Вечность - как злоупотребление словом.

*

Человеческая мысль нацелена на бесконечность. Человек так устроен. Его психическое устройство таково.

Он клянется «помнить всегда», «любить вечно», так же и ненавидеть.

Он испытывает «бесконечное блаженство»... Не путать с «вечным блаженством», которое, в самом деле, вечное.

Сознание так оформляет переполненность чувством. Экстремальным образом.

И молодость никогда не кончается. Как ни стараются в иных случаях настроить свое понимание на что-то приближенное к реальности. Даже что-то очевидно ограниченное во времени переживается в вечности. И не иначе!

*

- В этом мире вечным бывает только «вечный покой».

- В этом?

- В том, который мы видим перед глазами, в котором живем, в котором ходим на работу, ужинаем, спим, смотрим телевизор... Который только худо-бедно и знаем.

- Можно сказать, это материалистический мир?

- Ну да. Это мир повседневности. Проверенный мир. Мир, который не отсылает нас в что-то, что надо принимать на веру и никак иначе.

- Что же, допускается еще и другой мир?

- Допускается. Как бы. Говорится об «этом мире» для строгости рассуждений. Чтобы нельзя было оспорить утверждение о «вечном покое», ссылаясь на какие-то другие «миры». Вернее, по сути тот же самый мир, но понимаемый совершенно по-другому. В этих других мирах есть еще и «вечная память», и «вечное блаженство», и «вечный город», и даже «вечная иголка для примуса».

*

Думать о важных предметах. О вечности, к примеру. А не о пустяках!

Это как-то успокаивает. Мысль на посту!

А не развлекается пустяками. А не праздно шатается.

*

- Искусство всегда развернуто в вечность. Одна надежда - на вечность, на Бога – на этого хранителя вечности.

- Это всего лишь авторские фобии. Вы все боитесь своей напрасности.

- Как же иначе!

- Тщета литературного мастерства. Это то же самое, что на стройке обычной хрущобы держать барочного позолотчика. Мир не линеен. Он не продолжается с прицелом в вечность. А вы этого не понимаете.

- Может быть, не принимаем?

- Или не принимаете. Из упрямства.

- А что же делать?

- Надо идти до конца.

- Это как?

- А так! Обходиться без вечности. Без убаюкивающей, домашней, ручной вечности! Как все обходятся.

- Но зачем?

- Из дерзости! Без вечности все, о чем вы толкуете, чувствуется еще острей, еще непереносимей. Так нужна ли вечность?! Облегчительная, ласковая вечность! Если знать смертность всего этого… И лиц, и голосов, и движений души, и музыки…

*

Олег Борисов где-то за 20 лет до смерти начал вести дневник. Как всякий человек, он не знал, сколько ему отмерено. Впереди была целая вечность. Вечность незнания, вечность неизвестности.

Кто бы что делал, отмерь ему срок! Впереди должна маячить именно вечность. Недостижимая, но предоставленная, открытая для пользования.

Ну, или неизвестность и неопределенность. Взамен вечности. Для повседневно психически устойчивого проживания времени. Без этого человеку никак.

 

 

Киночудеса.

- Всегда как-то замечаешь, отмечаешь натужность чудес, от которых по правилам игры нужно быть в восторге. Недостаточная чудесность чудес. Они больше смахивают на сложноорганизованные фокусы. И чудесная, волшебная сила тратится на пустяки. Вот и думаешь, в какие детские игры тебя вовлекают!

- Кинематограф – особенно голливудский – освободил воображение в отношении чудес. Благодаря этому чудеса фантазируются более масштабные, более смелые, более безудержные. Не сравнить с библейскими чудесами.

- Но и здесь вынуждены придерживаться неких рамок, чтобы фабула была более-менее логичной. Ведь чудеса подрывают реальность, расшатывают ее, мир превращается в непредсказуемый кошмар.

- Так что? Не делать чудеса? Раз они такие вредные.

- Разве у нас есть в этом смысле выбор? Нет, давай уж лучше без чудес!

- Уговорил.

 

 

Зрелище.

Хорошо, но недоступно пониманию. Сколько ни вглядывайся. Понимание формы! Как можно понимать форму? Это – зрелище, а не что-то мыслительное, требующее логики и анализа.

