Стихотворения, не включавшиеся в собрание сочинений Козьмы Пруткова

 

Эпиграмма № II

 

 

Мне, в размышлении глубоком,

 

 

Сказал однажды Лизимах:

 

 

«Что зрячий зрит здоровым оком,

 

 

Слепой не видит и в очках!»

 

К толпе

 

 

Клейми, толпа, клейми в чаду сует всечасных

 

 

Из низкой зависти мой громоносный стих:

 

 

Тебе не устрашить питомца муз прекрасных.

 

 

Тебе не сокрушить треножников златых!..

 

 

Озлилась ты?! так зри ж, каким огнем презренья,

 

 

Какою гордостью горит мой ярый взор,

 

 

Как смело черпаю я в море вдохновенья

 

 

Свинцовый стих тебе в позор!

 

Да, да! клейми меня!.. Но не бесславь восторгом

 

 

Своим бессмысленным поэта вещих слов!

 

 

Я ввек не осрамлю себя презренным торгом,

 

 

Вовеки не склонюсь пред сонмищем врагов:

 

 

Я вечно буду петь и песней наслаждаться,

 

 

Я вечно буду пить чарующий нектар.

 

 

Раздайся ж прочь, толпа!.. довольно насмехаться!

 

 

Тебе ль познать Пруткова дар?!

 

Постой!.. Скажи: за что ты злобно так смеешься?

 

 

Скажи: чего давно так ждешь ты от меня?

 

 

Не льстивых ли похвал?! Нет, их ты не дождешься!

 

 

Призванью своему по гроб не изменя,

 

 

Но с правдой на устах, улыбкою дрожащих,

 

 

С змеею желчною в изношенной груди,

 

 

Тебя я наведу в стихах, огнем палящих,

 

 

На путь с неправого пути!

 

 

Возвращение из Кронштадта

 

 

Еду я на пароходе,

 

 

Пароходе винтовом;

 

 

Тихо, тихо все в природе,

 

 

Тихо, тихо все кругом.

 

 

И, поверхность разрезая

 

 

Темно-синей массы вод,

 

 

Мерно крыльями махая,

 

 

Быстро мчится пароход.

 

 

Солнце знойно, солнце ярко;

 

 

Море смирно, море спит;

 

 

Пар, густою черной аркой,

 

 

К небу чистому бежит...

 

На носу опять стою я,

 

 

И стою я, как утес,

 

 

Песни солнцу в честь пою я,

 

 

И пою я не без слез!

 

С крыльев[1] влага золотая

 

 

Льется шумно, как каскад,

 

 

Брызги, в воду упадая,

 

 

Образуют водопад,—

 

И кладут подчас далеко

 

 

Много по морю следов

 

 

И премного и премного

 

 

Струек, змеек и кругов.

 

 

Ах! не так ли в этой жизни,

 

 

В этой юдоли забот,

 

 

В этом море, в этой призме

 

 

Наших суетных хлопот

 

 

Мы — питомцы вдохновенья —

 

 

Мещем в свет свой громкий стих

 

 

И кладем в одно мгновенье

 

 

След во всех сердцах людских?!

 

 

Так я думал, с парохода

 

Быстро на берег сходя;

 

 

И пошел среди народа,

 

 

Смело в очи всем глядя.

 

[1] Необразованному читателю родительски объясню, что крыльями называются в пароходе лопасти колеса или двигательного винта.

 

 

Эпиграмма № III

 

 

Пия душистый сок цветочка,

 

 

Пчела дает нам мед взамен;

 

 

Хотя твой лоб — пустая бочка,

 

 

Но все же ты не Диоген.

 

Пятки некстати

Басня

 

 

У кого болит затылок,

 

 

Тот уж пяток не чеши!

 

 

Мой сосед был слишком пылок.

 

 

Жил в деревне он, в глуши.

 

 

Раз случись ему, гуляя,

 

 

Головой задеть сучок;

 

 

Он, недолго размышляя,

 

 

Осердяся на толчок,

 

 

Хвать рукой за обе пятки —

 

 

И затем в грязь носом хвать!..

 

Многие привычки гадки,

 

 

Но скверней не отыскать

 

 

Пятки попусту хватать!

 

К друзьям после женитьбы

 

 

Я женился; небо вняло

 

 

Нашим пламенным мольбам;

 

 

Сердце сердцу весть подало,

 

 

Страсть ввела нас в светлый храм.

 

О друзья! ваш страх напрасен;

 

 

У меня ль не твердый нрав?

