Глава шестая, полная воспоминаний о былом

Романтика романтикой, а иногда нелишне бывает подумать и о том, на что завтра придется класть колбасу. У меня, например, не то что колбасу, а даже последний замшелый кусок сыра стало не на что положить. Да и самого сыра однажды утром в доме не оказалось. Как известно, март – это месяц холода, обветренных губ и авитаминоза. Проводить это время, не имея средств даже на проезд в общественном транспорте, мне вовсе не улыбалось. Да, я испробовала все ресурсы, и уже, казалось бы, пришло самое время бросить свои бредовые увлечения и вернуться. В жизнь, в работу и в очередь. Пришла пора становиться взрослой и принимать взвешенные ответственные решения. Однако я приняла только одно, и то ни хрена не взвешенное, не ответственное. Я решила продать машину.

«Какое-то время протяну, а там посмотрим!» – легкомысленно подумала я, да и выставила «Фабию» на автомобильный сайт. Пятилетняя «Шкода» потянула на восемь тысяч долларов. Я поняла, что не просто протяну, а протяну до лета.

– Мам, это же полное безумие! – заверещала дочь, услышав о таком небанальном моем решении. Еще бы, ведь это была почти ее машина, если заглянуть в ее мечты.

– А кто мне может помешать его совершить? – невозмутимо ответствовала я. За последние две недели в своих исследованиях я продвинулась неожиданно далеко. Так зачем было останавливаться на достигнутом? Тем более я на машине больше не ездила в силу строжайшей экономии денежных средств. Мне их с трудом хватало даже на самое необходимое – сигареты, новые книги по психологии, бумагу формата А4 и кефир. И кто сможет обвинить меня в том, что я не рачительная хозяйка.

– Отличный набор! – восхитился Гриша, когда я вкратце описала ему, как именно выглядит теперь моя продовольственная корзина. – А ты не хочешь дать в Интернете объявление, что ты принимаешь на дому людей, стремящихся раскрыть свой талант?

– Ого! Интересная мысль! Никогда еще не работала на дому. Одна только проблема.

– Это какая? – тоном непримиримого борца с проблемами спросил Гриша.

– Тогда придется здесь как-то убраться.

– Ах, это… – расслабился он. – А ты знаешь, мне, например, так даже больше нравится. Ощущение, что я попал к чокнутой, но очень умной профессорше.

– Отлично! Теперь и ты записываешь меня в умалишенные! – Я сделала вид, что обиделась. На самом деле на Гришу обижаться было совершенно невозможно. Он появлялся в моем доме в самые неожиданные моменты с сумками, полными продуктов, среди которых была отнюдь не картошка или огурцы. Он смеялся над моими страхами, а когда я забывалась и восторженно размахивала руками, рассказывая ему о пришедших в голову мыслях, его глаза темнели и наполнялись какими-то мыслями, до смысла которых я не могла достучаться. Иногда мы целовались. В его порывах не было никакой логики. В нем самом – сколько хочешь. Он был самым логичным из всех мужчин, которых я когда-либо знала. Но предугадать, что он сделает или когда он неожиданно подхватит меня и примется целовать, доводя до полуобморочного состояния, я никогда не могла.

– Почему ты все делаешь неожиданно? – спросила я его, когда после почти трехнедельного отсутствия он появился в моих дверях. Без звонка, без предупреждения. Неожиданно, хотя до этого я только и делала, что ждала его звонков, беспокойно поглядывая на календарь в ожидании конца февраля. В феврале так мало дней! На целых два дня быстрее я начала беспокоиться. Но когда он нажал пальцем на дверной звонок, мне даже в голову не пришло, что это может быть он. Это могла быть соседка, которой бы понадобилась соль или еще какая-то дрянь. Могла прийти консьержка, чтобы потребовать с меня, нерадивой, оплату за просроченный месяц. От нее я пряталась, а когда она меня засекала, я быстро пробегала мимо, опуская глаза.

– Привет! – заявил он, широко улыбаясь. В черных джинсах и каком-то явно дорогом свитере, поверх которого болталась куртка из тонкой черной кожи.

