В которой инженер Робур ведет себя так, будто он намерен добиваться премии Монтиона

 

На этом этапе кругосветного путешествия воздушного корабля вполне уместно поставить следующие вопросы:

Кто же все-таки этот Робур, о котором читатель до сих пор ничего не знает, кроме его имени? Проводит ли он всю свою жизнь в воздухе? Неужели его воздушный корабль никогда не отдыхает? Нет ли у него убежища в каком-нибудь недоступном месте, где «Альбатрос», если уж он не нуждается в отдыхе, то по крайней мере пополняет свои запасы? Было бы весьма удивительно, если бы дело обстояло иначе. Ведь даже у самых могучих птиц есть свой приют, свое гнездо.

И что, в частности, собирается инженер делать со своими беспокойными узниками? Думает ли он без конца держать их в плену и обречь на вечные скитания в воздухе? Или же, промчав злополучных воздухоплавателей еще и над просторами Африки, Южной Америки, Австралии, Индийского, Атлантического и Тихого океанов, чтобы заставить их против воли признать достоинства «Альбатроса», он намерен возвратить им свободу, сказав при этом: «А теперь, господа, надеюсь, вы будете проявлять меньше недоверия к аппаратам тяжелее воздуха!»

Ответить на все эти вопросы пока невозможно, Это – тайна будущего. Быть может, в один прекрасный день она разъяснится!

Во всяком случае, крылатый Робур, очевидно, не собирался искать свое «гнездо» у северных границ Африки. Он, видимо, решил провести конец дня над регентством Тунис – между мысом Бон и мысом Карфаген, – направляя «Альбатрос» то быстрее, то медленнее, по своему капризу. Затем он устремился в глубь материка и пролетел над восхитительной долиной реки Меджерд, придерживаясь течения ее желтоватых вод, затерянных между зарослями кактусов и олеандров. Его появление спугнуло сотни попугаев, которые, усевшись на телеграфных проводах, казалось, ожидали приближения депеш, чтобы подхватить их и унести на крыльях!

С наступлением ночи «Альбатрос» уже парил над границами области крумиров, и если там оставался в живых хотя бы один крумир, то при виде этого гигантского орла он, вероятно, пал ниц, призывая Аллаха.

На следующее утро перед воздушным кораблем предстали Бон и изящные очертания его холмистых окрестностей; затем внизу промелькнул Филиппвиль, напоминающий Алжир в миниатюре, с новыми дугообразными набережными и великолепными виноградниками, зеленым ковром покрывшими всю область, которая кажется перенесенной сюда из Бургундии или окрестностей Бордо.

Эта пятисоткилометровая прогулка над Большой и Малой Кабилией окончилась в полдень над Касбой в Алжире. Какая неповторимая картина предстала пассажирам воздушного корабля! Открытый рейд между мысом Матифу и Пескадсхой косой, побережье, украшенное дворцами, мечетями и виллами, причудливые долины, укутанные в виноградники, точно в плащи, и, наконец, синее Средиземное море, воды которого рассекали океанские пароходы, казавшиеся с высоты маленькими катерами! Так продолжалось вплоть до Орана, и обитатели этого живописного города, гулявшие в тот поздний час в садах городской цитадели, могли наблюдать, как огни «Альбатроса» мелькали среди первых вечерних звезд.

Весь день дядюшка Прудент и Фил Эванс недоумевали, по какому капризу инженер Робур направил их летающую тюрьму над территорией Алжира, которая служит продолжением Франции по другую сторону моря, прозванного французским озером; но часа через два после захода солнца они с полным основанием сочли, что этот необъяснимый каприз удовлетворен. Одним поворотом руля кормчий устремил полет «Альбатроса» на юго-восток, и наутро, преодолев гористую часть области Телль, воздушный корабль приветствовал восход дневного светила над песками Сахары.

Вот каков был маршрут на следующий день, 8 июля. Начался он с небольшого городка Жеривиль, построенного, как и Лагаут, на самой границе пустыни, чтобы облегчить последующее завоевание Кабилии. Затем «Альбатрос» пролетел через ущелье Стиллен, что было нелегко из-за довольно сильного ветра. После этого он начал полет над пустыней, то медленно паря над зеленеющими оазисами, которые местные жители называют «ксарами», то стремительно проносясь над песками, со скоростью, превышавшей быстроту полета орлов-ягнятников. Не раз приходилось даже открывать огонь по этим грозным птицам, которые стаями по двенадцать – пятнадцать штук бесстрашно набрасывались на воздушный корабль к великому ужасу Фриколлина.