Для объяснения чего-то сложного пользуются понятиями, которые точно так же требуют объяснений и формулирований. Сложное объясняется еще более сложным. Одна сложность прикрывается другими сложностями. Непонятность – непонятностью, необъяснимость - непостижимостью.

Так и с «формой». Мысль о «форме» постепенно откочевывает вообще в запредельные области и там теряется.

И тут уже к мысли привязываются такие понятия как «чувство», «человеческая природа», «любовь», «тайна бытия»...

Все это оказывается рядом. Думать о этих вещах так же трудно, а понимания - едва-едва. Только какие-то сполохи, отблески...

 

 

Чистые идеи.

*

Как прекрасны бывают некоторые идеи! Так и просятся в душу, заполняют ее до краев. И тогда чувствуешь, что «за это можно все отдать»! Как именно? – неважно! Да, как угодно, в конце концов!

Можно, например, встроиться кирпичиком в здание будущей «прекрасной жизни»!

*

С идейностью как с высокими чувствами. Одни доподлинно знают, что это реальнейшая вещь, другие не верят в них. Не вкусив.

*

Чистота либеральных идей. И чистота патриотических устремлений. У всего есть своя логика, загоняющая и то и другое в жизненные тупики. Когда прикладывают чистые идеи к реальности.

*

Как пробиваются идеи? Как одна идея побеждает другую? Может быть, это иллюзия – честная борьба, соревнование идей, в результате которого побеждает самая правильная, самая адекватная реальности идея?

А может быть, в результате остается некий miks – смешение мифа и реальности. Удобный всем.

*

Жизнь ощущается вне каких-то идейных обобщений. С идеями нечего делать в повседневности. Масштабы как-то не совпадают – у голых идей и у жизни человека. И сыплются людские жизни сквозь идейное решето.

*

Параллели с 1917-м годом. Либералы и патриоты тогда и сейчас.

Может быть, вся вредоносность в чистых идеях – в идейно чистом либерализме и таком же патриотизме?

А если есть мера, то тогда все в порядке.

*

Когда реальность сталкивается в конкретном человеке с идеей, всегда оторопь берет. Кажется, что что-то не так, что-то неправильно. Неправильно столкнулись. Не можешь быть объективным, когда это столкновение происходит в самом что ни на есть живом человеке.

*

В «Записях священника Александра Ельчанинова» есть место, где говорится о том, что искусство – это «область двусмысленная, демоническая» и что «п риобщение к культуре некоторым образом компромисс для духовной жизни».

А у А.Ф.Лосева в каком-то его научно-художественном тексте написано о том, что социализм противопоказан искусству.

В самом деле, если неукоснительно следовать логике – логике религиозных воззрений, логике социалистического переустройства общества – то так и будет: искусство окажется для церкви чем-то «демоническим», а для социализма вообще невозможным.

Логика чистых идей способна, из лучших, конечно, побуждений, угробить привычный нам человеческий мир. Но в живой жизни это как-то и не проиисходит. По крайней мере, в России. Наверное потому, что ни тот ни другой набор идей не находят у нас достаточно ортодоксальных последователей. И слава Богу! 

*

Противопоказанность голых идей реальной жизни. Это из опыта политической истории России.

Чистые идеи - как чистый алкоголь. Валят реальность с ног.

Чистые идеи убивают живую жизнь, как алкоголь отравляет и убивает живое.

*

«Мерзкая реальность втягивает в себя, обволакивает прекрасные идеи, переваривает их, превращая в дерьмо».

*

Жалость. Это то, что должен испытывать Г.Б. к земным созданиям.

«Познавшим добро и зло!»

И даже в своем эволюционировании дошедшим до выбора в пользу добра! 

Общая, по крайней мере на словах, ориентация на добро!

В мире, основанном на зле, на взаимопожирании!

Бесперспективно? Бесполезно? Но се человек!

И можно запутаться в этих абстракциях!

*

А ведь с демократией, в либерастском ее понимании, всё ровно так же, как с коммунизмом, анархией и с другими чистыми идеями, ну, или с другими утопиями – смотря, как к этому относиться. То есть, если очень коротко: «Не дождаться».

 

 

Абстракции.

*

«Стенопачкательная» надпись: «Свобода не требует согласований».

Абстракция «свобода». Ей хотят подчинить жизнь. Но есть и другие абстракции – те, от которых, если их начать воплощать в жизнь, мало не покажется. Например, абстракция «порядок». А еще лучше «железный порядок».

