Комиссариат полиции. Инспектор, комиссар.

Входит девчонка в сопровождении брата.

Тот мнется в дверях.

Девчонка подходит к портрету Зукко и показывает на него пальцем.

ДЕВЧОНКА. – Я его знаю.

КОМИССАР. – Кого его?

ДЕВЧОНКА. – Этого парня. Правда знаю.

ИНСПЕКТОР. – Кто он?

ДЕВЧОНКА. – Тайный агент. Мой друг.

ИНСПЕКТОР. – А это что за тип у тебя за спиной?

ДЕВЧОНКА. – Мой брат. Он со мной. Это он сказал мне прийти к вам, потому что я опознала его по фотографии на улице.

ИНСПЕКТОР. – Тебе известно, что его разыскивает полиция?

ДЕВЧОНКА. – Да, я тоже его разыскиваю.

ИНСПЕКТОР. – Значит, друг, говоришь?

ДЕВЧОНКА. – Сказала же, друг.

ИНСПЕКТОР. – Он убил полицейского. Придется тебя задержать и предъявить обвинение в соучастии, незаконном хранении оружия и укрывательстве преступника.

ДЕВЧОНКА. – Брат сказал мне сказать вам что я его знаю. Я ничего не храню и никого не укрываю, просто я его знаю, и все.

ИНСПЕКТОР. – Скажи брату, пусть выйдет.

КОМИССАР. – Слышал? Пошел вон, говорят.

 

Брат уходит.

ИНСПЕКТОР. – Что тебе о нем известно?

ДЕВЧОНКА. – Все.

ИНСПЕКТОР. – Француз? Иностранец?

ДЕВЧОНКА. – У него легкий иностранный акцент, приятный такой.

КОМИССАР. – Германский?

ДЕВЧОНКА. – Я не понимаю, что такое германский.

ИНСПЕКТОР. – Значит, он назвался тебе тайным агентом. Странно. Обычно, тайный агент хранит это в тайне.

ДЕВЧОНКА. – Я обещала хранить это в тайне, во что бы то ни стало.

КОМИССАР. – Ай, молодец. Если бы все так хранили тайны, непыльная у нас была бы работа.

ДЕВЧОНКА. – Он сказал, что отправляется на задание в Африку, в горы, туда, где всегда идет снег.

ИНСПЕКТОР. – Немецкий агент в Кении.

КОМИССАР. – Должен заметить, версия полиции была недалека от истины.

ИНСПЕКТОР. – Как в воду глядели, комиссар. (Девчонке.) Теперь фамилия. Ты ее знаешь? Должна знать, раз он твой друг.

ДЕВЧОНКА. – Знаю.

КОМИССАР. – Говори.

ДЕВЧОНКА. – Знаю, но не скажу.

КОМИССАР. – Шутить вздумала, девочка. Может, нам отхлестать тебя по щекам? Хочешь?

ДЕВЧОНКА. – Не надо по щекам. Я ее знаю, только не могу назвать.

ИНСПЕКТОР. – Что значит не могу назвать?

ДЕВЧОНКА. – Она у меня вертится на кончике языка.

КОМИССАР. – На кончике языка, на кончике языка. Все-таки, тебе хочется, чтобы тебя отхлестали по щекам, избили и оттаскали за волосы, да, хочется? Знаешь, у нас тут есть специально оборудованные камеры.

ДЕВЧОНКА. – Нет, нет, сейчас, еще чуть-чуть.

ИНСПЕКТОР. – Хотя бы имя. Небось, все уши ему обслюнявила этим именем, должна помнить.

КОМИССАР. – Имя, имя. Какое угодно, иначе придется тащить тебя в камеру пыток.

ДЕВЧОНКА. – Андреас.

ИНСПЕКТОР (комиссару). – Записывайте: Андреас. (Девчонке.) Ты уверена?

ДЕВЧОНКА. – Нет.

КОМИССАР. – Я ее убью.

ИНСПЕКТОР. – Рожай это чертово имя, пока в рыло не получила. Не тяни, а то пожалеешь.

ДЕВЧОНКА. – Анджело.

ИНСПЕКТОР. – Испанец.

