Валаамские старцы в Псково-Печерской обители

Оглавление

 

ВВЕДЕНИЕ. 8

О ПРАВОСЛАВНОМ СТАРЧЕСТВЕ. 10

ВАЛААМСКИЕ СТАРЦЫ В ПСКОВО-ПЕЧЕРСКОЙ ОБИТЕЛИ.. 14

О МОНАХИНЕ МАРИИ (СТАХОВИЧ), СОСТАВИТЕЛЬНИЦЕ «НАЧАЛЬНОГО» ЖИЗНЕОПИСАНИЯ ОТЦА МИХАИЛА, О ЕЕ ЗАПИСКАХ И ДРУГИХ ИСТОЧНИКАХ БИОГРАФИИ СТАРЦА.. 24

«ВСЕХ ЛЮБЛЮ — ВСЕХ БЕГУ..». 35

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ИЕРОСХИМОНАХА МИХАИЛА, ВЕЛИКОГО СТАРЦА ВАЛААМСКОГО И ПСКОВО-ПЕЧЕРСКОГО ДЕТСТВО И ГОДЫ ЮНОСТИ. ПОИСКИ ВОЛИ БОЖИЕЙ.. 35

НА ВОЕННОЙ СЛУЖБЕ. ПРИБЫТИЕ НА ВАЛААМ И НАЧАЛО ИНОЧЕСКОГО ПУТИ.. 40

ОТ ПОСЛУШНИЧЕСТВА К ИЕРОМОНАШЕСТВУ: «БОЖИЙ ПРОМЫСЛ УПРАВЛЯЕТ ВСЕМ!». 41

«МРАЧНАЯ ПОРА»: ОБНОВЛЕНЧЕСКАЯ «КАЛЕНДАРНАЯ СМУТА». 48

ИСПОВЕДНИКИ КАНОНИЧЕСКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ПАСХАЛИИ — ОТЕЦ МИХАИЛ СТАРШИЙ И ОТЕЦ ТИМОН (СТАРЕЦ МИХАИЛ МЛАДШИЙ) 61

НОВЫЙ ВАЛААМ. ПРИНЯТИЕ ОТЦОМ ТИМОНОМ СХИМЫ. ТАЙНЫЕ МОНАХИНИ- ДУХОВНЫЕ ЧАДА СТАРЦА.. 79

СЛУЧАИ ЧУДЕСНОЙ ПОМОЩИ ДУХОВНЫМ ДОЧЕРЯМ ОТЦА ТИМОНА (МИХАИЛА) ПО ЕГО МОЛИТВАМ.. 86

ОБ ИСЦЕЛЕНИИ ДУШЕВНОБОЛЬНОЙ ЗИНАИДЫ ТИХОНОВОЙ (БУДУЩЕЙ МОНАХИНИ ФЕОФАНИИ) 86

ИСЦЕЛЕНИЕ МАРИИ (СТАХОВИЧ) 87

ТАЙНА МОНАХИНИ АННЫ.. 88

ВОССТАНИЕ ОТ ОДРА БОЛЕЗНИ.. 88

ПОЛНОЕ ИСЦЕЛЕНИЕ ПО МОЛИТВАМ ОТЦА МИХАИЛА ИЗ ПИСЬМА МАТЕРИ (СЕСТРЫ МОНАХИНИ МАРИИ) О ТЯЖЕЛО БОЛЬНОЙ ДОЧЕРИ.. 89

О БРАТСКИХ ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ СТАРЦА МИХАИЛА С ДРУГИМИ ИНОКАМИ ВАЛААМА.. 91

ДОМОЙ, В СТРАДАЮЩУЮ РОССИЮ! 98

О ДУХОВНЫХ ПРИЧИНАХ УХОДА СТАРЦА МИХАИЛА ИЗ НОВО-ВАЛААМСКОГО МОНАСТЫРЯ.. 108

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ. СТАРЕЦ МИХАИЛ В ПСКОВО-ПЕЧЕРСКОЙ ОБИТЕЛИ.. 115