*

«Авторитарное» общество. Ограничение свобод, ограничение инициативы...

Свобода всегда приводит к каким-то издержкам в жизни. Свобода ведь и на хорошее, и на плохое.

Свобода инициативы. Свобода реализации своего интереса. Свобода не дает заглохнуть каким-то инициативам. И хорошим, но и плохим.

Издержки свободы.

*

Есть какие-то законы, договора, кодексы, уставы, писанные и неписанные правила... Все это как некий армирующий каркас наброшено на жизнь. Не вырваться. Может, и хорошо. Может быть, без этого нельзя.

 

 

Материя.

С голой, неодушевленной материей человек разумный никогда не примирится.

Смерть – главное, решающее проявление материального мира.

«Материального мира» или «материальности мира»? Очевидная смысловая разница. Существенная.

Мир или проявляется, в том числе, в виде материальности, имея про запас еще и «темную материю» духа или мир насквозь материален. Без изъятий. И дух – это, в соответствии с утверждениями марксистско-ленинской философии, – просто высшая форма развития материи. Что-то в этом роде. Нет: «высшая форма движения материи».

И не надо, как Лев Николаевич, ломать голову на не существующей границе между материей и духом, между мертвым и живым.

 

 

Схоластика.

*

Если разбираться в понятиях...

Статья на слово «схоластика» в «Википедии» довольно обширная, со многими ссылками, погружающими в пучины философии, истории, богословия... Это уже само по себе противно тому пониманию схоластики, которое только и подразумевается автором «Мира...»

Если воспользоваться частным определением схоластики, данным той же «Википедией», то это понимание формулируется следующим образом:

«В повседневном общении схоластикой часто называют представления, оторванные от жизни, основывающиеся на отвлечённых рассуждениях, не проверяемых опытом».

Это усеченное понимание термина необходимо для описания случаев, когда на приступ понимания «мироздания» идут, вооружившись только собственным мозгом, необязательно обремененным багажом основательных и обширных научных знаний.

Так было в древности, так было в средние века, так было в 18, 19 веках. Да так осталось и по сейчас в век атома, нанотехнологии, генной инженерии...

Перебирают без конца понятия, до которых дошли философы аристотелевских времен.

Это можно принять и за некую интеллектуальную игру, которая предписывает заниматься поисками истины, пользуясь только тем ограниченным набором понятий, которым пользовались древнеримские греки или средневековые монахи.

Монастырская или ученая келья. А в ней монах или философ-отшельник.

И конечно, надо отличать такой – условно говоря «схоластический» - подход к мирозданию с отношением к жизни и к отвлеченным понятиям, которое имеется у бытоживущих граждан, которым вообще все по барабану. Не о них речь. Это так – на всякий случай.

*

«Схоластика 18-19 веков. Запертость в деревне. (...) Керосиновая лампа или свеча. Умозрение. Перебирание четок. Одни и те же со времен Платона... или Плиния Младшего мысли. Отшлифовывают их». /

*

«Схоластика… Средневековье… Можно сказать добывание знаний только путем умозрений.

«Схоластический» подход – он и есть попросту «умозрительный».

Есть труды Аристотеля, Платона, Фомы Аквинского и т.д. Есть твоя келья, бумага, ручка. Голова. Сиди и размышляй о мироздании, о Боге, о человеке...

Изучение мира врукопашную. Пользуясь тем ограниченным набором знаний, полученных со времен Древнего мира...

Есть вещи, которые пробовали и продолжают безуспешно пробовать понимать веками и тысячелетиями. И перед пониманием этих вещей не то что не нужны научные знания, но они как-то не очень помогают.

Простые вещи. Совсем простые вещи. Предельно простые. Касающиеся «голого человека». Тут любая наука бессильна. Жизнь, смерть, вечность, любовь, совесть, добро, зло, красота...» /

*

«Круг чтения». Оберегание схоластики: Лев Николаевич рассказывает, что надо знать, а что необязательно. Можно сказать, весь «Круг чтения» – одна схоластика. Келья, Ясная Поляна, или монастырская келья… Человек, его одиночество и необъятный непостижимый мир. Это то неизменное, что сопровождает человека с пещерных времен и всегда маячит впереди в качестве возможной перспективы. Как для отдельного человека, так и для всего человечества. Пещерная, келейная, камерная, скитская, «шахтная»… перспективы.

