Суббота, 26 июля – понедельник, 28 июля

 

В десять часов утра Микаэль забрал Лисбет Саландер возле ее подъезда на Лундагатан и подвез к крематорию Северного кладбища. Он сопровождал ее и на прощальную церемонию. Поначалу, кроме Лисбет с Микаэлем и женщины‑пастора, там никого не было, но когда отпевание уже началось, в дверь вдруг проскользнул Драган Арманский. Он коротко кивнул Микаэлю, встал позади Лисбет и осторожно положил ей руку на плечо. Саландер кивнула, не глядя на него, словно знала, кто подошел к ней сзади. После этого она перестала замечать присутствие его и Микаэля.

Лисбет никогда ничего не рассказывала о своей матери, но пастор, очевидно, побеседовала с кем‑то из заведения, где та скончалась, и Микаэль понял, что причиной смерти стало кровоизлияние в мозг. За всю церемонию Лисбет не произнесла ни слова. Пастор дважды сбивалась, когда обращалась непосредственно к Лисбет, смотрела ей в глаза и не получала ответа. После церемонии Лисбет развернулась и пошла прочь, не поблагодарив и не попрощавшись. Микаэль с Драганом глубоко вздохнули и покосились друг на друга. Они понятия не имели о том, что творится у нее в голове.

– Ей очень плохо, – сказал Драган.

– Я это уже понял, – ответил Микаэль. – Хорошо, что вы пришли.

– Я в этом не уверен. – Арманский пристально посмотрел на Микаэля. – Вы отправляетесь на север? Не спускайте с нее глаз.

Микаэль пообещал. Выйдя из церкви, они расстались. Лисбет уже сидела в машине и ждала.

Ей пришлось поехать с Микаэлем в Хедестад, чтобы забрать мотоцикл и оборудование, которое она одолжила в «Милтон секьюрити». Только когда они проехали Уппсалу, Лисбет нарушила обет молчания и спросила, как у него прошла поездка в Австралию. Блумквист вышел из самолета в стокгольмском аэропорту Арланда накануне поздно вечером и спал всего несколько часов. По пути он пересказал ей все, что услышал от Харриет Вангер. Лисбет Саландер сидела молча и откликнулась только через полчаса.

– Ну и сучка.

– Кто?

– Харриет Черт Ее Подери Вангер. Если бы она что‑нибудь предприняла в шестьдесят шестом году, Мартин Вангер не смог бы продолжать убивать и насиловать еще тридцать семь лет.

– Харриет знала об убийствах, которые совершал ее отец, но не подозревала, что Мартин принимал в них участие. Она бежала от брата, который насиловал ее и грозился рассказать о том, что она утопила отца, если она не будет ему подчиняться.

– Полная фигня.

После этого они молчали до самого Хедестада. Лисбет пребывала в мрачном настроении. Микаэль опаздывал на условленную встречу и высадил ее у поворота на остров Хедебю. Он спросил, дождется ли она его возвращения.

– А ты собираешься тут ночевать? – спросила она.

– Думаю, да.

– Ты хочешь, чтобы я была дома, когда ты вернешься?

Микаэль вылез из машины, подошел к Лисбет и обнял ее. Она оттолкнула его почти враждебно. Он отодвинулся.

– Лисбет, ты мой друг.

Она холодно посмотрела на него:

– Ты хочешь, чтобы я осталась, чтоб тебе было кого вечером трахать?

Микаэль окинул ее долгим взглядом. Потом развернулся, сел в машину и завел мотор. Он опустил стекло: она исподлобья смотрела на него.

– Я хотел быть тебе другом, – сказал он. – Если ты считаешь иначе, можешь не дожидаться моего возвращения.

 

Когда Дирк Фруде привел Микаэля в палату, Хенрик Вангер сидел уже полностью одетый. Журналист первым делом справился о его здоровье.

– Меня собираются завтра отпустить на похороны Мартина.

– О чем вам рассказал Дирк Фруде?

Хенрик опустил глаза:

– Он рассказал, чем занимались Мартин и Готфрид. Насколько я понимаю, все даже гораздо хуже, чем я мог себе представить…

– Я узнал, что случилось с Харриет.

– Как она умерла?

– Харриет не умерла. Она жива. И мечтает с вами повидаться, если вы этого захотите.

И Хенрик Вангер, и Дирк Фруде уставились на Микаэля. Они были в шоке.

