В.Т. Шаламов — Ф.А. Вигдоровой

 

Москва, 25 апреля 1965 г.

Дорогая Фрида Абрамовна!

Евгения Самойловна2 передала мне Ваше письмо и «Листки из блокнота»3. Сразу скажу: я, волею судеб, в течение многих лет слежу за человеческими делами и действиями, которые из обыкновенных превращаются в героические и наоборот. Я — <биоток> такого рода дел и твердо повторяю все сказанное Вам в прошлом моем письме. Там нет ни одного случайного слова.

«Листки из блокнота» — не газетная работа. Это — гораздо больше, глубже, серьезней. Весь уровень, этаж не тот. «Листки» производят сильное впечатление: события в центре Москвы, быт и будни людей, живущих рядом с тобой... Становится ли человек, прочитавший «Листки», лучше чем-то. Хоть на самую малую долю лучше? Или (по крайней мере): захотелось ли человеку стать лучше — после того, как он прочел этот «блокнот»? Да, да и да. Я с удовольствием прочел бы Вашу книгу и постарался бы ответить со всей искренностью.

Желаю Вам здоровья, долгих лет работы, освещенной тем же светом высоких нравственных требований. Евгения Самойловна сказала, что передала Вам первую книгу моих рассказов. Две другие Вы, кажется, знаете. Я буду посылать Вам новое, что напишется. Еще раз — самый сердечный привет.

С горячей симпатией В. Шаламов.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 Вигдорова Фрида Абрамовна (1915—1965) — писательница, автор книг о школе и проблемах воспитания. Записала процесс И.А. Бродского, который потом распространился в самиздате.

 

2 Ласкина Евгения Самойловна (1915—1991) в те годы была зав. отделом поэзии в журн. «Москва».

 

3 «Листки из блокнота» — записки, наброски из депутатского блокнота Ф.А. Вигдоровой (она была депутатом районного Совета). Частично опубликованы в кн. Ф.А. Вигдоровой «Кем вы ему приходитесь». М., 1969, «Помогать и помнить». Из записок, выступлений и писем Ф.А. Вигдоровой», «ЛГ», 1968, 24 января.

 

 

ПЕРЕПИСКА С СУЧКОВЫМ Ф.Ф.

Ф.Ф. Сучков1 — В.Т. Шаламову

 

Дорогой Варлам Тихонович!

Я, конечно, усиленно буду рекомендовать в своей рецензии

на вашу рукопись стихотворение «Об одном и том же». Но мне кажется, что едва ли в нем пройдут слова:

Освобождения (Преображенья) песни ждем

(О песне громкой)

О слове вольном думал он.

и две строфы: «и на ветру скрипят ворота...», «...сведенный судорогой рот»2.

Поэтому я рискую просить Вас, чтобы Вы до передачи Ваших стихов начальству, дали другой вариант двух слов «освобождения», «вольном» и отказались ради напечатания всего стиха от приводимых мною двух строф. Если бы Вы согласились с моим предложением, я бы не стал как-то извиваться в своей рецензии, в том месте, где буду писать об этой чудеснейшей вещи.

Вот, что я хотел Вам сказать.

До свидания.

Ф.С,

Сообщите свое мнение по тел: Д-1-15-00, доб. 4-73 — мне. Что Вы не услышите моих слов, не важно. Главное, чтобы я услышал, что Вы думаете по этому поводу (моему предложению).

 

 

В.Т. Шаламов — Ф.Ф. Сучкову

 

Москва, 5 марта 1964 г.

Дорогой Федот Федотович.

Я согласен с Вашим выбором («Бивень», «Вернувшись в будни деловые», «Ледоход», «Меня застрелят на границе...»), хотя «Архимед»3 мне очень хотелось бы опубликовать.

«Вернувшись...» много теряет от снятых двух строф.

Просьба у меня будет только одна: проследить самым тщательным образом соответствие с моим текстом буквально. Ведь я не имею возможности видеть гранки. Просьбу эту особенно подчеркиваю потому, что прошлый раз (в номере 12) вашим корректором было испорчено одно из самых музыкальных, тщательно инструментованных моих стихотворений. Речь идет о стихотворении «Замшелого камня на свежем изломе». Я добивался особой выразительности, текст — тысячный вариант главного. В последней строфе, раньше это была третья строфа, четвертая к вам не попала, первая строка читается так:

 

Что он занесет на столичные карты...

Что кто-то пораньше, чем я

Склонялся здесь в авторском

Неком азарте

Над черным узором ручья.

