Не тотальное воровство, а самоорганизация общества

Бытовая коррупция — это не только общественный механизм компенсации недостатков экономики, но во многом и пример гражданской самоорганизации.

Мы ведь даем чаевые официанту в кафе и не считаем, что в этом есть что-то незаконное и дурное? Таковы неформальные правила. Официант получает маленькую зарплату и рассчитывает на чаевые. Если бы работодатель платил ему больше, то это не только увеличивало бы стоимость блюд в меню, но и лишало бы официанта стимула хорошо и качественно обслуживать клиентов. Хороший вежливый официант получает значительно больше, чем плохой и грубый, и мы оцениваем его работу, когда даем или не даем ему чаевые.

Примеры такого общественного договора встречаются не только в общепите. Учительница в сельской школе получает крохотную зарплату, и у нее нет никакой доли от распределения урожая как у колхозников. На зарплату она не выживет, не сможет вести хозяйство, не сможет отапливать дом зимой, содержать домашних животных, покупать семена для огорода. Но люди на селе это знают и помогают ей за то, чтобы их дети имели возможность учиться. Коррупция? — Конечно, но если этого не будет, дети просто не получат образования.

Допустим, мы «победили коррупцию» и даже нашли средства на существенное повышение зарплат работников бюджетных организаций. Зарплаты вырастут у всех одинаково. У хороших и ответственных специалистов так же, как у плохих и нерадивых. И у столичных «светил», которые эту прибавку и не заметят, поскольку имеют множество дополнительных источников дохода от преподавательской и научной деятельности, своих публикаций, консультаций, и простых сотрудников, работающих с утра до вечера, да еще и нагруженных бюрократической отчетностью. Разве не справедливее, когда вознаграждение их труда происходит как в случае с официантами, когда хороший врач заслуженно получает в разы больше «благодарностей» от пациентов, чем бездарь и неуч, который нужен только для того, чтобы рецепты выписывать?

Почему благодарность за хорошо оказанные услуги должна наказываться? Это своего рода премиальные, стимул работать качественно.

Но даже в самых негативных проявлениях бытовой коррупции, ее вред и общественная опасность крайне преувеличена, также как и ее разлагающее воздействие на общество.

«Победив» такую «коррупцию», мы рискуем прийти к тому, что люди будут склонны относиться к своей работе халатно, а престиж профессии не будет повышаться. Если же зарплаты при этом останутся на современном уровне, то люди могут попросту вредить. Есть социологические исследования, которые показывают степень мотивированности работников в зависимости от зарплаты и условий труда. Так вот, при плохих условиях и низких зарплатах бывает даже не просто падение мотивации, а прямое нанесение ущерба работодателю или клиенту! Люди начинают не только воровать на работе все, что плохо лежит, но и вредить сознательно и цинично. Голодный врач будет назло хуже лечить, учительница, которая приходит в школу каждый день в одной и той же юбке, не будет думать о том, как бы эффективней вложить детям в голову знания. А полицейский не приедет по вашему вызову, когда будет срочно нужна помощь.

Если сотрудник полиции нечестный и берет взятки, он держится за свое место работы, дорожит им, как источником дохода и старается работать хорошо. Ему не выгодна плохая отчетность и увеличение роста преступности. Да, он берет взятку у родителей какого-нибудь несовершеннолетнего хулигана и не дает ход его делу, ведь родители его и так накажут уже за то, что из-за него потеряли деньги. Зато он поймает настоящего преступника и сделает все, чтобы обеспечить ему реальное наказание. Упечет злодея за решетку и довольный, что оградил людей от него, на собственном автомобиле поедет в свою квартиру, где его будет ждать любящая семья. А если он будет на трамвае ехать в квартиру родителей, где ютится в одной комнате вместе с ребенком и женой, которым ему стыдно в глаза взглянуть, как думаете, что будет, когда к нему подойдет на дороге сообщник того злодея и предложит деньги?

Участковый возьмет взятку у незаконного торговца беляшами на улице, зато будет ходить по своему участку и следить за порядком, а не сидеть в своей коморке и смотреть телевизор и разгадывать кроссворды.

Сотрудник ДПС «решит вопрос на месте» с мелким нарушителем ПДД, зато будет все время присутствовать на дежурстве и следить за порядком на дорогах, а не поставит машину «на прикол», а сам займется личным огородом.

В ряде случаев бытовая коррупция является признаком развитого и сложного общества, когда люди могут договориться между собой и решить свои задачи без задействования громоздких механизмов бюрократической машины государства. А в девяностых годах, когда многие институты государства просто не работали, «бытовая коррупция» могла не только существенно облегчить жизнь людям, но и зачастую была единственным способом решить жизненно важные вопросы.

Авторы книги настаивают на своем праве подарить бутылку коньяка врачу, который хорошо прооперировал и спас больного ребенка или полицейскому, который спас вашу супругу от хулиганов на улице и никто никогда не сможет убедить нас, что в этом есть что-то плохое.

Костыли для безногого

Никто не спорит, что лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Но всякое бывает. Сегодня ты на двух ногах, а завтра… раз — и получил какую-нибудь травму или отморозил ногу, и началась гангрена. Когда нет какого-то органа, а организму в целом он необходим, то возникает или естественная замена или искусственный протез. Вместо ампутированной здоровой ноги мы берем протез или костыль. Понятно, что костыль или протез — не нога, но это лучше, чем совсем без ноги. Выше мы говорили о многих видах коррупции, как о компенсирующих и протезирующих явлениях. Ее можно сравнить с протезом буквально.