– Ты? – ахнула я и моментально захлопнула дверь. Впоследствии я оправдывалась тем, что совершенно не была готова предстать перед ним в таком виде. В халате, рваных папиных тапках, которые уютно грели ноги. Без маникюра, с нечищеными зубами. И вообще я вся была какой-то не совсем чищенной.

– Ксеня, открывай! – строго потребовал он. – И не выдумывай.

– Хорошо. Только потом не жалуйся, что тебя встретило огородное пугало, – предупредила я.

– Мне нравятся пугала! – невозмутимо заявил он.

– Почему ты так долго не звонил? – хотела я его спросить, но не решилась портить реноме. В конце концов, он не обязан мне отчетом.

– Я был в Берлине, – лаконично пояснил он свое отсутствие.

– Хорошо съездил? – поинтересовалась я.

– Очень интересные вещи происходят сейчас с Европой, – пространно пояснил он. И на этом ограничился. С тех самых пор он не считал необходимым предупреждать меня заранее о своих визитах. И даже наоборот. Кажется, ему очень нравилось заставать меня в самые неподходящие моменты. Эдакий запоздавший Дед Мороз с остатками подарков для праздничного стола. Вот только денег он мне никогда не предлагал. И правильно, в общем-то. Кто он мне? Никто. Всего лишь мужчина, о котором я мечтала по вечерам, прижимаясь каждый день к мягкой подушке, как к его плечу. Почему-то дальше поцелуя он не шел, хотя я видела, каких усилий это ему стоило. У меня появилась версия, что он относительно меня пообещал что-то самому себе. А Григорий Осипович был из тех людей, которые всегда следуют своим решениям до конца. Не то что я, малодушная. Не умела я следовать до конца. Никогда не умела. Вот и теперь, вместо того, чтобы перейти на овсянку и куриные кубики, я пошла и продала машину. Без зазрения совести. Снова в моем доме появилась еда и нормальный шампунь. И, как следствие, в моей голове нарисовались идеи.

Я решила, что уже хватит довольствоваться Интернетом, и поэтому вышла в люди. Решение это было продиктовано осознанной необходимостью. Мне было мало случайных анкет от случайных юзеров. Мне, как воздуха, не хватало живого контакта. Я хотела получить возможность составлять собственное впечатление о респондентах. Поскольку с гениями в стране явно случилась напряженка, то я решила покамест решать смежные задачи и составлять личностные прогнозы и рекомендации по наиболее интересным людям. А чтобы таковые хоть иногда случались среди множества похожих друг на друга графиков, я отправилась на Арбат.

– Привет, господа. Есть дело на сто рублей, – я не стала долго крутить вокруг да около, а высказалась напрямую.

– Сто рублей? – презрительно скривился один пожилой портретист с несколько пропитым лицом. – Да за эти деньги я даже со стула не встану.

– А если выпить? – не отступилась я. По лицу портретиста пробежала тень.

– Отчего ж не выпить с хорошим человеком. Чего делать-то?

– Отвечать на вопросы, – успокоила его я. На этом он свернул свой мольберт и отправился со мной в ближайший кабак, который, по его словам, «заслуживал доверия». Мы провели с ним в кабаке около полутора часов, из которых всего минут тридцать он молниеносными твердыми мазками выставлял цифры около вопросов и выбирал варианты ответов. Да, это были другие ответы. Он не задумывался ни на минуту, не колебался, не останавливался и не стеснялся откровенных вопросов.

– Когда я в первый раз мастурбировал? – единственный раз остановился он. – Да разве ж упомнишь? Ну, никак не позже пяти лет.

– Отлично, – улыбнулась я. На самом деле этот вопрос определял степень зависимости человека от мнения общества, от общественных догм. Обычно люди либо старались вообще сделать вид, что слышат это слово впервые, либо уж, по крайней мере, пытались показать, что занимаются этим крайне редко и только с траурным выражением лица. Из чистой необходимости.

– И чего теперь с этим будет? – поинтересовался художник.

– Исследую особенности личности талантливых людей, – без зазрения совести соврала я. Художник покраснел и долго рассказывал мне о своей тяжелой жизни. Я слушала с профессиональной вовлеченностью, жалея, что не прикупила для такого случая микрофон. Но кто ж знал, кто ж знал.