О ПРОДОЛЖАЮЩЕМСЯ МОЛИТВЕННОМ ОБЩЕНИИ СО СТАРЦЕМ МИХАИЛОМ ПОСЛЕ ЕГО КОНЧИНЫ.. 131

Сон матушки Марии (1964) 131

Еще один сон матушки Марии (1966) 133

Сон игумена Германа (ок. 1966) 133

ИЗ МОНАШЕСКОГО ОПЫТА СТАРЦА МИХАИЛА.. 136

ПОУЧЕНИЯ, ПИСЬМА, НАСТАВЛЕНИЯ ИНОЧЕСТВУЮЩИМ.. 136

ИЗ ПОУЧЕНИЙ ИЕРОСХИМОНАХА МИХАИЛА.. 136

О МОНАШЕСКОМ НАПРЯЖЕНИИ.. 136

О ПОСТЕ И ЧИСТОТЕ. 136

О ПРИСТРАСТИИ.. 137

О МОЛИТВЕ. 138

«БУКВАРИ», ИЛИ ФАРИСЕЙСТВО.. 139

О ЖЕРТВАХ БОГУ.. 140

О ДАРАХ И ГРУЗАХ.. 142

ВЗЯТКИ.. 142

О ЛЮБВИ.. 143

О ЧИСТОЙ ПРАВДЕ, СТАРЦЕ ОНУФРИИ И МОНАХЕ ЛОНГИНЕ, ДУХОВНОМ СЫНЕ 0. МИХАИЛА.. 143

ИЗ ПИСЕМ СТАРЦА ТИМОНА, В СХИМЕ МИХАИЛА.. 146

Из письма на Пасху Елене Тихоновой, псаломщице. 146

Из письма к Е. и Г. 147

Из письма церковному писателю, профессору С. Большакову, в Оксфорд. 147

ИЗ КРАТКИХ НАСТАВЛЕНИЙ ИНОЧЕСТВУЮЩИМ.. 148

ТЕРПЕНИЕ. 148

ХРАНЕНИЕ ВНУТРЕННЕГО МИРА.. 148

ЗНАЧЕНИЕ СКОРБЕЙ.. 149

СИЛА ОБЕТОВ.. 149

ЕЩЕ О МОЛИТВЕ. 150

«СКАЗОЧКА О ПРАВДЕ» ОТЦА МИХАИЛА.. 151

ДУХОВНЫЕ БЕСЕДЫ СО СТАРЦЕМ МИХАИЛОМ.. 154

О ПАЛОМНИКЕ С.Н. БОЛЬШАКОВЕ И ЕГО ВСТРЕЧАХ СО СТАРЦЕМ МИХАИЛОМ В НОВО-ВАЛААМСКОМ И ПСКОВО-ПЕЧЕРСКОМ МОНАСТЫРЯХ 154

ЧЕТЫРЕ БЕСЕДЫ СО СТАРЦЕМ МИХАИЛОМ.. 160

БЕСЕДА ПЕРВАЯ.. 164

1. НАЧАЛО БЕСЕДЫ.. 164

2. МОЛИТВА ОБ УМЕРШИХ.. 165

3. ПРОМЫСЛ БОЖИЙ.. 167

4. ЖИЗНЬ ВНУТРЕННЯЯ.. 168

5. МОЛИТВА.. 169

6. ЕПИТИМЬЯ [О ПОКАЯНИИ] 170

7. КНИГА ОТЦА СОФРОНИЯ [О ПРЕПОДОБНОМ СИЛУАНЕ АФОНСКОМ] 170

БЕСЕДА ВТОРАЯ.. 171

1. «ЭТО ПРИХОДИТ ОТ МЕНЯ». 171

2. ЦАРСКАЯ СЕМЬЯ.. 172

3. ВЕЛИКИЕ ДОБРОДЕТЕЛИ.. 173

4. ОБ ИСПОВЕДИ.. 173

5. МИСТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ.. 174

6. О ЕЖЕДНЕВНЫХ ЦЕРКОВНЫХ СЛУЖБАХ.. 175

БЕСЕДА ТРЕТЬЯ.. 177

1. БЛАЖЕННАЯ ДОЛИНА СЛЁЗ. 177

2. ЕЖЕДНЕВНОЕ СЛУЖЕНИЕ ЛИТУРГИИ.. 178

3. ЧАСТОЕ ПРИЧАЩЕНИЕ. 178

4. ВОЛЯ БОЖИЯ.. 179

БЕСЕДА ЧЕТВЕРТАЯ.. 180

1. О МИРНОМ СОСТОЯНИИ ДУШИ.. 180

2. КАК ДОСТИЧЬ СПОКОЙСТВИЯ ДУШИ.. 181

3. СОВЕТ ПРЕПОДОБНОГО СЕРАФИМА ОТЦУ ТИМОНУ НАДЕЕВСКОМУ 182

4. О БЕЗМОЛВИИ.. 182

ЕЩЕ О НЕОБУРЕВАЕМОМ МИРЕ ДУШИ, ИЛИ О ВНУТРЕННЕМ БЕЗМОЛВИИ 183

ЗАВЕРШЕНИЕ ПАЛОМНИЧЕСТВА.. 185

1. ПРИСУТСТВИЕ НА БОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТУРГИИ, СОВЕРШЁННОЙ ОТЦОМ МИХАИЛОМ.. 185

2. ОТЪЕЗД ИЗ НОВОГО ВАЛААМА.. 185

3. ЛИЧНОСТЬ ОТЦА МИХАИЛА.. 186

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 186

ПРИЛОЖЕНИЯ.. 199

1. «АВТОБИОГРАФИЯ» ИЕРОСХИМОНАХА МИХАИЛА.. 199

2. О КОНЧИНЕ ИЕРОСХИМОНАХА МИХАИЛА.. 200

3. ПИСЬМЕННЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА ВАЛААМСКИХ ИНОКОВ О «КАЛЕНДАРНОЙ СМУТЕ». 203

1. ПО СТРАНИЦАМ «ЗАЯВЛЕНИЯ В ЦЕРКОВНЫЙ СУД ОТ БРАТИИ ВАЛААМСКОГО МОНАСТЫРЯ». 203

2. ИЗ ДНЕВНИКА ИЕРОМОНАХА ПАМВЫ.. 205

3. ИЗ «ЗАПИСОК» СХИМОНАХА НИКОЛАЯ.. 210

4. ПИСЬМО ОТЦА НИКАНДРА ЛЕСНИНСКОГО (БЕЛЯКОВА) 212

4. О «СТАРОЙ» И «НОВОЙ» ПАСХАЛИЯХ.. 214

4. Из беседы Святейшего Патриарха Сербского, Архиепископа Печского, Митрополита Белградско-Карловацкого ПАВЛА.. 216

1. «НЕИЗМЕННОСТЬ КАНОНОВ И ЖИЗНЬ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА В ЦЕРКВИ» (ИЮНЬ 1990) 216

2. Из проповеди Его Высокопреосвященства Митрополита Ташкентского и Среднеазиатского Владимира (Икима) 220

5. О ДУХОВНО-АСКЕТИЧЕСКИХ ИСТОКАХ МОЛИТВЕННОГО ПОДВИГА СТАРЦА МИХАИЛА ЗАТВОРНИКА.. 224

1. Об исихазме и исихастах. 225

2. Преподобный Исаак Сирин о безмолвии и молитвенных слезах. 232

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Эта книга посвящена истории жизни и исповеднического подвига одного из наиболее богомудрых и смиренных старцев XX века — валаамского и псково-печерского иеросхимонаха Михаила (Питкевича; 1877-1962).