 

 

В гневе я суров, ужасен,

 

 

Страж лихой супружних прав.

 

Есть для мести черным ковам

 

 

У женатого певца

 

 

Над кроватью, под альковом,

 

 

Нож, ружье и фунт свинца!

 

Нож вострей швейцарской бритвы,

 

 

Пули меткие в мешке;

 

 

А ружье на поле битвы

 

 

Я нашел в сыром песке...

 

Тем ружьем в былое время

 

 

По дрохвам певец стрелял

 

 

И, клянусь, всегда им в темя

 

 

Всем зарядом попадал!

 

От Козьмы Пруткова к читателю в минуту

Откровенности и раскаяния

 

 

С улыбкой тупого сомненья, профан, ты

 

 

Взираешь на лик мой и гордый мой взор;

 

 

Тебе интересней столичные франты,

 

 

Их пошлые толки, пустой разговор.

 

Во взгляде твоем я, как в книге, читаю,

 

 

Что суетной жизни ты верный клеврет,

 

 

Что нас ты считаешь за дерзкую стаю,

 

 

Не любишь; но слушай, что значит поэт.

 

Кто с детства, владея стихом по указке,

 

 

Набил себе руку и с детских же лет

 

 

Личиной страдальца, для вящей огласки,

 

 

Решился прикрыться,— тот истый поэт!

 

Кто, всех презирая, весь мир проклинает,

 

 

В ком нет состраданья и жалости нет,

 

 

Кто с смехом на слезы несчастных взирает,—

 

 

Тот мощный, великий и сильный поэт!

 

Кто любит сердечно былую Элладу,

 

 

Тунику, Афины, Ахарны, Милет,

 

 

Зевеса, Венеру, Юнону, Палладу,—

 

 

Тот чудный, изящный, пластичный поэт!

 

Чей стих благозвучен, гремуч, хоть без мысли,

 

 

Исполнен огня, водометов, ракет,

 

 

Без толку, но верно по пальцам расчислен,—

 

 

Тот также, поверь мне, великий поэт!..

 

Итак, не пугайся ж, встречался с нами,

 

 

Хотя мы суровы и дерзки на вид

 

 

И высимся гордо над вами главами;

 

 

Но кто ж нас иначе в толпе отличит?!

 

В поэте ты видишь презренье и злобу;

 

 

На вид он угрюмый, больной, неуклюж;

 

 

Но ты загляни хоть любому в утробу,—

 

 

Душой он предобрый и телом предюж.

 

К месту печати

м. п.

 

 

Люблю тебя, печати место,

 

 

Когда без сургуча, без теста,

 

 

А так, как будто угольком,

 

 

«М. П.» очерчено кружком!

 

 

Я не могу, живя на свете,

 

 

Забыть покоя и мыслете,

 

 

И часто я, глядя с тоской,

 

 

Твержу: «мыслете и покой»!

 

Современная русская песнь

 

 

Уж как мы ль, друзья, люди русские!..

 

 

Всяк субботний день в банях паримся,

 

 

Всякий божий день жирны щи едим,

 

 

Жирны щи едим, гречневку лопаем,

 

 

Всё кваском родным запиваючи,

 

 

Мать святую Русь поминаючи,

 

 

Да любовью к ней похваляючись,

 

 

Да всё русскими называючись...

 

 

И как нас-то все бранят попусту,

 

 

Что ничего-то мы и не делаем,

 

 

Только свет коптим, прохлаждаемся,

 

 

Только пьем-едим, похваляемся...

 

 

Ах, и вам ли, люди добрые,

 

 

Нас корить-бранить стыдно б, совестно:

 

 

Мы работали б, да хотенья нет;

 

 

Мы и рады бы, да не хочется;

 

 

Дело плевое, да труда бежим!..

 

 

Мы труда бежим, на печи лежим,

 

 

Ходим в мурмолках, да про Русь кричим,

 

 

Всё про Русь кричим,— вишь, до охрипу!

 

 

Так еще ль, друзья, мы не русские?!

 

Военные афоризмы

 

Для гг. штаб- и обер-офицеров, с применением к понятиям нижних чинов

Примечание. Из этих, дошедших до нас случайно, размышлений Фаддея Козьмича мы видим с удивлением, как даровитый сын гениального отца усвоивал себе понятия своего века, постоянно его опережая, хотя иногда и заметна борьба между старым и новым временем, на которую обращаем внимание читателя в особых выносках, сделанных, впрочем, на рукописи не нами, а неизвестною рукою, вероятно, командира того полка, где служил (покойный).

