Врачи-вредители и чекисты-террористы

Дело Этингера, начатое Абакумовым, так или иначе, связало в одну цепочку все послевоенные процессы. Потеряв доверие к МГБ и его министру, Сталин решил провести очередную чистку в органах. Она шла одновременно с расследованием происков «убийц в белых халатах», призраки которых преследовали Сталина с 30-х гг. Так еще на Третьем московском процессе (1938) оппозиционеров обвинили в использовании преданных им врачей «врагов народа И. Н. Казакова, Плетнева и Левина», якобы сокративших жизнь Куйбышева, Горького и его сына М. Пешкова. «Врач-вредитель» проходил и по делу о шпионах в Еврейском антифашистском комитете – это был главный врач больницы им. Боткина еврей Б. А. Шимелиович.

Заместитель министра госбезопасности С. Огольцов, подавший первый сигнал в Политбюро «о законспирированной группе врачей-вредителей», вряд ли мог подумать, что по их делу он сам будет арестован вместе с министром МГБ. Дело кремлевских врачей, более известное, как дело «о шпионской и террористической деятельности врачей-вредителей», готовилось еще до начала расследования «дела Абакумова – Шварцмана», которое велось С. Д. Игнатьевым под непосредственным контролем Маленкова и Сталина. Так как большинство фигурантов этого дела составляли евреи, то воспринято оно было и в СССР, и за рубежом, как очевидное продолжение дела «Шпионского центра в Еврейском антифашистском комитете». Для Сталина же дело врачей стало той ниточкой, потянув за которую, удалось, как он считал, размотать весь клубок «сионистского заговора». Дабы доказать, что он действительно существовал, были отмобилизованы все спецслужбы СССР, внешняя разведка, МИД СССР, партийная печать, спецслужбы социалистических стран и «братские компартии», но главное – вся номенклатура ЦК КПСС, включая парторганизации на местах.

«Дело врачей-отравителей» напрямую увязывалось с делом Абакумова – Шварцмана и в материалах следствия именовалось, как «Дело о сионистском заговоре в МГБ». Оно было связано и с проходившими судебными процессами в Восточной Европе, о которых речь шла выше. Так в ноябре 1952 г. на процессе в Чехословакии, где подсудимыми проходили 13 человек, из них 11 евреев, включая председателя ЦК КПЧ Рудольфа Сланского, было озвучено обвинение в покушении на убийство президента республики и одновременно генсека КПЧ К. Готвальда при помощи «врачей из враждебного лагеря». Ссылки на те события появились и в документах послевоенного следствия по делам кремлевских врачей. Вскоре после того, как записке Огольцова был дан ход, начались аресты ведущих врачей, связанных с лечебным управлением Кремля. В тексте официального сообщения об их аресте, опубликованного в газете «Правда» и других центральных газетах в январе 1953 г. говорилось буквально следующее:

«Некоторое время тому назад органами государственной безопасности была раскрыта террористическая группа врачей, ставивших своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям Советского Союза. В числе участников этой террористической группы оказались: профессор Вовси М. С., врач-терапевт; профессор Виноградов В. Н., врач-терапевт; профессор Коган М. Б., врач-терапевт; профессор Коган Б. Б., врач-терапевт; профессор Егоров П. И., врач-терапевт; профессор Фельдман А. И., врач-отоларинголог; профессор Этингер Я. Г., врач-терапевт; профессор Гринштейн А. М., врач-невропатолог; Майоров Г. И., врач-терапевт.

Документальными данными, исследованиями, заключениями медицинских экспертов и признаниями арестованных установлено, что преступники, являясь скрытыми врагами народа, осуществляли вредительское лечение больных и подрывали их здоровье.

Следствием установлено, что участники террористической группы, используя свое положение врачей и злоупотребляя доверием больных, преднамеренно злодейски подрывали здоровье последних, умышленно игнорировали данные объективного исследования больных, ставили им неправильные диагнозы, не соответствовавшие действительному характеру их заболеваний, а затем неправильным лечением губили их.