Старец Михаил провел почти всю свою монашескую жизнь в стенах Валаамской обители — сначала на островном Старом Валааме, а затем и в Новом (в лесах Северной Финляндии). Ока­завшись за рубежом, он по милости Божией смог все-таки в конце концов осуществить то, чего так жаждала душа его на протяжении четырех десятилетий (в период, когда Валаамская обитель в ре­зультате большевистского переворота 1917 года была отторгнута от России и Матери — Русской Церкви), — вернулся в 1957 году на Родину и, прожив еще четыре года в Свято-Успенском Псково- Печерском монастыре (который называл раем духовным), упоко­ился от праведных трудов своих в древней земле Святой Руси — в «Богом зданных» монастырских пещерах.

Печерская обитель осталась благодарна ему за доброе научение ее послушников и монахов той поры духовным основам истинного монашества, за поддержание в ней иноческой традиции постоян­ного творения Иисусовой молитвы, за искреннюю любовь к братии и за мудрый, опытный его подвиг старчества, так много способство­вавший делу спасения всех приходивших к нему иноков и мирян.

Изначально будучи на иноческом своем пути склонным к от­шельничеству и к исихастскому внутреннему безмолвию, старец Михаил со временем стал фактически затворником, наподобие святителя Феофана, Затворника Вышенского (оба одинаково осу­ществляли свой затворнический подвиг в условиях монастырей с общежительным иноческим уставом, что, естественно, значи­тельно усложняло их задачу).

Более тридцати лет, до самой кончины, старец жил или в от­даленных валаамских скитах, или в одиночной келье, где каж­дый день (!) служил Божественную Литургию, старясь никуда не выходить и даже не посещая общей трапезы (ел он вообще очень мало; если же ему приносили еду, как это бывало в Ново- Валаамской обители, когда он был уже весьма преклонного возраста, то обычно ее оставляли в коридоре под дверью его кельи).

Стремление к подобному отшельничеству даже в условиях об­щежительного монастыря было для него вполне естественным, ибо он всегда стремился к тому, чтобы молитвенное делание охватывало его душу целиком (отец Михаил именно это наря­ду с исполнением заповедей Божиих собственно и считал, вслед за многими великими подвижниками православного иноче­ства, истинным смыслом и содержанием монашества). А такой, по возможности предельный, уход в молитву имел, естествен­но, своим следствием не только своего рода внутренний затвор души старца Михаила, но и стремление его к максимальному освобождению от «дел плоти» — по слову столь почитаемого и столь любимого им (часто им цитировавшегося) преподобно­го Исаака Сирина: «Кто возлюбит сии заповеди и воспользует­ся ими по чину, для того необходимым сделается освободиться от многих человеческих дел, то есть совлечься тела и быть вне его, так сказать, не по естеству, но по потребности».

В то же время старец Михаил всегда ставил во главу всей своей жизни прежде всего евангельскую любовь как основной смысл благой вести Христовой и как единственное Божественное зада­ние любому человеку, по сути, вбирающее в себя все остальные. Именно поэтому отец Михаил порой вполне сознательно нару­шал столь дорогое ему затворничество — но единственно ради служения ближним, — когда осуществлял подвиг старческого окормления, духовного водительства ко Христу своей паствы — как менявшихся его учеников-послушников, так и постоянных его духовных чад (и мирян, и монашествующих — особенно же инокинь тайного пострига, десятилетиями помогавших своим трудом Валаамской обители не только в России, но и по переезде монастыря в глубь Финляндии).

Преимущественно как раз эти инокини и донесли до нас дра­гоценные сведения о жизни своего досточтимого аввы — одного из самых замечательных подвижников прошлого века. Но, пожа­луй, еще важнее для нас то, что они сохранили в памяти (и даже в свое время записывали, чтобы затем передать и нам) живые слова старца — и о самом себе, и о трагических для Валаама со­бытиях, имевших место во время обновленческой смуты в оби­тели в 1920-1930-х годах, и о правде Божией, и о спасительных путях христианской жизни в целом, и о путях истинного мо­нашества, утвержденного на непоколебимом завете творения Иисусовой молитвы.

Старец Михаил был подлинным исихастом-безмолвником в истинно древнеаскетическом понимании исихии, то есть не как просто внешнего «молчальничества», безмолвия, но «молчания внутреннего» — как мирного, бесстрастного устроения души и ничем не обуреваемого ума человеческого, погруженно­го во внутренне же звучащие слова молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».