Конечно, лучше, когда система здорова, ходит на своих ногах и в протезах не нуждается. Протез хуже живой ноги, но лучше, чем вообще без ноги. Коррупция — это хуже, чем здоровый общественный организм, но лучше, чем вообще без коррупции (в случае, если организм болен). Про болезни типа популизма, необразованности, бегства капиталов, бюрократии, черной экономики мы уже писали выше. Благодаря этим реальным болезням, общество имеет какие-то недостатки (например, низкие зарплаты в бюджетной сфере), а коррупция — это тот костыль, который недостатки хоть как-то компенсирует. Нет, больной болен не безнадежно, он может вылечиться и встать на ноги, но сейчас без этих костылей он не может ходить. Отними у него костыли, и он не научится ходить, он просто упадет.

Нет, и еще раз нет: мы не утверждаем, что костыли это лучше, чем здоровые ноги, не призываем отказаться от лечения и всю жизнь передвигаться на костылях.

Но нам говорят, что костыли выглядят не эстетично и не по-европейски. Что не болезнь является причиной нашей хромоты, а костыли! И стоит их отбросить — больной побежит сам собой, а у нас установится правовое государство как по учебнику.

Но разве мы забыли, что оказались мы на этих костылях именно после того, как поверив таким же сказкам, весело уничтожили множество столпов, на которых стояло советское общество и немедленно рухнули под тяжестью проблем. И что именно после этого нам и понадобились эти костыли, чтобы хоть как-то стоять и передвигаться.

Бороться надо не с костылями типа коррупции, и даже не с симптомами болезни — низкими зарплатами бюджетников. Бороться надо с причинами болезни — теневой экономикой, низким качеством образования, правовым нигилизмом и многим другим. Всеми теми болезнями, от которых мы не можем оправиться со времен уничтожения Советского Союза, который мы сами погубили, когда в предыдущий раз поверили «борцам с коррупцией» в Узбекской ССР и «борцам с кумовством» в руководстве КПСС. Для того, чтобы жить «как в Европе», мы радостно отказались и от Узбекской ССР и от Коммунистической партии, тут же упали и долго не могли встать на ноги. Союзные республики получили независимость, КПСС исчезла, а вот коррупция и кумовство остались, и наши враги теперь уже разоблачают коррупцию в Дагестане и кумовство в «Единой России», а вместо Афганистана они теперь призывают вывести войска из Сирии. Неужели мы опять поверим во все эти сказки?

Тем не менее, власть с непонятным саморазрушительным упорством, в угоду популизму, периодически пытается выбивать костыли у нашего общества. И если врачей и учителей еще стараются не трогать, то отыгрываются, как обычно, на самых близких, на госслужащих. Драконовские меры: декларации, проверки, отчеты замучили несчастных чиновников низшего звена. На низовом уровне коррупция уже практически побеждена, об этом свидетельствует то, что люди уже не хотят идти чиновниками в муниципалитеты. Зарплата нулевая, постоянные проверки и декларации, работа сверхурочная, да еще и ненависть сограждан к чиновнику. Кому это надо? А в итоге страдают сами граждане, чиновников не хватает, вопросы не решаются. Но граждане винят не себя, а опять же… чиновников!

Еще хуже положение дел с муниципальными депутатами. «Единая Россия» сталкивается с тем, что не может найти и выдвинуть кандидатов, особенно в сельской местности и малых городах. Люди хорошо понимают, что берут на себя дополнительную ответственность, общественную нагрузку, обязанность участвовать в большом количестве официальных мероприятий, необходимость прохождения огромного количества различных бюрократических процедур, с которыми они не столкнутся в обычной жизни — типа подачи своих имущественных деклараций в налоговые органы. А что они получают взамен? — Ничего. Ни полномочий, ни возможности заработать, ни поощрений, ни карьерного роста. Только проверки, обязательства и постоянные угрозы. И ненависть от народа. Каждый таксист же знает, что все депутаты повально жулики и воры! КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия» уже давно не выставляют на муниципальные выборы кандидатов больше, чем на 20 процентов вакансий.

Таким образом, в депутаты идут не порядочные и авторитетные люди, которых партия заманивала к себе для поднятия авторитета, а самовыдвиженцы — случайные люди, которые готовы терпеть депутатские обязанности и проверки ради какой-то цели? Какой? Возможно, именно личной наживы. Таким образом, мы, борясь с коррупцией и взвалив на депутатов гору проверок, выбили тех из них, кто подходил к делу неформально, а от души, и оставили тех, кто готов терпеть формальности ради какой-то недоброй цели.

Что же надо делать? Стремиться к тому, чтобы позитивное право общества, его законы, были ближе к здоровому состоянию. В частности, мы должны перерассчитать зарплаты людей определенной квалификации, учитывать качество работы, нагрузку — причем все это в интерактивном режиме, чтобы сами люди оценивали работу, и там же на месте руководство бонусы давало из премиального фонда. И так далее. Тут можно и нужно очень много думать и экспериментировать. Но это труднее, чем звонко бороться с коррупцией, орать, что все вокруг «воры и жулики», что их всех надо повесить и люстрировать, сломать все едва окрепшие общественные институты и выстраивать свою жизнь по теоретическим лекалам из западных учебников политологии, написанных в пятидесятых годах прошлого века. Чего, собственно, и ждут не дождутся заокеанские кукловоды и инструкторы всех наших борцов с коррупцией, чтобы добить нашу страну уже окончательно.

Так, может быть, давайте все же пока повременим отнимать костыли у безногого?

***

Таким образом, становится понятно, что степень общественной опасности от коррупции, мягко говоря, сильно преувеличена. Мало того, что в коррупцию записали совершенно не относящиеся к ней явления, так еще и многократно раздули уровень угрозы от таковых, если они вообще имеют место быть.