– Пришлось потратить некоторое время, чтобы уговорить ее приехать сюда, но она жива, хорошо себя чувствует и находится здесь, в Хедестаде. Она приехала сегодня утром и может прийти сюда через час. Если, конечно, вы хотите с нею встретиться.

 

Микаэлю пришлось повторить всю историю – от начала до конца. Хенрик Вангер слушал с таким вниманием, словно внимал новой версии Нагорной проповеди. Лишь иногда он задавал какой‑нибудь вопрос, чтобы что‑то уточнить, или просил Микаэля что‑нибудь повторить. Дирк Фруде хранил молчание.

Когда рассказ Блумквиста завершился, старик долгое время сидел молча. Хотя врачи и заверяли, что Хенрик Вангер оправился от инфаркта, Микаэль боялся рассказывать ему историю Харриет – он опасался, что для него это будет слишком тяжелым испытанием. Однако Хенрик ничем не выдал своего душевного волнения – лишь голос его, когда он нарушил молчание, прозвучал глухо.

– Бедняжка Харриет… И все‑таки ей нужно было бы прийти ко мне.

Микаэль посмотрел на часы. Они показывали без пяти минут четыре.

– Но вы действительно хотите с нею встретиться? Она по‑прежнему боится, что вы не примете ее, когда узнаете всю правду до конца.

– А цветы? – спросил Хенрик.

– Я задал ей этот вопрос в самолете, когда мы возвращались домой. Из всей семьи она любила только одного человека – вас. Разумеется, цветы посылала Харриет. Таким образом она надеялась дать вам понять, что жива и что с ней все в порядке, но при этом она не хотела выдавать себя. О ситуации в Хедестаде она могла узнать только от Аниты, которая ни разу не показывалась здесь и, закончив учебу, сразу уехала за границу. Поэтому Харриет ничего не знала о том, что здесь происходит, и не имела понятия, как вы страдали, считая, что это ее убийца таким образом издевается над вами.

– Наверняка она отправляла цветы через Аниту.

– Та работала в авиакомпании и, летая по всему миру, посылала цветы из тех мест, куда попадала.

– Но как ты узнал о том, что помогала ей именно Анита?

– По фотографии, на которой она появилась в окне комнаты Харриет.

– Но ведь она могла быть причастна… Я имею в виду, что она могла оказаться убийцей. Как ты догадался, что Харриет жива?

Микаэль долго смотрел на Хенрика, а потом улыбнулся, впервые со времени возвращения в Хедестад:

– Анита была замешана в исчезновении Харриет, но убийцей она быть не могла.

– Почему ты был в этом так уверен?

– Потому что это был бы уже какой‑то плохо сляпанный детектив. Если бы Анита убила Харриет, вы давным‑давно нашли бы ее тело. Следовательно, единственное логическое объяснение заключалось в том, что Анита помогла ей бежать и скрыться… Так вы хотите встретиться с Харриет?

– Конечно, хочу.

 

Микаэль встретил Харриет в холле больницы, у лифтов. Сначала он ее даже не узнал; с тех пор как они расстались накануне в Арланде, она успела восстановить темный цвет волос. На ней были черные брюки, белая блузка и элегантный серый пиджак. Выглядела она замечательно, и Микаэль, решив ее подбодрить, наклонился и поцеловал ее в щеку.

Когда Блумквист открыл перед Харриет Вангер дверь, Хенрик встал со своего кресла. Она сделала глубокий вдох:

– Здравствуй, Хенрик.

Старик охватил ее всю одним долгим взглядом. Харриет подошла и поцеловала его. Микаэль кивнул Дирку Фруде и закрыл дверь, оставив их наедине.

 

Лисбет Саландер не было в домике, когда Микаэль приехал на остров Хедебю. Ее видеоаппаратура и мотоцикл исчезли, впрочем, как и сумка с ее вещами и туалетные принадлежности из ванной комнаты. Ему показалось, что домик опустел.

Микаэль в мрачном расположении духа совершил прогулку по дому, который вдруг показался чужим и каким‑то нереальным. Взглянул на груды бумаг в кабинете, которые ему предстояло уложить в коробки и отнести обратно к Хенрику, но был не в силах начать уборку. Он прогулялся до магазина, купил хлеба, молока, сыра и еще чего‑то на ужин, а потом поставил кофейник, уселся в саду и принялся читать вечерние газеты, вообще ни о чем не думая.

Около половины шестого через мост проехало такси. Через три минуты оно проследовало в обратном направлении. Микаэль разглядел, что на заднем сиденье находится Изабелла Вангер.