Но если орлы-ягнятники могли отвечать на выстрелы лишь ужасными криками да ударами клювов и когтистых лап, то не менее дикие туземцы встречали воздушный корабль ружейными залпами, особенно когда он проносился над горою Сель, зеленовато-фиолетовый скелет которой проступал из-под ее белого одеяния. Теперь «Альбатрос» парил над великой Сахарой. Здесь все еще виднелись остатки биваков Абд-эль-Кадира. Местность эта по-прежнему опасна для путешественника-европейца, особенно на землях союза племен Бени-Мзаль.

«Альбатросу» пришлось на время подняться в верхние слои атмосферы, чтобы спастись от бешеного самума, который перекатывал волны красноватого песка на поверхности земли, подобно тому, как сильный прилив вздымает волны на поверхности океана. Вскоре показались унылые, покрытые темной лавой плоскогорья Шебка, которые тянутся до свежей и зеленой долины Айн-Массен. Трудно представить себе разнообразный ансамбль этих мест, которые с высоты видны были во всей своей живописности. Холмы, поросшие деревьями и кустарниками, сменялись длинными волнообразными грядами сероватого цвета, блестящие изломы которых напоминали огромные складки арабского бурнуса. Вдали то и дело мелькали реки, шумными потоками сбегавшие по склонам, пальмовые рощи, маленькие хижины, группами лепившиеся на пригорках вокруг мечетей; в их числе находится и мечеть Метлити, где пребывает глава местного духовенства – великий марабут Сиди-шейх.

Еще до наступления ночи воздушный корабль пролетел несколько сот километров над довольно ровной, пересеченной большими дюнами местностью. Если бы «Альбатрос» вздумал сделать здесь остановку, он мог бы спуститься в низину оазиса Уаргла, укрывшегося в тени огромной пальмовой рощи. Вскоре показался город с тремя четко отделенными друг от друга кварталами, древним дворцом султана – своего рода укрепленной Касбой, многочисленными домами, построенными из кирпичей, труд обжечь которые солнце взяло на себя, и артезианскими колодцами, вырытыми в недрах долины; воздушный корабль мог бы возобновить здесь свой запас воды, но благодаря необычайной скорости полета даже теперь, в самом сердце африканских пустынь, баки «Альбатроса» все еще были наполнены водой, взятой из Гидаспа, в долине Кашмира.

Был ли замечен воздушный корабль арабами, мозамбитами и неграми, между которыми поделены земли оазиса Уаргла? Несомненно, ибо они приветствовали его сотнями ружейных выстрелов; однако пули упали обратно на землю, не коснувшись воздушного корабля.

Затем спустилась ночь, та безмолвная ночь пустыни, тайны которой так поэтично воспел Фелисьен Давид.

Вскоре «Альбатрос» вновь повернул на юго-запад и пересек дороги Эль-Голеа; одной из них в 1859 году прошел неустрашимый француз Дюверье.

Царила глубокая тьма. С воздушного корабля нельзя было различить сооружений строившейся по проекту Дюпонше Транссахарской железной дороги: этой длинной стальной ленте предстояло соединить Алжир и Тимбукту через Лагуат и Гардаю, а позднее – достичь берегов Гвинейского залива.

«Альбатрос» вступил к тому времени в область, лежащую между экватором и тропиком Рака. В тысяче километров от северной границы Сахары он пересек путь, где майор Ленг нашел в 1846 году свою гибель; затем воздушный корабль миновал караванную тропу из Марокко в Судан, и над той частью пустыни, где бесчинствуют туареги, пассажиры «Альбатроса» услышали то, что часто называют «пением песков», – нежный и жалобный ропот, который как будто доносится из-под земли.

За все это время случилось лишь одно происшествие: целая туча саранчи поднялась в небо и обрушилась на палубу воздушного корабля такой тяжестью, что ему угрожала опасность «затонуть». Этот ненужный балласт поторопились спросить, но несколько сот насекомых попали на кухню к Франсуа Тапажу. И он приготовил из них такое лакомое блюдо, что Фриколлин на время позабыл все свои страхи.

– Они не хуже креветок! – приговаривал он, облизываясь.

«Альбатрос» находился тогда на расстоянии тысячи восьмисот километров от оазиса Уаргла, – почти над северной границей обширного королевства Судан.

К двум часам пополудни в излучине большой реки показался город. Река эта была Нигер. Город – Тимбукту.