Все кратко сказанное здесь и позволило тем, кто писал ранее об иеросхимонахе Михаиле, назвать его великим старцем Вала­амским и Псково-Печерским. И он поистине был для многих той евангельской свечой Божией, которую никто не покрывает... со­судом, — но чтобы все к нему входящие видели свет (Лк 8,16) Го­сподней любви, явленной и через него, смиренного раба Божия инока Михаила.

С благодарностью памятуя его дело веры и труд любви и терпение упования на Господа нашего Иисуса Христа (1 Фес 1, 3), предпринимаем ныне наиболее точное и полное на сегодня издание, посвященное жизнеописанию старца, уделяя при том особое внимание и его учительному наследию — духовным со­ветам, которые давал он порой как иночествующим, так и ми­рянам.

В этой книге впервые публикуются и записи бесед отца Ми­хаила о христианской жизни, изданные ранее на английском языке русским эмигрантом революционной поры (одним из ва­лаамских паломников и почитателей старца), но в России никог­да прежде не печатавшиеся.

Все это, безусловно, принесет немалую духовную пользу читателям, познакомив их с правдивым образом еще одного православного подвижника благочестия XX века, но главное — с его духоносным, опытным пониманием самого смысла и цели подлинного христианства, истинно евангельского содержания православного иноческого подвига и смиренной сути благодат­ного, строгого, но всегда срастворенного любовью Христовой старчества.

Вообще само старчество постоянно являлось как бы второй натурой отца Михаила, который, зная многое о вере и постоян­но изучая святоотеческое наследие (особенно в области право­славной аскезы), а потому и возрастая духом в христианской любви, никогда не мог отказать вопрошавшим у него о правых, верных путях ко спасению.

Поэтому представляется естественным предварить рас­сказ о самом старце словами о том, что понимали и понимают под истинным старчеством наиболее духовно опытные ино­ки тех двух монастырей, с которыми его связала жизненная судьба, — как Валаамского, так и Псково-Печерского, — чьи молитвенные, духовнические и наставнические традиции он так достойно продолжил в своем смиренном иноческом жи­тии.

 

О ПРАВОСЛАВНОМ СТАРЧЕСТВЕ

 

В свое время многолетний благочинный Псково-Печерской обители архимандрит Александр (Васильев; 1927-1998), весьма опытный инок, принявший в конце жизни схиму, писал в одной из своих заметок о старчестве: «Необходимость в руководителе- отце очевидна сама собою. Всякому начинающему искать спа­сения нельзя браться за это дело самому или соделывать свое спасение по своему разумению и хотению, но с первого же раза надо отдать себя кому-нибудь под науку в сем. Вступил он на но­вый, совершенно безвестный ему путь, пусть же пользуется вер­ным указанием, а не останавливается на одних своих догадках.

Ходит он сначала, как в тумане или в лесу каком мрачном и посреди сетей, — пусть же подаст руку тому, кто может вы­вести его оттуда и поставить на пространне нозе его (Пс 30, 9). Он — больной; как же можно решиться лечить самого себя в духовных болезнях тончайших, когда и тела своего не только обыкновенные больные, но и врачи сами не лечат? Тому только, к чему естественно рождены, можем мы и не учась навыкнуть; искусству же и мастерству обыкновенно обучаемся. А дело спа­сения есть искусство искусств и наука наук, как же можно обой­тись тут без учителя? Кто поступает таким образом, тот в самом начале пути спасительного допускает в себе расположение са­мое пагубное: именно самонадеянность и самоуверенность.

Сколько неоцененного добра заключает в себе старческое окормление, как облегчает оно борьбу с врагом, как подкреп­ляет в минуту уныния, малодушия, как поддерживает и на­правляет в случае падения или сомнения, каким верным по­кровом от вражеских бурь служит оно всем, кто, не сомневаясь, прибегает к его мощному содействию! Да и само установление старчества, то есть всецелого подчинения своей воли, своего разумения воле старца, имеет основою пример Христа Спаси­теля, Который первый Своею земною жизнью так ясно доказал необходимость послушания; на это указывает и апостол Павел, говоря, что Христос смирил Себя, быв послушным даже до смер­ти... (Флп 2, 8). Следовательно, и тот, кто свою волю подчиняет воле наставника, подражает Христу».

Все сказанное здесь прекрасно знал (притом не из одних только книг, а из личного церковного опыта) иеросхимонах

Михаил, постоянно применяя в деле иноческого воспитания своих духовных детей. При этом он неизменно руководствовал­ся пониманием того, что старчество и полное послушание стар­цу — отнюдь не рабство подвизающегося под руководством по­следнего, а взаимная ответственность обоих перед Богом в деле их общего спасения, и потому подлинно христианские отноше­ния между старцем и его духовным чадом есть, как всегда учил отец Михаил, «истинная любовь» и «истинная дружба».

Разумеется, столь важные человеческие связи в данном случае выступают не в мирском (как правило, душевно страстном и по­верхностно гуманистическом их восприятии), а в предельно серь­езном и ответственном, по-монашески духовноопытном осмыс­лении, когда, по словам старца, «вся глубина их обнаруживается в тонкостях, часто именно в мелочи; в тонком понимании (внима­нии)» — только так и «поймешь и почувствуешь их». Именно тог­да молитва духовного отца о своем чаде становится действенной и спасительной, а находящийся в послушании обретает в отече­ской поддержке духовника совершенное к тому доверие и твердую надежду на его молитвы о нем ко Господу. Зная это из собственной многолетней духовнической практики, старец Михаил с полным правом мог поучать своих подопечных: «Бывают сильные искуше­ния, такие, что не совладать с собой, ничего не помогает, молитва не идет и от нее нет облегчения. Ничего не можешь сделать с со­бой, совсем изнемогаешь, и слезы не облегчают... тогда молись так: Господи, за старца моего, помилуй мя. Тогда почувствуешь об­легчение, но, — подчеркивал он, — это только тогда бывает, если есть к старцу полное доверие и полное послушание...» И это впол­не естественно, поскольку, по словам другого инока, схиигумена Иоанна, «старец есть человек, богатый духовным опытом и мудростию и великою любовью к людям».