Преступники признались, что они, воспользовавшись болезнью товарища А. А. Жданова, неправильно диагностировали его заболевание, скрыв имеющийся у него инфаркт миокарда, назначили противопоказанный этому тяжелому заболеванию режим и тем самым умертвили товарища А. А. Жданова. Следствием установлено, что преступники также сократили жизнь товарища А. С. Щербакова, неправильно применяли при его лечении сильнодействующие лекарственные средства, установили пагубный для него режим и довели его таким путем до смерти.

Врачи-преступники старались в первую очередь подорвать здоровье советских руководящих военных кадров, вывести их из строя и ослабить оборону страны. Они старались вывести из строя маршала Василевского А. М., маршала Говорова Л. А., маршала Конева И. С., генерала армии Штеменко С. М., адмирала Левченко Г. И. и других, однако арест расстроил их злодейские планы, и преступникам не удалось добиться своей цели.

Установлено, что все эти врачи-убийцы, ставшие извергами человеческого рода, растоптавшие священное знамя науки и осквернившие честь деятелей науки, – состояли в наемных агентах у иностранной разведки.

Большинство участников террористической группы (Вовси М. С., Коган Б. Б., Фельдман А. И., Гринштейн А. М., Этингер Я. Г. и другие) были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией “Джойнт”, созданной американской разведкой якобы для оказания материальной помощи евреям в других странах. На самом же деле эта организация проводит под руководством американской разведки широкую шпионскую, террористическую и иную подрывную деятельность в ряде стран, в том числе и Советском Союзе. Арестованный Вовси заявил следствию, что он получил директиву “об истреблении руководящих кадров СССР” из США от организации “Джойнт” через врача в Москве Шимелиовича и известного еврейского буржуазного националиста Михоэлса.

Другие участники террористической группы (Виноградов В. Н., Коган М. Б., Егоров П. И.) оказались давнишними агентами английской разведки. Следствие будет закончено в ближайшее время» (Правда, 13.01. 1953).

Следствию, однако, явно не хватало действительных фактов для доказательства преступной деятельности «врачей-вредителей». Не высока была цена и личных «признаний», цену которым хорошо знали. Допросы врачей вел уже известный нам следователь Рюмин, тот самый, что сдал Абакумова. Он был известен своей жестокостью и ненавистью к евреям. Когда после смерти Сталина всех арестованных кремлевских врачей выпустили, а Рюмина арестовали и призвали к ответу за зверства и пытки подследственных врачей, он писал в своей оправдание, что его «куратор» из ЦК ВКП (б) С. Д. Игнатьев дал указание «бить их «смертным боем». (АП РФ, ф.3, оп. 58, д.222, л.246). В ходе этого следствия, когда стало очевидно, что доказательств вины врачей катастрофически не хватает, именно Рюмин вспомнил о давней объяснительной записке Тимашук, датированной 1948 годом, о которой Авакумов после смерти Жданова информировал начальника охраны Сталина Власика, а тот передал ее шефу на рассмотрение. Сталин, как уже говорилось, наложил на сопроводительной записке Абакумова резолюцию «В архив». А тут вдруг из архива все это извлекли и сделали едва ли не главным, медицински сформулированным, аргументом в пользу обвинения, а саму Тимашук – героиней борьбы с мировым сионизмом и завербованными им врачами-вредителями. (Справедливости ради, отметим, что она в такие героини не рвалась, ее такой сделали сталинские идеологи во главе с М. А. Сусловым, и писавшие под их диктовку журналисты, такие, как Ольга Чечеткина из «Правды». Но сколько Тимашук ни доказывала, что в момент написания ею той злополучной записки она просто выполняла формальность, как врач, обследовавший больного, она так и осталась в памяти потомков, как осведомитель КГБ и фурия антисемитизма). Рюмин достал из архива также заключение экспертов 1948 г., которые признали диагноз, поставленный Тимашук Жданову (инфаркт миокарда), необоснованным. И вот, спустя четыре года, это заключение стало доказательством вины целой группы кремлевских врачей. Четыре года спустя письму Тимашук дали ход, а Абакумова обвинили в том, что он его якобы скрыл, чтобы «врачей-убийц» не разоблачили. В обвинительном заключении по делу Абакумова этот аргумент использовался в полную меру, несмотря на то, что он, как шеф МГБ, сделал все, что от него в таких случаях требовалось, чтобы привлечь внимание Сталина к тому эпизоду. То, что все это было повернуто против него, говорит лишь о том, что дело Абакумова было также сфабриковано, как и дело о преступной деятельности врачей Кремлевской больницы и о существовании в МГБ сионистской террористической организации, для дискредитации и обвинения всего руководства МГБ.