 

Нет адъютанта без аксельбанта[1]

 

[1] Разумеется.

 

Подавая сигналы в рог,

Будь всегда справедлив, но строг.

 

 

Не для какой-нибудь Анюты

Из пушек делаются салюты.

 

 

Строя солдатам новые шинели,

Не забывай, чтоб они пили и ели [1].

 

[1] Здесь видна похвальная заботливость. Я всегда был того же мнения.

 

 

Фуражировка и ремонтерство

Требуют сноровки и прозорства.

 

Во всем покорствуя воле монаршей,

Не уклоняйся от контрмаршей.

 

Не бракуй рекрута за то, что ряб,

Не всякий в армии Глазенап [1].

[1] Должно быть, был красавец, но я принял полк уже по его выбытьи.

 

Что в конце шеренги стоит фланговый,—

Это для многих дико и ново [1].

 

[1] Разве для вновь поступающих.

 

Насколько полковник с Акулиной знаком,

Не держи пари с полковым попом [1].

 

[1] Обыграет наверняка, по случаю исповеди.

 

Что рота на взводы разделяется,

В этом никто не сомневается.

 

Да будет целью солдатской амбиции

Точная пригонка амуниции[1].

 

[1] Солдат имеет и другую амбицию: служить престол-отечеству. Странно ограничивать цель стремлений.

 

Хоть твои ребята полны коросты,

Все ж годятся на аванпосты.

 

Что нельзя командовать шепотом,

Это доказано опытом.

 

 

Лучшую жидовскую квартиру

Следует отводить командиру [1].

[1] Отчего же жидовскую?

 

В летнее время, под тенью акации,

Приятно мечтать о дислокации.

 

Проходя город Кострому,

Заезжай справа по одному[1].

 

[1] Это можно отнести и к другим городам. Видна односторонность.

 

Чтобы полковнику служба везла,

Он должен держать полкового козла [1].

 

[1] В этом нет никакого смысла. К чему тут козел?

 

В гарнизонных стоянках довольно примеров,

Что дети похожи на гг. офицеров[1].

[1] Я сам это заметил.

 

 

Курящий цыгару над камуфлетом

Рискует быть отпетым.

 

 

Во время дела сгоряча

Не стреляй в полкового врача.

 

Два голубя как два родные брата жили —

А есть ли у тебя с наливкою бутыли? [1]

 

[1] Довольно остро.

 

 

Если ни правый, ни левый фланг

У тебя ненадежны — пишися: кранк.

 

 

За то нас любит отец Герасим,

Что мы ему бороду фаброй красим.

 

 

Для ремонтерства и фуражировки

Трудно обойтись без сноровки [1]

 

[1] Повторение. Было уже сказано в п. 5.

 

Будь расторопен — и от году до году

Полк принесет тебе боле доходу [1].

 

[1] Да, когда справочные цены высоки.

 

Оттого наши командиры и лысы,

Что у них прическу объели крысы[1].

 

[1] Это прямо на меня. Если б он не скончался, я посадил бы его под арест.

 

В том каптенармусова Варвара

Виною, что щи у нас без привара.

 

Часто завидую я строкам,

Что у них служба с коротким сроком[1].

 

[1] Опять нет смысла. Сороки не служат.

 

На берегах Ижоры и Тосны

Наши гвардейцы победоносны [1].

 

[1] Неприличный намек на маневры.

 

Что нету телесного наказания,

Это зависит от приказания [1].

 

[1] Совершенно справедливо.

 

 

Не говори: меня бить не по чину;

Спорют погоны и выпорют спину[1]

 

[1] Отсталое понятие. У меня в полку не бьют с тех пор, как запрещено.

 

То не может понравиться бабам,

Когда скопец командует штабом [1].

 

[1] Когда же это бывает?

 

Кто не брезгает солдатской задницей,

Тому и фланговый служит племянницей [1].

 

[1] Во-первых, плохая рифма. Во-вторых, страшный разврат, заключающий

в себе идею двоякого греха. На это употребляются не фланговые, а барабанщики.

 

Клапан, погончик, петличка, репей —

С этим солдат хоть не ешь и не пей![1]

 

[1] Ну, это преувеличено.

 

Что за беда, что ни хлеба, ни кваса,

Пуля найдет солдатское мясо [1].

 

[1] Видна некоторая жестокость.

 

Не говори в походе: я слаб,

Смотри, как шагает Глазенап[1].

