Киев, лето 6449 от Сотворения Мира, грудень

Здесь, как всегда, было прохладно, тихо и спокойно. Отпотевали на столе кубки с квасом, манил аппетитным срезом окорок под потолком. Скалились со стен морды неведомых зверей… Но двое за столом не обращали на привычные мелочи внимания. Оба уже не молодые, но еще не старые. Битые жизнью и людьми, неоднократно прошедшие все круги ада и несобирающиеся останавливаться.

- Думаешь, не удержим германцев, воевода? – спросил хозяин. – Зачем тогда затевали всё.

- Удержим, - вздохнул гость. – Но тяжко будет. Многих потеряем.

- А если оружием вашим?

- Опять ты за своё, - поморщился воевода. – Нельзя нам богами быть. То, что бог делает никто повторить и не попытается. А вот за человеком и попробовать можно. Неужто не понимаешь?

- Понимаю. Но принимать не хочу. Проще надо быть. Есть враг – болит голова, нет врага – болеть перестает.

- Угу. Вот только лет через полста нас никого не останется. А они придут. И всё. По старой колее с отсрочкой на полвека. А то, что вся скрытность к Ящеру пойдет, понимаешь?

- Это да…

- Нам бы время выиграть… Года два… Или три.

- Не выйдет. Пограничные земли войсками переполнены. Воинов селить некуда. В шалашах да землянках живут. Скоро на деревьях гнезда вить начнут. А ведь еще и половина не собралась.

- Скученность, говоришь, большая?

Волхв кивнул.

- Скученность… - протянул воевода. – А знаешь, волхв, есть мысль...

И он, словно боясь, что кто-то может услышать, зашептал собеседнику на ухо. Тот выслушал. Некоторое время сидел неподвижно, уткнувшись взглядом в морду здоровенного волка, обнажившего клыки. Потом перевел взгляд на воина.

- Тебе никто не говорил, что ты — страшный человек?

- Говорили. И еще не раз повторят. И тебе скажут.

- Они ошибаются. Мы — не страшные люди. Мы обычные. Пока что. А страшными нас назовут потом. Если всплывет правда.

- Она не всплывет. Проклятия людей ничто в сравнении с ненавистью Богов. Но, когда умирает столько...

- Считай то, что произойдет, проклятием своих Богов. Я знаю, что будет потом. Я знаю, что трупы будут устилать города. Но я знаю и другое. Если мы не сделаем этого, реки переполнятся кровью. Наши реки. А это важнее.

- Может получиться. Князю ни слова.

- Вообще никому.

- И твоим?

- Им в первую голову.

- Боишься, осудят?

- Боюсь, одобрят…

Пушистый

Хорошо быть пушистым! Спать всю зиму, сбившись с подобными себе в одну кучу. Так теплее. А в тесноте — не в обиде. Видеть сны о приходе весны. А когда зима кончится, хорошо выбраться из норы, и сидеть на холмике, отогреваясь от холодов, оставшихся за спиной. Смотреть, как выглядывает из-за горушек Солнце. Дарующее тепло. Дарующее жизнь. Хорошо просто сидеть, лишь изредка посматривая в небо, не распластался ли в вышине зловещий крест ястребинного силуэта... Хорошо хрустеть свежей зеленью, поглядывать на хорошеньких соседок. Думать о том, что скоро завизжат, завозятся в просторной летней норе детеныши. А еще, очень хорошо, пройтись когтями по золотистому меху, добираясь до чешущегося бока...

Серый

Хорошо быть серым! ты сливаешься с темнотой и не видно. Совсем-совсем не видно! Можно лазать в любых закутках, не боясь, что найдут! А еще, очень хорошо быть быстрым и ловким! Можно залезать куда угодно! Везде-везде можно пролезть! И очень хорошо, когда есть острые зубы! Можно прогрызть любую деревяшку. Да, дерево совсем-совсем невкусное! Но, его и не нужно глотать, чтобы в животе потом бурчало! Дерево можно разлохматить, повыгрызать и выплюнуть. И добраться, наконец, до вкусного, мягкого и теплого, которое так любят прятать Высокие! И хвост хорошо когда есть! Длинный, красивый! И лапы! Ухватистые, цепкие! С острыми коготочками на пальцах! Можно по любой стене залезть, по любой веревке! Лишь бы малейшая зацепочка была. Хоть трещинка!

