Иисус не был местным пьянчужкой

 

Пока я приводил в порядок двор мисс Оры Дэмпси, Ишмаэль не выходил из пикапа. Мисс Ора жила на Блэккет-роуд, в трейлере на высоком холме. Такие дворы, как у нее, заставляли меня мечтать о газонокосильной машине. У меня ноги отваливались от хождений с косилкой то вверх, то вниз по холму, и я мгновенно насквозь пропотевал. Если и существовала работа, от которой мне хотелось бы отказаться, то это была работа у мисс Оры, но мне нужны были ее сорок долларов дважды в месяц на протяжении лета. Другие запросили бы больше, но из-за отсутствия всего необходимого оборудования я был вынужден держать низкие цены и соглашаться на любые гроши.

Эта работа была как раз из таких.

– Кто твой маленький помощник? – спросила мисс Ора, когда я закончил. Ее взгляд был устремлен на пикап, где неподвижно, как статуя, сидел Ишмаэль.

Я вытер с лица и груди пот.

– Сарин мальчик.

– Как у нее дела, Хен? Давно ее не видала.

– Нормально.

– Ты слыхал об истории со спиртным?

– Да.

– Позорище!

– Ну, не знаю, – уклончиво проговорил я.

– Никому в Бенде спиртное не нужно, – сказала она. – Хотите купить выпивку – езжайте в Нитлтон или в Абердин. Зачем торговать ею здесь?

– Считается, что это полезно для бизнеса.

– О, я тебя умоляю! Гарольд Дэмпси говорит, что это дьявольский промысел, и он прав.

Не так давно инициативная группа, называющая себя Друзьями Бенда, разворошила осиное гнездо, публично заявив о своем желании провести голосование на тему, следует ли в Бенде продавать алкоголь или нет. Сухой закон царил у нас со времен моисеевых заповедей или как минимум с тех пор, когда Иисус изобрел белый хлеб. По словам группы, пришла пора догнать современный мир. Если бы ресторанам разрешили подавать спиртные напитки, то оно не только привлекло бы новых клиентов, но и помогло бы городу справиться с финансовым кризисом. И кроме того, почему весь доход от продажи лицензий на торговлю алкоголем получал Нитлтон с Абердином? Почему и Бенду нельзя было получить часть этих денег? Редко случалось так, чтобы целый город оказался поставлен на уши и разделен на два лагеря. Это было чуть ли не хуже истории с «Уолмартом».

Мистер и миссис Дэмпси испокон века состояли в Первой Баптистской, поэтому мне можно было не объяснять, как они относятся к идее продавать в Бенде спиртное.

– Ты же не подписал их петицию? – презрительно скривившись, спросила она.

Я подписал, но ответил, что нет.

– Я не хочу, чтобы на улицах, по которым наши дети ходят в школу, шаталась пьянь. Гарольд Дэмпси говорит, что наверняка подскочит преступность, и он прав.

– Не думаю, что дойдет до такого.

– Промысел дьявола, Хен! Будь уверен: если мы хотим, чтобы Господь благословил нашу общину, то мы должны быть верными Его Слову.

– Я знаю, – ответил я, надеясь, что она сама вспомнит о деньгах и не станет вынуждать меня просить ее заплатить.

– Ты смотри, Генри Гуд, если они устроят голосование, то не отдавай им свой голос.

– Все будет нормально.

– Ума не приложу, зачем им понадобилось заваривать кашу. А этот священник из Первой Конгрегационной… ты видал, какое письмо он написал в газету? Тоже мне, духовное лицо, называется. Скорее приспешник Сатаны, вот кто он такой.

– Иисус пил вино.

– Да, но он-то был сыном Божьим, – с жаром заявила она, – а не местным пьянчужкой. Он не был моральным выродком, который спускает всю зарплату на выпивку и лапает официанток по кабакам, пока его дети сидят дома голодные. Он не блевал на улицах, чтобы другие потом за ним подтирали.

– Мисс Ора, я знаю. Но у людей есть свои собственные соображения.

– И это их право, я знаю, но зачем мутить воду? Если им здесь не нравится, пускай перебираются в Мемфис. Может, им открыть еще и бар с голыми титьками?

– Мисс Ора, мне пора идти на другую работу…

– Что-что, дорогой?

– Я немного опаздываю. Мне надо бы…

– О. Ну ладно тогда. Всего тебе хорошего, Хен. – Она повернулась и пошла к дому.

– Мисс Ора? – Я внутренне съежился, потому что ненавидел говорить о деньгах.

– Хен?

– Хм… вы не собираетесь выписать мне…?

– О! Господи. Совсем вылетело из головы. Я попрошу Гарольда Дэмпси выписать чек. И конечно, мы будем рады снова видеть тебя на Блэккет-роуд. Ты очень хороший работник.

Глава 20

Вторжение похитителей тел

 

Вернувшись к пикапу, я выпил из холодильника в кузове холодной воды. Еще и десяти утра не было, а я уже вспотел, как свинья. Загружая обратно газонокосилку, я увидел, что через зеркало заднего вида на меня глядит Ишмаэль. Его бледно-голубые глаза были печальными и пустыми.