– И что, могут тебе Нобелевскую премию дать? – под конец уточнил он.

– Да как пить дать! – подтвердила я. Насчет «пить дать» он оценил и немедленно привел еще с десяток респондентов, которые сразу после массового тестирования принялись выпивать, отмечая мой грядущий успех. В итоге я оказалась хозяйкой сразу нескольких интереснейших источников для анализа и к тому же прекрасно провела время. Я еще несколько раз появлялась на Арбате. Однажды путем применения примерно тех же аргументов, что и с художниками, я уговорила на тестировку группу неопрятного вида молодых людей, скучившихся вокруг поющего гнусным голосом ансамбля. Музыкантов мы тоже напоили и протестировали.

Результаты впечатляли. Оказалось, что всякий диссидентствующий элемент стоит несоизмеримо ближе к моему «коридору гения», чем, скажем, среднестатистический системный администратор, коих я протестировала великое множество. Конечно, и для меня самой не являлось тайной, что талант – состояние на самом деле пограничное. И что от таланта до подзаборного забулдыги недалеко. Однако одно дело – простая аналогия и совсем другое дело – почти полное совпадение графического коридора.

– Слушай, может, я написала вовсе не «коридор гения», а «коридор безумства»? А что, может, я создала новый способ диагностики латентных психических нарушений? – спросила я у Гриши, обгрызая колпачок шариковой ручки. Гриша улыбнулся.

– Не надо спешить. Перейти в область психоза ты всегда успеешь. Скажи, неужели они совпали вот по всем выведенным тобой параметрам?

– Нет, конечно, – призналась я. – Они все как один социально неадаптивные, гиперчувствительные и не уверенные в себе. Кроме того, амбициозность то сверх меры, то почти на нуле. Но остальное! Остальное!

– Вот! – поднял он вверх указательный палец. – Значит, есть еще над чем работать. Надо еще где-то искать.

– Ага, ветра в поле, – фыркнула я.

– Скажи, а где твоя машина? – неожиданно, как всегда, спросил он меня.

– Машина?

– Да! – уставился на меня он. – Твоя «Фобия», где она?

– Я отдала ее подружке. На время, – выкрутилась я. Но глаза на всякий случай отвела. – Ей надо за город ездить, а мне она сейчас все равно не нужна.

– Значит, ты отдала ее подружке. – Он пристально посмотрел на меня. Я стиснула зубы. Какое его дело, черт побери, что я сделала с собственной машиной!

– Ага! И что?

– Ничего, – пожал плечами он. И сделал вид, что ничего не случилось. Я не стала ему мешать. Честно говоря, я бы, может, и рассказала ему, как именно обстояли дела на момент совершения сделки с моей «Фобией». Как мне не на что было войти в метро. Но почему-то я была уверена, что Гриша не относится к той категории людей, которые способны умилиться от подобной душещипательности. Скорее уж он спросил бы, почему я в таком случае до сих пор не поменяла квартиру на меньшую и в районе похуже. Так что пусть уж он ничего не знает и продолжает приносить мне тирольские пироги и дорогое белое вино к рыбе. Потому что он считает, что раз уж я люблю выпить, то не стоит выбирать водку среди прекрасных напитков.

В общем, жизнь текла. Причем еще никогда в ней я не чувствовала себя так хорошо. Да, я тратила больше, чем получала. Вернее, я же вообще ничего не получала. Только тратила. Всех дивидендов за эти месяцы у меня было – одна картина маслом с изображением каких-то лютиков-цветочков на красивом изумрудном фоне. От благодарных арбатских живописцев. Вернее, от одного конкретного живописца, которому я сказала, что от этой картины исходит какая-то безумная энергия. Он побелел (может, и не от моих слов, а от выпитого) и пробормотал что-то невнятное. После чего снял картину с гвоздя на стенде и сунул ее мне.

– В чем дело? – недоумевала я.