Л.Н. исходит из такого - легко воспроизводимого - положения человека. Выбрасывается всё, что не вписывается в этот решительно очерченный круг, заранее выбрасывается всё, что требует для своего поддержания каких-то более сложных, специально подготовленных условий.

«Ни к чему всё это, - говорит Л.Н., - одинокому человеку в бесконечном мире».

*

Что человек успевает в жизни? То, что только и можно успеть, – подумать о чем-то, попытаться что-то понять, насладиться созерцанием непостижимых вещей...

Красота, чувство, новая жизнь... Ну, все как водится. Все, что дано.

И никакие науки, никакой технический прогресс ничего не добавляют к этой природной привязанности человека к схоластике. Человек с айподом в реактивном самолете думает примерно о том же, о чем думали до него, если не пещерные люди, то хотя бы буржуа образца 19-20 веков.

И проблемы все те же. Неразрешимые и необоримые.

*

Мысль живет в лабиринте схоластических вопросов, перебирает их, пытается на них отвечать, бежит дальше, кружится на месте, заходит в тупики...

*

Схоластики думают, что им плохо по стародавним схоластическим причинам. А на самом деле им плохо по банальным, элементарным, финансово-экономическим, биологическо-физиологическим и прочим материалистическим причинам.

*

Мирная схоластическая жизнь. В Александровском саду. В том углу, откуда виден Медный Всадник.

Выгуливание ребенка. Следование за ним от качели к горке, от горки к песочнице…

И при этом в голову обязательно приходит что-то схоластическое.

*

Два подхода.

Христианские или любые другие религиозные, предельно обобщенные представления о мире. Большими блоками. С содержанием, запечатанным тайной.

В «Круге чтения» у Льва Николаевича об этом очень много: логические выкладки с доказательствами, с примерами из истории человеческой мысли. Или просто апеллирование к здравомыслию неиспорченного народа.

Схоластическими аргументами. Накопленными веками. Их и понимаешь не иначе как схоластическими, то есть основанными на чисто келейных,  умозрительных представлениях.

Добросовестная, честная, с лучшими намерениями, с благими целями работа.

Отлученного от церкви.

На мысли об этом наводят две одновременно «продвигаемые» книжки: одна о эволюции жизни на Земле, другая - рассказы о религиозных христианских  подвижниках в России.

Два подхода к земной жизни, к миру, в котором оказался человек. Тут хочешь – не хочешь, а начнешь их сравнивать, противопоставлять, сталкивать...  

И в оба этих подхода ввязаны одержимые, честные, добросовестные, с наилучшими намерениями и благими целями не самые глупые люди.

*

Есть мнение, что все в мире описывается с помощью математики. Наверняка это верно для мира до-человеческого - физико-химического, биологического...

Здоровый научный интерес к этому миру... Мир как интересная головоломка...

Ученые начинают свою научную работу с определения граничных условий. В бесконечно разнообразной реальности они отмеривают свой научный огород.

То, что никак не может попасть в их ученую разработку – это схоластические понятия: нравственность, совесть, любовь, понимание добра и зла...

Они и не пытаются. Но у любого занятия есть своя логика.

И только бытовая повседневность, в которой живут эти теоретики, удерживает их от логического продолжения своей теории: от исключения из реальности всяких таких, не подверженных математическому описанию и учету явлений человеческого мира.

Это тоже в обиходе подхода к решению математических и физических задач – пренебрегать чем-то несущественным.

Хотя, наверное, они вообще об этом не думают.

Или думают, постольку-поскольку живут с простыми смертными, спят с женщинами, меняют пеленки своим малолетним детям, хоронят родственников...

*

Эти споры физиков и лириков, науки и схоластики... Нельзя, чтобы кто-то из них вышел победителем.

*

Что-то схоластическое, упрощающее. Как Проханов, как Дугин. Упрощают понимание экстазом, пафосом...

*

Виктор Шкловский.

«Говорить о созвездиях, не зная звезд, неправильно. Говорить о звездах, не зная, что такое звезда, неправильно. Но звездное небо обычный предмет поиска, цель внимания. Да, я оправдываюсь, я не умею писать так, чтобы вот первый ответ, вот второй, третий. Я не знаком с приборами. Я писатель.

Поэт без рифм, без ритма, с густым, для меня внятным гудением сердца.

С вниманием к исследованиям искусства, методам, приближающим к искусству».