Около семи часов он задремал в саду, но появился Дирк Фруде и разбудил его.

– Как дела у Хенрика и Харриет? – спросил Микаэль.

– У этой печальной истории есть свои забавные моменты, – ответил адвокат со сдержанной улыбкой. – В палату Хенрика внезапно ворвалась Изабелла. Она заметила, что вы вернулись, и совершенно обезумела. Она кричала, что пора прекратить эту безумную трепотню о Харриет и что вы, копаясь в архивах, довели ее сына до гибели.

– Что ж, в этом она, пожалуй, права.

– Она требовала от Хенрика, чтобы он вас уволил и проследил за тем, чтобы вы отсюда исчезли… Она требовала от него также, чтобы он прекратил погоню за призраками.

– Вот как!

– Она даже не удостоила взглядом женщину, с которой Хенрик беседовал. Вероятно, решила, что она из персонала. Наверное, я никогда не забуду мгновения, когда Харриет встала, посмотрела на Изабеллу и сказала: «Здравствуй, мама».

– И что же дальше?

– Нам пришлось позвать врача, чтобы вернуть Изабеллу к жизни. Сейчас она отказывается узнавать Харриет и утверждает, что это вы приволокли откуда‑то эту самозванку.

Дирк Фруде поспешил к Сесилии и Александру, чтобы сообщить им новость о «воскрешении» Харриет. Микаэль снова остался в одиночестве.

 

Подъезжая к Уппсале с северной стороны, Лисбет Саландер остановилась заправиться на бензоколонке. Всю дорогу она мчалась так, словно кто‑то за ней гнался. Быстро расплатившись, села на мотоцикл, завела мотор и подъехала к выезду на дорогу. Здесь девушка снова остановилась в замешательстве.

Ей по‑прежнему было не по себе. Она покидала Хедебю в состоянии бешенства, но в дороге постепенно успокоилась. Она и сама толком не понимала, почему так разозлилась на Микаэля Блумквиста, да и вообще не знала, на него ли она злилась.

Саландер подумала о Мартине Вангере, об этой чертовой Харриет, о Дирке Фруде и об этой проклятой династии Вангеров, которая укоренилась в Хедестаде и управляла оттуда своей империей, при этом без конца интригуя друг против друга. Этим людям потребовались ее услуги, иначе они бы даже не стали с ней здороваться, не говоря уже о том, чтобы доверять ей свои тайны.

Вот ублюдки.

Лисбет глубоко вздохнула и подумала о матери, которую утром похоронила. Ну почему ей, Лисбет, так не везет? Смерть матери означала, что ее рана так никогда и не затянется, ведь Лисбет уже не удастся получить ответы на вопросы, которые ей хотелось бы задать.

Она подумала о Драгане Арманском, который стоял позади нее во время похорон. Конечно, ей следовало бы ему что‑нибудь сказать. Хотя бы подтвердить, что она знает о его присутствии. Но если она это сделает, он сразу решит, что отныне получает право вторгаться в ее жизнь. А протяни она ему палец, он оттяпает всю руку. Понять ее он все равно бы не смог.

Лисбет подумала о чертовом адвокате Нильсе Бьюрмане – ее опекуне, который хотя бы на данный момент был обезврежен и делал то, что ему было велено.

Ненависть буквально жгла ей душу, она стиснула зубы.

Потом Саландер подумала о Микаэле Блумквисте, и ей стало интересно: что бы он сказал, узнав о том, что она находится под пятой опекуна и что вообще‑то жизнь у нее хреновая. Она поняла, что на самом деле вовсе не злится на него. Просто он попался под руку, и она выплеснула на него все свои негативные эмоции, когда ей больше всего хотелось кого‑нибудь убить. И какой смысл злиться на него?

Лисбет относилась к нему неоднозначно.

Он совал нос не в свое дело и вообще пытался копаться в ее личной жизни… И в то же время ей понравилось работать вместе с ним.

Она никогда не думала, что сможет работать с кем‑то вместе. Конечно, непривычно, но ведь в конце концов все сложилось. Он не приставал к ней и не пытался учить жить.

И это она затащила его в постель, а не наоборот.

И к тому же у них все получилось на редкость недурно.

Тогда почему ей так хочется дать ему в морду?

Лисбет вздохнула, подняла грустные глаза и посмотрела на трейлер, проезжавший мимо нее по шоссе Е‑4.