– Я нарисовал ее в день, когда у меня родился сын, – пояснил мне он. И попросил повесить ее на самом лучшем месте в доме. Что я и сделала. Повесила эти чудные цветы прямо над кроватью. И смотрела на них, смотрела. По утрам и вечерам. Перед тем как прижаться к подушке – Григориеву плечу или поднять голову с его плеча. Да, я о нем мечтала. Дни текли, наполненные важным, но пока не четким смыслом. И я была бы согласна вообще ничего не менять. Но перемены иногда приходят к нам сами. И совсем не тогда и не те, к которым мы готовы. Однажды вечером я спокойно уснула в своей уютной кровати под своей любимой картиной. А проснулась в три часа ночи от странного запаха.

– Черт, что такое?! – вскрикнула я, понимая, что если бы не моя дурацкая привычка оставлять открытым на ночь окно, я бы уже давно могла задохнуться. Вся комната была пропитана запахом какого-то едкого дыма. Я испугалась и закричала, но тут же закашлялась. Воздуха было слишком мало, если высчитывать пропорционально дыму. Я ткнула в выключатель, чтобы зажечь свет, но лампа вспыхнула на секунду, после чего замигала, заискрила и вдруг взорвалась, окатив меня волной разлетающегося стекла. Меня охватил ужас. Кажется, прямо в этот момент у меня в квартире горела электропроводка. В панике выключив все мыслимые и немыслимые выключатели, я настежь распахнула окно и принялась жадно глотать чистый холодный воздух. Я жила на шестом этаже, поэтому о том, чтобы выпрыгнуть из окна, не было и речи. Поэтому я стояла босиком около него и судорожно пыталась сообразить, что именно я могла оставить включенным, чтобы добиться такого непередаваемого эффекта.

«Что же это такое? Паяльник? У меня его нет. Или есть? Может, щипцы для завивки? Но я не завиваюсь!» Я отдышалась и немного успокоилась. Смерть от удушья отступила, и я попыталась начать мыслить здраво. Единственной здравой мыслью была мысль о бегстве.

«Оденусь и добегу до консьержки. Оттуда вызову пожарных!» – порешила я и принялась наспех натягивать на себя тренировочный костюм. Однако когда я опрометчиво распахнула входную дверь, мне в лицо с разбегу рванули клубы черного дыма, в котором колыхалась взвесь из мелкой черной сажи. Одним ударом я захлопнула дверь и снова убежала на балкон – к окну. Теперь вся глубина глубин разверзлась передо мной в полной мере. Я сижу на шестом этаже горящего дома. И скоро, очень скоро огонь доберется до меня.

– Надо срочно звонить в ноль один! – Меня осенила запоздалая мысль. Я нашарила в темноте свой мобильник, еле сдерживая приступ совершенно законной в данных обстоятельствах панической атаки.

– Служба спасения, слушаю. Оператор триста сорок…

– Мы горим! Горим! – не в силах совладать с собой, я начала орать в трубку. Из глаз потекли слезы.

– Успокойтесь и назовите ваш адрес.

– Улица Осенняя…

– Уже выехали, успокойтесь, – перебила меня барышня.

– Кто выехал, куда? – всхлипнула я, размазывая слезы по перепачканному сажей лицу.

– К вам в дом.

– Мы все умрем? – ляпнула я, сама не зная, что несу. Тоже мне, профессиональный психолог.

– Все будет в порядке. Спасибо за звонок! – чирикнула барышня и исчезла. Я осталась одна, даже без ее голоса в телефоне. Мертвая тишина и темнота опустились на мою многострадальную голову. На балконе стало холодно, а в комнате слишком темно и страшно. Наверное, надо было зажечь свечи, но при мысли, что огонь будет не только по ту, но и по эту сторону моей двери, я побелела (хотя под сажей этого не было видно). Зацепившись снова взглядом за телефон, я набрала искомую комбинацию цифр. Гриша. Гришечка. Абонент недоступен. Естественно, этот абонент является только тогда, когда ему самому захочется. Впрочем, это я злюсь из-за паники. Мне кажется, стоило бы ему здесь появиться, и огонь бы немедленно извинился и ушел. Но его нет. Я набрала другой номер. А что я должна была делать? Получать сердечный приступ еще до приезда пожарной бригады? На это я пойти не могла.

