 

Пролетарии Урала – извините

 

ТВ медленно, но верно наращивает объемы ненависти всех ко всем

 

В понедельник с утра разрывался телефон. Все звонившие (с радиостанций, интернет‑изданий, друзья‑приятели) задавали один и тот же вопрос: что случилось с телевидением? Общественность потрясла внезапная свобода слова в виде явления народу Илларионова, Каспарова, Касьянова и особенно Немцова с Рыжковым. Если первая тройка мелькнула секундными синхронами, то у Немцова с Рыжковым были полноценные бенефисы, яркие и убедительные. Один из них блистал в программе «НТВшники», второй – у «Гражданина Гордона». Так называется новый проект Александра Гарриевича, которому он по традиции щедро отдает самое дорогое, то есть свое звонкое имя.

Я, как исторический пессимист, не склонна впадать в эйфорию из‑за «ящика». Ничего не изменилось. Во главе каналов стоят все те же люди, поставленные себе на службу все той же властью. Пока не задействован главный инструмент свободного ТВ, прямой эфир, власть может особенно не беспокоиться. Передачи монтируют волшебники чуровского калибра, так что все под контролем. Кремлевские поняли, что оппозиционеры (в гомеопатических дозах, разумеется) принесут им больше пользы, чем вреда. Они успешно полемизируют с «Единой Россией», которая уже исполнила свою историческую миссию. Они создают иллюзию полифонии. Они придают благородный оттенок легитимности режиму, предоставляющему возможность разным сегментам электората выражать публично разное мнение. Тем более что существующие дискуссионные форматы пока вдохновлены не столько поисками истины, сколько поисками, как сказал бы Салтыков‑Щедрин, «общества для предвкушений гармоний будущего».

Впрочем, полагаю, ответ на вопрос о скоропостижном приступе свободолюбия ТВ кроется в другом. Путин поменял стратегию. Он понял, что быть отцом всей нации уже не получается. Тотальная телевизионная любовь к верховному правителю, которая лежала в основании двух его избирательных кампаний, окончательно выдохлась в декабре 2011‑го. Еще летом Владимир Владимирович, смутно предчувствуя Болотную, сделал ставку на народ. Но тот, летний народ включал в себя различные общественные страты. В него входил и пенсионер Валерий Баженов, от полноты чувств завещавший Путину свою квартиру. И трепетная оперная прима Мария Максакова, озабоченная организацией повсеместных передвижных приемных «Единой России». И Владимир Машков, рвущий за Путина (в стилистике Зюганова на Первомае) тайные струны своей утомленной голливудщиной души. И сталевар Дмитрий Червяков из Златоуста, тот самый, который готов благодарить власть и за работу столовой, и за новый трамвайный маршрут, и за рождение сына.

Сегодня состав телевизионного народа изменился. Под этим емким словом понимается прежде всего рабочий класс. Путин поделил народ, цитирую, на подставной и неподставной. К первому, судя по всему, следует отнести оппозиционеров‑интеллигентов. На них временно махнули рукой – нехай клевещут. Их мало, страшно далеки они от народа. Зато вторая дефиниция подразумевает народ истинный, кряжевой, корневой. Ему нужны не столько личные свободы, сколько гарант стабильности, который поможет и кран отремонтировать, и закрома родины наполнить, и завод сохранить. Дикторы новостных блоков осваивают забытое слово «пролетариат». Вновь актуальны классовые и социальные противоречия, которые так долго и упорно стирались последние двадцать лет. Новые герои экрана – исключительно из рабочих. Токарь шестого разряда Валерий Трапезников впервые предстал в кадре летом милым трогательным человеком, который никак не мог запомнить подозрительное слово «праймериз». Но вот запомнил, благодаря этим самым «праймериз» стал членом Госдумы от «Единой России» и заговорил уже совсем по‑другому. На митинге в Екатеринбурге Трапезникова прямо колотило от ненависти к «клоунам» и «козлам» с Болотной. Игорь Холманских, начальник цеха «Уралвагонзавода», чья звезда взошла на прямом разговоре Путина с подданными, держался поспокойней. Основополагающее он уже тогда сообщил будущему гаранту (вы мол, ежели что, зовите нам, мы поможем справиться с митингующими). Сейчас распираемый от гордости Холманских выглядит респектабельным политиком, призывающим голосовать за Владимира Владимировича. Когда корреспондент поинтересовался, а не рано ли агитируете, до 4 февраля еще неделя осталась, он иронично ухмыльнулся: нет, не рано. И действительно, почему из‑за нарушения политического регламента должен волноваться начальник цеха, когда сам Николай Расторгуев, любимец богов, закончил свой вокал на митинге стихами в прозе: «Мы за Путина. Другого кандидата просто не существует».