 

Бдительный корректор (сверившись на всякий случай с Далем) исправил «занесет» на «нанесет» и убил стихотворение. Туг нельзя «нанесет», ибо получается четыре «н» подряд, звуковая выразительность утрачена, поэтическая неряшливость очевидна.

Но мало этого. Звук «з» в этой строке связан с «с» из слова «столичные» в той же строке — здесь повтор, рифма, гармония. Все пропало из-за чрезмерной бдительности корректора. Если бы дело шло о прозаической вещи, статье, научной работе, там можно было или согласиться с корректором, или не соглашаться — ибо «занесет» на карты, в списки — вполне допустимо и в живой картографической речи применяется давно и постоянно, и строгость Даля тут не поможет. Вообще словарь Даля — это оправдание, но вовсе не окончательные границы значения любого слова. Словарь Даля — это допустимость, а не клетка железная.

Для стихов же от корректора требовалась большая чуткость. Корректор «Советского писателя» С. С. Потресова, более связанная с поэтическими и звуковыми проблемами, конечно, оставила «занесет». Это стихотворение есть в сборнике. Зачем я Вам все это пишу — чтобы показать всю тонкость, всю хрупкость поэтических сооружений. Как легко разрушить стихотворение недостаточно чуткому корректору. О том, что можно в языке и что нельзя, мы знаем лучше любого корректора и отвечаем за свою работу. Что было бы, если бы в «Сельской молодежи» печаталось стихотворение «Бухта». Содержание этого стихотворения я излагал (вкратце) в течение получаса — а ведь вся суть стихов в их крайней экономности, сжатости и так далее. Пример с корректорской ошибкой при правке слова «занесет» — это пример различия между стихами и прозой. Корректор должен спросить себя: допустимо ли слово «занесет»? Или это описка, ошибка, погрешность, неграмотность, наконец. Пусть «нанесет» точнее и удостоверено Далем, но «занесет» допустимо или нет? Вот о чем должен был думать корректор.

Есть еще пример. В «Огниве» в стихотворении «Ода ковриге хлеба» есть строфа:

И вот на радость неба, На радость всей земле Лежит коврига хлеба На вымытом столе.

Только догматик может исправить падеж в слове «небо» — «на радость небу».

Поправка испортила бы стихотворение. Это почувствовала корректор журнала «Москва», где впервые напечатали это стихотворение, и издательский, когда готовилась книжка «Огниво».

Разве слово «камнелом» (стихотворение «Гнездо орлицы») встречается в словарях Даля или Ожегова?

В «Огниве» несколько раз встречалось слово «заметь». Это от «метели», слова, которое Есенин всегда писал «мятель», точно так же и «замять» — это есенинское правописание, но отнюдь не закон. Я всегда писал «метель». Здесь нет погрешности против русского языка, написал и «заметь». И не один раз. Дискуссия по этому поводу с корректором издательства закончилась в мою пользу — доводы мои были приняты во внимание.

А вот пример положительного вмешательства того же корректора «Советского писателя» С. С. Потресовой в мою работу. Стихотворение «Вырвалось из комнатного плена» разве читается так:

«Вырвалось писательское слово......в облака

Читка на квартире Телешова Нынче романисту не рука...»

Казалось, надо произносить именно «Телешов». Однако эта фамилия — исключение, и корректор Потресова самым энергичным образом все это мне доказала, не ограничиваясь сверкой у Даля и опровергая мои аргументы, что «ов» скрытое «ев», как Кудашев, и, следовательно, слог этот тянет за собой ударение: как завороженный, обожженный, гнезда, седла, звезды, цвел и т. д. Обратила мое внимание на неправильное ударение в фамилии «Телешов», приходящееся к тому же на окончание строки, на рифму. Пришлось коренным образом переделывать всю строфу и напечатать так, как она выглядит в сборнике «Шелест листьев». Нельзя писать «Пушкин» ни в рифме, ни в строке.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 Сучков Федот Федотович (1915—1991) — скульптор, поэт. В те годы работал в журнале «Сельская молодежь», где в № 12 за 1963 г. была помещена подборка стихов В. Шаламова «Северные стихи», а в № 10 за 1964 г. — его стихотворение «Бивень».

 

2 Речь идет о цикле стихов В. Шаламова «О песне». Впервые опубликован полностью в сборнике «Стихотворения», М., 1988.

 

3 «Как Архимед, ловящий на песке...» Впервые опубликовано в «Дне поэзии». М., 1985.

 

 

ПЕРЕПИСКА С КОПЕЛЕВЫМ Л.З.