КОМИССАР. – Итальянец, бразилец, португалец, мексиканец. Я даже знал одного берлинца, так того вообще звали Хулио (Джулио).

ИНСПЕКТОР. – Все-то вы знаете, комиссар. (Девчонке.) Я теряю терпение.

ДЕВЧОНКА. – Сейчас слетит с губ.

КОМИССАР. – А по губам? Чтоб быстрей слетело.

ДЕВЧОНКА. – Анджело, Анджело, Дольче, или что-то вроде того.

КОМИССАР. – Дольче? Вроде как сладкий?

ДЕВЧОНКА. – Ну да, сладкий. Он мне говорил, что его фамилия по-иностранному означает сладкий или сахарный. (Плачет.) Он был такой сладкий, такой нежный.

ИНСПЕКТОР. – На свете много сладких слов.

КОМИССАР. – Цуккерато, Цукерман, Сахаров, Свит

ИНСПЕКТОР. – Знаю, знаю, комиссар.

ДЕВЧОНКА. – Зукко. Зукко. Роберто Зукко.

ИНСПЕКТОР. – Ты уверена?

ДЕВЧОНКА. – Уверена. Да, уверена.

КОМИССАР. – Зукко. Через зэд?

ДЕВЧОНКА. – Да, через зэд. Роберто. Через зэд.

ИНСПЕКТОР. – Отведите ее засвидетельствовать показания.

ДЕВЧОНКА. – А брат?

КОМИССАР. – Брат? Какой такой брат? Зачем еще брат? Тебе нас мало?

 

Уходят.

 

 

X. ЗАЛОЖНИК

В парке, в разгар дня.

На скамейке сидит элегантная дама.

Появляется Зукко.

 

ДАМА. – Сядьте рядом. Поболтайте со мной. Мне скучно, давайте побеседуем. Терпеть не могу парки. На вид вы тихоня. Или, может, это я вас смущаю?

ЗУККО. – Я не тихоня.

ДАМА. – А руки у вас при этом дрожат, как у мальчишки перед первой девочкой. Вы славный мальчик. Красивый. Вы любите женщин? Пожалуй, вы даже слишком красивы, чтобы любить женщин.

ЗУККО. – Я люблю женщин, да, очень люблю.

ДАМА. – Наверно, вам нравятся сопливки восемнадцатилетние.

ЗУККО. – Мне нравятся все женщины.

ДАМА. – Это хорошо. Вам еще не случалось поступать с женщиной жестоко?

ЗУККО. – Никогда.

ДАМА. – Но хотелось? Признайтесь, вам уже наверняка хотелось быть жестоким с женщиной? Это желание рано или поздно испытывают все мужчины, все.

ЗУККО. – Я не все. Я тихий и нежный.

ДАМА. – Вы еще и чудак.

ЗУККО. – Вы приехали на такси?

ДАМА. – Нет. Терпеть не могу таксистов.

ЗУККО. – Значит, на своей машине.

ДАМА. – Естественно. Не пешком же я пришла с другого конца города.

ЗУККО. – Какая у вас машина?

ДАМА. – Может, вы думаете, у меня Порш? Ошибаетесь, всего лишь маленькая жалкая тачка. Мой муж скупердяй.

ЗУККО. – Так какая у вас тачка?

ДАМА. – Мерседес.

ЗУККО. – Какой?

ДАМА. – 280 SE

ЗУККО. – Это не маленькая жалкая тачка.

ДАМА. – Может, и нет. Но мой муж все равно скупердяй.

ЗУККО. – Кто это там все время за вами наблюдает?

ДАМА. – Мой сын.

ЗУККО. – Ваш сын? Большой.

ДАМА. – Ровно четырнадцать, ни годом больше. Я вам не старуха какая-нибудь.

ЗУККО. – Выглядит старше. Спортом занимается?

ДАМА. – Только им и занимается. Я оплачиваю ему все спортивные клубы в городе, все теннисные корты, хоккейные и гольф-площадки, а он при этом еще требует, чтобы я ходила с ним на тренировки. Молокосос (сосунок, сопляк) этакий. Маленький негодник Слюнтяй

ЗУККО. – Для своих лет от выглядит сильным. Дайте мне ключи от вашей машины.