До той поры в этой африканской Мекке довелось побывать лишь нескольким путешественникам – жителям Старого Света, таким, как Батута, Казан, Эмбер, Мунго Парк, Адамс, Ленг, Кайе, Барт, Ленц; но в тот день благодаря превратностям этого необычайного путешествия два американца получили возможность рассказывать по возвращении в Америку об этом городе de visu, de auditu и даже de olfactu[16], если только им предстояло когда-нибудь возвратиться домой.

De visu – ибо их взгляд мог обозреть все уголки этого города, образующего треугольник площадью в пять-шесть километров; de auditu – ибо дело происходило в базарный день и на улицах стоял невероятный шум; de olfactu, – ибо их обоняние сильно раздражали запахи, поднимавшиеся с площади Юбу-Камо, где поблизости от дворца древних королей Со-Маи помещается мясной рынок.

Инженер счел нужным осведомить председателя и секретаря Уэлдонского ученого общества, что на их долю выпала счастливейшая возможность лицезреть владыку Судана – город Тимбукту, который в ту пору находился во власти туарегов из Таганета.

– Тимбукту, господа! – провозгласил он тем же тоном, каким двенадцать дней назад возвестил: «Индия, господа!»

Затем Робур продолжал:

– Тимбукту находится на восемнадцатом градусе северной широты и пятом градусе пятьдесят шестой минуте западной долготы по Парижскому меридиану; город этот расположен на высоте двухсот сорока пяти метров над уровнем моря. Это важный центр с двенадцатью – тринадцатью тысячами жителей, некогда знаменитый развитием науки и искусства. Быть может, вы захотите остановиться здесь на несколько дней?

Подобное предложение инженер мог сделать лишь в насмешку.

– Однако, – продолжал он, – для чужеземцев было бы небезопасно очутиться среди негров, берберов, фулланов и арабов, захвативших этот город, особенно если иметь в виду, что наше прибытие на воздушном корабле может им весьма не понравиться.

– Сударь, – отвечал Фил Эванс в том же тоне, – ради удовольствия расстаться с вами мы охотно подвергнем себя опасности столкнуться с дурным приемом со стороны здешних туземцев. Если уж выбирать себе тюрьму, – то лучше Тимбукту, чем «Альбатрос»!

– О вкусах не спорят, – возразил инженер. – Во всяком случае, я не отважусь на столь рискованное приключение, ибо отвечаю за безопасность своих гостей, которые оказывают мне честь, путешествуя в моем обществе…

– Я вижу, инженер Робур, – вмешался дядюшка Прудент, задыхаясь от негодования, – вам мало быть нашим тюремщиком. К покушению на нашу свободу вы прибавляете еще и оскорбления!

– О, всего лишь иронию!

– Неужели у вас на борту нет оружия?

– Конечно есть, целый арсенал.

– Двух револьверов хватило бы, сударь, если бы один из них был в моих руках, а другой – в ваших.

– Дуэль! – вскричал Робур. – Дуэль, которая может привести к гибели одного из нас!

– Которая непременно к этому приведет!

– О нет, господин председатель Уэлдонского ученого общества! Мне куда приятнее видеть вас живым!

– Чтоб быть уверенным в том, что вы и сами уцелеете! Да, это весьма похвальное благоразумие!

– Похвальное или нет, – об этом разрешите судить мне. Вы же вольны смотреть на вещи, как угодно, и жаловаться, кому угодно, если только вам это удастся.

– Уже удалось, инженер Робур!

– Вот как?

– Разве так трудно было бросить вниз документ, когда мы пролетали над густо населенными странами Европы…

– И вы посмели? – вскричал Робур, охваченный неодолимым порывом гнева.

– А что, если посмели?

– Если вы это сделали… вас следует…

– Что, господин инженер?

– …Отправить за борт вслед за вашим документом!

– Так выбрасывайте нас! – воскликнул дядюшка Прудент. – Мы это сделали!

 

Робур двинулся к своим узникам. По первому его знаку подбежали Том Тэрнер и несколько членов экипажа. Инженера охватило яростное желание привести свою угрозу в исполнение, и из боязни поддаться гневу он стремительно удалился к себе в каюту.

– Отлично! – проговорил Фил Эванс.

– Я не остановлюсь перед тем, на что он не отважился, – заявил дядюшка Прудент. – И когда придет мой черед действовать, я его сокрушу!