Подстрекаемый сверху, сбоку и снизу рабочий класс до того перевозбудился, что, кажется, впору уже перефразировать известное изречение Маркса: пролетарии Урала – извините! Извините тех, кто не в первый раз в отечественной истории использует вас в своей игре. Еще недавно тихий, застенчивый нижнетагильский пенсионер‑металлург Валерий Якушев теперь сотрясает основы своей, цитирую его, «сталеварской глоткой». По накалу страстей Якушев значительно превзошел Трапезникова. Он сжимал кулаки и, угрожая невидимому противнику, истошно вопил: «Если сегодня кто‑то захочет подняться на уральцев, пожалеете». Из присутствующих в студии программы «НТВшники» сталевару особенно не понравился Немцов. Именно ему он вынес свой суровый депутатский вердикт: «Тех, кто ходил в американское посольство, нужно выслать из России». Немцов выступил со встречным предложением: «Расстреляйте меня». «Пуль жалко», – презрительно выдохнул Якушев.

Телевизионных рабочих вдохновляет лично Путин. На митинге в Кузбассе нацлидер сразу определил водораздел между рабочим и креативным классом. Здесь, по его словам, живут и трудятся серьезные, ответственные люди, которые знают жизнь изнутри, а не только ее глянцевую сторону. Раньше, полгода назад, эфир струил исключительно зефир, теперь – ненависть. Ее объемы неуклонно наращиваются. «Ватников» натравливают на «норки», бездарных – на талантливых, этнических русских – на неэтнических русских, путинцев – на антипутинцев.

Агрессия в кадре становится нормой. Маргарита Симоньян, которую ввиду выдающихся заслуг перед родиной в деле пропаганды уже прочат в главы НТВ, вносит свою лепту в честные выборы. По ее просвещенному мнению, если Путин громко на всех каналах скажет: «Руки оторву, если что», это и будет самой надежной гарантией честных выборов. Доренко называет предателями Улюкаева, Шувалова и Грефа – они в Давосе «плакали, что русские и что страна у них паскудная». Сокол Жириновский каждый вечер взвивается орлом. То он упрекает Оксану Дмитриеву в том, что она в американском посольстве получила зарплату в десять тысяч долларов. То рисует апокалиптическую картину: во время прохождения колонны митингующих по Якиманке снайперы с крыши американского посольства будут стрелять в людей.

Где в мире произрастают снайперы, способные успешно преодолеть немалое расстояние от Новинского бульвара до Якиманки – отдельный вопрос. Только почему‑то уже не хочется иронизировать по этому поводу. Хочется (пока) только одного: чтобы марш несогласных не превратился в фарш несогласных.

 

1 февраля

 

 

Культурный код Говорухина

 

На холеном лице Станислава Говорухина не выражалось ничего, кроме скуки и брезгливости. Известного режиссера‑штабиста можно понять. Шла новая программа «В контексте», изготовленная «кристаллизатором смыслов» (так витиевато автор и ведущий Максим Шевченко обозначил главную задачу проекта), которая решительно ничего, кроме означенных чувств, вызвать и не могла. Национальный вопрос, теперь освещенный и освященный именем Путина, под модераторством Шевченко совсем уж увял, скукожился до общих мест. Но вдруг Говорухин решил внести посильный вклад в дело дружбы народов. «Вот, – оживился внезапно ворошиловский стрелок, – приехал Медведев в Уфу. Встречается с врачами. Смотрю телевизор, а за его спиной – ни одного славянского лица, только башкиры. Это значит, что здесь нет русских в руководстве. Скоро эти страны станут моноэтническими». Вообще диапазон режиссера, который за короткий срок успел высказаться по многим вопросам бытия, и всякий раз вполне самобытно, поражает воображение.