Я подошел к его окошку с твердым намерением приободрить его.

– Хочешь, съездим сегодня в «Баффало-парк»?

Он пожал плечами.

– У них там много-много разных животных, – добавил я.

Он уставился на свои коленки.

– Если нет настроения, то ничего. Поедем в другой день.

– А можно мы съездим и поглядимся, не вернулась ли мама?

– Можно. Ближе к вечеру съездим.

Его окутало разочарование, такое густое, что хоть горох промывай.

– Если ты поможешь мне сегодня с работой, то в обед мы сходим в «Соник» и купим молочный коктейль. Что скажешь?

Его лицо чуть-чуть посветлело.

Это был, определенно, прогресс. Подкуп себя оправдал.

– А можно мне шоколадный? – спросил он нерешительно.

– Конечно, можно.

– Только себе? Я не хочу делиться. Мама всегда заставляет меня поделиться, а я не хочу.

– Без проблем. А если ты мне улыбнешься, то я, может, даже куплю тебе немного картошки-фри.

Он закусил губу.

– Ты же умеешь улыбаться, ведь так?

Он продолжал смотреть на меня своими печальными, пустыми глазами.

– Как насчет одной крошечной, малипусечной улыбочки? Она тебя не убьет. Знаешь, какая вкусная там картошка-фри. Может, мы только ею и пообедаем – если, конечно, ты не хочешь поехать домой за фасолью и репой.

– Гадость!

– И не забудь про козье молоко.

– Фу!

– Ну, так что скажешь? Получу я улыбку или нет?

– Я не хочу улыбаться. Это глупо.

– Но у тебя такая замечательная улыбка. Я видел ее разок или два. В общем, лично я не хочу есть репу. Терпеть ее не могу. Это как жевать свои собственные трусы.

– Дядя Хен, ты такой странный!

– Не страннее тебя, знаешь ли. Я еще не встречал маленьких мальчиков, которые не умели бы улыбаться. Это неестественно. Как во «Вторжении похитителей тел». Похоже, в тебя вселилась инопланетная форма жизни, которая не умеет улыбаться, и захватила твой мозг. Признавайся, ты мой племянник или какой-то мерзкий инопланетянин из космоса?

– Я не инопланетянин из космоса, дядя Хен.

– А может, ты зомби как в «Ходячих мертвецах». Ты точно у нас не мертвец?

– Я не мертвец, дядя Хен.

– Я буду стоять тут и приставать к тебе, пока не увижу, как ты улыбаешься. А если этого не случится, значит ты точно из космоса, и мне придется заявить о тебе в полицию, и тогда тебя наверняка отправят в ООН.

– Что это?

– Бог его знает. Но они будут ставить на тебе опыты.

– Какие опыты?

– Не знаю, но тебе точно будут делать много-много уколов большущими и длиннющими иглами…

– Нетушки!

– Датушки! Огромными, жуткими иглами… размером с садовый шланг, и одну такую иголку они воткнут тебе прямо в лоб и накачают тебя радиоактивным…

– Им нельзя так делаться.

– Еще как можно. Они же правительство. Им можно делать все, что захочется. А еще один шланг они засунут тебе прямо в грудь и накачают твое тело гелием так, что ты надуешься как воздушный шарик и улетишь обратно в космос. Будешь болтаться с большим-пребольшим пузом среди облаков. Ты же не хочешь, чтобы это случилось?

– Ты такой глупенький, дядя Хен. – Он пытался сохранить серьезность, но на его губах играла улыбка.

– Может быть, – согласился я. – Но я заставил тебя улыбнуться.

– И имя у тебя тоже глупенькое.

– Спасибо. О, глядите-ка… он опять улыбнулся! Боже! Смотрите, какие зубы. Я и не знал, что они у тебя есть.

Он хихикнул.

– Теперь мне придется купить тебе еще и гамбургер, да?

– Дядя Хен, почему ты такой странный?

– Все Гуды странные. Ты разве не знал?

– Я-то не странный.

– Странный.

– Не странный!

– Во-первых, ты гном.

– Я не гном, дядя Хен.

– Еще какой гном! Малюсенький гномик с малюсенькой головкой и крошечным ротиком. Можно посадить тебя в огороде, и люди будут думать, что ты картошка.

– Нет, не будут.

– Будут-будут. Ты давно смотрел в зеркало? Думаю, они даже не заметят тебя – вот, насколько ты маленький. Им придется встать на четвереньки и копаться в земле. И если они не воспользуются увеличительным стеклом, как у Шерлока Холмса, то и тогда тебя не найдут.

– Очень даже найдут!

– Когда я в следующий раз пойду на работу, то посажу тебя в задний карман и буду носить там весь день, чтобы ты не вляпался в неприятности.

– Я не влезу к тебе в карман, дядя Хен.