Дело кремлевских врачей – одно из самых позорных и гнусных в истории КГБ. Где врачи-убийцы действительно существовали и активно использовались, так это именно на Лубянке. Вот они-то и убивали высокопоставленных пациентов, которых невзлюбил Хозяин, по его поручению и по приказу очередного кровавого наркома. В советской истории тому немало примеров. Достаточно вспомнить о том, как по решению ЦК отправили лечиться героя гражданской войны Михаила Фрунзе, чтобы зарезать его на операционном столе. Я уже не говорю о разработанных в лабораториях КГБ ядах, технологиях кодирования, не раз опробованных для заказанных Кремлем убийств, психиатрическом воздействии со смертельным исходом и прочих грязных «врачебных» методах устранения неугодных.

Напомню, что «делом врачей» МГБ занималось около двух лет. Инициировано оно было не на Лубянке, для такой акции нужна была политическая воля. И проявил эту волю тот самый «ленинский ЦК» во главе с Иосифом Виссарионовичем. «Врачей-убийц» обнаружили на основании решения ЦК от 11 июля 1951 г. «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности», в соответствии с которым была создана специальная следственная группа. Она просмотрела все сведения о медицинском персонале, в разное время причастном к работе в Лечебно-санитарном управлении Кремля. В ход были брошены все тогдашние средства тотальной слежки – агентурное наблюдение и секретное подслушивание. Были изучены истории болезней пациентов Кремлевской больницы. В результате следователи оценили работу крупнейших медицинских специалистов страны, как совершенно неудовлетворительную. И вот вывод, который содержится в подробном отчете нового после Абакумова главы МГБ С. Д. Игнатьева, направленном в ноябре 1952 г. Сталину: «При изучении материалов на медицинских работников Лечсанупра вскрылась большая засоренность кадров этого ответственного лечебного учреждения лицами, не внушающими политического доверия по своим связям с антисоветскими элементами и прошлой враждебной деятельности». В ходе следствия арестованным врачам вменили в вину, прежде всего, смерть видных партийных деятелей А. С. Щербакова и А. А. Жданова. «Лечение тов. Щербакова, – утверждал С. Д. Игнатьев, – велось рассчитано преступно». Щербакову после инфаркта «злонамеренно разрешили» вставать с постели. «Лечение товарища Жданова велось также преступно, «—утверждалось в отчете Игнатьева. Были арестованы все врачи, лечившие Жданова в последние годы его жизни – профессора Егоров, Виноградов, Василенко, врачи Майоров и Карпай, патологоанатом Федоров, обвиненный в том, что умышленно скрыл сведения об инфаркте Жданова. «Следствием установлено, что Егоров и Федоров – морально разложившиеся люди, Майоров – выходец из помещичьей среды, Виноградов – примыкавший в прошлом к эсерам, Василенко – скрывший с 1922 г. свое исключение из ВКП (б), и связанная с ними еврейская националистка Карпай – все они составляли вражескую группу, действовавшую в Лечсанупре Кремля и стремились при лечении руководителей партии и правительства сократить их жизнь» – такой вывод содержался в докладе Игнатьева Сталину.

Под пытками все арестованные дали показания Рюмину о том, что они плохо относились к Советской власти. Все признались, по схеме, опробованной еще на Московских процессах, что они уже несколько лет существуют как организованная террористическая группа, что руководитель этой группы – профессор П. И. Егоров – «враждебно относясь к партии и Советской власти, действовал по указаниям врага народа А. А. Кузнецова (репрессированного после войны руководителя ленинградской партийной организации – В. Б.), который в связи со своими вражескими замыслами был заинтересован в устранении товарища Жданова». Таким образом, «дело врачей» непосредственно оказывалось связанным и с «ленинградским делом». Но не только!