Именно всеобъемлющей христианской любовью и питает­ся прежде всего само старчество, сея, в свою очередь, ее семена в пасомых старцем духовных чадах, ибо, по слову святого апосто­ла Павла: Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое по­знание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто (1 Кор 13,1-2). Такая любовь долготерпит, милосердствует... не превозносится, не гордится... не раздража­ется... все покрывает... все переносит (1 Кор 13,4-5,7), — а значит, и старец, верный именно такой Христовой любви, всегда должен отвечать тем критериям подлинного старчества, на которые ука­зывал тот же схиигумен Иоанн, говоря: «Ищи себе старца тихого, доброго, смиренного, пребывающего в мире совести и внутрен­нем безмолвии, то есть никого не осуждающего. А тех, которые всех осуждают, всем недовольны, да еще и сребролюбивы, — от таковых беги, ибо с ними сам еще развратишься».

Совершенно о том же и слово насельника Коневецкой оби­тели (соседней с Валаамской) инока Дорофея: «...Если хочешь у кого поучиться молитве, то выбирай старца тихого и смирен­ного, который никого не осуждает... не раздражается, не кричит, не командует. А то есть и такие старцы, которые, сами собой еще не овладев, пускаются другими верховодить. Они, пожалуй, внешнюю, техническую, так сказать, сторону молитвы изучили, но духа ее не получили. Сам посуди, кбк может осуждать других тот, кто сам постоянно взывает: помилуй мя грешного».

При этом подлинно мудрый старец-пастырь, постепенно пере­давая своему чаду духовный опыт Церкви (ставший, если сам ста­рец следует приведенным выше словам святого апостола Павла, и его собственным), не может не стремиться приучить пасомого к личной ответственности перед дарованной ему Творцом бого­образной свободой, перед Самим Богом и перед своими ближни­ми, научить умению выбирать всегда пути добра, а не зла, в ка­кие бы порой внешне светлые одежды ни рядилось последнее. Он должен со всяким смиренномудрием и кротостью и долготер­пением, снисходя... любовью (Еф 4, 2) вложить в души чад своих желание быть всегда рабами Божиими, а не рабами греха (Рим 6, 16) и при этом всегда помнить апостольский призыв: Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков (1 Кор 7, 23).

Именно этим и объясняется мягкое, но настойчивое стремле­ние упомянутого схиигумена Иоанна, валаамского собрата иеросхимонаха Михаила, разъяснять своим собеседникам всю меру личной их ответственности на пути ко спасению, поскольку мно­гие из них нередко пытались «перевалить» ее на самого старца. Но послушник ли, духовное ли чадо из мира — не раб его! И пото­му этот всегда весьма трезво мысливший схимник просто и ясно говорил беседовавшему с ним паломнику: «...Да помни еще и то, что со старцем жить можно до поры до времени, а как научился деланию молитвы да блюдению помыслов, то зачем тебе и ста­рец? Нельзя все время быть ребенком, а с годами сам за все дол­жен отвечать...»

Однако достижение такого состояния духа (когда человек становится способен и к постоянному молитвенному деланию, и к блюдению самого себя от греха) предполагает достаточно долгий и нелегкий путь борьбы его с самим же собой (и порой на это уходит вся человеческая жизнь, в течение которой прихо­дится сражаться во имя Господне, до крови... подвизаясь против греха (Евр 12,4)). Подвизающемуся в подобной битве может слу­жить живым примером сам его старец, пришедший (на основе личного аскетического опыта, всегда сверяемого им — разумно, с рассуждением — с опытом Церкви) в единство веры и позна­ния Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Еф 4,13).

В этом отношении отец Михаил являл собой весьма вырази­тельный и законченный образец православного русского инока, далеко уже прошедшего по тому пути к Царству Божию, по ко­торому шли вслед за ним его монастырские ученики и все про­чие постоянно окормлявшиеся им духовные чада. Такому пути научили его старшие валаамские собратия исихастского толка с их неизменным «прилеганием» к Иисусовой молитве; но, быть может, в еще большей степени — многие поколения предше­ствовавших ему подвижников Вселенской Церкви: и ближнево­сточных (Святой Земли, Сирии, Египта), и греко-византийских, и собственных русских. Будучи хорошо знаком с учительным наследием святых отцов-аскетов (причем явно шире рамок из­вестного «Добротолюбия»), он перенял от них жажду пустыни, особую любовь к отшельничеству, благодатно питаемую силой и спасительными дарами Святого Духа, и ту постоянную мо­литвенную сосредоточенность иноческой души, которую она из века в век обретала в творении Иисусовой молитвы. Недаром лет за пять до своей кончины старец Михаил говорил одной из духовных дочерей-монахинь, что его уже ничто не интере­сует, кроме молитвенного общения с Богом: «Только молитва Иисусова — больше мне ничего не надо...»