 

[1] Опять Глазенап. В списках значится: переведен в гвардию. Жаль, что

не застал, когда принял полк, я бы ставил его в пример в каждом приказе.

 

У бережливого командира в поход

Хоть нет сухарей, а есть доход [1].

 

[1] Если б он не умер, я нарядил бы его на три лишних дежурства.

 

Хоть моя команда и слабосильна,

Зато в кармане моем обильно [1].

 

[1] Дерзость. Счастье, что умер. Не забыть сказать Герасиму, чтобы перестал поминать.

 

 

Пусть умирают дураки,

Были б целы тюфяки.

 

Если прострелят тебя в упор,

Пой: Ширин, верин, ристофор.

 

Марш вперед! Ура... Россия!

Лишь амбиция была б!

Брали форты не такие

Бутеноп и Глазенап!

 

Продолжай атаку смело,

Хоть тебе и пуля в лоб —

Посмотри, как лезут в дело

Глазенап и Бутеноп.

 

А отбой когда затрубят,

Не минуй румяных баб —

Посмотри, как их голубят

Бутеноп и Глазенап.

 

Если двигаются тихо,

Не жалей солдатских...—

Посмотри, как порют лихо

Глазенап и Бутеноп.

 

Пусть тебя навылет ранят,

Марш вперед на вражий штаб —

Слышишь, там как барабанят

Бутеноп и Глазенап.

 

Но враги уж отступают,

В их сердца проник озноб —

Посмотри, как их пугают

Глазенап и Бутеноп.

 

Стой! Шабаш! Языци сдались,

Каждый стал России раб —

Посмотри, как запыхались

Бутеноп и Глазенап.

 

Мир подписан, все пируют,

Бал дает бригадный поп —

Посмотри, как вальсируют

Блазенап и Гутеноп [1]

 

[1] Это совсем не афоризмы, а более сбивается на солдатскую песню.Впрочем, написано в хорошем духе. Велю адъютанту передать песенникам. Но кто же Бутеноп? В последней строке фамилии перековерканы. Приказать аудитору, чтоб переправил, сохраняя рифму.

 

Если ты голоден и наг,

Будь тебе утехой учебный шаг.

 

По мне, полковник хоть провалился,

Жила б майорская Василиса[1]

 

[1] Покорно благодарю.

 

Худо, когда в дивизии

Недостает провизии [1].

 

[1] А в полку еще хуже.

 

 

Не спрашивай; какой там редут,

А иди куда ведут.

 

 

Держи только свою дирекцию,

А тебе уж сделают вивисекцию[1].

 

[1] Должно быть, посещал университет. У нас гостила дочь инженера из

Водяных Сообщений, сама потрошила лягушек. Гг. офицеры очень хвалили.

 

Матерьялисты и нигилисты

Разве годятся только в горнисты[1].

 

[1] Ну, нет, сомневаюсь. На это нужны грудь и ухо.

 

Казначей, уж как ни верти,

А все недостает сотен пяти [1].

 

[1]Можно пополнить раскладкою на непредвиденные расходы.

 

 

Если ищешь рифмы на: Европа,

То спроси у Бутенопа![1]

 

[1] Кстати подвернулся Бутеноп. Ну, а если бы его не было? Приказать аудитору, чтоб подыскал еще рифмы к Европе, кроме...

 

 

Ешь себе кашу с сальцем,

А команду считай по пальцам.

 

 

Ай, фирли-фить, тюрлю-тютю.

У нашего майора задница в дегтю![1]

 

[1] Когда это было: я что-то не припомню.

 

 

Будь в отступлении проворен,

Как перед Крестовским Корш и Суворин.

 

 

Суворин и Буренин, хотя и штатские,

Но в литературе те же фурштатские[1].

 

[1] Что это за люди? Никогда про них не слыхал. Должно быть, из фурлеитов?

 

 

Не смотри, что в ранце дыра —

Иди вперед и кричи: ура!

 

 

То-то житье было в штабу,

Когда начальником был Коцебу[1].

 

[1] С этим я согласен.

 

 

Не дерись на дуэли, если жизнь дорога,

Откажись, как Буренин, и ругай врага [1].

 

[1] Вишь, прохвост!

 

 

Что все твои одеколоны,

Когда идешь позади колонны.

 

 

Отнесем, Акулина, попу фунт чаю —

Без того, говорит, не обвенчаю.

 

 

Охота полковому попу

Вплоть до развода ездить на пупу.

