Индивидуальные и групповые автопоилки: для животных. Схемы и конструкции...
Археология об основании Рима: Новые раскопки проясняют и такой острый дискуссионный вопрос, как дата самого возникновения Рима...
Топ:
Проблема типологии научных революций: Глобальные научные революции и типы научной рациональности...
Комплексной системы оценки состояния охраны труда на производственном объекте (КСОТ-П): Цели и задачи Комплексной системы оценки состояния охраны труда и определению факторов рисков по охране труда...
Генеалогическое древо Султанов Османской империи: Османские правители, вначале, будучи еще бейлербеями Анатолии, женились на дочерях византийских императоров...
Интересное:
Национальное богатство страны и его составляющие: для оценки элементов национального богатства используются...
Наиболее распространенные виды рака: Раковая опухоль — это самостоятельное новообразование, которое может возникнуть и от повышенного давления...
Лечение прогрессирующих форм рака: Одним из наиболее важных достижений экспериментальной химиотерапии опухолей, начатой в 60-х и реализованной в 70-х годах, является...
Дисциплины:
2023-02-16 | 54 |
5.00
из
|
Заказать работу |
|
|
Когда 16 мая Мануэль Асанья вызвал во дворец Беникарло доктора Хуана Негрина, чтобы поручить ему формирование коалиционного правительства, в котором были бы представлены все организации, входящие в Народный фронт, лидер социалистов, внимательно выслушав президента республики, без обиняков объявил ему:
— Если я приму это поручение, то при одном условии, господин президент.
— Каком? — спросил заинтригованный Асанья.
— Быть стопроцентным председателем совета министров.
Эти слова, которые передал нам тогда один из его товарищей по партии, хорошо его знавший, министр иностранных дел Хулио Альварес дель Вайо, обрисовывают характер человека, приветливого и улыбающегося, но обладающего незаурядной волей, который войдет в историю как последний председатель совета министров Второй республики, занимавший этот трудный пост в течение двадцати двух месяцев.
Выходец из зажиточной буржуазной семьи креолов Хуан Негрин Лопес родился на Канарских островах в 1889 году. После беззаботной юности и долгих лет обучения медицине в Германии он специализировался в очень модной тогда области — физиологии — и проявил в этой области способности, которые обратили на себя внимание.
Назначенный в 1921 году профессором Мадридского университета, он работал там бок о бок с известным ученым с мировым именем, лауреатом Нобелевской премии по медицине Рамоном-и-Кахалем, одним из признанных мастеров современной биологии.
Казалось, наука должна была стать единственной сферой его интересов. Однако, далекий от того, чтобы запереться в башне из слоновой кости, он в отличие от многих представителей обеспеченной интеллигенции в 1929 году, в период военной диктатуры, вступил в ряды Испанской социалистической рабочей партии.
|
Хотя генерал Примо де Ривера не запретил ИСРП и, таким образом, Хуан Негрин лично не подвергал себя никакому риску, он нисколько не заблуждался относительно откровенно реакционного характера режима, рожденного государственным переворотом 1923 года.
Но его политическая активность в этот период не заходила слишком далеко.
Поглощенный своими трудами, он отдался им всецело и уже приобрел некоторую известность в научных кругах.
Однако он проявлял интерес и к общественным делам: это по его инициативе и под его руководством было начато строительство Университетского городка, едва завершенным зданиям которого семь лет спустя суждено было стать ареной самых кровопролитных боев во время битвы за Мадрид.
После провозглашения Второй республики, настойчиво побуждаемый, как и многие другие университетские ученые, выставить свою кандидатуру на выборах от ИСРП, он был избран депутатом кортесов, однако не оставил при этом ни своей кафедры физиологии на медицинском факультете в Мадриде, ни своих исследований.
В 1934 году, после поражения Астурийской коммуны, он принял участие в многочисленных митингах и акциях с целью освобождения политических узников, которых правительство «черного двухлетия» без суда держало в застенках.
На этот раз кабинетный ученый действовал решительно, не щадя себя. Он настойчиво защищал своих товарищей по партии, таких, как Гонсалес Пенья и Белармино Томас, которым угрожала смертная казнь.
Отныне общественный деятель взял в нем верх над исследователем.