– Или можно посадить тебя в кассовый аппарат. Прямо в отделение, куда складывают монетки.

– Я слишком большой.

– Правда, там довольно темно, и тебе будет страшно, так что придется выдать тебе малюсенький фонарик.

Он хихикнул, представив себя блуждающим с фонариком внутри кассы.

– Так что, будешь сегодня мне помогать? Ты можешь толкать газонокосилку.

– Но я еще не такой большой, чтобы толкать косилку.

– Вот видишь. Я же говорил, что ты гном.

– Я не гном, дядя Хен.

– Ну, тогда ты можешь ходить по двору и собирать палочки и прочий мусор. Согласен? Уж с палочками-то управится даже гном, верно? Плюс это поможет тебе вырасти таким же большим и сильным, как я.

– Хорошо.

– А потом пойдем в «Соник».

– Хорошо.

Глава 21

Мы обязаны с ними бороться

– Всем привет, – сказал Сэм, когда мы пришли на мою дневную смену во «Всегда экономь». – Как делишки, ковбоец? – добавил он, шутливо хлопнув Ишмаэля по плечу. – Газировку хочешь?

Ишмаэль кивнул.

– Идем со мной, босс. Хен, и ты тоже. В подсобке есть пара стендов, которые надо установить.

Мы пошли за ним через хлебный отдел. По дороге он оглянулся через плечо и выдал мне выразительный взгляд.

– От Сары новостей нет?

– Она не звонила, – ответил я.

Он посмотрел на часы, словно напоминая мне, что время уже на исходе.

– Если до сегодняшнего вечера она не объявится, то утром ты пойдешь в полицейский участок и сообщишь о ней, – сказал он. – Хорошо?

– Хорошо, – сказал я.

– Хен, я серьезно.

– Утром мы съездим к ней домой и посмотрим. Если ее там не будет…

– То ты сообщишь в полицию.

– Сообщу, – пообещал я.

– Если не сходишь ты, то я пойду сам. Я не шучу, Генри Гуд. Сэмстер такими вещами не шутит. Ты должен сказать полиции, что она пропала.

– Я знаю.

– Быть может, она мертва. Мы должны о ней сообщить.

– Хорошо!

В подсобке стояли два комплекта рекламных стендов для нового бренда запеченных бобов. Они пришли с инструкциями касательно размещения вывески, товара и всего остального. Мышь уже открывал коробки, его темное лицо было невозмутимым.

– Привет, Мышь, – сказал я.

Он покосился на меня и приподнял бровь.

– Я хочу поставить стенды по бокам прилавка с консервированными овощами, – сказал мне Сэм, – только так, чтобы они не перегораживали проход. Лицом к нему. А потом, когда все установишь и разложишь, поработай с Дебби на кассе. Джорджина сегодня вечером не придет, так что, возможно, тебе придется остаться здесь до закрытия.

Магазин закрывался в семь. Титьки Ромни расстроятся, но не чрезмерно.

– Будет сделано, – сказал я.

– Ты поговорил с сестрой Асенсьон насчет бдения в пятницу? – спросил он.

– Она придет. И еще сколько-то человек из Святого Спаса. Молодежная группа готовит для тебя плакаты и свечи.

– Отлично! – воскликнул он. – Утрем мэру нос. Ни дня не проходит, чтобы я не пожалел о том, что его избрали.

– Паршиво иметь демократию, – заметил я.

– Он адвокат, – горячо воскликнул Сэм. – А все адвокаты – изворотливые ублюдки.

– Пока, естественно, они не понадобятся тебе самому.

– Ты знаешь, о чем я. Я бы не удивился, если бы оказалось, что его избирательную кампанию спонсировал «Уолмарт». Деньги – это единственное, что его беспокоит, а местный бизнес пусть проваливается к чертям.

У меня самого идея иметь неподалеку «Уолмарт» не вызывала такого уж отвращения, но заикнись я об этом, у Сэма лопнула бы голова.

– Значит ли это, что тебя бесит и история со спиртным? – спросил я.

– Это совершенно другое дело, – резко ответил он.

Я улыбнулся.

– По крайней мере, спиртное принесет кому-то из местных доход, – прибавил он.

Я продолжал улыбаться.

– И принесет прибыль в город.

– Разумеется.

– Не смотри на меня так, Генри Гуд.

– Я просто спросил.

– Бывают хорошие перемены, а бывают плохие. Мы будем не первым городом, который скажет «Уолмарту» убираться куда подальше. Такие перемены нам здесь не нужны.

– Ты проповедуешь уже обращенному.

– Хен, это происходит все чаще и чаще. Они приезжают в какой-нибудь маленький городок, и бизнес там начинает разваливаться. Аптеки, хозяйственные, продуктовые – они не могут с ними тягаться. Черт! Они даже цветочные магазины выживают из бизнеса. Я не хочу, чтобы Бенд стал очередным городом с мертвым центром, где нет ничего, кроме сетевых общепитов вдоль дороги к «Уолмарту», который загребает все деньги, предлагая при этом единицы паршиво оплачиваемых рабочих мест – настолько паршиво, что большинство работников живет на продовольственные талоны и держит своих детей на «Медикейд». (государственная программа медицинской помощи нуждающимся – прим. пер.) В Бенде нам такого не нужно.