Обвинение было выдвинуто также против руководителя личной охраны Сталина генерал-лейтенанта Власика, который, оказывается, видел письмо Тимашук, написанное 29 августа 1948 г. уже 30 или 31 августа и передал это письмо Абакумову. Абакумов сообщил об этом письме Сталину, а тот наложил резолюцию «В архив». В проекте же обвинительного заключения, направленному Сталину, эти факты излагались следующим образом: «Абакумов и Власик отдали Тимашук на расправу… иностранным шпионам-террористам Егорову, Виноградову, Василенко, Майорову». Сталин, редактируя этот документ, не согласился и написал на нем: «Он (Жданов) не просто умер, а был убит Абакумовым».

Так оказались связанными обе линии следствия. «Дело о врачах – вредителях» переходило в «дело о террористах и сионистах» в МГБ. В свою очередь, они непосредственно касались «ленинградского дела» и «дела о еврейском антифашистском комитете». Схема классического заговора, где враги действовали везде. А в процентном отношении среди этих врагов большинство составляли евреи, а значит, сионисты, а значит, и «агенты тайного всемирного жидо-масонского правительства», поставившего своей задачей номер один уничтожить СССР и его руководителя И. В. Сталина. Для самого Сталина, который эту схему выстраивал с помощью своих подручных вроде Игнатьева и Суслова, она выглядела тем более убедительной, что уходила корнями в период гражданской войны и иностранной интервенции, в заговоры Свердлова и Троцкого, в плутни защитника сионистов Феликса Дзержинского, в предательские интриги левой и правой оппозиции, в заговор маршалов и даже в «мегрельское дело», ибо грузинские евреи, чтобы скрыть свои связи с мировым сионизмом, якобы чаще всего выдавали себя, как Берия, за мегрелов.

Не знаю, вспомнил ли Сталин о последнем слове наркома Ежова, который покаялся перед смертью, что мало уничтожал чекистов. Но он его ошибку исправил. Абакумов был арестован по Постановлению ЦК от 11 июля 1951 г. по результатам работы комиссии Политбюро в составе Маленкова, Берии, Шкирятова и Игнатьева. Вскоре после доклада Игнатьева Сталину начались аресты сотрудников МГБ. Поначалу брали тех, кто был непосредственно причастен к делу Этингера. Это были, по-преимуществу, сотрудники следственной части по особо важным делам – начальник этого подразделения Леонов и его многочисленные сотрудники, а также ближайшее окружение Абакумова. Однако Сталину этого было мало. Он утверждал, что международный сионизм пустил свои метастазы в МГБ, которые следовало безжалостно удалить. По ночам стали брать евреев-чекистов. Были арестованы начальник спецбюро МГБ генерал-майор Н. Эйтингон, руководитель подразделения, отвечавшего за разработку техники радиосвязи Е. Анциелович, начальник отдела «К» МГБ, сын Свердлова, А. Я. Свердлов, заместитель начальника 1-го Главного управления МГБ генерал-лейтенант М. Белкин, непосредственно перед арестом – заместитель начальника 2 главка МГБ, руководитель спецлаборатории, где разрабатывались яды, Г. Майрановский, начальник следственного отдела прокуратуры Л. Шейнин, тесно сотрудничавший с МГБ, и другие. В сентябре 1952 г. Л. Л. Шварцман под пытками дал показания о том, что он готовил теракты против руководителей партии и правительства. Он утверждал, что о его террористических замыслах знали Абакумов, Райхман, Палкин, Иткин (полковник Л. Е. Иткин – начальник Следственного отдела Управления контрразведки Московского военного округа. – В. Б.), Эйтингон, бывший прокурор Дорон. Указания о проведении терактов он якобы получал от военного атташе посольства США Файмонвилла и от посла Гарримана. Показания Шварцмана оказались для Сталина настолько своевременными, что само дело Абакумова стало именоваться делом Абакумова-Шварцмана, оно становилось оправданием репрессий против Еврейского антифашистского комитета и его руководителей. Под эти показания стали подгонять и другие допросы.