Он будет участвовать во всех кампаниях, проводимых Народным фронтом, чтобы отстоять свою победу на выборах 16 февраля 1936 года, которой открыто угрожали союз генералов, готовивших государственный переворот, и Фаланга.
Участвуя в повседневной деятельности ИСРП, хотя и не на первых ролях, он создал себе репутацию человека, для которого финансовые проблемы не были запутанным лабиринтом, приведшим в ужас Индалесио Прието, его товарища по партии, когда в 1931 году он был назначен министром финансов Второй республики.
|
Поэтому когда в сентябре 1936 года Ларго Кабальеро формировал свое правительство Народного фронта, совершенно естественно, что он доверил Хуану Негрину портфель министра финансов.
На этом посту он проявил методичность, четкость и организованность, столь ценные в атмосфере хаоса того периода.
Ему были присущи также чувство такта и корректность. Особенно он проявлял их в отношениях с дипломатическими и торговыми представителями СССР, с которыми заключал соглашения об оплате
41
поставок советской военной техники, начавших прибывать в республиканскую зону с осени 1936 года, и с удивительной корректностью и точностью руководил отправкой в Москву золота из Испанского банка, чтобы спасти его от мятежников в случае их внезапного вторжения в Мадрид.
Человек рассудительный, даже скорее кабинетный ученый, Хуан Негрин не обладал, однако, ни «благодатью» Ларго Кабальеро, ни качествами трибуна, способного словом воспламенять массы.
От «Старика» его отличала не только высокая способность к анализу и синтезу, позволяющая ему выявлять те важные решения, между которыми Испанская республика под страхом гибели должна была сделать правильный выбор, но также и хорошее знание Европы, по которой он, будучи настоящим полиглотом, говорившим на английском, немецком, французском и немного на русском языках, много путешествовал.
Отличавшийся живым умом, приветливостью и обаянием, бонвиван, тонкий гурман, этот ученый, тесно связанный с жизнью, был как бы зеркальным отражением своего предшественника.
Под его элегантной и рафинированной учтивостью таился боевой задор, который многие наблюдатели во время его вступления в должность недооценили, но благодаря которому он вскоре стал «отцом-победой» (" Pere - la - Victoire ") нового типа: прогрессивным и ненавидящим реакцию и фашизм.
Немало историков последней четверти века представляют в своих работах доктора Хуана Негрина либо как «орудие КПИ», либо как «заложника Советского Союза».
Эти определения, совершенно игнорирующие условия, при которых Хуан Негрин пришел к власти, не выдерживают никакой критики.
|
Если выбор Хуана Негрина в качестве преемника Ларго Кабальеро был сделан Мануэлем Асаньей, то нелишне напомнить, что это было обусловлено тем, что все партии и организации антифашистской коалиции высказались за назначение одного социалиста на пост председателя совета министров и другого социалиста на пост министра национальной обороны, а в ИСРП было только две достаточно сильных личности, которые могли на это претендовать: Негрин и Прието.
Если Асанья остановил свой выбор на Негрине, то потому, что считал его более спокойным, лучше подготовленным к тому, чтобы взять на себя эту тяжкую ответственность, чем шумный Прието, прославившийся своими бурными выходками.
Утверждать, что доктор Хуан Негрин был инструментом КПИ, — значит игнорировать многочисленные трения, которые возникали у него с КПИ в течение двадцати двух месяцев пребывания его во главе правительства, и пытаться выдать совпадение его точки зрения по многим вопросам с точкой зрения коммунистов за порабощение этой партией человека, который к ней не принадлежал.
Уполномоченный президентом республики сформировать новое правительство, Хуан Негрин приступил к необходимым консультациям.
Прежде всего он обратился к анархо-синдикалистам, учитывая роль, которую они сыграли в майском путче, где они выступили с оружием в руках.
Перевернув кровавую страницу путча, он пригласил их войти в новое правительство и предложил им три министерских портфеля.
Это было разумным решением. Это было проявлением мудрости и желания объединить все силы для достижения военной победы.
Национальный комитет НКТ ответил на это предложение отказом, мотивируя его следующим образом:
«НКТ придерживается своей позиции не соглашаться ни на какое прямое или косвенное сотрудничество с правительством, если оно не будет возглавляться товарищем Ларго Кабальеро и если этот последний не будет также в нем министром обороны...»