– Сэм, тебе не меня надо убеждать.

– И мы не хотим, чтобы мэр и члены муниципалитета отдавали миллионы долларов «Уолмарту», уничтожая тем самым нашу местную экономику.

– Говори это им, а не мне!

– Хен, я серьезно. Мы обязаны с ними бороться.

– Мы и боремся, – заметил я.

– Надо поговорить с тем священником из Первой Пресвитерианской, – пробормотал он, но уже самому себе. – Покажем мэру Райли что почем.

– Может, вам потолковать с братом Флинтом? – предложил Мышь.

Сэм умолк и обернулся к нему.

Брат Флинт был пастором Миссионерской Баптистской церкви Винегар-Бенда. Пока все белые посещали Первую Баптистскую, черные ходили в М.Б.

– У нас в общине тоже не все довольны, – сказал Мышь своим низким, глубоким голосом. Под «общиной» он подразумевал чернокожее население, а не весь Винегар-Бенд, поскольку, несмотря на интеграцию и пятьдесят лет гражданских прав, далеко не все черные чувствовали себя его частью.

– Я об этом как-то и не подумал, мистер Чарльз, – признался Сэм. В отличие от всех остальных, Сэм всегда использовал настоящее имя Мыши – то есть, мистер Чарльз Бин.

– Ясное дело, – ответил Мышь, но беззлобно. – Не поймите меня неправильно, рабочие места нам нужны, но вы правы насчет «Уолмартса». Они появляются, несколько человек получают работу, но почти весь бизнес вылетает в трубу. Так вышло с моим братом Эрлом в восточном Теннесси. Он держал минимаркет с заправкой – ничего особенного, пара колонок. Рядом с Мемфисом, в часе езды. Потом у них появился «Уолмартс», и через год он больше не мог платить по счетам. Так что, мистер Сэм, нам все про это дело известно.

– Я поговорю с ним, – согласился Сэм. – Нам пригодится любая помощь, мистер Чарльз.

– Тут вы правы, – сказал Мышь.

Сэм протянул Иши руку.

– Ты можешь помочь Дебби на кассе. Что скажешь?

– Хорошо, – сказал Иши.

– Тогда пошли.

Глава 22

Камень за пазухой

 

Когда я уже готовился закрывать вторую кассу, пришла тетя Ширли и из дверей направилась сразу ко мне. Тетя Ширли была старшей сестрой моей мамы. В последнее время мы с нею встречались нечасто, чему я был рад.

Было почти семь вечера. В магазине осталось всего несколько человек, которые в последнюю минуту забежали за покупками по дороге домой. Ишмаэль вместе со мной стоял около кассы, играл с держателем пластиковых пакетов. Он решил, что упаковка продуктов – занятие вполне неплохое.

– Давненько не виделись, Хен, – объявила она.

– Как поживаете, тетя Ширли?

– Поживала прекрасно, пока не услышала об этом мальчике.

– О каком?

– Не «какомкай» тут мне, молодой человек. Ты знаешь, о ком я.

Тетя Ширли всегда полагала, что люди обязаны знать, что в точности она имеет в виду. Я покосился на Ишмаэля. Ее взгляд последовал за моим, и она выгнула брови.

– Нехорошо это, Хен.

– Прошу прощения?

– Он живет у тебя, а ты… этот самый, короче. По-твоему, это нормально?

– Он просто поживет с нами, пока мы не найдем Сару.

– А я предупреждала твою мать насчет этой девчонки. Некоторым можно становиться родителями, а некоторым нельзя. Я не хочу сказать, что им надо делать аборт, вовсе нет, но хорошо бы они раздвигали ноги пореже и не вели себя как обычная подзаборная шваль. Блудницы вавилонские, иначе не скажешь! Хуже сучек во время течки, которые готовы подставить хвост любой безголовой псине в округе. Когда Господь сказал «плодитесь и размножайтесь», он говорил не о том, чтобы штамповать ублюдков со скоростью машинки с попкорном.

Если тетя Ширли показалась вам довольно консервативной, то вы не ошиблись.

– До меня дошел слух, что Сара сбежала, и теперь ее мальчик живет у тебя. Это неправильно, Хен. Ты ведь один из этих… не стану говорить из кого, но ты знаешь, о чем я. – Словно делая мне одолжение, она понизила голос и зашептала: – Мужчины на мужчинах делают срам. (цитата из «Послания к Римлянам» – прим. пер.) Срам, Хен! Мальчик должен жить с порядочной родней, а не с такими, как ты, и я говорю так не из злости, но лишь потому, что это чистая правда. Что ты знаешь о том, как растить детей? Господи, помилуй! Ты же сам понимаешь, людям только дай почесать языком. И прямо сейчас они болтают о тебе и об этом маленьком мальчике. Живешь с ним один в том старом доме. Это неправильно!