Причем, как говорил старец, от монашествующего требуется постоянное «напряжение» души — как для постоянства самого пребывания в этой молитве, так и для соответствующего (вну­тренне, духовно напряженного) характера этого пребывания, ибо «с Иисусовым именем, с этой молитвой, должен быть вопль из глубины сердца — тогда и будет молитва».

Иисусова молитва поистине всеобъемлюща, всегда доступна каждому в любом месте и в любое время и, будучи кратчайшим исповеданием догматической истины о Христе как Сыне Божи­ем и выражением одновременно покаяния души и ее несокру­шимого упования на спасительное помилование Господом Бо­гом, является тем самым, по сути, молитвою всех молитв!

Рассказывая о своих беседах с отцом Михаилом, Сергей Нико­лаевич Большаков (1990) приводит, в частности, и слова дру­гого русского инока, отца Евфимия, подвизавшегося в афонском монастыре Дионисиат, который при их встрече там в 1951 году как раз особенно подчеркивал постоянную доступность Иису­совой молитвы в любое время и в любых жизненных обстоя­тельствах: «Хотя молитвы церковные и даже келейные по кни­гам и нотам весьма полезны, тем не менее они временны...

Не всегда мы имеем книги и ноты, да и не можем мы все вре­мя быть в церкви или в келье — нужно жить, исполнять пост. Я не знаю, какая молитва, кроме Иисусовой, может быть не­престанной. Для этой молитвы не нужно ни церкви, ни кельи, ни книг. Молитвой Иисусовой всюду можно молиться — и дома, и на улице, и в путешествии, и в тюрьме, и в больнице...»

Великая православная традиция творения этой молит­вы постоянно сохранялась и в Псково-Печерском монастыре, о чем пишет все тот же С.Н.Большаков, вспоминая свою беседу в 1926 году со здешним иноком Аркадием, так разъяснявшим ее необходимость для монашествующего: «...важна молитва непрестанная, Иисусова. Многие, даже в монашестве, говорят: ни к чему она! Вполне довольно церковной службы да келей­ного правила. Но, во-первых, мы не всегда в церкви или келье, а искушения следуют за нами всюду, а во-вторых, если бы вы- певание да вычитывание молитв в церкви или в келье подлин­но спасало бы, то, как старец Василий Поляномерульский писал, певцы и чтецы на клиросе были бы всюду образцами добродете­ли, а сего мы не видим. <...> Кто, как мудрые девы, всегда будет наготове и в молитве Иисусовой, имеет масло для факела своей души, тот и переходит в мир иной готовый и призываемый. Вот о такой-то кончине мы и просим в ектениях: «"Христианския кончины живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны и добраго ответа на Страшном судищи Христове". Вот какова молитва Иисусова. Подвизающийся в ней право бывает смирен, прост, радушен, благостен. Чего же более мы можем желать?» Этим простым, но мудрым словам печерского инока вторит и валаамский его собрат — схиигумен Иоанн, подобным же об­разом поучающий нас о той же молитве и при том особо подчер­кивающий, что «при молитве Иисусовой надо иметь глубокое смирение и отнюдь не мнить. А иные мнят. Для чего мы чита­ем молитву Иисусову? Чтобы, постоянно помня Господа и ка­ясь в грехах, прийти в духовное умиротворение, внутреннее безмолвие и любовь к ближнему и правде — тогда мы живем в Боге, Который есть Любовь».

Итак, нерассеянное пребывание в Иисусовой молитве, тво­римой со смирением перед волей и Промыслом Божиими,

с любовью к Богу, человеку и всему творению Божиему, причем непременно подтверждаемой христианскими по своему духу добрыми делами, постоянное стремление к стяжанию такого состояния — вот истинная суть и спасительное, по милости Бо­жией, духовное делание подлинного монашества.

Подводя же итог сказанному здесь о внутреннем смысле молитвы Иисусовой, можно привести слова одного из учени­ков преподобного Симеона Псково-Печерского (чрезвычайно близкого по духу старцу Михаилу) — его послушника Сергия (Пауля), передающего нам то, как учил понимать ее старец Симеон: «...все это [всю злобу мира] должно отставить и пом­нить, что Бог есть Любовь, и поклоняться Ему следует в духе и истине. Вот молитва Иисусова и есть поклонение в ду­хе и истине».

Однако такое глубоко православное понимание старче­ства — преимущественно как школы христианской любви, смирения и постоянной внутренней Иисусовой молитвы, да­рующей человеку возможность посильного для него обретения даров Духа Святого и стяжания Его благодати, приходит к нам лишь в живом опыте общения с духовно же умудренными ру­ководителями нашего спасения, причем только при самом ис­креннем доверии к ним и внутренней внимательности сердца к их советам.

Неоценимую помощь в деле благого устроения наших душ оказывает также и уяснение нами богомудрого опыта ранее живших духоносных мужей — опыта, засвидетельствованно­го в их поучениях и наставнических письмах, в разного рода документально-исторических материалах о подобных под­вижниках, в дневниках и воспоминаниях о них современни­ков.

Не удивительно поэтому, что православного читателя так привлекают книги, передающие именно этот живой подвиж­нический опыт боговедения, а отсюда — и того христианского устроения жизни, что наиболее ярко и последовательно являют нам лучшие представители вселенского, в том числе и русского, монашества. Одним из таких церковных изданий, стремящихся к наибольшей исторической полноте и духовной пользе для чи­тателей, и является публикуемая ныне книга о смиренном рабе Божием блаженной памяти иеросхимонахе Михаиле.