ДАМА. – Конечно, сию минуту. Может, вы еще и машину хотите впридачу?

ЗУККО. – Хочу.

ДАМА. – Возьмите.

ЗУККО. – Дайте ключи.

ДАМА. – Вы мне надоели.

ЗУККО. – Дайте ключи. (Достает пистолет, кладет себе на колени.)

ДАМА. – Вы с ума сошли. Такими вещами не шутят.

ЗУККО. – Позовите сына.

ДАМА. – Ни за что.

ЗУККО (угрожая ей пистолетом). – Позовите сына.

ДАМА. – Вы спятили. (Кричит сыну­) Марш отсюда. Домой, быстро. Сам спасайся.

 

Сын подходит, женщина встает, Зукко приставляет ей к шее пистолет.

 

ДАМА. – Стреляйте, недоумок. Ключей я вам не дам, хотя бы потому, что вы держите меня за идиотку. Муж держит меня за идиотку, сын держит меня за идиотку, горничная держит меня за идиотку, - можете стрелять, станет одной идиоткой меньше. Ключей я вам не дам. Жаль, не повезло вам, потому что машина отличная, с кожаными креслами и панелью орехового дерева. Жаль, не повезло. Прекратите срамиться. Смотрите: сейчас эти недоумки соберутся сюда, начнут комментировать, вызовут полицию. Смотрите: они уже облизываются. Они это обожают. Я не выношу их комментариев. Стреляйте же. Я не хочу их слышать, слышать их не хочу.

ЗУККО (ребенку). – Не подходи.

МУЖЧИНА. – Смотрите, он весь дрожит.

ЗУККО. – Не подходи, блядь. На землю, быстро.

ЖЕНЩИНА. – Ребенка испугался.

ЗУККО. – Так, руки вдоль тела. Ползи сюда.

ЖЕНЩИНА. – Как ему ползти с руками вдоль тела?

МУЖЧИНА. – Очень просто. Очень просто. Я бы смог.

ЗУККО. – Медленно. Руки за спину. Голову вниз. Стоп. (Ребенок делает движение.) Не двигайся, а то мамашу пристрелю.

МУЖЧИНА. – Пристрелит.

ЖЕНЩИНА. – Точно. Возьмет и пристрелит. Бедный ребенок.

ЗУККО. – Клянешься не двигаться?

РЕБЕНОК. – Клянусь.

ЗУККО. – Голову на землю. Отвернись в другую сторону, и чтобы никаких резких движений. Отвернись, я не хочу, чтобы ты на нас смотрел.

РЕБЕНОК. – Почему вы меня боитесь? Я вам ничего не сделаю. Я еще ребенок. Я не хочу, чтобы убили мою маму. Вам незачем меня бояться: вы намного сильнее меня.

ЗУККО. – Да, я намного сильнее тебя.

РЕБЕНОК. – Тогда почему вы меня боитесь? Что такого я вам могу сделать? Я еще маленький.

ЗУККО. – Не такой уж ты маленький, и я не боюсь.

РЕБЕНОК. – Нет, вы дрожите, дрожите. Я слышу, как вы дрожите.

МУЖЧИНА. – Полиция приехала.

ЖЕНЩИНА. – Теперь задрожит по-настоящему.

МУЖЧИНА. – Сейчас такое начнется, обхохочешься.

ЗУККО (ребенку). – Закрой глаза.

РЕБЕНОК. – Закрыл. Уже закрыл. Боже мой, да вы трус.

ЗУККО. – И рот тоже.

РЕБЕНОК. – Я закрою глаза и рот. Но ты трус. Ты воюешь с женщиной. Ты угрожаешь женщине пушкой.

ЗУККО. – Какая у твоей матери машина?

РЕБЕНОК. – Порш, наверно.

ЗУККО. – Молчать. Заткнись. Закрой рот. Закрой глаза. Прикинься мертвым.

РЕБЕНОК. – Я не знаю, как это прикинуться мертвым.

ЗУККО. – Сейчас узнаешь. Вот пристрелю мамашу, увидишь, как это прикинуться мертвым.

ЖЕНЩИНА. – Бедный ребенок.

РЕБЕНОК. – Я прикинулся мертвым, прикинулся.