– Я живу с Сэмом, – напомнил я.

– По-твоему, это меняет дело в лучшую сторону? Чтобы двое мужчин жили с маленьким мальчиком! С невинным ребенком! Творя срам! Хен, ты что, спятил? Мне все равно, чем вы там занимаетесь между собой – хотя Господь свидетель, я этого не одобряю, – но маленькие дети с вами жить не должны. Что подумают люди?

– Тетя Ширли, мне пора считать выручку и закрываться. Спасибо, что заглянули, но у нас все будет нормально. И кстати, нас слушают любопытные уши.

– Мы с твоим дядей Хорасом можем взять этого ребенка к себе.

– Этого не будет, тетя Ширли.

– То есть, ты собираешься позволить людям распускать о твоей семье сплетни? – вопросила она.

– Люди всегда распускают сплетни.

– Что они скажут насчет того, что он живет в одном доме с таким человеком, как ты? Господи, удивительно, что еще никто не позвонил куда надо. Позор! У меня, знаешь ли, есть репутация, о которой надо заботиться – хотя, куда тебе знать, когда у тебя ее нет.

Она посмотрела мимо меня, впервые заметив, что за мной прячется маленький мальчик.

– Ну разве ты не прелестный малыш? – сказала она. – Наверное, скучаешь по маме, но без нее тебе будет лучше…

– Тетя Ширли!

– Что? Это правда, и ему, видит Бог, не повредит узнать правду. Не можешь заботиться о ребенке – значит, не заводи его, а ей, когда она родила, было всего четырнадцать, и теперь она сбежала и опозорила всю семью.

– Тетя Ширли, прошу вас…

– Не знаю, куда она делась, но лучше пусть там и останется. Бросить своего ребенка совсем одного и не вернуться – это что за мамочкой надо быть? Я говорила твоей матери, и не один раз, что ничего путного из этой девчонки не выйдет. Слишком распущенной она была с самого детства. Это все Гудовы гены. Когда твоя мать выходила замуж, я предупреждала ее, но она слушала меня не больше твоей сестры, и вот теперь она убежала…

– Тетя Ширли, пожалуйста! – воскликнул я громко.

– Как будто нам мало того, что сделали твои мама с папой, но это, Хен, уже чересчур. Зачем вам приспичило позорить семью, я просто не представляю.

– Не понимаю, какое отношение это имеет к вам.

– Не забывай, Хен, что дом, где ты живешь, принадлежит моей семье, поэтому меня касается все, что там происходит. Если бы папа узнал, что в этом доме живет какой-то гомосексуалист…

– О, Бога ради!

– Ты подумай, о чем я сказала, – прошипела она, пришпиливая меня к месту своим фирменным взглядом. – И знай, Генри Гуд, если придется, я не испугаюсь побороться с тобой за опеку над этим ребенком. Думаешь, я позволю тебе выставлять нашу семью на посмешище? Думаешь, я соглашусь с тем, чтобы какие-то извращенцы-гомосексуалисты жили в моем доме и вытворяли невесть что с невинным ребенком?

Она фыркнула и, не попрощавшись ни с кем из нас, удалилась. Типичная тетя Ширли. Ни тебе «здравствуйте», ни «как вы» и «что у вас нового». Сразу к делу с изяществом отбойного молотка по коробке с котятами и нередко с похожими результатами.

– Кто это? – тихо спросил Ишмаэль, который, вытянув шею, смотрел ей вслед.

– Сложно сказать, – ответил я, – но думаю, она в родстве с невестой Чаки. (отсылка к одноименному триллеру – прим. пер.)

Глава 23

Боевые шрамы

 

– Марш! – сказал я и показал на ванную.

– Но я не хочу мыться!

– Ванну надо принимать каждый день.

– Мама никогда не заставляла меня мыться.

– В этом доме ты должен мыться.

– Ну пожалуйста.

– Марш.

– Ну пожалуйста.

– Парень, я не такой, как твоя мама. Когда я что-то говорю, то говорю это серьезно и не собираюсь туда-сюда менять свое мнение. Я не треплю языком просто так. Ты меня понял?

– Но…

– Никаких «но».

На его лице появилось печальное выражение поражения.

– А теперь марш, какашка ты маленькая, – сказал я.

– Дядя Хен, я не какашка.

– Я знаю, но пахнет от тебя уже как от какашки.

– Я не какашка!

– Марш. И помой за ушами. И если не хочешь, чтобы я побрил тебя налысо, то будешь мыть волосы каждый день. У меня нет желания ловить на твоей черепушке вшей. Твой дядя Сэм научил тебя мыться, так что иди и мойся, но только как следует, иначе я возьмусь за тебя сам, и вряд ли тебе это понравится.

Он скорчил несчастную физиономию.

– Налить тебе ванну? – предложил я.

Он кивнул, но с таким убитым лицом, что я почувствовал себя виноватым.