Это к разговору о схоластике, о «халтурных – схоластическо-беллетристических» способах добычи понимания.

 

 

Основной вопрос.

Кажется, что из жизни будто постепенно вымывается все идеалистическое.

«Как сон, как утренний туман» - наверное лучше не скажешь.

Жизнь предстает во всем своем материалистическом ужасе. В ужасе бездушного материализма.

Впрочем, духовные пропасти человеку опасней даже материалистического ужаса. К этому - последнему – еще как-то можно привыкнуть. Да люди и привыкают. Куда деваться! Опасней, страшнее – уклон не в материальное, а в что-то «психическое». Это уж точно – темное дело. Никто не знает толком, как с этим справляться, а то, бывает уже,  и как лечить.

И тут же... Не есть ли материалистическая ясность просто особое проявление психической болезни?

 

 

Материализм.

«Материализм отменяет мудрецов вместе с их мудростью. Материальный космос все отменяет. Всю людскую важность».

Требуются дополнительные пояснения. Пока опять не забылись. Такого – сколько угодно!

Материализм, предполагающий то, что написано у Лосева:

 

«Мир без конца и предела, без формы и охвата; мир, нигде не кончающийся и пребывающий в абсолютной тьме межзвездных пространств; мир, в котором пребывает вечно неизменная температура в 273° ниже нуля; мир, состоящий из мельчайших атомов, различных между собою лишь в количественном отношении и вечно двигающихся по точнейшим и абсолютнейшим законам, создавая нерушимую и железную скованность вечного и неумолимого механизма; мир, в котором отсутствует сознание и душа, ибо все это — лишь одна из многочисленных функций материи наряду с электричеством и теплотой, и только лишь своекорыстие людей приводит нас к тому, что мы начинаем верить в какую-то душу, которой реально нет, и в какое-то сознание, которое есть пустой вымысел и злостная выдумка; мир, в котором мы — лишь незаметная песчинка, никому не нужная и затерявшаяся в бездне и пучине таких же песчинок, как и наша земля; мир, в котором не на кого надеяться, кроме как на свои руки, и в котором никто о нас не позаботится, кроме нас самих; мир в котором все смертно и ничтожно, но велико будущее человечества, воздвигаемое как механистическая и бездушная вселенная, на вселенском кладбище людей, превратившихся в мешки с червяками, где единственной нашей целью должно быть твердое и неукоснительное движение вперед против души, сознания, религии и проч. дурмана, мир-труп, которому обязаны мы служить верой и правдой и отдать свою жизнь во имя общего: я спрашиваю, разве это не мифология, разве это не затаенная мечта нашей культуры, разве мы можем умереть, мы, новая Европа, не положивши свои кости ради торжества материализма?»

Ни души, ни совести, ни жалости, ни любви, ни тоски, ни ужаса бесконечности...

И человека, может быть, нет. Тем более, человека, созданного по образу и подобию Божию.

А есть только разумное в какой-то мере животное. Ну, и бесконечный и вечный космос.

 

 

Логика.

Вопросы свободы, веротерпимости, толерантности... Публику запутали недиалектическим подходом к этим вопросам. Метафизический, формальнологический произвол в суждениях политиков и просто начальников заставляет людей делать как бы логически правильный выбор, а на самом деле - сознательно или зломысленно - вводят в заблуждение ложными, как бы логическими, ходами мысли».

 

 

«У природы нет плохой погоды...»

Поиски, начатые не сегодня. И не этим бедным автором.

Будто люди только это и искали. Это главное, что искали всегда.

На столетия успокаивались в поисках, считая, что все уже найдено, но потом поиски возобновлялись.

И сейчас эти поиски продолжаются. И будто бы даже с нуля.

Вопрос трудно сформулировать. Беспафосно.

Есть на эту тему песня на стихи Рязанова:

«У природы нет плохой погоды...»

Безрелигиозная советская эпоха научила обходиться без высших сил. Природа – и всё!

Что самое интересное – к этому можно привыкнуть. Те, кто жил в советское время, привыкли. Будто мир каким-то образом после 17-го года переменился в своих основах.

Только человек, только природа, только вселенная, только законы физики. Остались, конечно, непознанные вещи... Необъяснимые. Но объяснения им ищут, не прибегая к помощи чудесных сил.