Эта мотивировка — верность «Старику» или отказ — маскировала политическую подоплеку отклонения предложения, сделанного Негрином.
|
В действительности решение Национального комитета НКТ было не чем иным, как способом продемонстрировать, что конфедерация анархо-синдикалистов вновь оказалась в руках ее твердого ядра, руководителей ФАИ.
Согласно им, «анархизм должен вновь стать самим собой, вернуть прежнюю чистоту, утраченную во время участия в правительстве», одним словом, защищать революцию, а не «истреблять ее», принимая участие в управлении государством, пусть даже последнее было создано в результате народной революции.
В своей книге «Либертарный поссибилизм» Орасио Прието, известный руководитель анархистов, так комментировал впоследствии эту позицию НКТ:
«Новый председатель совета министров предложил НКТ три министерских поста, которые с политической точки зрения были более важными, чем те четыре, которые она имела ранее, но... она отказалась от сотрудничества. Год спустя она приняла участие в том же правительстве, имея только один министерский портфель».
ФАИ, которая, согласно протоколам национального пленума анархистского движения (1938 год), была «несгибаемой в момент кризиса
42
1937 года», тем временем умерила свои притязания.
17 мая 1937 года Хуан Негрин получил отказ НКТ, что было равносильно разрыву, с последствиями которого ему предстояло столкнуться.
Через три дня, 20 мая, НКТ публично изложила свою позицию.
Тезис о «верности» Ларго Кабальеро отошел здесь на задний план, уступив место другому, раскрывающему суть вещей.
«В настоящее время наша роль заключается в том, чтобы довести до сознания пролетариата, входящего в Конфедерацию, что необходимо более, чем когда-либо, быть внимательным к указаниям руководящих комитетов. Только сплоченные и согласованные действия позволят нам сломить контрреволюцию».
По правде говоря, нельзя было высказаться яснее.
Таким образом, Негрин понял, что это означало настоящее объявление войны со стороны организации, число членов которой, согласно «Циркуляру № 12» Национального комитета НКТ, возросло до 2178 тысяч человек, из которых миллион приходился на Каталонию.
И в этой тяжелой обстановке, в атмосфере тревожных предзнаменований вновь назначенный председатель совета министров формировал свое правительство.
Ему приходилось действовать быстро.
17 мая вечером список был готов.
На следующий день он представил свое правительство президенту республики.
Состав нового правительства
Народного фронта (третьего по счету) был следующим:
председатель совета министров, министр финансов и экономики — Хуан Негрин (ИСРП);
министр иностранных дел — Хосе Хираль (левые республиканцы);
министр национальной обороны — Индалесио Прието (ИСРП);
|
министр юстиции — Мануэль де Ирухо (НПБ — Националистическая партия басков);
министр внутренних дел — Хулиан Сугасагоитиа (ИСРП);
министр народного просвещения и здравоохранения — Хесус Эрнандес (КПИ);
министр земледелия — Висенте Урибе (КПИ);
министр общественных работ и путей сообщения — Бернардо Хинер де лос Риос (Республиканский союз);
министр труда и социального обеспечения — Хайме Айгуаде (Эскерра Каталунья).
Распределение портфелей по партиям было следующим: три министерских поста было предоставлено Испанской социалистической рабочей партии, два — Коммунистической партии Испании, один — Республиканской левой, один — Республиканскому союзу, один — Националистической партии басков, один — Эскерре Каталунья, в правительстве не участвовали анархо-синдикалисты.
Это правительство, которое вышеупомянутые историки ухитрились 40 лет спустя представить как правительство, «подчиненное КПИ и Москве», в действительности возглавлялось социалистами, которые имели в своих руках не только пост премьер-министра, но и портфели министров национальной обороны и внутренних дел.
В июне 1939 года, сразу после войны, Хуан Негрин пространно объяснялся по этому поводу в длинном письме, адресованном Индалесио Прието, из которого мы приводим следующий отрывок, в каждой фразе которого сквозит ирония:
«Как бы трудно это ни было, я горжусь тем, что никогда не уклонялся от выполнения своего долга на избранном мною поприще и на том посту, который я не захватил сам, но на который меня поставили другие [намек на резолюцию ИК ИСРП. — Ж. С]. Я горд тем, что всегда действовал сообразно критериям, которые разум, может быть не слишком великий, побудил меня избрать, не признавая ничьей опеки, не соглашаясь на роль исполнителя, в которой хотели бы видеть меня некоторые проницательные умы. Я осведомлялся, я выслушивал советы... но каждый раз, когда речь заходила о вопросе, входящем в мою компетенцию, лежащем на моей ответственности и зависящем от моего решения, я следовал исключительно собственным критериям. Я, может быть, слишком часто уступал просьбам, настойчивости, но никогда не поддавался на подхалимство, лесть или давление...
