Прощание Карамона и Крисании

(ария, не вошедшая в аудиоверсию и в постановку)

— Мой брат не верен ни тебе, ни мне...
— Твой брат был слишком многими обманут...
— Поверь, он никогда другим не станет!
День ото дня черней его душа...
— О нет, я отступаться не должна!
Я избрана, чтоб он поверил людям!
— А он тебя избрал своим орудьем.
Похоже, что ты просто влюблена...

— Что ж.. влюблена!
— Идем со мной в Палантас!..
— Но сомневаться не должна!
— Я ухожу уже сейчас...
— Тебе он дорог, Карамон, но, видно, мне дороже он.
Или один. Прощай. Я остаюсь.

Пусть влюблена!
— Вернись со мною в Палантас!
— Мне эту чашу пить до дна!
— Прошу тебя в последний раз!
— Его душа спасенья ждет,
ей нужен тот, кто не йудет...
Иди один. Прощай. Я остаюсь.
— Я ухожу... Прощай.
— Прощай. Я остаюсь.

* Также вместо "Его душа спасенья ждет..." есть версия "Кто не отступит, не уйдет — он испытание пройдет"

МОЛИТВА КРИСАНИИ

(демоверсия)

Благодарю тебя, Отец,
Ты потаенной внял мольбе.
Во славу праведных небес
Взяла я ношу по себе.
Да утвердится твой закон,
Закон божественный и властный,
От тьмы да будет мир спасен.
Брать с меня по высшей мере,
Обещай мне, обещай,
Малодушье, маловерье,
Не прощай мне, не прощай.
Оступлюсь – помилосердствуй,
А предам – не снисходи.
Не смягчай к проступкам сердца,
Без сомнений осуди.
Будь ко мне прямей и строже,
О, Всевышний Судия.
Нет мне нежности дороже
Чем взыскательность твоя.
Снисхождения не надо,
Оправдания не жду.
Мне любовь твоя награда -
За нее и в ад сойду!

 

НОВАЯ ВЕРСИЯ АРИИ КОРОЛЯ-ЖРЕЦА

(Искушение состраданьем)

Король-Жрец:
Я пришёл с тобой говорить, сестра,
Наша встреча – не совпадение.
Верю в божие провидение
И последнее испытание!

Я верил в смиренье и проповедь слова,
Я думал, что правда исправит любого.
Я веровал в силу своей доброты
Так же, как ты, так же, как ты.

Я был тогда горд, и скажу тебе ныне:
Сестра, это путь величайшей гордыни!
Не так уж смиренны, не так уж просты
Такие, как я, такие, как ты!

Мы похожи с тобою, сестра моя,
На нас божие благословение!
Но последнее испытание –
Искушение состраданием!

Смиренье не в том, чтоб искать в людях благость,
А в том, чтоб признать их порочность и слабость.
Вот пастыря мудрость, и избран лишь тот,
Кто твёрдой рукой свою паству ведёт.

Пусть мирно и слепо пасутся народы,
Нет дара для них тяжелее свободы,
И пусть эту тяжесть берут на себя
Такие, как ты, такие, как я.

Крисания:
На себя, отче, взяли вы много,
На закон книжный, разменяв Бога.
Нет, нельзя веру обрести плетью,
Заменить небо золотой клетью!

Нет, не о том говорит Господь!

Король-Жрец:
Неужели, сестра Крисания,
Незнакомо тебе сомнение
В том, что миру нужна любовь твоя,
Что спасёт его сострадание?

Врата от врага я надёжно сокрыл,
Но знал я, придёт он с такою, как ты.
Над жалостью пастырю следует встать!
Сестра, ты должна мне врага указать.

Мне не просто далось решение,
Я скорблю о тебе, сестра моя,
Но последнее испытание –
Искушение состраданием!

 

Строфы, не вошедшие в арию Короля Жреца.

"Пускай на крови царство света построю,
Но я не делю это бремя с тобою.
В крови не прошу тебя руки марать.
Зачем же, сестра, ты пришла мне мешать?"

И после отказа Крисании выдать Рейстлина:

"Ты веришь, что землю наследует кроткий,
Жалеешь врага, как больную сиротку.
Не видят последствий своей доброты
Такие, как ты!
Такие, как ты!
Я зло покараю огнем, но сначала
Умрешь ты от рук, тех кого защищала.
Погибни! Иной не достойны судьбы
Такие, как ты, такие, как ты!"