– Лиля? Ты спишь? – задала я свой совершенно дурацкий для трех часов ночи вопрос.

– Мам, ты чего?! Ты в своем уме? На время смотрела? – Дочка в гневе была страшна.

– Лилечка, мне так страшно! Так страшно! Мы тут горим, я не могу выйти из квартиры. Я не знаю, что будет. Ты не могла бы приехать? Или папа?! О господи, что я говорю?!

– Мам, ты чего? Кто горит?! Мам! – испугалась Лиля. Я уже не смогла больше сдерживаться и принялась рыдать. Кажется, Лиля подняла на ноги и папу, и его тетю Зою. В трубке начали раздаваться разные голоса. Я всем рассказывала, что торчу в окне и боюсь только одного – задохнуться раньше, чем пожар потушат.

– Я сейчас приеду! – немедленно отреагировал Яша. Вот за что я его всегда обожала. В трудную минуту от все-таки приедет. Пусть даже для того, чтобы завернуть меня в плед и налить мне водки.

К тому времени, как Котик добрался до моего дома, ситуация уже несколько прояснилась. Я, только чтобы не страдать в одиночестве, высунулась по пояс в окно и обнаружила других людей, плотно облепивших окна в нашем доме. Воздуха хватало на всех.

– Вы не знаете, что произошло? – крикнула я, присоединяясь к активной светской беседе угорающих.

– Говорят, кто-то поджег лифты, – сообщили из информированных источников.

– Поэтому-то и тушат так долго. Туда трудно подобраться!

– Люди-то не пострадали? – заволновалась я.

– Не знаю, но думаю, что, пока все не потушат, это не узнают. Сгореть-то никто не сгорит. Но задохнуться могут! – разъяснил ситуацию знающий человек. Я прямо как наяву увидела, как в соседних квартирах во сне задыхаются от нехватки воздуха ни в чем не повинные люди.

– Надо же что-то делать! – возмутилась я.

– Тебе что, жить надоело? И так теперь дымом все пропахнет, – цинично заметил мужчина с левого крайнего окна. Меня передернуло. Я выдернулась из оконного проема и принялась метаться по квартире. Потом мне пришло в голову, что пожарные могут ведь и не справиться с ситуацией. И тогда мне придется срочно эвакуироваться. Причем скорее всего через окно! А что в таком случае станет с моей работой?! Неужели все кончится вот так? Все просто сгорит!

«Ни за что!» – замотала головой я и побежала готовиться к эвакуации. В прихожей уже вовсю стоял дым. Я прошмыгнула в ванну, намочила водой простынку и нацепила ее на межкомнатную дверь. Хрен его знает, откуда вдруг взялась такая мысль. Но взялась. Дальше я судорожно перетаскивала в темноте распечатанные листы, присматриваясь к тексту под светом зажигалки. И книги. И дискеты с анкетами и графиками. Частично все же информация оставалась в компьютере, потому что мне всегда было лень переписывать сделанное на диски.

«Вот вам и результат! Лень – это зло», – ядовито пилила себя я, вытаскивая в темноте из ящиков все подряд и складывая это в мусорные пакеты. Если что – прежде чем прыгать на растянутое полотно, сброшу эти пакеты. В общем, бегала я, бегала… а потом вдруг приехал Яша. Оказалось, что все кончилось и опасности больше нет. Действительно, в нашем подъезде подростки подожгли лифты. Зачем им это понадобилось – страшная тайна, на которую никто не даст ответа. Потому что его нет.

– Ксеня, господи! На кого ты похожа! – истерично рассмеялся Яшка, зачем-то ощупывая меня на предмет переломов.

– Между прочим, меня не ломали, а жгли! – сквозь смех уточнила я.

– Огонь потушили уже час назад. Но в подъезд никого не впускали, потому что по всей лестнице еще стоял дым. Господи, девочка ты моя, какая ты чумазая! – улыбался он. – А это что?

– Это? – Я опустила глаза на мусорные пакеты. – Собрала тут на случай экстренной эвакуации.

– Но тут же одна бумага! – удивился Яшка, ощупывая мои драгоценности.