Некоторые полагали найти во мне подставное лицо, марионетку, которая играла бы свою роль, скрывая того, кто дергает за ниточки. Они были очень скоро разочарованы. В течение двух лет я должен был терпеть их хитрости и их злобу. До того дня, когда они одержали надо мной верх».
ГЛАВА ВТОРАЯ
Франко меняет стратегию
Трагедия Страны Басков
Из всех городов Страны Басков Герника была самым древним. Для басков она была священным городом, своего рода Меккой. 26 апреля 1937 года город подвергся варварской бомбардировке германской авиации, легиона «Кондор».
Франко усвоил знаменитый тезис Гитлера: «Чем невероятнее ложь, тем больше шансов, что в нее поверят».
Хотя виновники трагедии Герники стали известны сразу же, Франко, которому подчинялся легион «Кондор», продолжал упорно перекладывать вину за бойню 26 апреля на «красных».
Лишь в начале 60-х годов, когда стали появляться мемуары франкистских генералов, кое-кто из них лишь обиняком признал вину германской авиации за разрушение Герники. Однако «изначальная ложь» продолжала обрастать всякого рода искажениями фактов, домыслами и попытками снять с себя ответственность.
Так, например, долгое время распространялась лживая версия (не изжитая и по сей день), будто ни Франко, ни Мола ничего не знали о приготовлениях и планах бомбардировки Герники; узнав же о разрушении города, каудильо якобы устроил разнос командиру легиона «Кондор» Гуго Шперле (известному среди франкистов под псевдонимом Сандер). Этим все и ограничилось.
В своей книге «Герника в огне», вышедшей в 1970 году, Висенте Талон наносит сокрушительный удар по этой пересмотренной и подправленной версии преступления.
В книге, прошедшей франкистскую цензуру, содержится официальный документ, из которого явствует, что бомбардировка 26 апреля 1937 года была совершена «по требованию главного командования авиации» (националистской), находившейся в непосредственном подчинении «генералиссимуса». Более того, он имел право абсолютного контроля за всеми планами боевых операций легиона «Кондор».
Теряешься в догадках, почему франкистская цензура не «изъяла» этот документ, представляющий собой самую неопровержимую улику.
Было ли это простой оплошностью?
Было ли это со стороны цензоров запоздалым признанием вины?
Как бы то ни было, подлинность документа не вызывает сомнений.
Речь идет о телеграмме, направленной Франко 7 мая 1937 года из своей ставки командованию легиона «Кондор», с тем чтобы оно информировало Берлин о случившемся.
Ее содержание подводит черту под дискуссией о виновниках бомбардировки и разоблачает ложь генерала Франсиско Франко.
Телеграмма гласит: «Я прошу Сандера [Шперле. — Ж. С] сообщить в Берлин следующее: Герника, город с пятитысячным по крайней мере населением, расположенный в шести километрах от линии фронта, очень важный узел коммуникаций, имеющий завод по производству боеприпасов, бомб и револьверов, стал 26 апреля местом скопления отступающих частей противника и сосредоточения его резервов. Воинские соединения, находившиеся на линии фронта, обратились непосредственно к авиации [главному командованию военно-воздушных сил. — Ж. С] с просьбой подвергнуть бомбардировке этот дорожный узел, что было исполнено германской и итальянской авиацией [курсив наш. — Ж. С], но из-за плохой видимости, дымовой завесы и пыли бомбы, сброшенные самолетами, упали на город».
Позднее начальник штаба легиона «Кондор» фон Рихтгофен напишет об операции 26 апреля как о «самой удачной» из всех, осуществленных
Герника, варварски разрушенная 26 апреля 1937 года немецким легионом «Кондор».
44
его бомбардировщиками с 30 марта 1937 года, то есть с начала наступления франкистов на Страну Басков.