И вообще, хорошо — быть!

Пушистый

Плохо, когда приходят Высокие и Громкие. Плохо, когда Громкие пугают всех вокруг грохотом своих каменных ног. А еще хуже, когда льется неудержимым потоком в нору вода, хотя на небе нет ни облачка... Плохо, когда ты выскакиваешь наружу и попадаешь в плотную-плотную сетку. И тебя, хохоча и посмеиваясь, выпутывают из нее Высокие. Чтобы посадить в клетку. Плохо, когда соседом оказывается не симпатичная подруга, а серый родич. Далекий родич. Тот, что живет рядом с Высокими. Тот, который пропитался запахом Высоких. И их грязью...

Серый

Плохо, когда запах копченого мяса оборачивается ловушкой. Хитрой-прехитрой. И не помогают выбраться ни острые зубы, ни длинный хвост, ни острый слух. Плохо, когда вокруг Высокие. Плохо, что нельзя грызть их тела. Плохо, когда рядом с тобой вдруг оказывается не свой, а чужой. Пусть он похож на тебя. Пусть он не пахнет врагом, а от него доносятся лишь запахи степного разнотравья. Пусть он не бросается на тебя. Но он — чужой. И хотя вас разделяет железная сетка, это помеха для ваших зубов и усов. Но не для Мелких. А у соседа Мелкие очень кусачие. И от их укусов темнеет в глазах...

Пушистый

Очень плохо, когда ты остаешься один. Когда всех серых родичей забирают и уносят. А ты сидишь, смотришь на осклизские стены подвала, следишь за капельками воды, блестящими на камнях. И ты можешь только вспоминать. Солнце, нору, свежую траву...

Серый

Очень плохо, когда тело все покрыто ковром из Мелких. И кажется, будто твоя шерсть живет сама по себе. Очень плохо, когда тебя запихивают в тесную-тесную клетку, где только и можно, что есть, пить, да ненавидеть Высоких. И еще хуже, что клетка не стоит на месте, а болтается вверх-вниз. И плохо, когда отовсюду начинает пахнуть, нет, вонять водой! Соленой водой. И дохлой рыбой. И тебя болтает так, что сердце уходит в пятки....

Пушистый

Очень хорошо, что все кончается. Скользит по шерсти отточенное лезвие, похрустывает шерсть, расходясь в страхе перед беспощадным металлом... И ты уходишь, убегаешь. В воспоминания, в Солнце, в Степь. Ты сделал свою работу. Ты — мертв. А значит, свободен. И над тобой раскрывает крылья черная тень пустельги...

Серый

Все кончается. Не всегда это хорошо, не всегда это плохо. Но, сегодня, это - хорошо. Очень хорошо. Больше не мотает тебя в клетке, больше не накрыт ты душным пологом. И клетки больше нет! Очень хорошо! Ты - свободен! А вокруг расстилается город Высоких. Огромный город! Полный вкусных запахов, плотно-плотно набитый тайнами! И плевать, что здесь по-прежнему пахнет соленой водой! И плевать, что навстречу, перегораживая узкую тропку, выходят черные родичи. Их много. Их зубы остры, а в глазах — ненависть. Но и нас, серых, немало. В бой! А тот, кто победит — отомстит Высоким. Страшно отомстит.

Книга

«Первую вспышку чумы зафиксировали в сухие. В лагере крестоносных войск под Магдебургом. Кто заболел первым, и пути проникновения заразы, установить не удалось. В условиях жуткой скученности, антисанитарии и прочих прелестей, неминуемо сопутствующей любой средневековой армии, болезнь распространялась быстрее степного пожара.

По той же причине не имели успеха и попытки локализовать очаг заражения. Когда европейцы договорились до первой попытки карантина, незараженных в окрестностях не осталось.

Надо отдать должное Оттону. Император действовал решительно. Через две недели границы Саксонии перекрыл «железный занавес», не уступающий советскому в годы Холодной войны. Увы, помочь это не могло. В отсутствие надежной системы связи вновь прибывающие войска узнавали о бедствии только по прибытию на место. Первое время – в сам лагерь, после на карантинных постах. Сумевшие удрать беженцы предпочитали молчать о причинах, подвинувших на смену места жительства – слишком уж вероятно было «лечение» топором по голове.