 

ВРАТА (Испытание огнем) Рейстлин: Лепесток к лепестку
Огонек к огоньку,
Черное — к белому,
Рваное — к целому!
Крисания:
Наш единственный шанс:
Или смерть или власть,
Иль взлететь или пасть,
Иль сгореть иль пропасть..

Рейстлин:

Шагни
В эту сферу огня,
Светом яркого дня,
Ты взлетишь словно птица ввысь!

Крисания:

Поверь,
Там где ты, там и я,

Нет преград для меня,
Если наша любовь жива!

Рейстлин и Крисания:
Ключ от Врат из пламени соткем,
В это испытание огнем!
Огнем!
Огнем!
Где мы вдвоем!

Сладко делить с тобой вдвоем
Боль испытания огнем!
Пылать вслед за искрами,
В огне, как мы, неистовом!
Боль будет завтра, а пока -
Бьется огонь в моих руках,
Соединяя в целое,
Черное
И белое!

Рейстлин:
Силу и власть!

Крисания:
Любовь, веру и страсть мою!

Рейстлин:
Единственный раз…

Рейстлин и Крисания:
С тобой вместе дотла сгорю!

Крисания:
С тобой, вместе дотла сгорю!

Рейстлин:
С тобой, вместе дотла сгорю!

Рейстлин и Крисания:
С тобой вместе дотла сгорю!

 

ЛЕГЕНДА ЧАРОДЕЯ

Жил черный волшебник, служивший Луне,
Прекрасную деву он видел во сне.
Она простирала дрожащие длани.
Она умоляла: приди же ко мне!

Боясь, что девицу замучает враг,
Врата открывает влюблённый дурак,
Пасть Бездны ему распахнулась навстречу
Его поглотил торжествующий мрак!

Думал он тогда - что любовь спасает.
И Врата открыл — это было глупо.
Что же было дальше? Мы оба знаем:
Чёрная Луна поглотила утро.

Закон небес гласит, что мир спасётся любовью,
Но нам с тобой другой пример известен пока:
Мир, залитый кровью, последней войною —
Из-за любви дурака.

Поэты фальшивые песни сплели,
А маги защиту для Бездны нашли:
Союзом врагов они Бездну закляли,
Надеясь ее оградить от любви!

Как вечно враждуют огонь и вода,
Так темень и свет враждовали всегда:
Любовь невозможное соединяет,
Любовь открывает любые врата!

Да, я полюбил! Я не отрицаю,
Но любовь моя — это только средство.
Там куда идем мы – любви немного,
Для моей и вовсе не будет места!

Закон небес гласит, что мир спасётся любовью,
Но нам с тобой другой пример известен пока:
За право быть Богом расплата любовью —
Цена невысока.

Литературное приложение 3

ЛЕГЕНДЫ И АПОКРИФЫ.

Блюз Такхизис.

Часто дискуссируют о том, какой должна быть Такхизис.

У меня, конечно, есть свой образ Такхизис в голове. Это не "строгая Госпожа" в черном латексе, не королева с жестким перепончатым воротом, а... блюз.

Я изначально слышала Такхизис как очень блюзовую. Мне хотелось как-то передать ее полиморфность. Нечеткость, изменчивость границ, ритмические сбивки, опасная плавность движений, обманчивая, убаюкивающая расслабленность: танец змеи перед броском.

Еще один образ для Такхизис в моей голове — это трайбл. Мягкость, гибкость, плавность, медлительность и стремительность этого танца, его гипнотичность, завораживающая пластика, возможность смены ритма движения, его женственность и в тоже время потенциал для проявления агрессии, наслаждение своей силой и сексуальностью, таинственность и непознаваемость, — вот что такое "такхизисность" для меня.

Тексты для Такхизис, насыщенные метафорами, содержали вот эту ассоциацию с покачивающейся головкой змеи, с гипнотизирующим взглядом акулы. И финальный сольный номер Такхизис задумывался как блюз.

Антон написал мелодию к тексту, но остался ею недоволен. Он сказал: "Ну, не умею я писать блюзы". И написал танго. Такхизис стала другой — острой, жесткой, грозной. Это тоже было интересно. Так что я погрустила, что с блюзом не сложилось, да и забыла.