На плаху шли вместе и палачи времен «красного террора», и мастера пыток времен Московских процессов, и организаторы политических убийств и похищений, в том числе убийства Троцкого по заказу Сталина, и герои СМЕРШа, прославившиеся во время Великой Отечественной, как Судоплатов, и профессиональные отравители, такие, как Майрановский. За каждым из них стояли многие годы службы в карательных ведомствах и немалые, с точки зрения их начальников, заслуги. Это не помешало их коллегам из МГБ под руководством представителя ЦК ВКП (б) в этом министерстве С. Д. Игнатьева сделать из них, заслуженных чекистов, опасных заговорщиков и террористов. Таких, как А. Я. Свердлов, двадцать с лишним лет, служивший с благословления своего папаши «по чекистской линии». В его квартире был действительно обнаружен целый арсенал диверсанта. В нем находились несколько ампул сильнодействующего яда, взрывные устройства с часовыми механизмами, замаскированные в шкатулку, коробку духов, в пресс-папье, 5 пистолетов разных калибров, автомат, пару винтовок, патроны, гранаты… Сын первого Председателя Совнаркома, оправдывался тем, что это оружие было получено им в 1941 г., для организации диверсионной деятельности в Москве в случае ее сдачи немцам. Свердлову поручалось руководить такой группой, а оружие ему передали по распоряжению будущего начальника спецбюро МГБ Судоплатова. В 1946 г. были предприняты меры по сбору розданного оружия, но за годы войны оно растерялось. Сам Свердлов попытался объяснить факт наличия у него этого арсенала собственной забывчивостью и любовью к оружию. Но для следствия у Свердлова было несколько уязвимых страниц биографии, куда более подозрительных, чем найденный у него арсенал – его обвиняли в причастности к троцкизму в конце 20-х гг., в том, что его уже дважды арестовывали – в 1935 и 1938 гг. (АП РФ, ф.3, оп.58, д.218, л.29–30). У Судоплатова обнаружили большую недостачу сильнодействующих ядов. Видно, позаимствовал по дружбе в лаборатории Майрановского. К тому же Судоплатов был женат на еврейке и среди его друзей-евреев был не только Эйтингон, которого он активно продвигал по службе и не раз выгораживал. А тут все ложилось, как лыко в строку.

Когда в сентябре 1952 г. следователи Игнатьева допрашивали заместителя начальника следственной части по особо важным делам Л. Л. Шварцмана, одного из ближайших сотрудников Абакумова, он начал давать показания не только против Абакумова и других шефов карательных ведомств страны, но и против большинства руководителей государства и партии. Он, по выражению его следователей, «клеветал против Кагановича и Хрущева, против Меркулова, В. В. Кобулова, Мамулова и Фитина». Эти линии в тот момент не интересовали С. Д. Игнатьева, Г. М. Маленкова и Сталина. Более перспективной для них были признания Шварцмана о том, что он якобы готовил террористические акты против Маленкова. Шварцман сообщил, что о его террористических замыслах знали Абакумов, Райхман, Палкин, Иткин, Эйтингон, бывший прокурор Дорон. Указания о проведении терактов он якобы получал от военного атташе посольства США Файмонвилла и от посла Гарримана. В соответствии с докладом Игнатьева, побудительных причин для подготовки терактов у Шварцмана было две. Первой он назвал под пытками, конечно, «разгром (в 1950 г.) националистов, орудовавших под прикрытием еврейского антифашистского комитета», второй разоблачение в июне 1951 г. «Центральным Комитетом ЦК КПСС при участии Г. М. Маленкова вражеской деятельности Абакумова». И вот якобы, поэтому Шварцман, «в силу своего озлобления, вызванного националистическими взглядами и участием с 1937 г. в заговорщической организации» (АП РФ, оп.58, д.221, л.164–215), и решился на отмщение путем терактов. Этот офицер был обвинен в создании непосредственно в центральном аппарате МГБ террористической сионистской организации. В ходе допросов Шварцман назвал тридцать(!) фамилий чекистов-евреев из центрального аппарата, которые якобы состояли в его организации.