Говорухин – прелюбопытнейший персонаж российской политической сцены. Напомню, что в 2000‑м он и сам баллотировался в президенты. Тогда столь экстравагантный поступок Станислав Сергеевич объяснил так: «Я хорошо зарекомендовал себя в своей области, почему бы мне не стать президентом?» Президентом стать не получилось. Кино у отличника производства тоже как‑то не заладилось. Зато получилось стать депутатом и активистом «Единой России». Именно на этой столбовой дороге Говорухина поджидал подлинный триумф. Осенью на съезде родной партии ему доверили выдвинуть Путина в кандидаты в президенты. Режиссер тщательно срежиссировал свой бенефис. С помощью любовно подобранных цитат из Пушкина, Достоевского, Столыпина, Солженицына он открывал новые горизонты. Получалось так, будто все эти достойнейшие люди только тем и занимались, что удобряли разнообразными высказываниями почву, на которой в новом тысячелетии произрастет Владимир Владимирович вместе со своими тремя и далее президентскими сроками. Усердие Говорухина было замечено – он возглавил предвыборный штаб Путина.

Трудно сказать, насколько творцы нового путинского образа довольны своим выбором. Это в каких‑нибудь дальних странах с устойчивой, а не суверенной демократией смотрелось бы дикостью: глава штаба не имеет представления о канонах политической жизни. Он отчитал Медведева за низкую активность в пользу Путина, не догадываясь о том, что президент законодательно не имеет права публично выражать свои предпочтения. Впрочем, подобное в наших широтах – милые пустяки. Официальная агитация за кандидатов в президенты начинается с 4 февраля, а неофициальная (за Путина) идет круглосуточно, хоть в формате митингов пролетариата, хоть в формате обсуждения статей. Но это так, реплика в сторону.

Вернемся к Говорухину. Сегодня он уверен: его друг Владимир Высоцкий поддержал бы его и Путина. Насчет того, поддержал бы Высоцкий прежние бурные политические метания Станислава Сергеевича, история умалчивает. Начинал Говорухин крупным демократом, главой соответствующей партии. В середине девяностых он уже голосовал за Зюганова. Через несколько лет примкнул к Лужкову, а уж после 2000‑го выбора не осталось – только Путин. Близость к царственному телу придает самоуверенности и без того самоуверенному генштабисту. Он знает, что его патрон победит в первом туре. Он знает недоброжелателей Путина наперечет – Интернет, Леонид Невзлин, Запад вообще и американские фонды, спонсирующие бунтовщиков, в частности. Он высокомерно отзывается об оппозиционерах. «Акунин, Быков – тоже мне писатели», – рассуждает «тоже мне режиссер». И добавляет презрительно: «Ну а всякие там Рыжковы уже поуправляли страной». В это мгновение Станислав Сергеевич, видимо, забыл, что и он в течение последних лет двадцати не на макаронной фабрике работал, а все ближе к управлению страной.

В последнее время Говорухину, который возглавляет в новой Госдуме комитет по культуре, было как‑то не до культуры. Тем не менее одно судьбоносное высказывание «В контексте» удалось услышать. Станислав Сергеевич, рассуждая опять же о национальном вопросе, вспомнил молодого таджика‑таксиста, который недавно его подвозил. По ходу движения таджик знакомил пассажира с достопримечательностями Москвы: вот, говорит, гостиница «Прага», ее хозяин – Тельман Исмаилов. Замечание водителя почему‑то очень понравилось вальяжному Говорухину: «Он воспринимает великую культуру, которая живет в столице. Через несколько лет он станет полноценным гражданином».

«Я вообще не понимаю, что такое культурный код», – недовольно передергивает плечами Станислав Сергеевич в ответ на вопрос Шевченко. Зато нам теперь понятен культурный код Говорухина. С таким руководителем предвыборного штаба и оппозиционеры не нужны.

 

1 февраля

 

 

Не забудем, не проспим?

 

Противостояние государства и общества в интерьерах морозной зимы

 

В новейшей истории России так бывало не раз: начинаешь писать статью в одной стране, а заканчиваешь в другой. Еще вчера ощущались приметы оттепели. В телевизор, недоверчиво озираясь, возвращались оппозиционеры из длительной ссылки в молчание. А уже сегодня экран захлестнула такая мутная волна пропагандистских поделок, что оторопь берет.

Каналы наперегонки, будто боятся опоздать, запускают новую путиниану. «Спасти Россию», «Россия от первого лица», «Мост над бездной», «Попасть в пятерку», «Без купюр». В центре фильмов – супергерой Путин, легко избавляющий родную страну хоть от пожаров, хоть от американцев. Основу повествования составляет список благодеяний Владимира Владимировича за последние двенадцать лет. Это – базовая модель, обогащенная различными сюжетами и поворотами. Апогей жанра – «Холодная политика».