Если международный скандал, вызванный официальной франкистской версией и усугубленный нелепыми измышлениями высокомерного Луиса Болина, довольно быстро обернулся против бургосского режима, то сами последствия бомбардировки 26 апреля для баскского населения были, несомненно, огромны и имели двойной аспект.
Что это значит?
С одной стороны, число жертв (1700?), разрушение «святилища», «города-символа» и угроза подобной участи, нависшая над Бильбао, действительно нанесли жестокий удар по моральному духу населения Басконии (и грозили усилить капитулянтские тенденции в среде крупной буржуазии Бильбао).
С другой стороны, сами масштабы этой заранее запланированной бойни усилили в среде басков националистические настроения, их волю к борьбе и отвращение к режиму, олицетворяемому каудильо. Поскольку им было ясно, что, в случае победы его первой заботой будет одним росчерком пера отменить статут автономии басков, предоставленный кортесами в октябре 1936 года.
Военные круги, сторонники централизма, с самого начала приравнивали автономию к сепаратизму и неоднократно оценивали ее как «преступление, которое не прощают».
По правде говоря, трагедия Герники имела не только эти два последствия. Ее значение выходило далеко за пределы Страны Басков.
Бомбардировка Герники предвосхитила бомбардировки открытых городов и не замедлила стать одной из неотъемлемых черт «тотальной войны», которая с 1939 по 1945 год охватила Европу и Азию и которая, начиная с разрушения Ковентри, вела к ядерной трагедии Хиросимы.
Герника ознаменовала этот поворот и представляет собой в силу этого в первую очередь поворотную дату в стратегии нового типа, ставящей своей целью капитуляцию противника посредством террора.
Могут спросить: почему эта стратегия, намеченная Франко в ноябре 1936 года, когда он применил воздушные налеты на Мадрид, стратегия, от которой он ожидал, что она приведет к сдаче столицы, но которая потерпела тогда провал, почему она в течение нескольких недель увенчалась успехом в Стране Басков, приведя к полному поражению республиканцев и сдаче Бильбао?
Чтобы попытаться ответить на этот законный вопрос, недостаточно сказать, как это делают некоторые историки, что Герника сломила моральный дух басков.
Нужно измерить то значение, которое имело разрушение «города-символа» в развертывании военных операций.
Отсюда необходимость, с одной стороны, включить сам этот факт в общую канву боевых действий. — И с другой, проанализировать условия, в которых они развивались.
Битва за Страну Басков
Вопреки ожиданиям Франко битва за Страну Басков оказалась отнюдь не военной прогулкой.
Мятежникам довелось познать в ней взлеты и падения и даже остановки продвижения войск перед лицом мужественного сопротивления. Многие отзвуки этих боев мы находим в бесчисленных рассказах, опубликованных франкистскими историками.
Что касается самого хода операций, то в нем можно выделить пять этапов.
На протяжении всего первого этапа (30 марта -15 апреля) войска генерала Молы — основной целью которых было овладеть с востока городом Дуранго (разрушенным их бомбардировками) и оттуда прорваться к Бильбао — терпели неудачи на высотах Манария, которые они не смогли взять.
Второй этап (15-30 апреля) ознаменовался возобновлением наступления на Дуранго с запада.
Он закончился после разрушения Герники развалом этого участка фронта и захватом ключевой позиции Удала.
Это позволило мятежникам сделать бросок и оказаться в 30 километрах от Бильбао.
Некоторые историки приписывают сдачу Удалы тому факту, что президент Агирре никогда не соглашался на введение в свое правительство анархо-синдикалистов, которые усмотрели теперь возможность взять реванш.
Если и правда, что на протяжении десяти месяцев, когда Агирре находился у власти в этом регионе, у него не сложилось теплых отношений с руководителями ФАИ и НКТ, которые повсюду в Стране Басков пытались осуществить свои анархистские эксперименты, то мы все же полагаем, что этот самовольный отход батальонов НКТ объясняется скорее их отказом признавать любую структуру командования, кроме их собственной, чем желанием столь глупым образом взять «реванш».
Третий этап (1 мая - 7 июня) был отмечен ожесточенными боями за контроль над линией Сольубе — Бискарги-Пеньяс-де-Манария.
Президент Агирре, сам себя назначивший 5 мая командующим баскским армейским корпусом, взял на себя руководство операциями, а тем самым и ответственность перед историей.