"Блюз смерти" меж тем просочился в сеть и гулял по ней как один из апокрифов "Последнего Испытания". Так эту песню случайно нашел Руслан. И очаровался ею. Надо сказать, что и Антон, послушав "Блюз смерти" спустя несколько лет, был приятно удивлен, что, оказывается, написал хорошую музыку! Бывает, что отношение к песне меняется по истечении времени. Была даже речь о том, не ввести ли "Блюз Смерти" вместо танго в постановку Руслана, но в итоге все осталось на своих местах. Однако образ Такхизис в спектакле Руслана Герасименко, на мой взгляд, все равно подвергся влиянию "Блюза", продрейфовал в сторону вот этой плавности и женственности; Такхизис у него не восседает на троне, наблюдая за происходящим с высоты престола, а вступает с героями в близкое и чувственное взаимодействие, то удаляясь, то приближаясь. И с какой лаской и наслаждением она убивает Рейстлина, как смакует жертву Крисании: она всегда гладит, прежде чем ударить насмерть. Так змея с видимым удовольствием сперва поводит головкой, как будто обнюхивая жертву.

Мне очень нравится, как поставлено танго и, возможно, "Блюз Такхизис" хорош именно в концертном исполнении, как очень интимный, камерный номер для голоса и инструмента, где только убийца и жертва. В "Блюзе Такхизис" нет пронзительности, отчаяния и резкости танго, но есть наслаждение своей властью, упоение собственным ядом. Это игра с жертвой в кошки-мышки. Такхизис, как большая кошка, потягивается и нежится перед тем, как нанести удар. Именно в этом варианте любовь и смерть, наслаждение и боль сливаются воедино. (Е. Ханпира)

 

Искушение состраданием.

Мне изначально не нравился "Истар" в аудиоверсии, вся эта история была проходной. Я считала всю эту часть самой пустой, идейно бессодержательной. К чему эта история? Да, разочарование в Церкви дезориентирует Крисанию и делает легкой добычей Рейстлина. Я даже придумала, что Крисания протестует против авторитаризма Короля-Жреца, и это не только раскрывает ее характер, но и двигает сюжет: мы можем выставить ее на арену и заставить Карамона драться. В общем, все идет в дело.

Но фигура Короля-Жреца остается неинтересной, примитивной, случайной — не необходимой в этом сюжете. И его противостояние с Крисанией — слишком однозначным. А оно не должно быть таким. Потому что Крисания сама — неоднозначна. Если Король-Жрец мнит себя спасителем мира, то ведь и Крисания тоже. У них разные методы, но каждый приходит к своему краху. Их надо противопоставить друг другу, но в то же время показать их общность.

…Это было каким-то мгновенным озарением — я вдруг сформулировала для себя, чего не хватает нашему Королю-Жрецу, чтобы перестать быть плоской фигурой нехорошего тирана, чтобы у нашей рок-оперы появилась новая глубина. Это же трагедия Великого Инквизитора: глубокое неверие, которое прикрывается верой. Отказ от свободы. "Чудо, тайна, авторитет". Король-Жрец — это же Великий Инквизитор Фёдора Достоевского из "Братьев Карамазовых". Человек, который взял на себя власть, чтобы снять с людей бремя свободы. Потому что он жалеет людей, считает их слабыми и порочными, способными погубить свои души. Он держит их в духовном рабстве, чтобы спасти их от самих себя. Его непримиримость ко злу, его авторитаризм — от страха перед свободой и любовью. Он чудовищно одинок, этот человек. Отрицая свободу, он отрицает Бога.

И Король-Жрец должен прийти в темницу к Крисании, чтобы поговорить с ней. Поговорить как с равной. Рассказать о том, как он пришел к своим убеждениям. Переубедить ее. И Крисания своей верой в людей, своей любовью к ним будет противостоять ему. И у нас сходятся два идеолога: один считает, что зло надо уничтожать, потому что человек слишком слаб, чтобы противостоять ему; другой считает, что зло можно исправить, потому что втайне верит во всемогущество своей любви. Оба обвиняют друг друга в гордыне. И оба правы. И оба неправы. И когда Бог поражает Истар огнем, мы думаем, что Король-Жрец был неправ, значит, путь Крисании — верный, значит, она перевоспитает Рейстлина своей любовью и спасет мир. И мы ошибаемся. Никто из них не Мессия. Но при этом именно отказ от сострадания, к которому призывал Король-Жрец, погубит Рейстлина, погубит мир. "Последний выстрел" все же за Крисанией: от сострадания отказываться нельзя.