МУЖЧИНА. – Что-то полицейские не торопятся подходить.

ЖЕНЩИНА. – Трусят.

МУЖЧИНА. – Нет. Это специальная стратегия. Они знают, что делают. У них такие возможности, о которых мы даже не подозреваем. Но, я вас уверяю, они знают, что делают. Ему конец.

МУЖЧИНА. – И женщине, конечно, тоже.

МУЖЧИНА. – Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц.

ЖЕНЩИНА. – Боже праведный, лишь бы ребенка не трогал, ребенка-то за что.

 

Зукко подходит к ребенку, подталкивая даму и по-прежнему держа пистолет у ее шеи. Затем ставит ногу на голову ребенка.

 

ЖЕНЩИНА. – Боже мой, чего только не насмотрятся дети в наше время.

МУЖЧИНА. – Мы тоже чего только в детстве не насмотрелись.

ЖЕНЩИНА. – Может, и вам угрожал какой-то маньяк?

МУЖЧИНА. – Была война, мадам, вы забыли о войне.

ЖЕНЩИНА. – Вот как? Значит, немцы ставили ногу вам на голову и угрожали вашей матери?

МУЖЧИНА. – Гораздо хуже, мадам, гораздо хуже.

ЖЕНЩИНА. – Несмотря на это, вы здесь, и вполне живой, вполне жирный, вполне старый пердун.

МУЖЧИНА. – Мадам, вы забываетесь!

ЖЕНЩИНА. – Я думаю только о ребенке, только о ребенке.

МУЖЧИНА. – Прекратите вы, в конце концов, с вашим ребенком. Тут женщина под дулом пистолета.

ЖЕНЩИНА. – Да, но страдать-то будет ребенок.

ЖЕНЩИНА. – И это вы называете специальными полицейскими приемами? Тоже мне, приемы. Да они же просто боятся подойти. Трусы.

МУЖЧИНА. – Говорю вам, у них такая стратегия.

МУЖЧИНА. – В жопу такую стратегию!

ПОЛИЦЕЙСКИЕ (издалека). – Бросьте оружие.

ЖЕНЩИНА. – Браво!

ЖЕНЩИНА. – Мы спасены.

МУЖЧИНА. – Стратегия хренова.

МУЖЧИНА. – Они концентрируются для удара, я вас уверяю.

ЖЕНЩИНА. – Пока я вижу только одного типа, который концентрируется для удара.

МУЖЧИНА. – У них уже практически все готово.

ЖЕНЩИНА. – Бедный ребенок.

МУЖЧИНА. – Мадам, если вы сейчас же не прекратите с вашим ребенком, вам не избежать пощечины.

МУЖЧИНА. – Как можно спорить в такой момент? Ну же, немного достоинства. Мы свидетели драмы. Мы стоим перед лицом смерти.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ (издалека). – Приказываем бросить оружие. Вы окружены. (Присутствующие смеются.)

ЗУККО. – Скажите ей, пусть даст мне ключи от машины. От Порша.

ДАМА. – Недоумок.

ЖЕНЩИНА. – Отдайте ему ключи, отдайте.

ДАМА. – Ни за что. Хочет - пусть сам возьмет.

МУЖЧИНА. – Милая дама, он вам всю рожу разнесет.

ДАМА. – Тем лучше. По крайней мере на ваши смотреть больше не придется. Тем лучше.

ЖЕНЩИНА. – Ужасная женщина.

МУЖЧИНА. – Злая, как черт. На свете так много злых и жестоких людей.

ЖЕНЩИНА. – Отберите у нее ключи силой. Есть здесь хоть один мужчина, чтобы обыскать ее карманы и достать ключи?

ЖЕНЩИНА. – Вот вы, к вам обращаюсь, кажется, вы в детстве много страдали, немцы ставили ногу вам на голову, угрожая вашей матери, смелее, докажите, что у вас есть яйца, докажите, что у вас осталось хоть одно, хоть самое маленькое и засохшее.

МУЖЧИНА. – Мадам, вы заслуживаете пощечины. Вам повезло, что я воспитанный человек.

ЖЕНЩИНА. – Ладно, пошарьте там у нее в карманах, достаньте ключи, а потом дайте мне пощечину.