 

 

Сумка, лядунка, манерка, лафет —

Господин поручик, кеске-ву-фет?[1]

 

[1] Украдено. Это любимая поговорка нашего полкового доктора. Что вы делаете? (франц. qu'est ce que vous faites?)

 

При виде исправной амуниции

Как презренны все конституции![1]

 

[1] Мысль хороша, но рифма никуда не годится. Приказать аудитору исправить.

 

 

Не будь никогда в обращении груб —

Смотри, как себя держит Глазенап [1].

 

[1] Отдать аудитору.

 

 

Боже мой, боже мой, как я рад!

Завтра назначен церковный парад![1]

 

[1] Вот это хорошо.

 

 

Всем завтра ехать к преосвященному,

Человеку умному и почтенному.

 

 

Господам офицерам, подходя к руке,

Держать палец на темлячке.

 

 

Чтоб во время закуски господа юнкера

Не прятали осетров в кивера.

 

Наказать юнкеру Шмидту,

Чтоб быть ему чище обриту.

 

 

Мне с адъютантом и с майором

Занимать владыку разговором.

 

 

Прочим в почтительном расстоянии

Опустить взор и хранить молчание.

 

 

Лишь только кончится обед,

Всем грянуть залпом: «Много лет!»

 

 

Перед отъездом, подходя к руке,

Опять держать палец на темлячке [1]

 

[1] Да какие же это афоризмы? Это взято прямо из моего приказа, когда мы всем полком ездили поздравить владыку.

 

 

Есть ли на свете что-нибудь горше,

Как быть сотрудником при Корше? [1]

 

[1] В этом афоризме не вижу ничего военного. И кто опять этот Корш?

 

 

Не нам, господа, подражать Плинию,

Наше дело выравнивать линию.

 

 

Не нужны нам никакие фермы-модели,

Были бы сводни и бордели.

 

 

Для нас овцеводство и скотоводство —

Это, господа, наше производство [1].

 

[1] Опять все это украдено. Все из моей речи, которую я говорил в день водосвятия.

 

 

Наш полковник, хотя не пьяница,

Но зато фабрится и румянится [1].

 

[1] Ах, он прохвост! Если я когда и употреблял румяны, то, конечно, не для лица, а ему почему знать.

 

Ах, господа! Быть беде!

Г. полковник сидит на биде[1].

 

[1] Неправда. Никогда в жизни не сиживал.

 

Гг. офицеры! Шилды-шивалды!

Пустимтесь вприсядку, поднявши фалды[1].

 

[1] Видно похвальное сближение с нижними чинами. Не забыть отнести к прогрессу.

 

 

Что бы нам, господа, взять по хлысту,

Постегать прохожих на мосту?[1]

 

[1] Шалость, могущая навлечь неприятности. Справиться, было ли исполнено.

 

 

Тому удивляется вся Европа,

Какая у полковника обширная шляпа [1].

 

[1] Чему удивляться? Обыкновенная, с черным султаном. Я от формы не

отступаю. Насчет неправильной рифмы, отдать аудитору, чтобы приискал

другую.

 

 

Будемте, господа, стоять по чину,

Пока адъютант выводит «Лучину» [1].

 

[1] Это когда мы ездили в Житомир на пикник.

 

 

Все у меня одеты по форме.

Зачем мне заботиться о корме?[1]

 

[1] Если встретимся на том свете, посажу в нужник под арест на две

недели.

 

 

Господа, откроемте подписку,

Поднесем полковнику глиняную миску[1]

[1] Отчего же глиняную? Неуместная шутка.

 

 

Если продуемся, в карты играя,

Поедем на Волынь для обрусения края.

 

 

Или выпросим комиссию на Подоле

И останемся там как можно доле [1].

 

[1] Я и сам не прочь, но, говорят, все места розданы. Следовало бы распространить и на остальные губернии.

 

Начнем с того обрусение,

Что каждый себе выберет имение.

 

 

Действуя твердо и предвзято,

Можно добраться и до майората.

 

 

Хоть мы русское имя осрамим,

Зато послужим себе самим.

 

 

Те, кто помещиков польских душили,

Делали пробу in anima vili.

 

 

Когда совсем уж ограбим их,

Тогда доберемся и до своих.

 

Держаться партии народной

И современно и доходно.

 

Люблю за то меньшую братию,

Что ею колю аристократию.

 

 

Хорошо ловить рыбу, где ток воды мутен.

Да здравствует Черкасский и Милютин![1]

 

[1] Совершенно сбился с толку. Тут нет ничего военного. Боле относится к гражданской деятельности.