И одновременно протянулась нить к "Последнему искушению Заратустры" Ф. Ницше — состраданию. Для ницшевского Заратустры сострадание является последним искушением, последним препятствием на пути к обретению статуса сверхчеловека. Король-Жрец победил в себе сострадание ко злу. Он считает, что зло нужно не исправлять, а уничтожать. Преодоление в себе жалости к врагу — признак сильного духом, вождя, избранного богом, способного вести народ к свету. Испытание, через которое он прошел сам. Прошел мучительно: вырвал свое сердце и положил на алтарь служения человечеству. Отречение от сострадания — это аскеза избранного, чье сердце полно жалости к людям, но кто должен преодолеть свою слабость, если действительно хочет им помочь. Если Крисания действительно пастырь, как он сам, то она должна отказаться от идеи исправления зла и выдать Рейстлина на казнь. И тогда она покажет себя той избранной, которая может избавить мир от зла. О, мне бы хотелось развить эту мысль дальше, до парадокса: тогда Крисания та избранная, которая может открыть Врата, чтобы уничтожить корень зла, Богиню Тьмы... только не должна, потому что избранный не вступает в союз со злом, чтобы уничтожить зло.

В итоге возник большой текст о философии Короля-Жреца, с отсылками к Пушкину, Ницше и Достоевскому. Это был монолог. Крисании, как и Христу в темнице Великого Инквизитора, предполагалось молчать.

Текст, относящийся к философии Короля-Жреца, получился сильный, и Антону идея сразу понравилась. Но текст пролежал год, а то и два, пока до него дошли руки. Случилось это уже, когда полным ходом шла подготовка к первой постановке. А когда дошло до музыки и доработки текста, то, как водится, у нас с Антоном полетели пух и перья. Я, как обычно, пыталась впихнуть невпихуемое — побольше текста в музыкальную форму: потому что нужно же все-все сказать! Ведь у нас вопрос не только в идейном противостоянии, но и в Открытии Врат. Человеколюбие Крисании опасно, потому что оно открывает Врата врагу.

Нужно было дать понять, что Король-Жрец: 1) понимает, что Крисания пришла не одна, а с черным магом, чтобы открыть Врата; 2) охраняет эти Врата как раз от подобных случаев — случаев, когда добро очаровывается злом; 3) считает, что именно сострадание делает возможным манипуляции добром; 4) видит в Крисании такого же вождя, пастыря, возможно, такого же избранного, как он сам; 5) предлагает Крисании парадокс: доказать свою избранность (избранность как спасителя мира от зла) тем, чтобы от зла отречься — выдать Рейстлина. И все это емко и экономно нужно связать, минимальными средствами дать максимум информации.

Были споры и из-за характера музыки и текста. Полина Меньших, которой изначально была предложена эта ария, просила сделать вариант помягче, чтобы был контраст с жесткой лозунговой риторикой, которой КЖ пользовался до сих пор. И Антон тоже искал возможность отразить это в музыке. Я считала, что текст предоставляет большие возможности для актерской игры, от мягких уговоров и рассуждений до принуждения, и смягчать его не надо. Страсти кипели нешуточные. Помню, что мы с Антоном обижались друг на друга и "не разговаривали" аж по несколько дней. Так и не пришли к единому знаменателю, и в спектакль Меньших эта сцена не попала — впрочем, Полина и не проявляла к ней интереса.
В итоге у нас осталась одна, более-менее на наш взгляд, приемлемая версия: текст был сокращен, и Антон сделал вставку с речью Крисании, чтобы разбить монолог.

В таком виде в сентябре 2015 года трек попал в руки Руслана. Мы с Антоном по-прежнему не были довольны результатом и планировали доработать песню: возможно, вернуть форму монолога, возможно, сделать музыку менее жесткой, возможно, вставить обратно куплет-другой (это уже я втайне надеялась). Но времени на переделку не было, решили показать пока, как есть.

И на предпремьерном показе спектакля Руслана Герасименко в октябре 2015 года эта сцена предстала перед публикой. Руслан придумал ввести символику распятия: Король-Жрец развязывает Крисанию, но она продолжает держать руки в форме креста, а он пытается "сломать" ее... Это была очень сложная актерски, физически тяжелая мизансцена, но эффектная, сильная, усиливающая христианский подтекст песни. Впоследствии Руслан ее переделывал, и появились еще две версии. (Е. Ханпира)