 

Около восьми вечера Микаэль по‑прежнему сидел в саду. Он услышал треск мотоцикла и увидел, что через мост едет Лисбет Саландер. Она припарковалась и сняла шлем. Потом подошла к садовому столику и потрогала кофейник, но тот оказался пустым и холодным. Микаэль изумленно смотрел на нее. Девушка взяла кофейник и пошла на кухню. Когда она вернулась, вместо кожаного комбинезона на ней были джинсы и футболка с надписью: «I can be a regular bitch. Just try me»[103].

– Я думал, ты уехала, – сказал Микаэль.

– Я доехала до Уппсалы и повернула обратно.

– Неплохо прогулялась.

– У меня болит задница.

– Почему вернулась?

Лисбет не ответила. Микаэль не настаивал; он ждал, пока она заговорит сама. Они молча пили кофе, и только через десять минут девушка подала голос.

– Мне нравится твоя компания, – неохотно призналась она. Раньше Лисбет никогда не произносила таких слов. – Мне было… интересно работать вместе с тобой над этим делом.

– Мне тоже понравилось с тобой работать, – сказал Микаэль.

– Ну‑ну.

– Честно говоря, мне никогда не приходилось сотрудничать с таким классным поисковиком. Я, конечно, понимаю, что ты – хакерша и общаешься с весьма сомнительными личностями. Но ты можешь просто поднять трубку и за двадцать четыре часа организовать нелегальное прослушивание телефона в Лондоне… Ты просто супер.

Лисбет впервые взглянула на него с тех пор, как села за стол. Он знает многие ее секреты. Как так получилось?

– Все очень просто. Я разбираюсь в компьютерах. И мне несложно прочесть текст и четко уловить его смысл.

– У тебя фотографическая память, – сказал Микаэль дружелюбным тоном.

– Думаю, да. Я просто стараюсь понять, каков механизм действия техники. И не только компьютеров и телефонной сети, но и мотора моего мотоцикла, телевизоров, пылесосов, химических процессов и астрофизических формул. Я чокнутая. Я фрик.

Микаэль нахмурил брови и довольно долго сидел молча.

«Синдром Аспергера[104], – подумал он. – Или что‑то в этом роде. Талант видеть рисунок и понимать абстрактные рассуждения там, где остальные видят только помехи».

Лисбет уставилась в стол.

– Большинство людей многое дали бы, чтобы обладать таким даром.

– Я не хочу об этом говорить.

– Хорошо, оставим это. И все‑таки, почему ты вернулась?

– Не знаю. Возможно, я не права.

Он пристально посмотрел на нее.

– Лисбет, не могла бы ты объяснить мне, как ты понимаешь слово «дружба»?

– Это когда хорошо относишься к кому‑то.

– Да, но почему человек хорошо к кому‑то относится?

Она пожала плечами.

– Дружба – это мое определение – строится на двух опорах, – сказал Блумквист. – На уважении и доверии. Без этого никак. И еще необходима взаимность. Ведь можно кого‑то уважать, но если нет доверия, то дружбе конец.

Она по‑прежнему молчала.

– Я понимаю, что ты не хочешь обсуждать со мной свои проблемы, но когда‑нибудь тебе все же придется решить, доверяешь ты мне или нет. Я хочу, чтобы мы были друзьями, но это желание должно быть взаимным.

– Мне нравится заниматься с тобой сексом.

– Секс и дружба – совершенно разные вещи. Конечно, друзья могут заниматься сексом, но, Лисбет, если мне придется выбирать между сексом и дружбой в отношениях с тобой, нет никакого сомнения в том, что я выберу.

– Я не понимаю. Так ты хочешь заниматься со мной сексом или нет?

Микаэль прикусил губу. Потом, вздохнув, пробормотал:

– Не следует заниматься сексом с теми, с кем вместе работаешь. Это чревато осложнениями.

– Я, наверное, что‑то не поняла? Или ты не занимаешься сексом с Эрикой Бергер при каждом удобном случае? К тому же она замужем.

Микаэль помолчал.

– Я и Эрика… Наша история началась задолго до того, как мы стали вместе работать. А то, что она замужем, тебя не касается.

– Вот как, теперь вдруг ты уже расхотел говорить о себе. Разве дружба – это не вопрос доверия?

– Да, но дело в том, что я не хочу обсуждать своих друзей у них за спиной. Тогда бы я обманул их доверие. Я бы точно так же не стал обсуждать тебя с Эрикой у тебя за спиной.

Лисбет Саландер задумалась над его словами. Разговор осложнился, а она не любила сложных разговоров.

– Мне нравится заниматься с тобой сексом, – снова сказала она.

