Раннее творчество А. Ахматовой: поэтика и проблематика.

Вхождение Анны Ахматовой в литературу быловнезапным и победительным. О раннем ее формировании знал, может быть, ее муж, Николай Гумилев, с которым они поженились в 1910 году. Ее первые стихи в России появились в 1911 году в журнале «Аполлон», а уже в следующем вышел и поэтический сборник «Вечер».

Почти сразу же Ахматова была дружно поставлена критиками в ряд самых больших русских поэтов. Чуть позднее ее имя все чаще сопоставляется с именем самого Блока и выделяется самим Блоком, а уже через какой-нибудь десяток лет один из критиков даже писал, что Ахматовой «после смерти Блока, бесспорно, принадлежит первое место среди русских поэтов». Еще до выхода «Вечера» Блок писал, что его волнуют стихи Анны Ахматовой и что они «чем дальше, тем лучше».

Вскоре после выхода «Вечера»(1912) наблюдательный Корней Иванович Чуковский отметил в ней черту «величавости», той царственности, без которой нет ни одних воспоминаний об Анне Андреевне. Была ли эта величавость результатом ее неожиданной и шумной славы? Определенно можно сказать, что нет. Ахматова не была равнодушна к славе, да и не делала вид, что равнодушна. Она была от славы независима. Ведь и в самые глухие годы ленинградского квартирного заточения (около двадцати лет!), когда и слыхом о ней не было слышно, и в другие годы поношений, хулы, угроз и ожидания гибели она никогда не утрачивала величия своего облика.

Анна Ахматова очень рано начала понимать, что писать надо только те стихи, которые если не напишешь, то умрешь. Без этой кандальной обязательности нет и не может быть поэзии. А еще, чтобы поэт мог сочувствовать людям, ему надо пройти через полюс своего отчаяния и пустыню собственного горя, научиться преодолевать его в одиночку.

После выхода второй ее книги «Четки» (1914) Осип Мандельштам предсказал провидчески: «Ее поэзия близится к тому, чтобы стать одним из символов величия России». Тогда это могло показаться парадоксальным. Но ведь как точно исполнилось!Мандельштам разглядел величие в самой природе ахматовского стиха, в самой поэтической материи, в «царственном слове». «Вечер», «Четки» и «Белая стая» - первые книги Ахматовой единодушно были признаны книгами любовной лирики. Ее новаторство как художника появилось первоначально именно в этой традиционно вечной, многократной и, казалось бы, до конца разыгранной теме. Новизна любовной лирики Ахматовой бросилась в глаза современникам «чуть ли не с первых ее стихов, опубликованных еще в «Аполлоне», но, к сожалению, тяжелое знамя акмеизма под которое встала молодая поэтесса, долгое время как бы драпировало в глазах многих ее истинный, оригинальный облик. Акмеизм – поэтическое течение начало оформляться около 1910 года, то есть примерно тогда же, когда она начала публиковать свои первые стихи. Основоположниками акмеизма были Н. Гумилев и С. Городецкий, к ним примкнули также О. Мандельштам и М. Зенкевич, провозгласившие необходимость частичного отказа от некоторых заветов «традиционного» символизма. Акмеисты поставили своей целью реформировать символизм. Первое условие акмеистического искусства – никакого мистицизма: мир должен предстать таким, каков он есть, - зримым, вещным, плотским, живым и смертным, красочным и звучащим, то есть трезвость и здравая реалистичность взгляда на мир; слово должно обозначать то, что оно обозначает в реальном языке реальных людей: конкретные предметы и конкретные свойства.

Раннее творчество поэтессы внешне достаточно легко укладывается в рамки акмеизма: в стихах «Вечера» и «Четок» сразу же легко можно найти ту предметность и четкость очертаний, о которой писали в своих манифестных статьях Н. Гумилев, С. Городецкий, М. Кузьмин и другие.

В изображении вещественной, материальной среды, соединенной напряженной и неоткрытой связью с глубоким подпочвенным клокотанием чувства был великим мастером Иннокентий Анненский, которого Анна Ахматова считала своим учителем. Анненский необычайный поэт, одиноко вызревавший в глуши поэтического времени, чудесно вырастивший стих раньше блоковского поколения и оказавшийся как бы его младшим современником, ибо его первая книга запоздало вышла в 1904 году, а вторая – знаменитый «Кипарисовый ларец» в 1910, через год после кончины автора. Для Ахматовой «Кипарисовый ларец» явился подлинным потрясением, и он пронизал ее творчество долгим, ушедшим на многие годы вперед сильнейшими творческими импульсами.