Задушевное начало прерывается тревожными нотками – в кадре появляется Горбачев, который бешеными темпами принимается разваливать Россию. Данный процесс комментируют спецаналитики преимущественно иностранные, то есть абсолютно независимые. Для усиления иностранного, то есть абсолютно независимого, акцента даже Дмитрий Саймс, который еще совсем недавно отлично говорил по‑русски (он здесь прожил значительную часть жизни), заговорил исключительно по‑английски. Когда повествование фильма доползает до Ельцина, становится непонятным: а зачем, собственно Борис Николаевич понадобился все тем же американцам, если Горбачев блистательно, как утверждают авторы, справлялся с ролью могильщика СССР? А вот зачем, объясняют авторы: «На Западе пришли к выводу: Горбачев – лапочка, он хорош, но недостаточно хорош. А вот Ельцин действительно хорош». Итак, Ельцин успешно продолжает разваливать остатки империи. Задание Америки он выполнил – в мире больше нет второй супердержавы. И вдруг на арене появляется Путин. Как очередная «лапочка» посмела ослушаться Запад, зрителям никто не считает нужным объяснить. На то, видимо, и ниспослан сверхчеловек великой державе, чтобы та мигом отряхнулась от пепла. И она, держава, отряхнулась. Подозрительно быстро воссияло солнце. Россия ударилась оземь и снова обернулась сверхдержавой. Путин произносит слова, ради которых и создавался фильм: «Наши партнеры не хотят союзников, они хотят вассалов, хотят управлять. Но Россия так не работает». Саймс доволен. Другие спецаналитики, Александр Рар и Стивен Коэн, просто в восторге. «Если быть абсолютно честными, то Россия нужна Западу больше, чем Запад России».

После просмотра путинианы решительно утверждаю – главные противники режима засели в ближайшем окружении Владимира Владимировича. Позитивный образ власти, особенно накануне выборов, особенно в век высочайших технологий, нельзя создавать топором и мотыгой. Фильмы, о которых речь, – верный путь возненавидеть кандидата в президенты номер один за рекордно короткий срок. Нельзя обижать народ такой примитивной пропагандой в стилистике «Кукрыниксов» (а мультяшки просто списаны с их рисунков). Нельзя в дни общественных волнений столь вдохновенно реанимировать советскую мифологию типа «свой – чужой». Нельзя вселять в обывателя страх: если великая держава держится на одном человеке, то что же будет с родиной и с нами, когда исчезнет этот человек?

Впрочем, не устану повторять – меньше всего авторов путинианы интересует народ. Им важен один‑единственный зритель, Владимир Владимирович. А ему, судя по активному участию в агитках, все нравится. Его не смущает, что взаимоотношения государства и общества исчерпываются списком его личных благодеяний. Владимира Владимировича не гложут моральные сомнения по поводу собственного благодетеля, то есть Ельцина, которого создатели фильмов «поливают поносом» (цитата из Путина) с гораздо большим цинизмом, чем того требует сюжет. И уж совсем не заморачивается будущий президент всех россиян, когда пламенно приветствует антиоранжистов на Поклонной горе, не замечая остальных митингующих.

Собственно, и мы могли бы не заметить означенного обстоятельства (давно привыкли к избирательному зрению ВВП), если бы уже с утра 4 февраля именно с него не начинались бы выпуски новостей. Они задавали тон и вектор. В основе субботнего информационного вещания лежала простая арифметика. Каналы упорно насчитывали Поклонной 130 тысяч человек в противовес Болотной, где собралось всего‑навсего 36 тысяч. Вследствие такой арифметики Болотную давали невнятной скороговоркой. И только корреспондент госканала Васильев порадовал глубинным осмыслением происходящего: «На Болотной не обошлось без разговоров о политике».