– А мне с тобой… Но я по‑прежнему гожусь тебе в отцы.

– Мне наплевать на твой возраст.

– Ты не можешь плевать на нашу разницу в возрасте. Из‑за нее у нас вряд ли могут возникнуть длительные отношения.

– А я и не рассчитываю на длительные отношения, – сказала Лисбет. – Мы только что завершили дело, где главную роль играли мужчины с извращенной сексуальностью. Будь моя воля, я бы уничтожила их всех до одного.

– Да уж, ты не сторонница компромиссов.

– Да, – сказала Саландер, улыбнувшись своей кривой невеселой улыбкой. – Но ты‑то ведь не такой.

Она встала.

– Я иду в душ, а потом собираюсь голой улечься в твою постель. Если ты считаешь себя слишком старым, можешь отправляться спать на раскладушку.

Микаэль смотрел ей вслед. У Лисбет Саландер, безусловно, было немало комплексов, но стыдливость к ним уж точно не относилась. Все споры с нею он постоянно проигрывал. Через некоторое время Блумквист поднялся, забрал в дом кофейные чашки и пошел в спальню.

 

Они встали около десяти, приняли вместе душ и сели позавтракать в саду.

Около одиннадцати позвонил Дирк Фруде. Он сообщил, что похороны состоятся в два часа, и спросил, захотят ли они присутствовать.

– Не уверен, – ответил Микаэль.

Потом адвокат попросил разрешения зайти к ним часов в шесть, чтобы поговорить. Против этого Микаэль не возражал.

Несколько часов он потратил на то, чтобы разложить бумаги по картонным коробкам и перенести их в кабинет Хенрика. Наконец у него остались только его собственные блокноты с записями и две папки с делом Ханса Эрика Веннерстрёма, которые он уже полгода не открывал. Вздохнув, Микаэль спрятал их в сумку.

 

Дирк Фруде опоздал и появился только ближе к восьми часам. Он был по‑прежнему в траурном костюме и выглядел совершенно измученным. Адвокат опустился на кухонный диван и с благодарностью принял из рук Лисбет чашку кофе. Девушка уселась за приставной столик и уткнулась в свой лэптоп, а Микаэль стал расспрашивать Фруде о том, как родственники восприняли воскрешение Харриет.

– Можно сказать, что оно затмило гибель Мартина. Сейчас о Харриет уже пронюхали и средства массовой информации.

– И как же вы объясняете ситуацию?

– Харриет уже беседовала с журналистом из «Курирен». Она рассказала, что сбежала из дома, потому что не ладила с родственниками, но что все у нее сложилось удачно, поскольку теперь она возглавляет компанию с таким же оборотом, как у концерна «Вангер».

Микаэль присвистнул.

– Я не сомневался, что австралийские овцы приносят доход, но не знал, что ранчо настолько процветает.

– На ранчо все в полном порядке, но это не единственный источник доходов Харриет. Семейство Кокрэн занимается разработкой месторождений, добычей опалов, транспортировкой, электроникой, владеет производственными предприятиями и много чем еще.

– Ух ты! И что же теперь будет?

– Честно говоря, не знаю. Народ прибывал в течение всего дня – впервые за много лет семейство собирается вместе. Приехали представители клана по линии Фредрика и Юхана, а также младшее поколение – те, кому от двадцати лет и больше. Сегодня вечером в Хедестаде находится около сорока Вангеров. Одна половина из них сидит в больнице и утомляет Хенрика, а другая – беседует в гостинице с Харриет.

– Харриет произвела настоящий фурор. А кто знает правду про Мартина?

– Пока что только я, Хенрик и Харриет. Мы долго беседовали втроем. Вся эта история с Мартином и… его извращениями в данный момент многое отодвигает для нас на задний план. Концерн пребывает в кризисе…

– Еще бы, понимаю.

– Нет наследника по прямой линии. Но Харриет на некоторое время задержится в Хедестаде. Нам необходимо, в частности, выяснить, кому что принадлежит, как будет распределяться наследство и тому подобное. Ведь Харриет имеет право на долю в наследстве. И если бы она находилась здесь все время, то ей досталась бы очень значительная доля. Но вообще все это настоящий триллер!

Микаэль засмеялся. Но Дирку Фруде было не до смеха.

– Изабелла окончательно сломлена. Ее положили в клинику, и Харриет отказывается ее навещать.

– Я ее понимаю.

– Зато из Лондона приезжает Анита. На следующей неделе мы созываем семейный совет, и впервые за двадцать пять лет она будет в нем участвовать.