О том, что любовная тема в произведениях Ахматовой намного шире и значительнее своих традиционных рамок, прозорливо написал в статье 1915 года молодой критик и поэт Н.В. Недоброво. Он, по сути, был единственным, кто понял раньше других подлинную масштабность поэзии Ахматовой, указав, что отличительной чертой личности поэтессы является не слабость и надломленность, как это обычно считалось, а, наоборот, исключительная сила воли. В стихах Ахматовой он усмотрел «лирическую душу скорее жесткую, чем слишком мягкую, скорее жестокую, чем слезливую, и уж явно господствующую, а не угнетенную». Ахматова считала, что именно Н.В. Недоброво угадал и понял весь ее дальнейший творческий путь.

К сожалению, за исключением Н.В. Недоброво, критика тех лет не понимала в полной мере истинной причины ее новаторства.

Книга Б. Эйхенбаумадавала читателю возможность составить себе представление об Ахматовой – художнике и человеке. Важнейшей и, быть может, наиболее интересной мыслью Б. Эйхенбаума было соображение о «романности» ахматовской лирики, о том, что каждая книга ее стихов представляет собой как бы лирический роман, имеющий к тому же в своем генеалогическом древе русскую реалистическую прозу.

О «романности» лирики Ахматовой интересно писал и Василий Гиппус (1918):

«Я вижу разгадку успеха и влияния Ахматовой (а в поэзии уже появились ее подголоски) и вместе с тем объективное значение ее лирики в том, что эта лирика пришла на смену умершей или задремавшей форме романа. Потребность в романе – потребность очевидно насущная. Но роман в прежних формах, роман, как плавная и многоводная река, стал встречаться реже, стал сменяться стремительными ручейками («новелла»), а там и мгновенными гейзерами. В этом роде искусства, в лирическом романе-миниатюре, в поэзии «гейзеров» Анна Ахматова достигла большого мастерства.

Своего рода итогом пройденного Ахматовой до революции пути следует по праву считать ее стихотворение «Мне голос был. Он звал утешно…», написанное в 1917 году и направленное против тех, кто в годину суровых испытаний собрался бросить Родину. Это стихотворение сразу же провело отчетливую линию между и эмигрантами, главным образом «внешними», то есть действительно покинувшими Россию после Октября, а также и «внутренними», не уехавшими по каким-либо причинам, но яростно враждебными по отношению к России, вступившими на иной путь.

В стихотворении Ахматова по существу (впервые) выступила как страстный гражданский поэт патриотического звучания. Строгая, приподнятая, библейская форма стихотворения, заставляющая вспоминать пророков-проповедников, и самый жест изгоняющего из храма – все в данном случае удивительно соразмерно своей величественной и суровой эпохе, начинавшей новое летосчисление.

А. Блок очень любил это стихотворение и знал его наизусть. Он сказал: «Ахматова права. Это недостойная речь, Убежать от русской революции – позор».

В этом стихотворении нет ее понимания, нет ее принятия революции как у Блока и Маяковского, но в нем достаточно прозвучал голос той интеллигенции, которая ходила по мукам, сомневалась, искала, отвергала, находила и сделала свой главный выбор: осталась вместе со своей страной, со своим народом.

Естественно, что стихотворение Ахматовой «Мне голос был. Он звал утешно…» было воспринято определенной частью интеллигенции с большим раздражением – примерно так же, как была воспринята поэма А. Блока «Двенадцать». Это была вершина, высшая точка, достигнутая поэтессой в первую эпоху ее жизни.

Блок назвал её “настоящим исключением” среди акмеистов. Но в то же время раннее творчество Анны Ахматовой выразило многие принципы акмеистической эстетики, воспринятые поэтессой в индивидуальном понимании. Характер миропонимания Ахматовой уже отграничивал её, акмеистку, от акмеизма. Ранняя поэзия Ахматовой уже предсказала её замечательный дар открытиячеловека. Пока ещё её герой не обладает широкими горизонтами, но онсерьёзен, искренен и в малом. И главное – поэтесса любит человека, верит вего духовные силы и способности. Вот почему такой проникновенной страницейвоспринимаются её стихи, не только в сравнении с акмеистическимивыступлениями, но и на фоне вообще русской поэзии начала XX века.