Конечно, цена этим «признаниям» известна – их вышибали многодневными «конвейнерными» допросами, когда подследственному не давали спать, жестоко пытали. Но, как видно из показаний, выбитых из Шварцмана, связь с левыми сионистами, оппозицией и 1937 годом прослеживалась в ходе следствия четко. И то, что в роли жертв оказались вчерашние усердные палачи, вполне вписывалось в кремлевский сценарий мирового антисоветского заговора масонов и сионистов…

Показания Шварцмана оказались настолько своевременными для Сталина, что само дело Абакумова впредь стало именоваться делом Абакумова-Шварцмана, оно становилось оправданием репрессий против Еврейского антифашистского комитета и его руководителей. Под эти показания стали подгонять и другие допросы. Усиленно разрабатывалась версия о причастности Абакумова к «ленинградскому делу». Подобный вариант содержался и в «деле врачей». Доказать это было сложно: именно следователи МГБ «выколачивали» показания из Кузнецова, Попкова и родственников заместителя председателя Совмина СССР Н. А. Вознесенского. Кстати, одним из таких следователей был сам Шварцман. Тогда в ход пошло обвинение, что следователи МГБ под давлением Абакумова умышленно игнорировали связь обвиняемых по «ленинградскому делу» с иностранными разведками и международным сионизмом.

Расследование в МГБ затронуло и его разведывательную деятельность. Был арестован генерал-лейтенант М. Белкин, служивший ряд лет заместителем начальника 1 Главного управления МГБ. Будучи обвиненным в принадлежности к еврейской террористической группе в составе МГБ, Белкин под жестокими пытками дал показания о том, что по воле Абакумова на всех ключевых постах Министерства госбезопасности были расставлены лица еврейской национальности, и о якобы давнем сотрудничестве агентуры МГБ с западными разведками (АП РФ, ф.3, оп.58, л.58). Он же сообщил о связи с западными разведками начальника Управления госбезопасности Венгрии Петера Габора (там же, л.37). Кампания на исключение евреев из органов госбезопасности приобретала в этом случае характер кампании для всего социалистического лагеря. Началось преследование евреев во внешнеполитических службах, госбезопасности, в правительствах ряда восточноевропейских стран. Из редакционных пометок Сталина на проекте обвинительного заключения, очевидно, что он лично руководил следствием и определял степень виновности каждого «заговорщика». Он использовал дело Абакумова-Шварцмана для того, чтобы найти в нем объяснение и оправдание большинства политических репрессий послевоенного времени. Сталин непосредственно ориентировал следствие на то, чтобы особенно подчеркнуть роль Абакумова как человека, приложившего все усилия для того, чтобы «спрятать от следствия связи врага народа Кузнецова с иностранной разведкой».

Редактируя обвинительное заключение, Сталин намеренно подчеркивал личную виновность Абакумова. Вместо первоначальной формулировки: «Действуя как подрывники, Абакумов и его соучастники Леонов и Комаров – игнорировали указания ЦК КПСС о расследовании связей (вписано Сталиным – которые они стремились спрятать от следственных властей) – с иностранной разведкой врага народа Кузнецова и участников его изменнической группы, орудовавшей в партийном и советском аппарате (вписано Сталиным – в Ленинграде). В преступных целях они (Сталин – он) ориентировали (Сталин – ориентировал) следователей на то, чтобы рассматривать дело Кузнецова и его единомышленников в виде отдельной локальной обособленной группы, не имеющей связей с заграницей» (там же, л.216). Абакумов также обвинялся в попытках организации убийства Маленкова (АП РФ, ф.3, оп.24, д.484, л.87). Таким образом, его напрямую связали с показаниями Шварцмана о якобы готовившемся им покушении на Маленкова.

Практически все арестованные по делу «сионистского террористического центра» в МГБ, так или иначе, получали продвижение по службе в тот период, когда НКВД возглавлял Берия. Перекинуть мостик следствия по любому из сионистских дел к Лаврентию Павловичу не представляло особенного труда. Ждали только сигнала от Хозяина. Но Сталин пока что медлил, как всегда по своей привычке, играя с обреченным, как кошка с мышкой. Можно смело утверждать, что, проживи Сталин еще два-три года, Берия попал бы в тот же расстрельный подвал, в который его отправил Хрущев в 1954 году. Но еще до того, как туда попасть Берия сделал все, чтобы отмежеваться от всех тех липовых дел, которые начались с «ленинградского дела» и закончились «делом о врачах-убийцах». Вот его письмо, направленное Маленкову 25 июня 1953 г., которое хранится сейчас в Архиве Президента РФ. Привожу его дословно:

Документ № 179