– Кто станет новым генеральным директором?

– Биргер стремится занять этот пост, но его кандидатура не пройдет. Хенрик – прямо с больничной койки – будет временно исполнять обязанности генерального директора, пока мы не назначим кого‑нибудь – либо со стороны, либо из членов семьи…

Он не закончил предложение. Микаэль поднял брови.

– Харриет? Вы шутите.

– Почему бы и нет? Она вполне компетентная и уважаемая деловая женщина.

– Ей ведь надо заниматься предприятиями в Австралии.

– Да, но в ее отсутствие там прекрасно справляется ее сын Джефф Кокрэн.

– Он же studs manager на овечьей ферме. Если я правильно понял, он следит за тем, чтобы овцы успешно спаривались друг с другом.

– Он получил экономическое образование в Оксфорде и юридическое – в Мельбурне.

Микаэль вспомнил потного мускулистого и обнаженного до пояса мужчину, который вез его в ущелье, и попытался представить его в цивильном костюме из изысканной ткани в узкую белую полоску… А почему бы и нет?

– Одним махом всего этого не решить, – сказал Дирк Фруде. – Но она могла бы стать идеальным генеральным директором. А если оказать ей всемерную поддержку, то с ее приходом концерн мог бы возродиться.

– Но ей не хватает знаний…

– Согласен. Харриет, разумеется, не сможет сразу полностью взять на себя управление концерном, после нескольких десятилетий отсутствия. Но концерн «Вангер» – международный, и мы могли бы пригласить сюда американского исполнительного директора, который ни слова не знает по‑шведски… В конце концов, это бизнес.

– Рано или поздно вам придется заняться проблемой, связанной с тем, что находится у Мартина в подвальной комнате.

– Знаю. Но если эта проблема станет достоянием гласности, мы уничтожим Харриет… Я рад, что принимать решение по этому вопросу придется не мне.

– Черт побери, Дирк… Не можете же вы просто взять и скрыть то, что Мартин был садистом и серийным убийцей.

Дирк Фруде молча заерзал на диване. Микаэль вдруг ощутил во рту неприятный привкус.

– Микаэль, я оказался в очень неловкой ситуации.

– Поделитесь.

– Я должен передать вам просьбу от Хенрика. Он благодарит вас за проделанную вами работу и считает условия контракта выполненными. Это означает, что вы свободны от всех остальных обязательств, так что у вас больше нет необходимости жить и работать в Хедестаде и так далее. То есть вы можете незамедлительно возвращаться в Стокгольм и заниматься другими делами.

– Он хочет, чтобы я исчез со сцены?

– Конечно, нет. Хенрик хочет, чтобы вы пришли поговорить с ним о будущем. Он говорит, что надеется, здоровье позволит ему по‑прежнему выполнять свои обязанности в правлении «Миллениума» в полном объеме. Но…

Адвокат выглядел сконфуженным.

– Но он уже не хочет, чтобы я писал хронику семьи Вангеров…

Фруде кивнул. Он достал блокнот, открыл его и протянул Микаэлю.

– Он написал вам письмо.

 

Дорогой Микаэль!

Я со всем уважением отношусь к твоей независимости и не собираюсь ущемлять тебя, указывая тебе, что писать. Ты вправе писать и публиковать все, что захочешь, и я не намерен давить на тебя.

Наш контракт останется в силе, если ты захочешь его продлить. У тебя достаточно материала, чтобы завершить хронику семьи Вангеров. Микаэль, за всю свою жизнь я никогда никого ни о чем не просил. Я всегда считал, что человек должен следовать своим моральным принципам и своим убеждениям. Но в данный момент у меня нет выбора.

Как друга и как совладельца «Миллениума», я прошу тебя воздержаться от раскрытия правды о Готфриде и Мартине. Я знаю, что прошу о чем‑то незаконном, но не вижу никакого выхода из этого кошмара. Я вынужден выбирать между одним злом и другим. Но в подобной ситуации все равно все окажутся проигравшими.

Я прошу тебя не писать ничего, что причинило бы еще более непоправимый вред Харриет. Ты на своей шкуре испытал, что значит стать предметом травли в СМИ. При этом кампания против тебя носила довольно сдержанный характер, но ты, вероятно, можешь себе представить, чем это обернется для Харриет, если вдруг правда станет достоянием публики. Она уже страдала сорок лет, и, конечно, не следует причинять ей дальнейшие мучения из‑за злодеяний ее отца и брата. Я прошу тебя также подумать о том, какие последствия эта история будет иметь для тысяч служащих концерна. Она добьет Харриет и уничтожит нас.