 

Мужчина подходит, трясясь от страха, протягивает руку, шарит в кармане дамы и вынимает ключи.

 

ДАМА. – Недоумок.

МУЖЧИНА (торжествуя). – Видели? Видели? Эй, там, кто-нибудь, подайте сюда Порш. (Дама смеется.)

ЖЕНЩИНА. – Она еще и смеется. Ее ребенку грозит смерть, а она смеется.

ЖЕНЩИНА. – Ужас.

МУЖЧИНА. – Она ненормальная.

МУЖЧИНА. – Отдайте ключи полицейским. Пусть хоть чем-то займутся. Надеюсь, машину водить они умеют.

 

Мужчина возвращается бегом.

 

МУЖЧИНА. – У нее не Порш. Мерседес.

МУЖЧИНА. – Какой модели?

МУЖЧИНА.- Кажется, 280 SE. Красивый.

МУЖЧИНА. – Мерседес – отличная машина.

ЖЕНЩИНА. – Мне нет дела до модели. Подгоните машину сюда, пока он нас всех не перестрелял.

ЗУККО. – Я хочу Порш. Я не хочу, чтобы меня здесь унижали.

ЖЕНЩИНА. – Скажите полицейским, пусть найдут ему Порш. Не спорьте. Он ненормальный, говорю вам, он ненормальный. Нужно найти ему Порш.

МУЖЧИНА. – Надеюсь, на это они способны.

МУЖЧИНА. – Пойдемте узнаем, сами они все равно не подойдут.

 

Направляются к полицейским.

 

МУЖЧИНА. – Обратите внимание, мы, л юди из народа, смелее их.

ЖЕНЩИНА (ребенку). – Бедный ребёнок. Он делает тебе больно своей ножищей?

ЗУККО. – Заткнитесь. Я не хочу, чтобы вы с ним говорили. Не хочу, чтобы он открывал рот. Ты, закрой глаза. Не двигайся.

МУЖЧИНА. – А вы, мадам? Как вы себя чувствуете?

ДАМА. – Неплохо, спасибо, неплохо. Но я чувствовала бы себя куда лучше, если бы вы заткнулись, вернулись на кухни и дальше подтирали задницы своим отпрыскам.

ЖЕНЩИНА. – Жестокая женщина, жестокая женщина.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ (по другую сторону толпы). – Ключи от машины. Порш. Вон там стоит. Отсюда видно. (Людям из толпы.) Передайте ему ключи.

МУЖЧИНА. – Сами передайте. Это ваша работа, иметь дело с убийцами.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. – У нас свои соображения.

ЖЕНЩИНА. – Засунь их себе в жопу, свои соображения.

МУЖЧИНА. – Я к ключам пальцем не притронусь. Я не обязан. У меня семья.

ЗУККО. – Я пристрелю ее, а потом пущу себе пулю в лоб. Мне терять нечего. Клянусь, мне терять нечего. В обойме шесть патронов. Пристрелю пятерых, шестой оставлю для себя.

ЖЕНЩИНА. – Пристрелит. Точно пристрелит. Идемте отсюда.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. – Не двигайтесь. Не раздражайте его.

МУЖЧИНА. – Это вы раздражаете нас своим бездействием.

МУЖЧИНА. – Не мешайте. Дайте им действовать. У них есть план, точно вам говорю.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. – Не двигайтесь. (Кладет ключи на землю и палкой проталкивает их сквозь толпу к ногам Зукко. Зукко осторожно наклоняется, берет ключи, кладет их в карман.)

ЗУККО. – Женщина со мной. Все назад.

ЖЕНЩИНА. – Ребенок спасен. Благодарю тебя, Господи.

МУЖЧИНА. – А женщина, что с ней будет?

ЗУККО. – Все назад.

 

Народ расступается. Держа в одной руке пистолет, Зукко наклоняется, приподнимает за волосы голову ребенка и стреляет ему пулю в затылок. Крики. Толпа разбегается. Приставив пистолет к шее женщины, Зукко направляется по опустевшему парку к машине.

XI.СДЕЛКА

 

Холл знакомого отеля в Маленьком Чикаго.

Хозяйка сидит в кресле, девчонка ждет.