Чуду нет места в этом мире. Разве что в образном смысле. Чудо жизни, чудо бесконечности и вечности, чудо высоких чувств, чудо природы человека, его мыслительных способностей, чудо появления на свет новой жизни…

И такой мир уже был. Он был построен в сознании миллионов людей. Этот мир был, конечно, несовершенен. Но мир всегда несовершенен.

Возможно ли нахождение в этом мире некого средоточия духовных устремлений? Взамен того, что предлагает религиозная традиция.

От чего-то уйти проще, чем прийти к чему-то. В этом проблема.

Научиться человеку жить в этом мире. В первом приближении – научиться тому, о чем говорит Рязанов:

«...Смерть желаний, годы и невзгоды -

С каждым днем все непосильней кладь,

Что тебе назначено природой

Надо благодарно принимать...»

Это кажется возможным. И честным, и разумным, и достойным, и благородным…

И чуть ли ни  единственно возможным для всех, кто родился и вырос в безрелигиозной среде.

Они в этом не виноваты. Переделать себя не могут. А надо как-то жить.

И как-то примеряться к вечности и бесконечности. По мере сил.

 

 

Мир.

Упорно об одном и том же – все религии, все мудрецы, все философы…

Мысль работает над тем, как сделать мир не таким ужасным и хоть как-то пригодным для житья – «мир социальных животных».

 

 

«Моральный закон».

Человек для упорядочения своей жизни на земле додумался до понятия нравственности.

Это главное, что отличает человека от других земных существ.

Сначала о нравственном начале в бывшей обезьяне заговорила религия.

Потом проблемы нравственности вывели из прямой зависимости от религиозных представлений. Нравственность связали с духовным началом в человеке.

Отсюда - два варианта понимания нравственных законов этого мира. Одно понимание: нравственные законы от Бога, другое: человек самостоятельно вышел на подобные вещи.

Для одних этот вопрос как бы окончательно ясен, для других всегда будет открыт, и споры продолжатся.

Наверное это не так уж и важно. Гораздо интересней то, что человек тем или иным образом помещает себя в эту проблематику. И это не кажется ему чем-то излишним, чем-то бесполезным. Чувствует, наверное, что без этого человечество не выживет.

Знаменитое кантовское: «моральный закон внутри нас».

Нравится, как он об этом говорит - легко, без напряга, просто, как о давно известном и принятом  навсегда.

Это такое лекарство, которое мир вынужден держать под рукой. Для подавления природного зверства. Принимают это лекарство, конечно, не очень регулярно, но все же мир как-то выживает. Пока.

 

 

Обман.

Обманутые поколения, обманутые страны, народы... Да мало ли кого ни обманывали!

Верят во что-то всегда. Без этого мир не может существовать. У мира должны быть стены. Хоть какие-то. Это дается верой. Верой в то, что те представления о мире, которые сложились у людей, – это и есть самые правильные представления.

Кто-то наверное знает, как этот мир устроен практически. Как он устроен материалистически, физически, химически, финансово и т.д.

А если он не совсем материальный! Тогда его устройство никто не может знать.

Так и живем.

 

 

О весне.

- «Мартовская весна». Чистая идея весны. Еще и не весны-то! Только что светло по утрам и вечерам. Снега почти нет. А в остальном... Не вышла еще весна из сферы просто понимания, осознания. Если понимать диалектически...

- Весна не вышла в эйдос из меона?

- Что-то в этом роде. Но надо уточнить у Лосева.

- А если так: «умственным зрением и осязанием мы схватываем эйдос – явленный лик вещи»?

- Еще нечего схватывать.

- Но почему! «Эйдос – умственно осязаемый зрак вещи».

- Ну, разве что «умственно»!

 

 

Духовное.

С некоторым недоверием всегда относишься к «духовности высшей пробы», как бы отрицающей, отрекающейся от собственной биологической основы. В этой «высшей духовности» чувствуется шизофреническая опасность впасть в неадекватное понимание жизни.

Часто эта «высшая духовность» совпадает с переходом в результате естественных биологических процессов «носителя» «высокой духовности» в старчески немощное состояние. Не у всех хватает ума не распространять свои представления и ощущения на весь остальной мир, отказывая ему в праве на нормальное существование.

Они принуждают мир делать противоестественный, ведущий в жизненный тупик выбор между духовностью и материальностью.

 

 

Философы.