Я наполнил ванну водой, усадил его внутрь, вымыл как следует ему голову.

Пока он играл в воде, я попытался обустроить его спальню. Закончив складывать его вещи, я спрятал их в шкаф, а пижаму положил на кровать. Потом откопал в кладовке старый ночник и включил его в розетку. И еще поставил на тумбочку его Супермена, решив, что знакомая фигурка его успокоит.

Он вернулся, волоча за собой полотенце и капая на деревянные половицы водой.

– О, ну в самом-то деле! – рявкнул я. – Ты что, не знаешь, как вытираться?

Он встал, раскрыв рот, точно птица, пытающаяся срыгнуть.

Я забрал у него полотенце, необъяснимо злой из-за воды, которой он закапал мой пол. В конце концов, это была просто вода. Развернув его, чтобы вытереть спину, я увидел пересекающие его левую ягодицу рубцы – четыре темно-красные, уже поблекшие полосы. Сара, судя по всему, хорошо его приложила, раз остались такие следы.

– Что это? – потребовал я ответа.

Он задрожал.

– Что случилось? – спросил я.

Он повернулся ко мне с затравленным выражением на лице.

– Твоя мать что, побила тебя?

– Я сделал плохое, – признался он. – Мама сказала, я плохой ниггер.

– Не говори так.

– Это правда.

– Не употребляй такие слова.

– Но это правда!

– Мне без разницы. В моем доме такие слова запрещены.

– Извини, дядя Хен. – Внезапно губы у него затряслись, и он ударился в слезы.

– Перестань, – сказал я.

Он стал несчастно тереть глаза.

Я завернул его в полотенце, взял на руки и отнес к кровати, где посадил его к себе на колени.

– Перестань, – повторил я, но уже мягче. – Все хорошо. Я не сержусь на тебя. Я просто хочу узнать, что случилось.

– Я сделал плохое, дядя Хен.

– Что случилось?

– Я разбил окно в ванной. Я попросил у нее прощения. Я сказал, мама, я стану лучшéе. Я сказал, что больше не буду.

– Иши, все хорошо.

– Я сказал ей, но она не слушает меня, никогда.

– И она выпорола тебя?

– Я попросил у нее прощения.

– Все теперь хорошо.

– Я хочу домой, дядя Хен, – сказал он с беспредельным отчаянием.

– Я знаю.

– Я хочу к маме.

– Какое-то время тебе придется пожить вместе с нами.

– Мне тут не нравится.

– Скоро привыкнешь.

– Я хочу домой!

– Извини, но домой тебе пока что нельзя.

– Я не хочу мыться.

– Так надо.

– Мама никогда не заставляла меня.

– Я не твоя мама, парень. И потом, разве тебе не приятней теперь, когда ты весь чистенький, а твои волосы вкусно пахнут?

– Мне тут не нравится.

– Я знаю, что нет.

Он втянул сопли в нос и потер глаза.

– Давай-ка высушим тебя. Уже пора спать.

Пока я вытирал ему голову и помогал с пижамой, Иши молчал.

Забравшись под одеяло, он поднял взгляд на меня.

– Можно мне поспаться с тобой?

– Ты должен спать у себя. Мы будем рядом, дальше по коридору.

Он насупился.

– Я поставил тебе ночник, чтобы не было слишком темно. И еще поставил вот сюда твоего Супермена – он будет присматривать за тобой.

– Я не люблю Супермена.

– А я думал, любишь. Я думал, потому-то он и есть у тебя.

– Мама не слушает меня, никогда. Я сказал, что хочу Капитана Америку, а она сказала, что они одинаковые, раз одеты в одинаковые цвета, но они разные. У Супермена нету щита. Я так ей и сказался.

– Капитан Америка довольно крутой, – согласился я.

– Я тоже хочу такой щит. Его просто бросаешь в кого-нибудь – бам! – и все. И еще он американский, а Супермен прилетелся из космоса.

– О.

– Мама больше не вернется, да, дядя Хен?

– Вернется.

– Правда?

Я вздохнул.

– Она не вернется, да?

– Не знаю, – признался я. – Поживем и увидим, что будет.

– Но почему, дядя Хен?

– Твоей маме надо кое с чем разобраться. И ты в этом не виноват. Иногда взрослые чуть-чуть сходят с ума. Может, ей просто нужно немного времени. Я не хочу, чтобы ты волновался. Дай ей немножко времени, хорошо?

Он заворочался на подушке.

– Спи. Мы с Сэмом рядом. Если что, просто позови нас, договорились?

Он закусил губу.

Я хотел поцеловать его в лоб, но смутился, почувствовал неуверенность.

Он лег на бок, повернувшись ко мне спиной.

Глава 24

Буду через минуту

 

– Ты идешь в постель или нет? – прошептал Сэм, пока я стоял у двери в Ишмаэлеву спальню и смотрел на него.

– Через минуту, – ответил я.

– Полчаса назад ты говорил то же самое.

– Просто хочу убедиться, что у него все нормально.

– У него все прекрасно. Идем.