ДЕВЧОНКА. – Я страшная.

ХОЗЯЙКА. – Не болтай глупостей, цыпочка.

ДЕВЧОНКА. – Я толстая, у меня двойной подбородок, огромный живот, титьки как футбольные мячи, а задница – хорошо еще что она сзади и мне ее не видно. Но все равно, я знаю, она трясется в такт ходьбе как два копченых окорока.

ХОЗЯЙКА. – Молчала бы лучше, дуреха.

ДЕВЧОНКА. – Знаю, знаю, сама видела, как дворняги тащатся за мной по улице, облизываются и пускают слюну. Если бы они только могли, вцепились бы в мои окорока, будто я им ходячая мясная лавка.

ХОЗЯЙКА. – С чего ты это взяла, глупышка? Ты хорошенькая, гладкая, пухлявая, ты, что называется, с формами. Думаешь, мужикам нравятся сухие жерди, к которым и прикоснуться-то страшно, чтобы не сломать ненароком? Им нравятся женщины с формами, дорогуша, им нравятся женщины с формами, чтоб было за что подержаться.

ДЕВЧОНКА. – Я хочу быть тощей. Хочу быть сухой жердью, которую страшно сломать.

ХОЗЯЙКА. – По мне, так уж лучше наоборот. Хотя, знаешь, сегодня ты пышка, а завтра худышка. Жизнь меняет женщину без всякого ее участия. Когда я была такой же, как ты, девчонкой, то из-за своей худобы насквозь просвечивала, кожа да кости, вот какая я была. Ни намека на грудь. Плоская как парень. Меня это просто бесило, потому что парней я в то время сильно недолюбливала. Я мечтала округлиться, приобрести формы. Даже смастерила себе накладную грудь из картона. Но парни об этом быстро прознали, и, каждый раз, проходя мимо, норовили ткнуть локтем в картонку, чтобы ее раздавить. Так что я, не долго думая, спрятала внутрь иголку. Ну и крику было, я тебе скажу, на всю округу. А потом, как видишь, все само собой округлилось и налилось, к моему полному удовольствию. Успокойся, ласточка моя, сегодня ты пышка, а завтра худышка.

ДЕВЧОНКА. – Неважно. Главное, что сейчас я страшная, толстая и несчастная.

 

Входит брат, разговаривая с сутенером. Ни тот, ни другой на девчонку даже не смотрят.

СУТЕНЕР (нетерпеливо). – Это слишком дорого.

БРАТ. – Это вообще бесценно.

СУТЕНЕР. – Все имеет свою цену, а ты просишь слишком много.

БРАТ. – Если за что-то можно назначить цену, значит, это что-то недорого стоит. Значит, можно торговаться, можно играть на понижение и на повышение. Я назвал цену абстрактно, потому что это бесценно. Это как картины Пикассо: ты хоть раз слышал, чтобы кто-нибудь сказал про них «это слишком дорого»? Ты хоть раз слышал, чтобы продавец снизил цену на Пикассо? Цена в таких случаях – чистая абстракция.

СУТЕНЕР. – Пока мы тут болтаем, это абстракция, но когда она перейдет из моего кармана в твой, то в моем кармане образуется пустота, а это уже никакая не абстракция.

БРАТ. – Такая пустота легко заполняется. Ты заполнишь ее очень скоро, поверь мне, и забудешь о цене быстрее, чем думаешь потратить времени на торги. Только вот я не торгуюсь. Либо ты берешь, либо нет. Либо заключаешь лучшую сделку года, либо теряешь все.

СУТЕНЕР. – Не нервничай, не нервничай. Дай прикину.

БРАТ. – Прикидывай, прикидывай, только не слишком долго. Мне еще надо отвести сестренку к матери.

СУТЕНЕР. – Ладно, беру.

БРАТ (девчонке). – Птенчик, у тебя нос блестит. Непорядок. Теперь тебе нужно думать о том, чтобы его вовремя припудрить. (Девчонка уходит. Они смотрят ей вслед.) Ну как мой Пикассо?

СУТЕНЕР. – По-моему, все-таки слишком дорого.

БРАТ. – Она принесет тебе столько денег, что ты забудешь о цене.

 

Передают деньги.