 

СЛУЧАИ ЧУДЕСНОЙ ПОМОЩИ ДУХОВНЫМ ДОЧЕРЯМ ОТЦА ТИМОНА (МИХАИЛА) ПО ЕГО МОЛИТВАМ

 

Окормлявшиеся отцом Михаилом духовные дочери оста­вили нам несколько свидетельств молитвенной помощи старца в моменты постигавших их житейских бед и бо­лезней. Хотя никто из них и не занимался нарочитым сбором сведений о подобных случаях, несколько собы­тий такого рода все же сохранилось в их благодарной памяти. При этом они прекрасно понимали (и их слова постоянно подтверждают это), что Господь отвечал им Своими благодеяниями именно в ответ на батюшкину любовь; со своей же стороны они имели, по слову Свя­щенного Писания, веру для получения исцеления (Деян 14,9), ибо только молитва веры исцелит болящего, и вос­ставит его Господь (Иак 5,15).

Несколько рассказов о даре молитвенной поддерж­ки старца Михаила приводятся ниже. А о скольких та­ких же благодатных случаях, имевших место и при жиз­ни его, и по отшествии ко Господу, происходивших в ответ на просьбы к старцу о помощи (и келейные, и у гроба его в Псково-Печерской обители), мы пока и вовсе не знаем! Но знает о том бездна богатства... и ведения Божия (Рим 11,33)...

 

ИСЦЕЛЕНИЕ МАРИИ (СТАХОВИЧ)

 

«Была холодная погода, гололедица. Время тяжелое, война, то и дело воздушная тревога над Гельсингфор­сом [Хельсинки]. Жили мы в пятом этаже, приходилось не раз в день выходить по делу и подолгу стоять за про­дуктами, которых было мало. Надо было относить ра­боту ([будучи вынужденной] дома шить на ножной ма­шинке). Муж был больной и не мог выходить из дому совсем. Для работы нужны были опилки, за ними надо было ехать на трамвае и от него несколько пройти пря­мо на лесопилку; было очень скользко, тут шли рельсы и между ними, для перевода вагонеток, — вертящиеся круги.

Нагрузив мешок опилками, я переходила рельсы и ступила неожиданно на вертящийся круг — он повер­нулся, нога скользнула и подвернулась. От страшной боли не могла сразу двинуться с места... С молитвой, едва ступая, не знаю как добралась до трамвая; боль ужасная, и нога в щиколотке делается как деревян­ная... Кое-как добралась до дому. Нога сильно распухла, и по опухоли шли кровоподтеки багрово-лиловые.

Я пришла в отчаяние. Положение безвыходное: не двинуться, телефона нет, запасов продуктов тоже нет, а мой больной [муж] тоже не может выйти... Нога распухает больше и больше. Легла в постель, со сле­зами молясь; во время молитвы с отчаянием сказала:

"Батюшка, хоть ты бы умолил за меня Бога — что я буду делать с моим больным?” После этой молитвы я как-то быстро заснула, хотя нога так болела, что [я] никак не могла для нее найти удобное положение, — боль от простыни, боль и тяжесть от одеяла.

Под утро вижу во сне батюшку: он смотрит на меня приветливо и весело, берет крепко рукой за плечо — и встряхнул меня. Я проснулась в добром настроении, вспомнила про ногу, посмотрела на нее — опухоли как не бывало; попробовала ступить — не болит, точ­но и не было ничего; только остались с двух сторон легкие кровавые подтеки. И по лестнице ходила, и все дела свои смогла устроить — только кровоподтеки да некоторая негибкость напоминали о том, что было.

Так меня исцелил мой дорогой батюшка. Но замеча­тельно, что, встретившись с ним после этого, имея на­мерение ему это рассказать, я, проведя с ним дня три, совсем об этом забыла и не пересказала ему о своем ис­целении. Встретились опять через полгода — и повто­рилось то же.

Тогда я задумалась над этим и решила, что пока не буду об этом говорить. Только несколько лет спустя, уже после своего пострига, рассказала батюшке этот случай. Он выслушал молча, опустил глаза и только сказал: "По вере вашей да будет вам”».

 

ТАЙНА МОНАХИНИ АННЫ

 

«Было это в 1954 (или 1955) году — точно не помню. Летом приехала к старцу одна вдова (из города Вильманстранда). Она была впервые на Валааме и, много наслышавшись об отце Михаиле, пошла к нему. Пого­ворив с ним, хотела через два дня уехать обратно, так как у нее были дела со своим домом; взяла и обратный билет на понедельник. Была суббота.

Отец Михаил ей неожиданно сказал: "Не уезжай в по­недельник, отложи... Дело важное — я должен тебя по­стричь".

Она пришла в большое недоумение от этого — [ведь она] не готовилась; хотя против монашества не име­ла ничего, но ответила, что с домом дела неотложные, будут ее ждать, отложить нельзя, а на следующее лето приготовится, и тогда пусть отец Михаил ее пострижет. Но батюшка настойчиво уговаривал не откладывать: "Так надо, теперь же, — говорит, — если ты не можешь отложить, то я это сделаю завтра же, в воскресенье; все достанем, но откладывать нельзя". После настой­чивых уговоров она согласилась — была пострижена с именем Анны. Постриг был тайный.