 

Сегодня не поеду на развод,

У меня немного болит живот.

 

 

Даже с трудом на ногах стою —

Принести мне бобровую струю.

 

 

Шум в ушах, и на языке кисло,

Нижняя губа совсем отвисла.

 

 

Уж не разбит ли я параличом?

Послать за полковым врачом.

 

Спереди плохо, сзади еще хуже,

Точно сижу я в холодной луже.

 

 

Не надо боле ни лекарств, ни корму,

Оденьте меня в парадную форму.

 

 

Ширин, вырин, штык молодец —

Не могу боле — приходит конец...[1]

 

[1] Нечего сказать, умер как солдат. Приказать слабосильной команде, чтоб похоронила его с почестями. Отменяю прежнее приказание и позволяю Герасиму поминать. Соорудить над его могилой небольшой памятник, в виде кивера, с надписью: «Был исправен». Издержки разложить на покупку муки, а также наверстать уменьшением привара к солдатским пайкам. Остаток от расходов в кассу не класть, передать мне лично.

 

 

Церемониал погребения тела в бозе усопшего поручика и кавалера Фаддея Козьмича П…

 

Составлен аудитором вместе с полковым адъютантом 22-го февраля 1821 года в Житомирской губернии, близ города Радзивиллова.

Утверждаю. Полковник[1]

 

 

Впереди идут два горниста,

Играют отчетисто и чисто.

 

Идет прапорщик Густав Бауэр,

На шляпе и фалдах несет трауер.

 

По обычаю, искони заведенному,

Идет майор, пеший по-конному.

 

Идет каптенармус во главе капральства,

Пожирает глазами начальство.

 

Два фурлейта ведут кобылу.

Она ступает тяжело и уныло.

Это та самая кляча,

На которой ездил виновник плача.

Идет с печальным видом казначей,

Проливает слезный ручей.

Идут хлебопеки и квартирьеры,

Хвалят покойника манеры.

Идет аудитор, надрывается,

С похвалою о нем отзывается.

Едет в коляске полковой врач,

Печальным лицом умножает плач.

На козлах сидит фершал из Севастополя,

Поет плачевно: «Не одна во-поле...»

Идет с кастрюлею квартирмейстер,

Несет для кутьи крахмальный клейстер.

Идет майорская Василиса,

Несет тарелку, полную риса.

Идет с блюдечком отец Герасим,

Несет изюму гривен на семь

Идет первой роты фельдфебель,

Несет необходимую мебель.

Три бабы, с флером вокруг повойника,

Несут любимые блюда покойника:

Ножки, печенку и пупок под соусом,

Все три они вопят жалобным голосом.

Идут Буренин и Суворин,

Их плач о покойнике непритворен.

Идет повеся голову Корш,

Рыдает и фыркает, как морж.

Идут гуси, индейки и утки,

Здесь помещенные боле для шутки.

Идет мокрая от слез курица,

Не то смеется, не то хмурится.

Едет сама траурная колесница,

На балдахине поет райская птица.

Идет слабосильная команда с шанцевым

струментом,

За ней телега с кирпичом и цементом.

Между двух прохвостов идет уездный зодчий,

Рыдает изо всей мочи.

Идут четыре ветеринара,

С клистирами на случай пожара.

Гг. юнкера несут регалии:

Пряжку, темляк, репеек и так далее.

Идут гг. офицеры по два в ряд,

О новой вакансии говорят.

Идут славянофилы и нигилисты;

У тех и у других ногти не чисты.

Ибо если они, не сходятся в теории вероятности,

То сходятся в неопрятности.

И поэтому нет ничего слюнявее и плюгавее

Русского безбожия и православия.

На краю разверстой могилы

Имеют спорить нигилисты и славянофилы.

Первые утверждают, что кто умрет,

Тот весь обращается в кислород.

Вторые — что он входит в небесные угодия

И делается братчиком Кирилла-Мефодия.

И что верные вести оттудова

Получила сама графиня Блудова.

Для решения этого спора

Стороны приглашают аудитора.

Аудитор говорит: «Рай-диди-рай!

Покойник отправился прямо в рай».

С этим отец Герасим соглашается,

И погребение совершается...

 

Исполнить, как сказано выше, Полковник***

 

[1] Для себя я, разумеется, места не назначил. Как начальник, я должен быть в одно время везде, и предоставляю себе разъезжать по линии и вдоль колонны.

 

Примечание полкового адъютанта.