Люди пытались вырваться из гиблого места. Способов не выбирали. Кордоны останавливали далеко не всех. Иногда их обходили, хоронясь по окрестным лесам, но чаще сметали, ровняя с землей. Прорывавшиеся были воинами и бежали «повзводно и поротно». В начале апреля, Гуго Великий, положив большой и толстый скипетр на общехристианские ценности (в конце концов, первый раз, что ли от церкви отлучат?), увел бургундцев, заодно оголив кусок границы в зоне своей ответственности. После этого бегство приняло повальный характер.

Вырвавшиеся, прямым ходом отправлялись по домам. А в компании с несостоявшимися покорителями Руси шествовала ее величество Чума. К середине березозола в полной власти Черной Смерти оказалось население Германии и Франции. К концу – Италии и Балкан. В травне зараза явилась в Испанию и на Оловянные острова. Даны, не собиравшиеся присоединяться к крестоносцам и еще осенью прекратившие набеги на Германию, умудрились избежать заражения с юга, но получили болезнь с севера, из Англии.

Неначавшаяся война, обеспечивавшая столь эффективное распространение пандемии на запад, ограничивала ее продвижение на восток. Остановить болезнь такой поворот событий не мог, но мы получили хорошую фору по времени. И использовали его на полную катушку. В течение двух недель новорожденная фармацевтическая промышленность стала приоритетным направлением развития народного хозяйства.

Скрытники добыли образцы зараженных тканей, после чего получение сыворотки стало делом техники. В середине березозола ее уже опробовали на добытчиках, а в травне начали поголовную вакцинацию. Параллельно килограммами производили стрептомицин.

Вакцинация вызвала весьма неоднозначное отношение. До Крещения Руси действо недотягивало. Разве что в миниатюре…. Поверивших сразу оказалось не так уж и много. Кого-то пришлось уговаривать, кого-то запугивать картинами болезни, кого-то заставлять. То там, то здесь вспыхивали «чумные бунты». Тут обходились без уговоров, жестко подавляя подобные попытки. Окончание этих акций получалось своеобразным: выживших вакцинировали и отпускали по домам. Бунтовать им больше было не за что. Старались поменьше убивать, благо дружины были привиты первыми. Но бунт есть бунт.

Еще хуже оказалось с союзниками. Первыми под удар Черной Смерти попали ободриты и венеды, подхватившие заразу в ходе партизанских действий. К ним ушла вся первая порция лекарств. Но Старгард успел стать общим могильником...

Угры и печенеги прививаться отказались наотрез. Правда, после того, как два наиболее оторванных клана, сбегавших «за зипунами» в Баварию и Франконию, вымерли чуть ли не полностью, мадьяры одумались. И прививались на редкость дисциплинировано. Печенеги же так и не поверили в науку, но, на всякий случай, откочевали восточнее, к самой Волге, благо места после прошлогодней резни хватало.

Решение мадьяр благотворно подействовало и на сиверов, два месяца впустую «перетиравших вопрос» на сходах. Атаманы, посмотрев на перепуганные рожи угорских послов, и убедившись, что за прошедшее время из оросов Щараха от прививок никто не помер, приняли, наконец, положительное решение.

Вот с кем проблем не возникло, так это с четырежды тестем Ярослава. «Ярослав Щараху коня дал! Самострел дал! Дочек забрал! - при последней фразе хан-бек-атаман суеверно сплевывал на землю. - Плохого не предложит! Хороший зять, настоящий мужчина!»

Так или иначе, но болезнь удалось остановить на границах Росского Союза. Европа же мучалась еще три с лишним года, пока после фряжского похода Серый не начал лечить население захваченных территорий силой. Впрочем, выжившие, подозреваю, и так обладали врожденным иммунитетом. Или повышенной удачливостью, что во многом тоже самое.