«Путанные» философы. Всякие там Гуссерли, Хайдеггеры и тому подобное...

Может быть, это вынужденность в какой-то мере. Надо куда-то двигаться в этом мире. Раздвигать непонятное, пробираться сквозь него, торопиться усложнить свое мышление, чтобы быть готовыми к чему-то сверхсложному. Которое может грянуть.

Но есть еще схоластическое пренебрежение к таким вещам.

Беллетристы... Все люди, даже и философы, в быту схоласты и беллетристы. Каждый проживает свою земную краткосрочную жизнь. И это ощущение ее краткости, хрупкости, болезненности дает что-то такое, что заменяет всю бесполезную философскую премудрость.

И, может быть, наши крутые философы и пытаются формализовать, перевести на язык понятий, определений, законов то, что только брезжит при созерцании мира именно из таких бытовых, схоластических, беллетристических уровней земного бытия.

 

 

Чудесное

То, что называют чудесами. То, что нарушает законы, порядок этого физического мира.

Иногда чудесами называют то, что ничего не нарушает, но случается и вызывает гиперболическую реакцию. Награждают званием чудесного то, что соответствует эмоционально впечатлению от настоящего чуда.

Может быть, есть что-то в этом мире, что выстраивает этот мир по определенным правилам. Без вмешательства сверхъестественного. Просто эти правила еще не открыты. А отсылка к сверхъестественному – это  просто торопливая попытка таким образом закрыть вопрос, проблему, не поддающуюся пониманию.

 

 

Картина.

Стивен Хокинг, «Краткая история времени».

«Если принять условие отсутствия границ, то оказывается, что вероятность развития Вселенной но большинству возможных историй пренебрежимо мала, но существует некоторое семейство историй, значительно более вероятных, чем остальные».

Современные физики согласились друг с другом в том, что они ничего не понимают в мироустройстве. Тусовочная позиция. Тусовка самых умных, образованных, даже, может быть, гениальных людей. Сообщество людей строивших странные теории, но, в конце концов, не сумевших все объяснить. Вместо этого они дружно согласились на всякие сомнительные допущения, позволившие им хоть как-то обрисовать картину мира, не вдаваясь в подробности. Принцип неопределенности, виртуальные частицы, спины частиц, мультивселенная, темная материя, стрела времени, помесь математических абстракций и физических закономерностей... Так как они самые умные на планете, и с этим никто не спорит, они считают, что ничего лучше и разумнее этого нельзя было придумать. Коллективно, но без оглашения согласились с таким положением физической науки. Лицо-то как-то надо сохранять.

Несправедливость.

Это показалось несправедливым...

Но что такое есть справедливость! Сказано же однажды:

«Справедливость – это чистая идея, и к реальности не имеет прямого отношения».

Жизнь в подобных понятиях...

Многие без этого как-то обходятся. Большинство даже.

Справедливость, милосердие, любовь, добро, зло, красота, честность, жертвенность...

Не растаскивают мир на отвлеченные понятия. Просто живут.

 

 

Лобачевский.

Это звучит для простого обывателя, неискушенного в высшей математикой, как что-то вызывающее удивление и, одновременно, как анекдот. Эта неэвклидовская геометрия, использующая  допущение о том, что параллельные прямые могут пересекаться...

Но тут есть, наверное, один важный для науки момент. Научному мышлению открылась возможность не считаться с обиходным здравым смыслом, который до тех пор был необходимым образом привязан к характеру человеческого мышления, пронизывающего реальность, но не охватывающего ее во всей полноте. Будто бы открылась возможность как-то по-новому использовать мышление как инструмент познания. «Можно, оказывается, и так!» - сказали себе господа ученые.

 

 

Мудрость.

Улица. Кавказец торгует с лотка сушеными фруктами.

«Главное, чтобы плохого не делать человеку», - говорит он кому-то.

Мудрость – прямо на шумной улице. Посреди прохожиз, чириканья воробьев, звона трамваев.

Он в самом деле так думает. Это помогает ему как-то ориентироваться в этом мире. Хороший способ. Простой и доступный.

 

 

О простоте.

*

Вера в относительную простоту материализма. После физиков из послеполуночной передачи Гордона проникаешься чем-то подобным. На их фоне наши повседневные обывательские занятия и заботы кажутся пустяками и чепухой.

Избранные, высший продукт эволюции, венцы природы! Интеллектуальные Гималаи!