С его стороны это был смелый шаг.
Этот человек любил производить впечатление.
45
Отстранив генерала Льяно де ла Энкомьенда, который формально являлся командующим всего Северного фронта, Агирре действовал в одиночку.
За пять недель непрерывных отступлений он был прижат к «Стальному поясу» — линии укреплений, на которую возлагал очень большие надежды и которая, совсем как три года спустя «линия Мажино», оказалась совсем не тем неприступным оплотом, как это воображали.
На этом третьем этапе сражения три объективных фактора оказали фактически влияние на развитие операций в плане приближения назревавшей катастрофы.
Первым из них было безраздельное отныне господство в воздухе легиона «Кондор».
Господство, предопределенное рассмотренным выше соотношением сил, которое, несмотря на многократные, даже отчаянные предупреждения, посылаемые Агирре центральному правительству, осталось постоянно действующим фактором битвы на Северном фронте.
Читая эти ультрасекретные телеграммы, которые Агирре отправлял Ларго Кабальеро (с 30 марта до 15 мая) и Индалесио Прието (с 17 мая до конца июня) и которые сегодня стали достоянием гласности, невозможно избавиться от некоторого тягостного чувства.
Мы чувствуем, как со дня на день главу баскского правительства все более охватывает отчаяние перед лицом инертности и пустых отговорок, на которые он наталкивается.
В ответ ссылались то на «плохую погоду», то на «малый радиус действия истребителей».
Однако, «плохая погода» не мешала самолетам легиона «Кондор» контролировать воздушное пространство до десяти часов в день и, сменяя друг друга, непрерывно бомбить позиции басков.
Что касается ссылки на «малый радиус действия истребителей», то и она довольно сомнительна, поскольку, когда Прието решился наконец послать несколько десятков истребителей в помощь защитникам Бильбао, он им приказал либо лететь через районы, занятые мятежниками, либо совершить промежуточную посадку на французской территории.
Заметим попутно, что оба раза, когда Прието апробировал этот воздушный путь, самолеты, опознанные в полете Комиссией международного контроля (находившейся на французской территории), были разоружены на земле перед отправкой в республиканскую зону.
Что касается второго фактора, повлиявшего на развитие операций, то он касается перемены политической ориентации батальонов Националистической партии басков (НПБ).
Когда автономное правительство призвало под свои знамена 15 контингентов военнообязанных, в батальоны НПБ влилось много новобранцев.
Однако среди этих многочисленных призывников были и те, чья враждебность Народному фронту вызвала в критические моменты повальное дезертирство, имевшее опасные последствия для стабильности фронта.
И наконец, введение в бой итальянской фашистской дивизии «Черные стрелы», оснащенной мощной артиллерией, еще более усугубило ситуацию, и без того весьма сложную.
В конечном итоге если с Агирре и нельзя снять личную ответственность за развал фронта в этот период, то чашу весов все же перетянули именно три перечисленных выше фактора.
Эти факторы привели к особо тяжелым потерям.
Хосе Антонио Агирре, президент автономного правительства басков.
По данным генерала Гамира (приведенным в книге «Из моих воспоминаний: война в Испании, 1936-1939 годы»), они превысили 35 тысяч человек. Цифра, которая, даже если она и несколько преувеличена, свидетельствует об ожесточенности боев с 30 марта до второй декады июня.
Четвертый этап сражения начался под знаком реорганизации верховного командования в обеих лагерях.
Что касается республиканцев, то президент Агирре уступил свой пост генералу Гамиру Улибарри.
Улибарри, прибывший самолетом из Валенсии, получил столь тяжелое наследие, что его первой реакцией было предложить военному министру Индалесио Прието выбор между двумя решениями, суть которых он телеграфировал в следующих словах:
«Запереться в Бильбао,чтобы сопротивляться там сколько возможно, или оставить город и отойти к Сантандеру, чтобы попытаться тем самым спасти армию».
48
Что касается лагеря франкистов, то, поскольку генерал Мола погиб 3 июня в авиационной катастрофе, обстоятельства которой остаются загадочными (согласно некоторым версиям, эта смерть, избавившая «генералиссимуса» от соперника, была вызвана не «случайным» взрывом самолета, перевозившего командующего Северным фронтом), 5 июня вступил в должность его преемник, генерал Давила.