Тем временем жители Тимбукту толпами собирались посреди площадей, на улицах, на террасах построенных амфитеатром домов. В богатых кварталах Санкор и Сарахам, как и среди жалких конических хижин квартала Рагиди, священнослужители с высоты минаретов встречали воздушное чудовище самыми свирепыми проклятиями. Но эти проклятия были много безобиднее ружейных выстрелов.

По всему Нигеру, вплоть до порта Кабара, расположенного в излучине реки, экипажи туземных флотилий пришли в движение. Вздумай «Альбатрос» спуститься на землю, его несомненно разнесли бы на куски.

На протяжении нескольких километров стаи крикливых цапель, ибисов и лесных куропаток сопровождали «Альбатрос», состязаясь с ним в скорости; однако быстроходный воздушный корабль вскоре оставил их позади.

С наступлением вечера воздух наполнился трубными звуками: внизу, по местности, которая отличается воистину чудесным плодородием, проходили многочисленные стада слонов и буйволов.

За сутки вся область, заключенная между нулевым меридианом и вторым градусом, в изгибе реки Нигер, пронеслась перед глазами пассажиров «Альбатроса».

Если бы какой-нибудь географ располагал подобным летательным аппаратом, с какой легкостью мог бы он провести топографическую съемку местности, получить данные о ее высоте над уровнем моря, точно определить путь рек и их притоков, отметить местоположение городов и деревень. Тогда не осталось бы больше неизученных мест на картах Центральной Африки, ни расплывчатых белых пятен, ни пунктирных линий, ни всех этих туманных обозначений, приводящих в отчаяние картографов.

Одиннадцатого утром «Альбатрос» пересек горы Северной Гвинеи, зажатой между Суданом и заливом, носящим ее имя. На горизонте смутно вырисовывались горы Конг, расположенные в королевстве Дагомея.

Дядюшка Прудент и Фил Эванс отметили, что «Альбатрос», оставив позади Тимбукту, все время двигался с севера на юг. Из этого они заключили, что, преодолев расстояние, равное шести географическим градусам, воздушный корабль должен достичь линии экватора, если только направление его полета не изменится. Неужели «Альбатрос» намеревался вновь покинуть пространство над материками и устремиться в воздушные сферы, лежащие на этот раз уже не над Беринговым, Каспийским, Северным или Средиземным морем, а над Атлантическим океаном?

В таком предположении не было ничего утешительного для обоих коллег, ибо тогда их шансы на побег свелись бы к нулю.

Между тем «Альбатрос» летел не спеша, словно раздумывая, стоит ли ему расставаться с африканской землей. Не собирался ли инженер повернуть назад? Нет! Но его внимание неспроста привлекала страна, над которой в то время парил воздушный корабль.

Читатель знает, так же как это знал Робур, что королевство Дагомея – одно из наиболее могущественных на западном побережье Африки. Достаточно сильное, чтобы вести борьбу со своим соседом, королевством Асшантис, оно тем не менее потеряло часть своей территории и теперь насчитывает всего лишь сто двадцать лье в длину и шестьдесят – в ширину; однако, с тех пор как Дагомея присоединила к себе прежде независимые области Ардра и Уида, население ее составляет от семисот до восьмисот тысяч человек.

Хотя королевство это и невелико, оно заставляет часто говорить о себе. Дагомея снискала себе мрачную известность невероятными жестокостями, которыми отмечает свои ежегодные празднества, человеческими жертвоприношениями, ужасными гекатомбами, происходящими в честь умершего властелина и его преемника. Считается даже признаком хорошего тона, когда король Дагомеи, принимая у себя какую-нибудь высокопоставленную особу или иноземного посла, делает гостю сюрприз, преподнося ему в дар дюжину голов, отрубленных в честь его прибытия, – причем отрубает эти головы сам дагомейский министр юстиции, так называемый «минган», который как нельзя лучше справляется с обязанностями палача.

Когда «Альбатрос» пролетал над границей Дагомеи, властелин страны Бахаду как раз скончался, и население готовилось принять участие в торжественной коронации его преемника. Вот почему во всей стране царило большое оживление, которое и не укрылось от Робура.

Бесконечные процессии дагомейских крестьян тянулись из деревень к столице королевства Абомей. Они двигались по хорошим дорогам, проложенным среди обширных равнин, заросших гигантскими травами, шли бескрайними полями маниоки, пробирались сквозь заросли мимоз, великолепные апельсиновые рощи и леса из обыкновенных и кокосовых пальм и манговых деревьев. В ярко-зеленой листве резвились тысячи разноцветных попугаев, которые, казалось, купались в волнах аромата, поднимавшегося вверх к «Альбатросу».