Концепция Г.Б. им не нужна. Они обходятся без нее в своих весьма разнообразных моделях мироустройства.

И не скажешь, что это какое-то упрощенчество.

Они просто занимаются физикой. У них довольно узкая специализация.

Они добираются до таких глубин в вопросах познания мира, что обывателям, наблюдающим все это со стороны, кажется, что вот-вот начнется Г.Б. За очередной не открытой пока дверью, скрывающей тайны природы.

Может быть, Он и ждет их там. Но пока физики обходятся без Него.

Можно сказать, им Г.Б. даже помешал бы.

Ученая простота. Это как с теориями, с которыми они имеют дело. Все должно быть наглядно, ясно, красиво. В идеале - как известная формула Эйнштейна.

Это ученая простота. Простота физиков-теоретиков.

Неомраченная простота. Мир как на ладони…

Все наверное упрощают мир под себя.

*

А еще есть простота представлений о жизни, о мире, которая досталась нам от советского времени.

Простота представлений человека, жившего в отрегулированном, защищенном от «тлетворного влияния»  общественном устройстве.

Но настали новые времена. Наступила эра либеральной демократии. Либерального зверства.

Ушла как бы искусственная, организованная социальным государством простота представлений о жизни.

Открылись двери в совсем другой мир – в мир, в котором никто в принципе не озабочен совершенствованием жизни на планете Земля. Полная свобода! Никто не мешает ни отдельному человеку, ни миру в целом деградировать. Наоборот, помогают в расчеловечивании и даже принуждают к этому.

Наивный постсоветский человек живет в постоянном мучительном поиске объяснений всем тем мерзостям, с которыми он сталкивается в «реальном мире».

Это либералы так называют его - «реальным». Для них люди обречены на жестокость, жадность, глупость, низость... Это их реальности, которую надо принять как данность.

Во времена первобытной дикости люди тоже жили в «реальном» мире, но потом, следуя логике самосохранения, решили сделать его не таким реальным. Пещерный человек открыл в себе нравственность.

Это важный вопрос: нравственный мир – это реальный мир? Вернее, возможно ли сделать нравственный мир реальным? Или реальный мир – нравственным.

Может быть, надо заново выходить на простоту этого мира – уже на новом витке развития человечества.

Пока еще не повывелись те, кто помнит мир другим.

 

 

Беседа о спасении мира.

- В «Круге чтения» на 30.06. приведено высказывание Герцена:

«Когда бы люди захотели, вместо того чтобы спасать мир, спасать себя; вместо того чтобы освобождать человечество, себя освобождать, - как много бы они сделали для спасения мира и для освобождения человечества!»

- И что?

- Ну, как! Значит, те, кто заботится о том, чтобы внутри самого себя быть безупречным, тот и во внешней жизни начинает все делать правильно. Ему, кроме «нравственного закона внутри», уже ничего внешне-регламентирующего становится не нужно. Внутреннее – вот главная забота! Она приводит все действия во внешней жизни в правильное русло.

- Значит, главное, чтобы человек был хороший?

- Вроде того.

- И что дальше с этим делать?

- С чем?

- С таким пониманием и с таким человеком.

- Что угодно.

- А именно.

- Можешь хоть гвозди заколачивать.

Культура.

Сверхзадача цивилизации - сохранить культурную традицию, не потерять духовные накопления человечества.

В этой продажной цивилизации!

Сохранить литературу, кинематограф, искусство, философию, религии... Все это - тот внутренний стержень этого мира, на котором держится земная жизнь. Сохранить культурную идентичность с мыслителями и творцами прошлого. Только это не даст человечеству деградировать в что-то постчеловеческое.

Сохранить не только в музеях и архивах, а и в жизненном обиходе.

 

Два мира.

Будто два мира существуют на земле. Один мир для простой публики – с постоянной оглядкой на нравственные законы, на христианские заповеди и т.п. Со страхом загробного или даже уже прижизненного наказания за неправильное поведение.

И есть мир свободный от всего этого. Он будто на самой вершине иерархии земной жизни. Как –то существует вне заблуждений, ложных ориентиров, страхов мира обыкновенного...

Мир абсолютной, ледяной, космической свободы от всяческих химер человеческой цивилизации. Какой там Бог! Какие Законы! Какой там рай и ад! Мы на маленьком камушке с атмосферой летим в космическом ваку