Будучи сторонником наступательных действий, Давила бросил 11 июня пять дивизий (четыре наваррские и одну итальянскую) на штурм «Стального пояса», защищавшего Бильбао.
К великолепным козырям, которыми он располагал как в воздухе, так и на земле, новый главнокомандующий Северным фронтом добавил еще один, а именно: он детально знал весь фортификационный план вышеназванного «Стального пояса», который инженер, Антонио Гойкоэчеа, сам
Баскские бойцы под нехитрым прикрытием.
49
возводивший эти укрепления, переслал генералу Моле.
В своей книге «Применение артиллерии» франкистский генерал Мартинес де Кампос написал позже (в 1942 году) строки, красноречиво свидетельствующие о той пользе, которую Мола и Давила извлекли из этого предательства:
«Мы ежедневно сверялись с чертежами этих планов. И все атаки, предпринятые с 30 марта по 12 июня основными наваррскими частями, намечались с учетом данных, которые стали нам известны благодаря этим чертежам, и были либо направлены против слабых мест [«Стального пояса»], либо предприняты на участках, где строительство укреплений еще не было завершено».
Именно детально зная препятствия, которые ему предстояло преодолеть (бетонированные или бревенчатые оборонительные сооружения, 172 пулеметных гнезда, траншеи, проволочные заграждения и т. д.), генерал Давила сосредоточил крупные силы на узком участке фронта, который он в течение 36 часов подвергал артиллерийскому обстрелу и воздушной бомбардировке, пробив таким образом брешь, через которую устремились его войска, захватив с тыла (и с минимальными потерями: около 500 человек) укрепления «Стального пояса».
С 12 по 18 июня ожесточенные бои развернулись вдоль всей линии укреплений и за ней, в направлении к Бильбао, к которому осаждающие приблизились через окружающие его высоты.
Окруженные республиканцы тысячами гибли в эти дни под бомбами и огнем пулеметов.
Пока у самых ворот Бильбао шли бои, столица Страны Басков подвергалась непрерывным воздушным налетам и артиллерийскому обстрелу.
Для эвакуации женщин и детей создавались импровизированные морские караваны, направлявшиеся в ближайшие французские, а также английские порты.
Уставшие от необходимости прятаться в убежищах при малейшем сигнале тревоги, истощенные от голода и деморализованные распространяемыми слухами о «неминуемом вступлении» наваррских дивизий, жители Бильбао не повторили подвига Мадрида, совершенного им в драматические дни ноября 1936 года.
Они повторяли самые нелепые слухи, согласно которым не кто иной, как Великобритания, «не допустит», чтобы Страна Басков попала в руки мятежников, и установит свой «протекторат» над этим районом.
Они готовы были слушать осмелевших капитулянтов, которые, словно сирены, убеждали их, что только сдача города может положить конец бесчисленным жертвам среди гражданского населения.
11 июня президент Агирре, находясь на грани истерики, послал военному министру телеграмму, в которой требовал «завтра же» направить «крупные военно-воздушные соединения, чтобы восстановить положение и моральный дух населения». Он требовал, чтобы «была наконец на деле проявлена солидарность со Страной Басков после семидесяти двух просьб, повторяемых в течение семидесяти двух дней».
Два дня спустя президент Агирре созвал в отеле «Карлтон» совещание с целью срочно определить стратегическую доктрину в отношении Бильбао.
Совещание должно было решить: возможно ли, да или нет, отстоять город сражаясь?
Это совещание состоялось в полночь 13 июня в большом зале отеля.
Бледный и мрачный Агирре в окружении генерала Гамира и четырех баскских министров попросил высказать свою точку зрения иностранных советников, находившихся в Бильбао.
И совместно с генералом Гамиром он решил полностью посвятить этому все заседание.
В числе этих шести советников находился советский генерал Горев, который в ноябре 1936 года вместе с генералом Рохо сотворил чудо в Мадриде.
Из шести советников (Монье, Гольман, Арбекс, Стир, Монто, Горев) только трое — Горев, Стир и Гольман — ясно высказались за оборону Бильбао, «каждой улицы, каждого дома».
Трое других считали необходимым оставить город.