Хенрик.

 

– Он просил также передать вам, что если вы потребуете компенсации за те финансовые потери, которые понесете, отказавшись от публикации этого материала, он готов обсудить с вами условия. Вы можете выдвигать любые финансовые требования.

– Хенрик Вангер пытается меня подкупить… Передайте ему, что я предпочел бы, чтобы он не делал мне таких предложений.

– Поверьте, для Хенрика эта ситуация так же болезненна, как и для вас. Он очень любит вас и относится к вам как к своему другу.

– Хенрик Вангер – просто ловчила, – сказал Микаэль, вдруг взбесившись. – Он просто хочет замять эту историю. И играет на моих чувствах, зная, что я его тоже люблю. А то, что он говорит, на практике означает, что у меня развязаны руки. Хотя если я опубликую эту историю, ему придется пересмотреть свое отношение к «Миллениуму».

– Все изменилось с появлением на сцене Харриет.

– И теперь Хенрик хочет выяснить, какую мне назначить цену. Я не собираюсь выставлять Харриет напоказ, но ведь кто‑то обязан рассказать о тех женщинах, которые попали в подвал Мартина… Дирк, мы ведь даже не знаем, скольких женщин он загубил. Кто расскажет о них?

Лисбет Саландер оторвалась от компьютера и вкрадчивым, почти приторным голосом обратилась к Дирку Фруде:

– Неужели никто в вашем концерне не намерен предложить взятку мне?

Адвокат растерялся: уже в который раз он умудрился ее проигнорировать.

– Если бы Мартин Вангер сейчас был жив, я бы выложила о нем все, – продолжала она. – Какое бы соглашение вы с Микаэлем ни подписали, я бы проинформировала о Мартине во всех подробностях первую встречную бульварную газету. А будь у меня такая возможность, я затащила бы Мартина в его собственную пыточную камеру, привязала бы его к столу и истыкала бы ему мошонку иголками. Но он мертв.

Она повернулась к Микаэлю:

– Такой финал меня устраивает. Ничем нельзя возместить ущерб, который Мартин Вангер причинил своим жертвам. Зато сложилась драматическая ситуация. Ты оказался в таком положении, что можешь продолжать вредить невинным женщинам – прежде всего Харриет, которую ты так горячо защищал в машине, когда мы ехали с тобой сюда. Так что позволь поинтересоваться – что хуже: то, что Мартин Вангер насиловал ее, или то, что ты намерен проделать с нею на страницах таблоидов? Ничего не скажешь – премиленькая дилемма. Возможно, комиссия по этике Союза журналистов подскажет тебе, как лучше поступить.

Саландер сделала паузу. Микаэль вдруг почувствовал, что не может встретиться с нею взглядом, и уставился в стол.

– Но я не журналистка, – наконец сказала она.

– Чего вы хотите? – спросил Дирк Фруде.

– Мартин снимал своих жертв на видео. Я хочу, чтобы вы попытались идентифицировать всех, кого удастся, и проследили за тем, чтобы семьи замученных и убитых женщин получили достойную компенсацию. Помимо этого, я хочу, чтобы концерн «Вангер» впредь ежегодно выплачивал гранты – по два миллиона крон Шведскому государственному объединению кризисных центров для женщин и девушек.

Дирк Фруде пару минут обдумывал цену. Потом кивнул.

– Микаэль, и ты сможешь с этим жить? – спросила Лисбет.

Блумквиста вдруг охватило полное отчаяние. Он всегда стремился разоблачать то, что пытались скрыть другие. И его моральные принципы запрещали ему способствовать сокрытию зверств, которые совершал Мартин Вангер в своем подвале. Его работа как раз заключалась в том, чтобы предать огласке то, что ему удалось разузнать. И ведь он еще критиковал своих коллег за то, что они утаивали правду. Тем не менее теперь он сидит и обсуждает самую чудовищную «легенду» из всех, что ему доводилось слышать…

Он долго сидел молча. Потом тоже кивнул.

– Что ж… – Дирк Фруде обратился к Микаэлю: – Что касается предложения Хенрика насчет финансовой компенсации…

– Он может засунуть ее себе в задницу, – сказал Блумквист. – Дирк, теперь вам лучше уйти. Я понимаю ваше положение, но в данный момент я так зол на вас, Хенрика и Харриет, что, если вы не уйдете, мы с вами поссоримся.