Робур стоял в раздумье, опершись о перила, и лишь изредка обменивался несколькими словами с Томом Тэрнером.

До сих пор «Альбатрос» не мог похвалиться тем, что привлек к себе внимание двигавшихся человеческих толп, по большей части скрытых под непроницаемыми купами деревьев. Это происходило, очевидно, потому, что он летел на значительной высоте, за легкими облаками.

К одиннадцати часам утра на равнине показалась столица, опоясанная стенами и защищенная рвом, достигающим двенадцати миль в окружности; ее широкие, прямые улицы выходят на обширную площадь, северную часть которой занимает королевский дворец. Над всем ансамблем дворцовых сооружений возвышается площадка, расположенная неподалеку от места, где совершают жертвоприношения. В дни празднеств с этой террасы толпе бросают узников в корзинах из ивовых прутьев, и трудно вообразить, с какой яростью она терзает этих несчастных.

В одном из крыльев дворца владыки Дагомеи живут четыре тысячи женщин-воительниц; они составляют один из храбрейших отрядов королевского войска.

Есть ли амазонки на реке того же названия – еще не доказано; но в Дагомее они бесспорно есть. Одни носят голубые рубахи, опоясанные голубым или красным шарфом, белые шаровары с голубыми полосами и белую шапочку, к поясу у них привязана пороховница; другие, занимающиеся охотой на слонов, вооружены тяжелым карабином и кинжалом с коротким клинком, на голове у них красуются рога антилопы, скрепленные железным обручем; третьи, входящие в состав артиллерийских отрядов, одеты в голубые с красным туники и вооружены короткими ружьями с чугунным раструбом для картечи; и, наконец, – отряд юных девушек в голубых туниках и белых шароварах – подлинные весталки, целомудренные, как Диана, и, как она, владеющие луком и стрелами.

Если прибавить к амазонкам пять или шесть тысяч мужчин в белых штанах и хлопчатобумажных рубахах, перехваченных в талии широким матерчатым кушаком, то можно считать смотр дагомейской армии законченным.

Абомея в тот день была совершенно пустынна. Король, его свита, мужское и женское войско, жители города – все покинули пределы столицы и заполнили расположенную в нескольких милях от нее просторную долину, окаймленную густыми лесами.

Именно здесь, в этой долине, должна была состояться коронация нового короля. Именно здесь должны были казнить во славу нового властелина тысячи пленников, захваченных во время недавних набегов.

Было около двух часов, когда «Альбатрос», достигнув долины, стал снижаться в дымке легких облаков, скрывавших его до поры до времени от взоров дагомейцев.

Сюда стеклось не меньше шестидесяти тысяч человек со всех концов королевства: из области Уида, из Керапая, из Ардра, из Томбори, из самых далеких деревень.

Новый король – здоровенный детина двадцати пяти лет, по имени Бу-Нади, – находился на небольшом холме, осененном группой густолиственных деревьев. Вокруг теснился его новый двор, мужское войско, амазонки и весь дагомейский народ.

У подножья полсотни музыкантов играли на своих варварских инструментах – слоновых бивнях, издающих хриплый звук, барабанах, обтянутых шкурой лани, выдолбленных тыквах, гитарах, колокольчиках, по которым ударяют железными пластинками, и флейтах из бамбука, пронзительный свист которых покрывал шум остальных инструментов. Каждое мгновение раздавались залпы из ружей и мушкетонов, стреляли пушки, лафеты которых подскакивали с такой силой, что грозили раздавить орудийную прислугу, состоявшую из амазонок, – словом, вокруг царила ужасная суматоха, а дикие крики вполне могли бы заглушить раскаты грома.

В стороне, под охраной солдат, сбились в кучу пленники, которым предстояло сопровождать усопшего короля в лучший мир, ибо со смертью он не должен был утратить ни одной из привилегий, подобающих его сану. На похоронах короля Гхозо, отца Бахаду, любящий сын отправил вслед за умершим отцом три тысячи человек. Бу-Нади не мог сделать меньше для своего предшественника. Разве не нужны многочисленные гонцы, чтобы собрать не только духов, но и всех обитателей небес, которым предстоит составить кортеж обожествленного монарха.