После тройного залпа из ружей, в виде последнего салюта человеку и товарищу, г. полковник вынул из заднего кармана батистовый платок и, отерев им слезы, произнес следующую речь:

Гг. штаб- и обер-офицеры!

Мы проводили товарища до последней квартиры.

Отдадим же долг его добродетели:

Он умом равен Аристотелю.

Стратегикой уподоблялся на воине

Самому Кутузову и Жомини.

Бескорыстием был равен Аристиду —

Но его сразила простуда.

Он был красою человечества,

Помянем же добром его качества.

Гг. офицеры, после погребения

Прошу вас всех к себе на собрание.

Я поручил юнкеру фон-Бокт

Устроить нечто вроде пикника.

Это будет и закуска и вместе обед —

Итак, левое плечо вперед!

Заплатить придется очень мало,

Не более пяти рублей с рыла.

Разойдемся не прежде, как к вечеру —

Да здравствует Россия — Ура!!

 

Примечание отца Герасима.

Видяй сломицу в оке ближнего, не зрит в своем ниже бруса. Строг и свиреп быши к рифмам ближнего твоего, сам же, аки свинья непотребная, рифмы негодные и уху зело вредящие сплел еси. Иди в огонь вечный, анафема.

 

Примечание рукою полковника.

Посадить Герасима под арест за эту отметку. Изготовить от моего имени отношение ко владыке, что Герасим искажает текст, называя сучец — сломицею. Это все равно, что если б я отворот назвал погонами.

 

Доклад полкового адъютанта.

Так как отец Герасим есть некоторым образом духовное лицо, находящееся в прямой зависимости от Консистории и Св. Синода, то не будет ли отчасти неловко подвергнуть его мере административной посаждением его под арест, установленный более для проступков по военной части.

 

Отметка полковника.

А мне что за дело. Все-таки посадить после пикника.

 

Примечание полкового адъютанта.

Узнав о намерении полковника, отец Герасим изготовил донос графу Аракчееву, в котором объяснял, что полковник два года не был на исповеди. О том же изготовил он донос и к архипастырю Фотию и прочел на пикнике полковнику отпуски. Однако когда подали горячее, не отказался пить за здоровье полковника, причем полковник выпил и за его здоровье. Это повторялось несколько раз, и после бланманже и суфле-вертю, когда гг. офицеры танцевали вприсядку, полковник и отец Герасим обнялись и со слезами на глазах сделали три тура мазурки, а дело предали забвению. При этом был отдан приказ, чтобы гг. офицеры и юнкера, а равно и нижние чины не смели исповедоваться у посторонних иереев, а только у отца Герасима, под опасением для гг. офицеров трехнедельного ареста, для гг. юнкеров дежурств при помойной яме, а для нижних чинов телесного наказания.

 

Плоды раздумья

Мысли и афоризмы

Обручальное кольцо есть первое звено в цепи супружеской жизни.

Жизнь нашу можно удобно сравнивать со своенравною рекою, на поверхности которой плавает челн, иногда укачиваемый тихоструйною волною, нередко же задержанный в своем движении мелью и разбиваемый о подводный камень.— Нужно ли упоминать, что сей утлый челн на рынке скоропреходящего времени есть не кто иной, как сам человек?

Никто не обнимет необъятного

Нет столь великой вещи, которую не превзошла бы величиною еще большая. Нет вещи столь малой, в которую не вместилась бы еще меньшая.

Смотри в корень!

Лучше скажи мало, но хорошо.

Наука изощряет ум; ученье вострит память.

Что скажут о тебе другие, коли ты сам о себе ничего сказать не можешь?

Самопожертвование есть цель для пули каждого стрелка.

Память человека есть лист белой бумаги: иногда напишется хорошо, а иногда дурно.

Слабеющая память подобна потухающему светильнику.

Слабеющую память можно также сравнивать с увядающею незабудкою.

Слабеющие глаза всегда уподоблю старому потускневшему зеркалу, даже надтреснутому.

Воображение поэта, удрученного горем, подобно ноге, заключенной в новый сапог.

Влюбленный в одну особу страстно — терпит другую токмо по расчету.

Если хочешь быть красивым, поступи в гусары.

Человек, не будучи одеян благодетельною природою, получил свыше дар портного искусства.

Не будь портных,— скажи: как различил бы ты служебные ведомства?

Скрывая истину от друзей, кому ты откроешься?

Что есть лучшего? — Сравнив прошедшее, свести его с настоящим.