– Я буду через минуту.

– Идем. Я хочу секса.

– Ты всегда хочешь секса.

– Но сегодня особенно.

– Сэм, отстань. Ну ей-богу.

– Ты мне нужен.

– Тебе нужна хорошая порка.

– И она тоже, но только если ты пообещаешь шлепать меня по-настоящему сильно.

– Сэм, прекрати.

– Что именно?

– Я не в том настроении.

Сэм раздраженно выдохнул.

– За каким чертом ты стоишь и пялишься на него? – спросил он после продолжительного молчания.

– Я не знаю.

– То есть, у нас появился ребенок, и я сразу стал пустым местом?

– Только не говори, что ревнуешь.

Вместо ответа он развернулся и пошел прочь.

 

Глава 25

Разговор с шефом Калкинсом

 

– Итак, Хен, что привело тебя к нам? – спросил шеф Калкинс, когда на следующее утро я сел за его стол, чтобы заявить об исчезновении Сары.

Хотя я знал главу полиции Винегар-Бенда достаточно хорошо, друзьями я бы нас не назвал. Ему было известно про маму и папу. Большую часть работы во время расследования он выполнял сам, затравливая меня бесчисленными вопросами, словно вина за то, что они сделали, каким-то образом лежала на мне, или я должен был это предвидеть или остановить, или словно я что-то утаивал, или…

– Не знаю, с чего и начать, – нерешительно проговорил я.

– Тогда с самого начала и начинай, – предложил он. – Как вы там с Сэмом живете, нормально?

– Вроде бы.

– Нечасто тебя стало видно.

– Просто много работы, – ответил я.

– Сэм хороший парень, – заметил он.

– Это да.

Шеф Калкинс был лыс. На его блестящей макушке неизменно торчали солнцезащитные очки. Лицо у него было круглым, полным, мясистым, а карие бульдожьи глаза словно видели человека насквозь. Они смотрели не то чтобы недружелюбно – хотя умели быть и такими, – но сообщали, что повидали на свете практически все, однако не удивятся, если увидят нечто еще более неприглядное. Тем не менее, Калкинс был приятным в общении человеком и профессионалом своего дела, знал всех по именам, знал, кто где живет и к какой церкви приписан, кто закончил нашу местную школу, а кто недоучка, у кого имеются приводы, кого по субботам поколачивают спьяну мужья, кого ловили на воровстве во «Всегда экономь» и так далее.

– Так что тебе нужно? – спросил он.

– Я насчет Сары.

– Твоей сестры?

– Она теперь живет в Абердине. В субботу вечером она ушла и не вернулась.

– Хочешь подать заявление на ее розыск?

– Вот даже не знаю. Вообще, я скорее переживаю за ее сына.

– Он тоже пропал?

– Нет. Она его бросила.

Он откинулся в кресле, его рот сжался в мрачную линию. Он ничего пока что не говорил, ждал от меня подробностей.

– Ее сыну семь лет. Она оставила его дома совсем одного. Во вторник утром мне позвонила женщина, которая живет по соседству. Сказала, чтобы я приехал за ним, что я и сделал. С тех пор я оставил Саре примерно миллион голосовых сообщений, но она так и не перезвонила. Я не представляю ни где она, ни что теперь делать.

– Ее нет с субботнего вечера?

Я кивнул.

– И она оставила мальчика одного?

Я снова кивнул.

Он еще сильнее нахмурился. Потом выпрямился, положил руки на стол и сцепил пальцы в замок.

– И где он теперь?

– У нас с Сэмом.

У него стал такой вид, словно я вывалил на стол коровью лепешку и ткнул его в нее носом.

– Не люблю я, когда вмешивают детей, – в конце концов покачал головой он. – Дети это святое. С ними нельзя обращаться, как иногда обращаются. Меня оно всегда задевает. До самого сердца. Ты не знаешь, куда делась твоя сестра?

– Нет.

– Она встречается с кем-нибудь?

– Она не заходит, так что не знаю. У нее вечно то один, то другой. Я даже не знаю, кто отец Иши.

– Иши… это ее мальчик?

– Он Ишмаэль, но мы зовем его Иши.

– Он сейчас с тобой?

– Ждет за дверью.

Он тяжело вздохнул, достал пачку бумаги и карандаш, сделал пару заметок.

– Вот, что я сейчас сделаю, Хен, – наконец проговорил он. – Я позвоню в офис шерифа, введу их в курс дела. Кто знает, может у них есть какие зацепки. Есть мысли, куда она могла бы поехать?

– Вы же знаете Сару, – ответил я.

Этого объяснения было достаточно. Калкинс не раз забирал ее – за наркотики, бродяжничество, домогательство, проституцию. Сара могла быть с кем угодно и где угодно, в нашем штате, не в нашем – черт ее знает, куда она подевалась.

– Она ведь сейчас на условном сроке? – спросил он.

Я кивнул.

– И мы предполагаем, что она с кем-то сбежала? Все верно?