Целый час продолжались речи, причитания, восхваления, чередовавшиеся с плясками, в которых принимали участие не только признанные танцовщицы, но также и амазонки, вносившие в танец своеобразную воинственную грацию.

Время гекатомбы приближалось. Робур, которому были известны кровавые обычаи жителей Дагомеи, не терял из виду пленников – всех этих мужчин, женщин и детей, приведенных на убой.

Минган стоял у подножья холма. Он размахивал своей саблей палача с коротким клинком и металлической птицей на эфесе, вес которого придает большую верность удару.

На сей раз он был не один. Где ему было управиться самому с таким грандиозным избиением! Вокруг него теснилось до сотни палачей, набивших руку в искусстве рубить головы одним ударом.

Между тем «Альбатрос» мало-помалу приближался, уменьшая скорость своих гребных и подъемных винтов. И вот, описав кривую, он вынырнул из-за скрывавших его облаков и показался над равниной не больше чем в ста метрах от земли.

И тогда произошло нечто неожиданное: свирепые туземцы приняли воздушный корабль за неземное существо, сошедшее с небес для того, чтобы воздать последние почести королю Бахаду.

Его появление вызвало неописуемый восторг. Страстные призывы, громогласные просьбы, всеобщие молитвы вознеслись к этому сверхъестественному гиппогрифу, который, без сомнения, явился лишь затем, чтобы взять тело усопшего владыки и вознести его в высшие сферы дагомейских небес.

И тут от удара сабли мингана на землю скатилась первая голова. Вслед за тем и остальных пленников, разделенных на сотни, подвели к отвратительным палачам.

Вдруг с «Альбатроса» послышался ружейный выстрел. Министр юстиции ничком упал на землю.

 

– Меткий выстрел, Том! – воскликнул Робур.

– Пустяки… я бил прямо в кучу! – отозвался боцман.

Остальные члены экипажа с ружьями в руках ожидали лишь приказа инженера, чтобы открыть стрельбу.

Настроение толпы круто переменилось. Люди поняли: это крылатое чудище – вовсе не добрый дух, а дух, враждебный славному народу Дагомеи. Поэтому, как только минган упал на землю, отовсюду послышались крики о мщении. И над равниной тотчас же поднялась ружейная пальба.

 

Эти угрозы не испугали «Альбатроса», который отважно снизился до высоты не более ста пятидесяти футов над землей. Дядюшка Прудент и Фил Эванс, каковы бы ни были их чувства к Робуру, могли лишь присоединиться к подобному акту гуманности.

– Верно! Освободим пленников! – вскричали они.

– Я это и намерен сделать, – отвечал инженер.

По примеру членов экипажа коллеги вооружились магазинными ружьями, и все, кто находился на «Альбатросе», открыли дружный огонь, причем ни одна пуля не пропала даром, находя себе мишень в толпе, стоявшей внизу. Даже стоявшая на борту «Альбатроса» маленькая пушка, жерло которой опустили как можно более отвесно, послала наудачу несколько зарядов картечи, и они посеяли смятение в толпе.

Воспользовавшись тем, что охранявшие их воины отвечали выстрелами на огонь, открытый с воздушного корабля, пленники, так и не понявшие, что за помощь пришла к ним с небес, разорвали стягивавшие их путы. Передний винт «Альбатроса» был пробит, несколько других пуль угодили в корпус воздушного корабля. Фриколлина, укрывавшегося в глубине каюты, едва не задела пуля, пробившая стену рубки.

– Ах, так им, видно, еще мало! – воскликнул Том Тэрнер.

И, спустившись в пороховой склад, он возвратился с дюжиной динамитных патронов, которые роздал своим товарищам. По знаку Робура эти патроны были брошены на холм и, ударившись о землю, взорвались, точно небольшие гранаты.

Какое замешательство поднялось внизу! Король, его двор, армия, народ – все были охвачены ужасом, вполне понятным после такого нападения. Все кинулись под защиту деревьев, а пленники тем временем пустились наутек, и никто даже не думал их преследовать.

Празднество в честь нового короля Дагомеи было окончательно испорчено. А дядюшке Пруденту и Филу Эвансу довелось убедиться, какой мощью обладает летательный аппарат и какую службу он может сослужить человечеству.

Затем «Альбатрос» спокойно поднялся в средние слои атмосферы; он пересек область Уида и уже вскоре потерял из виду пустынный скалистый берег, который постоянный прибой – следствие юго-западных ветров – делает почти неприступным.

Теперь воздушный корабль парил над Атлантическим океаном.

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,