У патриотов с Поклонной тоже не обошлось без политики, но их выступления крутили в режиме нон‑стоп. Огорчил Сергей Кургинян, лишивший публику спектакля. Он был кроток и краток. Прокричал: «Нет оранжевой чуме», на том и успокоился. Удивил Максим Шевченко. Ритуально плюнув в оранжевых, он призвал Путина продолжить демократическое развитие, так как «нам надоел произвол бюрократии и силовиков». Человек, который всегда «В контексте» (название его новой программы), должен хотя бы на уровне элементарной логики понимать неуместность слова «продолжить» в адрес того, который только тем и занимался двенадцать лет, что плодил бюрократов и силовиков. Порадовала убежденностью в завтрашнем дне Татьяна Тарасова: «Я верю в Путина, я его знаю. Это умный человек, который поведет страну по правильному пути». С несгибаемой Тарасовой не поспоришь, разве что мысленно спросишь: а что мешало нацлидеру наставить страну на правильный путь за два президентских срока? Пока она оригинальнейшим образом рассуждала о свободе («Я сегодня говорю смело, спокойно. Считаю, что это свобода»), настал черед Александра Проханова. Он тоже поразил город и мир экстравагантным пожеланием: «Мы за то, чтобы русские звездолеты полетели к Марсу». В тщетном ожидании звездолетов, летящих к Марсу, Проханов решил заняться более земным делом. Он предложил «укротить безумное либеральное ТВ, которое развращает народ двадцать лет». Мороз все‑таки очень сильно влияет на патриотический интеллект. Проханов как‑то вмиг забыл, что призывает укротить то самое ТВ, на котором он, весь такой антилиберальный, – самый частый и любимый гость.

О телевидении говорили и на Болотной. Леонид Парфенов посвятил свое выступление эфемернейшей субстанции под названием «общественное ТВ». Кстати, на днях Парфенова двинул в президенты Березовский. Согласна с Борисом Абрамовичем. И на мой вкус, Парфенов был бы отличным президентом. Вообще‑то поэтичнейший из олигархов – знаток нашей ментальности, которую он когда‑то определил как музыку души. Он предугадал Владимира Владимировича, почему бы ему не предугадать и Леонида Геннадьевича? Но и Парфенов тоже не последний в отечестве «душевед». Вот как он определил сегодня главную мелодию тех, кто выходил и намерен впредь выходить на Болотную: «Не забудем, не проспим». Так ли это? Поживем – увидим.

P.S. Статью писала в первой половине дня. Ближе к вечеру на телеэкране появились более пространные репортажи о Болотной, что не сильно меняет смысл вышесказанного.

 

6 февраля

 

 

Ксения и Тина

 

Снежная революция, быстро обрастая мифологией, выводит на сцену новых героев и трансформирует старых. Ставки в игре велики. Революция – это всегда перемена участи. Долгое время телезвезды крутых 2000‑х, Собчак и Канделаки, двигались примерно одним маршрутом, но в декабре прошлого года их дороги разошлись. Сейчас недавние подруги, а теперь заклятые враги олицетворяют разные стратегии поведения.

Собчак – девушка радикальная. Быть для нее означало быть в телевизоре в каком угодно амплуа. В одной программе она спаривала молодняк. В другой – ботала по фене, будто воспитывалась не в Смольном, а на колымской зоне («Сиськи не покажу, все остальное – пожалуйста. Да вы знаете, кто я? Вам за меня яйца оторвут»). В третьей передаче Ксюша по‑зюгановски печалилась о бездуховности и подмене ценностей. В четвертой – рассказывала о том, как любит мастурбировать в душе. А еще она в цирке, на коньках, на необитаемом острове, на «Новой волне», на частных корпоративах и государственных концертах…

Она долго убеждала нас и себя, мол, происки «дрянной девчонки» – стеб для лохов. Но маска имеет обыкновение прирастать намертво к лицу. Ксения это понимала. У нее отменная интуиция. Она всегда чует, что носят хоть на подиумах, хоть во властных кабинетах. Революция для Собчак – подарок судьбы, возможность прыжка из царства необходимости в царство свободы. Она вышла на Болотную и стала живым олицетворением норковой революции. Как бы ни трактовать выбор Ксении, он потребовал как минимум личного мужества: не все революционеры с детства называли Путина «дядей Вовой». Сегодня редкое политическое шоу проходит без К. С. Она везде к месту, ко двору: мило кокетничает с трепетным токарем Трапезниковым; жестко полемизирует с вялым державником Вассерманом; как нож в масло, входит в кампанию Быкова – Ефремова – Васильева. Ей по плечу теперь и свое политическое шоу, свидетельство чему – премьера на канале MTV «Госдеп». Формат удачен: Собчак говорит с молодыми о политике на их языке. Было весело и нервно. Революционная молодежь ни в чем себе не отказывала. Удальцов едва не подрался с Карауловым, Яшин – с Мищенко, Чирикова зажигала не хуже Жириновского. Участники довольны, зрители тоже.

Днем раньше состоялас<