– Я не знаю, на что еще думать, – ответил я.

– Она могла ввязаться в какие-нибудь неприятности. Так бывает с теми, кто употребляет наркотики.

Я нахмурился. В его словах был резон. Перед моим мысленным взором возникла картинка: Сара, лежащая в канаве или в овраге где-то в лесу. Содрогнувшись, я отмел ее прочь.

– После того, как я дам делу ход, – сказал Калкинс, – сюда вмешается ДСЗ (департамент социальной защиты – прим. пер.). Ты как, готов заботиться об этом ребенке? Вы с Сэмом… живете там вместе… ты должен понимать, что людям все это не понравится.

Я ничего не сказал.

– Я не цепляю тебя, – прибавил Калкинс. – Но вы готовы ко всему этому?

– Наверное, – сказал я.

– ДСЗ начнет искать ближайшего родственника, какое-то место, куда можно пристроить ребенка. Этим ближайшим родственником окажешься ты. Тебе назначат испытательный срок, чтобы посмотреть, как у вас получается, как вы все уживаетесь, но решение останется за судом по делам несовершеннолетних, и очень может быть, что в итоге тебе придется судиться с сестрой за опеку.

– Хорошо, – сказал я, слегка ошарашенный количеством информации.

– Лучше убедись, Хен, правда ли тебе это нужно. Ребята из соцзащиты будут задавать вам с Сэмом вопросы, крутиться у вас и совать нос в ваши дела, и ты понимаешь, что я имею в виду.

Я ничего не ответил.

Глава 26

Южный джентльмен

 

Работа в то утро у меня была только одна: двор мистера Коттона Пикла, большое, растянутое пространство на Восьмой улице. Пока я косил газон, Ишмаэль подбирал веточки, которые нападали с многочисленных деревьев мистера Коттона. Мы пропололи клумбу, которая шла параллельно крыльцу, подравняли траву возле подъездной дорожки и тротуара и подмели за собой.

Поскольку уже спустилась жара, я ходил с голым торсом, как и нравилось мистеру Коттону.

Иши, пока мы работали, молчал, погруженный в себя.

Коттон Пикл был местной знаменитостью. Тех, кто не знал о том, что он написал один из величайших в истории диско-хитов под названием «Я верю в буги», быстренько просвещали. Его песни исполняли, среди прочих, Донна Саммер и Лу Ролз, и в свое время он, очевидно, отменно играл на басу. Если его разговорить, он мог поведать, как одной – по-видимому, очень разнузданной – ночью в Атланте переспал со всей группой «KC and the Sunshine Band». В детали он особенно не вдавался, но там присутствовало большое количество ЛСД, а так же бэк-вокалист «Grateful Dead».

По крайней мере, так говорил Коттон Пикл. А он много чего говорил.

Когда мы закончили, я отправился к заднему крыльцу и зашел в дом. Ишмаэля я попросил ждать меня во дворе, потому что мистер Коттон, прославленный автор-песенник, был заодно старым развратником, о чем весь город тоже был в курсе. Время от времени он делал мне недвусмысленные предложения, обещая заплатить за определенного рода услуги – обычно за то, чтобы я ему подрочил после того, как помогу принять ванну. Брать деньги за подобные вещи было неправильно, но иногда из жалости к нему я разрешал уговорить себя на кое-какую «помощь». Мы, в принципе, никому не причиняли вреда. Поскольку он был парализован и прикован к инвалидному креслу, я не обращал внимания на его глупости. Большую часть времени дома находилась его сестра, так что его авансы давно стали достаточно робкими. Да и сложно было не испытывать жалость к человеку, вынужденному всю жизнь разгуливать с именем Коттон Пикл. Плюс у Коттона Пикла имелось свое обаяние.

Мистер Коттон сидел на террасе и наблюдал за нами через окно. Сквозь дверной проем виднелась гостиная, стены которой были увешены плакатами и золотыми пластинками.

– Ох, сколько же загара к тебе прилипло, – сказал он, улыбаясь и восхищенно оглядывая мою голую грудь.

– Вы бы посидели на улице, – посоветовал я. – Солнце пойдет вам на пользу.

– На меня и близко не так приятно смотреть. Ты сегодня привел помощника, да?

– Он мой племянник.

– Симпатичный мальчонка.

Я оставил это без комментариев.

– Как у вас дела, мистер Коттон? – спросил я. – Все хорошо?

– Хорошо… насколько возможно, – протянул он со своим медленным стариковским выговором. – Конечно, мне стало бы лучше, если б ты помог мне принять ванну, но сестра Бетти крутится тут целое утро, как ненормальная. Ты же знаешь, какая она.

Я выдал намек на улыбку.

– Твой чек у нее, Хен, – прибавил он. – Ну и жарень стоит, да?

– Июль.

– Напоминает мне об Атланте, такая жара, – произнес он рассеянно. – Неплохо мы тогда повеселились в Атланте, тут можешь не сомневаться. Я когда-нибудь рассказывал тебе, как провел ночь с «KC and