В понедельник она уехала домой. Было это в конце лета. Месяца через два с половиной ее нашли мертвой у нее в комнате, перед иконами, в монашеском, с четка­ми в руках. Жила она одна в своем доме. Ни о каких ее болезнях никто не слыхал.

На следующее лето духовная дочь, вспоминая с от­цом Михаилом этот случай, спросила его: "Батюшка, как вы знали, что Анна умрет?" — "Да не знал я это­го". — "Как не знали? Почему же вы настояли, чтобы она не откладывала и сразу постриглась?” — "Это надо было, я должен был, на то была воля Божия", — заклю­чил старец.

"Знай, — сказал отец Михаил, — как бы кто ни до­бивался стать монахом, без Божией воли никогда им не станешь. Я не знал, что она умрет, но было мне ве­лено безотлагательно ее постричь. Я могу это сделать, только если есть или крайняя нужда, или Откровение Божие, или благословение и воля высшего иерарха. Когда бывает второй случай — [когда] Господь мне ве­лит, [то] я не буду ни у кого спрашивать — ни у архие­рея, ни у патриарха: не могу ослушаться повеления Бо­жия; и в первом случае — то же".

Но на вопрос, как же батюшка знал, что так надо было поступить, как ему так ясно, явно открывается

Божия воля (и лик Пречистой видит, и Она отворачи­валась от него, [а] потом обернулась), отец Михаил ни­чего не ответил. Вероятно, вопрос был слишком сме­лый и ответ — не по духовным силам вопрошавшей».

 

ВОССТАНИЕ ОТ ОДРА БОЛЕЗНИ

 

«Был и другой случай. Одна из батюшкиных ду­ховных дочерей, мать малых ребят, очень тяжело за­болела — лежала прикованная к постели, лекарства не помогали. Пришел батюшка с псаломщицей ее на­вестить, очень жалел детей. [И вдруг он обратился к ней:] "Что ты лежишь? Дала бы нам чайку”. Она, ниче­го не думая, послушно встала, приготовила чай и с того времени совсем поправилась.

Имя ее и место, где это произошло, мне неизвест­ны — на эти вопросы батюшка не захотел отвечать: "Все ты меня расспрашиваешь... Это не надо, и похвалять меня не надо; великое зло монаху — похва­ла; бесы этого не переносят и нападают тогда на него с особой силой. Монаха похвалять — бесов вокруг него собирать”».

 

Сон матушки Марии (1964)

 

«Сон в ночь на избрание

митрополита Филарета (Нью-Йоркского)

 

Вижу себя около алтаря нашего Серафимова храма: что-то надо сделать в ризнице, чувствую, что кто-то есть в алтаре. Смотрю — между престолом и жертвенником стоит на коленях отец Михаил; обора­чивается ко мне, лицо скорбное и следы слез: “Что же ты?! Молиться надо... Смотри, какая тьма кругом!” В этих словах, тихо сказанных, был и укор, и скорбь — я поняла, что я плохо и мало молюсь, что я в обычной многозаботливости рассеиваюсь, поняла, что в эти дни, когда решается участь всей Церкви, при условии раз-

 

 

ногласий и недружелюбия высших иерархов, наговоров и интриг, тьма объяла нас всех, нужна особая молитва, усиленная. Знала, что отец Адриан сильно переживал эти дни. Сама накануне горячо молилась, со слезами... Молила отца Михаила: "Умоли Господа за нас!"

Я рассказала этот сон отцу Адриану. Он призадумал­ся на минуту и ответил: “Будем молиться, может, Го­сподь и пошлет свет нам”.

В тот день непонятным образом был избран Австра­лийский епископ Филарет, самый молодой из всех. Два дня об этом не объявляли. Все были удивлены этим из­бранием, особенно недоброжелатели нашей Церкви, которые ждали от несогласий — полного развала...

Не ясно ли из этого чудесного избрания, что в ином мире близкие наши скорбят и там с нами и молят Гос­пода о нашей земной Церкви праведные души их?» Замечательно, что избранный тогда владыка Фила­рет (Вознесенский) действительно оказался для Рус­ской Зарубежной Церкви подлинным светом (по выра­жению отца Адриана). В определенной степени это было засвидетельствовано не только всеми его труда­ми ради Церкви Христовой, но и через некоторое время после его кончины.

Вот краткая выдержка из рассказа об этом посмерт­ном свидетельстве:

«Выбор именно этого первосвятителя не случаен. <...> Святитель Филарет блаженно почил в 1985 году и был погребен в крипте монастырского кладбищен­ского храма в Джорданвилле. В 1998 году была по­строена новая крипта за алтарем Свято-Троицкого мо­настырского собора. Перед тем как гроб митрополита Филарета перенесли на новое место, он был вскрыт, и обнаружилось, что честные останки митрополита нетленны.

В течение нескольких дней гроб с телом митрополи­та Филарета находился в кладбищенском храме, после чего он был закрыт, опечатан и торжественно перене­сен в монастырский собор, а затем в новую крипту... В памяти запечатлелись святые мощи митрополита Фи­липпа, шоколадного цвета, очень напоминавшие мощи преподобного Иова Почаевского и святителя Иоанна (Максимовича)...

Видевший мощи митрополита Филарета не может сомневаться в его богоизбранности».

 

О МОНАШЕСКОМ НАПРЯЖЕНИИ

 

«..."Больше настоящих монастырей не найдешь. Мир с его обычаями вошел во все обители и вводит свои по­рядки. Есть еще уединенники и отшельники в глухих, нев<