Полезнее пройти путь жизни, чем всю вселенную.

Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану.

Женатый повеса воробью подобен.

Усердный врач подобен пеликану.

Эгоист подобен давно сидящему в колодце.

Гений подобен холму, возвышающемуся на равнине.

Умные речи подобны строкам, напечатанным курсивом.

Начало ясного дня смело уподоблю рождению невинного младенца: быть может, первый не обойдется без дождя, а жизнь второго без слез.

Если бы тени предметов зависели не от величины сих последних, а имели бы свой произвольный рост, то, может быть, вскоре не осталось бы на всем земном шаре ни одного светлого места.

Стрельба в цель упражняет руку и причиняет верность глазу.

Бердыш в руках воина то же, что меткое слово в руках писателя.

Магнитная стрелка, непреодолимо влекомая к северу, подобна мужу, который блюдет законы.

Первый шаг младенца есть первый шаг к его смерти.

Смерть для того поставлена в конце жизни, чтобы удобнее к ней приготовиться.

В доме без жильцов — известных насекомых не обрящешь.

Ничего не доводи до крайности: человек, желающий трапезовать слишком поздно, рискует трапезовать на другой день поутру,

Пища столь же необходима для здоровья, сколь необходимо приличное обращение человеку образованному.

«Зачем,— говорит эгоист,— стану я работать для потомства, когда оно ровно ничего для меня не сделало?» — Несправедлив ты, безумец! Потомство сделало для тебя уже то, что ты, сближая прошедшее с настоящим и будущим, можешь по произволу считать себя: младенцем, юношей и старцем.

Вытапливай воск, но сохраняй мед.

Пояснительные выражения объясняют темные мысли.

Не всякому человеку даже гусарский мундир к лицу.

Бди!

Камергер редко наслаждается природою.

Никто не обнимет необъятного.

Три дела, однажды начавши, трудно кончить: а) вкушать хорошую пищу; б) беседовать с возвратившимся из похода другом и в) чесать, где чешется.

Прежде чем познакомишься с человеком, узнай: приятно ли его знакомство другим?

Здоровье без силы — то же, что твердость без упругости.

Все говорят, что здоровье дороже всего, но никто этого не соблюдает.

Достаток распутного равняется короткому одеялу: натянешь его к носу, обнажатся ноги.

Не растравляй раны ближнего; страждущему предлагай бальзам... Копая другому яму, сам в нее попадешь.

Если у тебя спрошено будет: что полезнее, солнце или месяц? — ответствуй: месяц. Ибо солнце светит днем, когда и без того светло; а месяц — ночью.

Но, с другой стороны: солнце лучше тем, что светит и греет; а месяц только светит, и то лишь в лунную ночь!

Самолюбие и славолюбие суть лучшие удостоверения бессмертия души человеческой.

Душа индейца, верящего в метемпсихозию, похожа на червячка в коконе.

Рассуждай токмо о том, о чем понятия твои тебе сие дозволяют. Так: не зная законов языка ирокезского, можешь ли ты делать такое суждение по сему предмету, которое не было бы неосновательно и глупо?

Принимаясь за дело, соберись с духом.

Перо, пишущее для денег, смело уподоблю шарманке в руках скитающегося иностранца.

Щелкни кобылу в нос — она махнет хвостом.

Не робей перед врагом: лютейший враг человека — он сам.

И терпентин на что-нибудь полезен!

Всякий необходимо причиняет пользу, употребленный на своем месте. Напротив того: упражнения лучшего танцмейстера в химии неуместны; советы опытного астронома в танцах глупы.

Часами измеряется время, а временем жизнь человеческая; но чем, скажи, измеришь ты глубину Восточного океана?

Говорят, что труд убивает время; но сие последнее, нисколько от этого не уменьшаяся, продолжает служить человечеству и всей вселенной постоянно в одинаковой полноте и непрерывности.

На дне каждого сердца есть осадок.

Под сладкими выражениями таятся мысли коварные: так, от курящего табак нередко пахнет духами.

Многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы; но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий.

Никто не обнимет необъятного!

Болтун подобен маятнику: того и другой надо остановить.

Два человека одинаковой комплекции дрались бы недолго, если бы сила одного превозмогла силу другого.

Не все стриги, что растет.

Ногти и волосы даны человеку для того, чтобы доставить ему постоянное, но легкое занятие.

Иной певец подчас хрипнет.

Поощрение столь же необходимо гениальному писателю, сколь необходима канифоль смычку виртуоз