14 июня, в то время как генерал Гамир отдавал приказы о начале общего отступления батальонов, оборонявших подступы к Бильбао, и о разрушении мостов через Нервьон, Агирре послал всем правительствам европейских и американских государств телеграмму следующего содержания:
«Баскское правительство постоянно находится в гуще своего народа и действует от его имени. От его имени я уполномочен заявить вам, что правительство приняло твердое решение сопротивляться, сопротивляться энергично и с верой в победу».
Однако этому духу «твердой решимости» сопутствовал ряд маневров, предпринятых окружением президента, и в частности некоторыми членами Национального совета НПБ.
Накануне представителю НПБ в центральном правительстве Мануэлю де Ирухо была послана сверхсекретная телеграмма, предписывавшая ему «подать в отставку в течение 48 часов, если правительство Республики немедленно не пошлет в Страну Басков авиацию и другие необходимые средства ведения войны».
50
Ирухо не выполнил этого приказа об отставке.
Однако сам факт появления этого приказа был вполне созвучен тем пораженческим настроениям, которые с начала франкистского наступления с каждым днем все более укоренялись в умах баскских националистов.
Наиболее активный среди них, основатель и руководитель организации Баскское националистическое действие Анаклето де Ортуэта (Ortueta) поддерживал контакты с эмиссарами Франко, принадлежавшими к карлистской партии.
Лихорадочно подыскивая основу для «соглашения» с каудильо, чтобы положить конец военным действиям и заключить «сепаратный мир», Ортуэта обратился к командирам всех батальонов НПБ, пытаясь склонить их на свою сторону.
И баскское правительство, находясь в курсе этих переговоров, которые могли только подорвать моральный дух войск, ничего не сделало для их пресечения.
Ортуэта был не единственным, кто пытался ловить рыбку в мутной воде.
Хесус Мария Лейсаола (Leizaolа), министр юстиции баскского правительства, которому было поручено взорвать при подходе мятежников основные промышленные объекты, в нужный момент отказался выполнить приказ.
И вручил их целыми и невредимыми наваррским войскам, обеспечив тем самым огромное преимущество лагерю мятежников.
Он же накануне оставления Бильбао собственной властью освободил из его тюрем более двух тысяч заключенных, арестованных за их принадлежность к «пятой колонне».
Президент Агирре со своей стороны, наблюдая, как его окружение теряет всякую волю к борьбе, начал впадать в отчаяние.
Несмотря на то что 17 и 18 июня баскская коммунистическая партия обратилась к населению с двумя воззваниями, призывая «к обороне столицы», а также «доказать мужество и решимость... превратить каждый дом в крепость», автономное правительство 18 июня оставило Бильбао.
Оно отдало приказ об «общем отступлении» на запад.
Несколько батальонов, отказавшихся подчиниться приказу, все же предприняли несколько контратак, как, например, контратаку против казино Арчанда, отбив его у мятежников.
Но это была скорее лебединая песня, чем долговременная военная акция.
19 июня, в 2 часа ночи, Лейсаола — тот самый, кто отказался вывести из строя промышленные объекты (как ему было приказано Прието), — взорвал все мосты через Нервьон. И отступил на левый берег реки.
На заре первые наваррские бригады вошли в Бильбао, где 16 батальонов НПБ (то есть около 10 тысяч доведенных до отчаяния людей) сдались мятежникам.
С потерей столицы, ее промышленных богатств и складов вооружения и боеприпасов (достаточно сказать, что там осталось 18 тысяч орудийных снарядов для 75-мм, 124-мм и 155-мм орудий и 3 миллиона винтовочных патронов) судьба всей Страны Басков в потенции была решена.
Но это оказалось только прелюдией.
В первые дни осени 1937 года два других района Северной Испании — Сантандер и Астурия — попали в руки мятежников.
Эти франкистские артиллеристы украсили свое орудие распятием.
51
|
|
Механическое удерживание земляных масс: Механическое удерживание земляных масс на склоне обеспечивают контрфорсными сооружениями различных конструкций...
Архитектура электронного правительства: Единая архитектура – это методологический подход при создании системы управления государства, который строится...
Типы сооружений для обработки осадков: Септиками называются сооружения, в которых одновременно происходят осветление сточной жидкости...
Особенности сооружения опор в сложных условиях: Сооружение ВЛ в районах с суровыми климатическими и тяжелыми геологическими условиями...
© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!