– Ну да, это моя работа. Я сейчас провожу одно очень важное исследование. Для одного крупного общественного института.

– Серьезно? – заинтересовался Котик.

– Ага, – кивнула я. Господи, даже не думала, что буду так ему рада. Я готова была расцеловать его просто за то, что он стоит тут рядом со мной, в темноте и гари. Света в моем доме так и не появилось.

– Представляешь, вам в шахту бросили облитый бензином кусок старого покрывала. Идиоты!

– Зачем? – оторопела я. Я допускала, что произошла поломка, возможно, даже короткое замыкание. Но чтобы вот так, специально? Что ж за сволочи?

– Скорее всего, дети. Они сейчас больше похожи на зверей, особенно если собираются больше двух.

– Кошмар! – поежилась я, плотнее прижавшись к Яше. Как я и думала, он в качестве средства первой помощи привез с собой коньяк.

– Знаешь, милая, я ужасно рад, что с тобой все хорошо. Господи, я так переволновался! – поделился со мной страданием Котик.

– Я, ты знаешь, тоже, – кивнула я.

– Я по тебе скучал, – неожиданно добавил он. – Никогда не думал, что ты так легко забудешь меня и перестанешь звонить.

– Ну, у меня был повод. После того, что случилось. А ты как живешь? Счастлив, я надеюсь? – Я постаралась вложить в голос побольше тепла и понимания. Получилось не очень.

– А ты действительно много работаешь! – удивленно проговорил он. Видимо, размер макулатуры, приготовленной для эвакуации, произвел на него впечатление.

– А ты не ответил на мой вопрос.

– Потому что не знаю, как на него ответить. Я по тебе скучал. И чуть с ума не сошел, только представив, что с тобой могло что-то случиться. Может, я дурак. Но мы же все-таки не чужие люди! Ты понимаешь?

– Конечно, не чужие! – кивнула я и положила голову к нему на плечо. Время постепенно снимало с моей груди тяжелый обруч ужаса и страха, все произошедшее вдруг отступило, оставив место только бесконечной усталости и апатии. Я встала и пошла к кровати. Котик пошел следом за мной и присел с краю, держа меня за руку и продолжая гладить по волосам. Он всегда любил такие красивые сцены. Я прикрыла глаза (Котик сказал бы «смежила веки») и попыталась уснуть. В голове крутился всякий бред. Мелькали какие-то незнакомые лица, которые я то ли видела, то ли могла видеть. Какие-то огромные толпы людей. Все те, с кем я работала, кого анкетировала до потери пульса. Человеческий хаос бился о стенки моего воспаленного мозга, и в какой-то момент я резко очнулась от своего забытья, ведомая то ли чувством, то ли мыслью.

«Мне надо работать не с ними!» – подумала я и резко села на кровати. Ответ на так долго мучивший вопрос облаком наплывал на меня, а мне лишь оставалось внимательно присмотреться, чтобы все понять. Но тут я поняла, что не только мысль разбудила меня. Но и чей-то внимательный взгляд из темноты дверного проема.

– Кто тут?! – вскрикнула я и инстинктивно нащупала дремлющего Яшу.

– Это я, – ответил голос. – Значит, ты все-таки позвонила ему, а не мне.

– Что? Гриша, это ты? О чем ты говоришь?

– Ни о чем. С тобой все в порядке?

– Ну, если можно так выразиться, – рассеянно согласилась я. Действительно, со мной все было неплохо. Вот с квартирой, правда, был полный трендец.

– Значит, я зря волновался, – подытожил Гриша и, как всегда неожиданно, исчез в темноте лестничного провала. И дальше я могла сколько угодно бегать по квартире и думать о том, что же произошло и как такое могло получиться.

– Кто это был? – крутился под ногами Яша.

– Слушай, ты бы ехал к жене, – раздраженно предложила я. – Видишь, не до тебя сейчас.

– Да что случилось?!

– Ничего! – Я кусала губы и заламывала руки. Господи, ну почему я не могла потерпеть и дозвониться ему? Ну почему я такая трусиха. Бросилась в объятия Котика, дура. Что же теперь будет? Что?

Часть третья Через край