Текст №25. Красота родной природы

Был октябрь, на полях гуляло стадо, с картофельных полей до­носило дымом. Я, медленно прогуливаясь, посматривая на дере­веньку, на перелески, и вдруг мне 'явственно представился Некрасов. Ведь именно в этих местах он охотился, бродил с ружьем. Возможно, он прислонялся к одной из дуплистых березок, отдыхал и придумывал новые строки. Может, потому и видится здесь Не­красов как живой, потому что именно в этих краях он создал ог­ромное количество произведений, воспевая красоту верхневолж­ской природы.

Природа сама по себе неизменна. Пройдут столетия, люди при­думают новые машины, побывают на Марсе, а леса будут все такими же, и так же будет ветер кружить золотую листву. И точно так же природа будет вызывать порывы творчества. Так же будет человек страдать, ненавидеть и любить...

Плыли мы как-то раз на барже вниз по Ветлуге. Рабочие лес­промхоза играли в карты, курили и медленно переговаривались, а две поварихи и женщина из района сидели на корме и ели яблоки. Река сначала была узкой и невзрачной, но когда баржа обогнула от­мель и вышла на широкий простор, картина резко изменилась. Вода лакированно блестела, как будто на нее вылили масло, и в черной глади отражались ели и пожелтевшие березки. Рабочие отложили яблоки, а женщины перестали есть. Несколько минут стояла полная тишина, только катер гудел, да за волной вскипала пена.

Когда мы вышли на середину реки, вдалеке показался хуторок с убегающей в поле дорогой, и женщина тихо запела: «Куда бежишь, тропинка милая...», поварихи тоже стали глядеть на дорогу, и когда женщина сделала паузу, как бы забыв что-то, они повторили первые слова песни, а потом уж они вместе допели ее до конца.

Они некоторое время молчали, не отрывая глаз от берега, потом поправили платочки и стали петь дальше, глядя друг на друга и как бы чувствуя родство душ.

А мужчины сидели, нахмурив брови. Кто-то тихо подтягивал песню, не зная слов или стесняясь петь в голос. И целый час пели они эту песню, повторяя строчки по нескольку раз, а баржа медленно плыла по дикой реке. Я смотрел на вдохновенные лица этих людей и думал: все они разные, а сейчас стали как бы одинаковыми, что-то заставило их сблизиться, почувствовать вечную красоту. Еще я ду­мал о том, что красота живет в каждом из нас, и очень важно суметь разбудить ее, не дать ей умереть, не проснувшись.

Текст №26. Переводчик

Сколько сказано о родном языке! Но чудо речи необъяснимо. Только родное слово, познанное в детстве, может напоить душу по­эзией народа, пробудить в человеке первые истоки национальной гордости. Детство — это ядро будущей личности. Это время, когда возникает ощущение причастности к окружающим людям, к окру­жающей природе, к культуре.

Для меня русский язык менее родной, чем киргизский, родной мне с детства и на всю жизнь.

Мне было пять лет, когда я впервые выступал в роли переводчи­ка. Было это в горах, где я был с бабушкой.

В то лето случилась беда: племенной жеребец, купленный колхо­зом незадолго до этого, внезапно околел. Жеребец был ценный, дон­ской, привезенный из далекой России. Наши всполошились и отпра­вили гонца в колхоз, а оттуда — в район. Через день к нам в горы приехал русский человек. Он мне очень хорошо запомнился: высо­кий, рыжебородый, в черной куртке. Он не знал ни слова по-киргизски, а наши — по-русски. Тогда табунщики, недолго думая, решили, что переводчиком буду я. Я стоял в толпе ребятишек.

— Пойдем, — сказал один табунщик. — Ты переведешь нам, что он говорит, а ему — что мы говорим.

Я застеснялся, испугался и убежал к бабушке в юрту. Обычно до­брая и ласковая, в этот раз она сказала мне строго:

— Ты что, стыдишься говорить по-русски или, может быть, по-киргизски?

И она отвела меня за руку назад.

Приезжий ветеринар сидел с аксакалами. Увидев меня, он подо­звал к себе и спросил, как мое имя. Я ответил. Потом он меня попро­сил узнать у табунщиков, отчего помер жеребец.

— Дядя, этот луг ядовитый, — сказал я робко, но, видя, как раду­ется бабушка, ветеринар и все окружающие, я осмелел. Я на всю жизнь запомнил этот синхронный перевод на обоих языках слово с слово. Жеребец, оказывается, съел ядовитую траву. На вопрос, поче­му другие лошади ее не едят, табунщики ответили, что местные ло­шади не едят эту траву, потому что знают, что она несъедобная. Я так и перевел.

Приезжий похвалил меня, аксакалы дали теплого вареного мяса. ' Я выскочил на улиц, и меня окружили ребята.

— Ты по-русски шпаришь, как вода в реке, без остановки! — похвалили они меня.

На самом деле я говорил, запинаясь, но им было угодно предста­вить это так. Мы съели мясо и побежали играть.

Стоит ли в литературной биографии вспоминать такие вещи? Мне кажется, что стоит. Надо начинать с того, как человек себя по­мнит. Некоторые помнят себя с трехлетнего возраста, другие едва могут припомнить себя в десять лет. Я убежден, что все это много значит

Текст №27. Любовь, уважение, знание...

Как относиться к нашему культурному наследию? Каждый отве­тит, что его надо оберегать, но в памяти пробуждаются другие, гру­стные, а порой даже горестные воспоминания.

Довелось мне однажды быть на Бородинском поле вместе с за­мечательным человеком — реставратором Николаем Ивановичем Ивановым. Он уже и не помнит, когда последний раз был в отпус­ке: ни дня без Бородинского поля прожить не может. Мы с ним обнажили головы перед памятниками, воздвигнутыми благодарны­ми потомками.

И это здесь, на поле русской славы, в 1932 году был взорван па­мятник на могиле Багратиона! Сделавшие это надругались над свя­тыней, они совершили преступление против самого святого: против чувства глубокой признательности герою, защитнику национальной.Свободы. А как расценивать тех, кто примерно в это же время намалевал гигантскую надпись на стенах монастыря, построенного на месте смерти другого героя — Тучкова: «Довольно хранить остатки рабского прошлого!»

Я родился и прожил большую часть жизни в Ленинграде. Для меня архитектурный облик города связан и именами Растрелли, Росси, Кварнеги, Захарова, Воронихина. По дороге с главного аэродрома стоял Путевой дворец Растрелли. Он был в плохом состоянии, но коснись его рука реставратора, и какой бы праздничной стала увер­тюра к Ленинграду. Во время войны дворец был близко к линии фронта, но наши бойцы сделали все, чтобы сохранить это здание. Но в конце шестидесятых годов его снесли! Снесли, и пусто на этом месте. Так же пусто и в душе, когда проезжаешь это место. И горько, ведь потеря памятников культуры невосполнима: все они уникальны, они связаны с определенной эпохой, с конкретными именами.

«Запас» памятников культуры, «запас» культурной среды в мире крайне ограничен, и с каждым годом он становится все меньше. На земле остается все меньше памятников культуры, и не потому, что земли становится меньше. Все дело в том, что слишком много при­зывали к патриотизму, а его надо воспитывать с детства.

Любовь к родной стране, родной природе, родному городу или селу, родной речи начинается с любви к семье, к жилищу, школе. И еще — с уважения чувств других людей, которые также любят свой дом, свою природу, свое родное слово, пусть и непонятное тебе.

Все эти важнейшие человеческие качества и поможет открыть тебе история: любовь, уважение, знание.(Д С Лиха­чев)