Думаю, про этот поход ты, потомок знаешь всё. Или почти всё. Никаких хитростей или тактических новинок не применяли. Противник предельно ослаблен, а мы, наоборот, здорово усилились. После разгрома Оттона под Аусбургом, война как таковая закончилась. Начался победный марш с классической зачисткой враждебных элементов. Хотя Оттон боролся до конца. То есть, до Неапольского эшафота. Папа Марин, принявший тиару после тихой смерти Стефана, был благополучно зарезан «орлами» Теркачу. Верхушка церкви последовала за ним, а кое-кто и вместе с Папой. От Ватикана, на радость будущим туристам, остались лишь руины.

Следствием этой операции стал последующий передел мира. Наша западная граница передвинулась на Лабу, а через некоторое время, пролегла по берегу Рейна. Не всё же германцам славян онемечивать! Иногда и наоборот можно! Балканские племена обрели независимость. И через десяток лет мирно влились в ряды славянского братства. В тех краях, помня своеобразный подход «братушек» к видению себя в исторических процессах, пришлось значительно усиливать контрразведку. Во избежание, так сказать, вечных балканских веселушек. Но это, впрочем, не столь важно.

Большим событием стало очередное Великое Переселение мадьяр. Сначала потомкам Арпада понравилось в Италии. Собственно, этим и был вызван повышенный энтузиазм Теркачу к походу на Рим. К этому времени, неугомонный зять Игоря успел обзавестись таким авторитетом, что иного приемника Жолт себе не представлял. Но что-то на Аппенинском полуострове будущего Великого Надьфейеделема не устроило. И копыта мадьярских коней отправились омываться за Пиренеи, унося и своих хозяев. Кордовский халифат серьезных неприятностей Теркачу не доставил. Пиренейский полуостров Теркачу показался мал, и, недолго думая, угр прихватил себе Тулузу и Гасконь.

Впрочем, это достойно отдельного повествования, как и история Большого Викинга Карла Олафссона по прозвищу Толстяк, будущего короля Скандинавии и Северной Франции. Возможно, я еще напишу книгу о тех славных делах. Если успею, мне всё же уже немало лет…

Именно поэтому, я вынужден прервать столь неторопливое описание. Сегодня впервые прихватило сердце. Лекарств, взятых из своего века давно нет, а местная медицина, хотя уже и не средневековая, подобное не вытянет. Всё может закончиться в любой момент.

Умирать не страшно. Я прожил долгую и очень насыщенную жизнь. Пережил всех соратников и детей многих из них. Но я хотел, чтобы ты знал, как всё происходило на самом деле.

Мы шли спасать Русь, как ни выспренно звучит. Возможно, требовалось работать медицинским скальпелем. Но наши руки изначально заточены под меч и боевой топор. Тем не менее, у нас получилось. И не потому, что разгромлена Византия, Итиль и Рим. Не потому, что христианство сейчас не сильнее иудаизма, ислам благополучно отброшен в пустыни Аравийского полуострова, а западная граница Руси куда ближе к Атлантике, чем когда-либо.

По большому счету, это не самое главное. Важнее другое. На основной территории Великого Княжества нет неграмотных. Совсем. Еще встречаются люди, которые умеют только писать и считать. Но это люди моего поколения. Редко следующего. Все остальные – действительно образованы. На окраинах немного хуже, но по сравнению даже с самыми передовыми странами в нашей истории, любая Голодуповка – университетский городок. Система обучения, которую мы старательно прятали в тени боевых походов и хозяйственных технологий, сработала на отлично. А как следствие – резкое ослабление религиозности. Нет, мы еще не страна победившего атеизма. Но уже близко. Неверующих больше половины, а в активных слоях населения – почти все. Пока почти. И они не религиозны не в силу слепой веры. Нет, люди достаточно ясно представляют себе картину мира. И там нет места богам и другим потусторонним гипотезам. В такой ситуации идеологический захват невозможен. А физический - тем более. Любая другая страна значительно уступает в уровне вооружений.

Надеюсь, что так будет и дальше. Единственное, в чем я завидую тебе, потомок, ты знаешь это точно. А мне приходится гадать.

На этом я, наверное, закончу первую книгу. Во второй распишу подробно. Авось, мое немощное тело предоставит такую возможность.

Пока, потомок!

Старший воевода Мстислав, он же Мстислав Васильевич (отчество по деду) Холанев 1987 (от РХ) года рождения».