Однако адвокат по‑прежнему сидел за кухонным столом и, похоже, не собирался вставать.

– Я пока не могу уйти, – сказал он. – Я еще не выполнил все поручения. У меня есть для вас еще одно сообщение, которое вам наверняка не понравится. Хенрик настаивает, чтобы я все рассказал сегодня вечером. Вы сможете, если захотите, завтра поехать в клинику и высказать ему все, что о нем думаете.

Микаэль медленно поднял взгляд и посмотрел ему в глаза.

– Пожалуй, это самое трудное задание из всех, что мне приходилось выполнять, – продолжал Дирк Фруде. – Но я думаю, что нас спасет только полная откровенность. Нам нужно выложить все карты на стол.

– Что еще?

– Когда Хенрик в Рождество уговаривал вас взяться за эту работу, ни он, ни я не думали, что вы чего‑нибудь добьетесь. Хенрик действительно просто хотел предпринять последнюю попытку. Он тщательно проанализировал положение ваших дел, во многом опираясь на отчет, составленный фрёкен Саландер. Он воспользовался ситуацией, в которой вы оказались, предложил достойное вознаграждение и удачно подобрал приманку.

– Веннерстрёма, – сказал Микаэль.

Фруде кивнул.

– Это был блеф?

– Нет.

Лисбет Саландер заинтересованно подняла одну бровь.

– Хенрик выполнит свои обещания, – сказал Дирк Фруде. – Он даст интервью и предпримет публичную лобовую атаку на Веннерстрёма. Позже вы сможете узнать все в деталях, но в общих чертах дело заключается в следующем: когда Ханс Эрик Веннерстрём работал в финансовом департаменте концерна «Вангер», он пустил несколько миллионов на валютные спекуляции. Это было задолго до того, как махинации с валютой стали привычной сделкой. Он совершил это, не имея полномочий и не получив разрешения руководства концерна. Дела у него не ладились, и внезапно образовалась дыра в семь миллионов крон, которую он пытался покрыть частично за счет манипуляций с бухгалтерским учетом, а частично – путем продолжения спекуляций. Его на этом поймали и уволили.

– И ему удалось что‑нибудь присвоить?

– Да, около полумиллиона крон, которые по иронии судьбы стали основой для создания компании «Веннерстрём груп». Все это у нас подтверждено документами. Вы сможете использовать эту информацию по своему усмотрению, и Хенрик публично поддержит ваши обвинения. Но…

– Но информация уже обесценилась, – произнес Микаэль и хлопнул ладонью по столу.

Дирк Фруде кивнул.

– Это случилось тридцать лет назад, и информация потеряла свою актуальность, – сказал Микаэль.

– Вы получите доказательства того, что Веннерстрём – жулик.

– Если эта информация станет достоянием гласности, то, конечно, разозлит Веннерстрёма, но нанесет ему не больший вред, чем плевок горошиной из трубочки. Он просто пожмет плечами и разошлет сообщение пресс‑службы о том, что Хенрик Вангер – старый хрыч, который пытается отнять у него какой‑то бизнес. Или начнет утверждать, что сам Хенрик и приказывал ему тогда это проделывать. Даже если Веннерстрём не сможет доказать свою невиновность, он сумеет напустить достаточно тумана, чтобы никто не отнесся к этой истории всерьез.

Дирк Фруде выглядел подавленным.

– Вы меня провели, – подвел итог Микаэль.

– Микаэль, поверьте, мы этого не планировали.

– Я сам виноват. Ухватился за соломинку, хотя и понимал, что все может сложиться именно таким образом.

Он вдруг усмехнулся.

– Хенрик – старая акула. Он продавал товар и говорил то, что мне хотелось услышать.

Микаэль встал и подошел к мойке. Затем повернулся к Фруде и сказал только одно слово:

– Исчезните.

– Микаэль… Мне очень жаль, что…

– Дирк, уйдите, пожалуйста.

 

Лисбет Саландер не знала, подойти ей к Микаэлю или лучше оставить его в покое. Но он сам решил за нее: не сказав ни слова, схватил куртку и выскочил, захлопнув за собой входную дверь.

Больше часа Лисбет бродила взад и вперед по кухне. Она чувствовала себя настолько неуютно, что даже собрала и помыла посуду, хотя обычно уступала эту привилегию Микаэлю. Периодически она подходила к окну и высматривала его. Наконец так разволновалась, что надела свою кожаную куртку и отправилась его искать.

Сначала Лисбет спустилась к лодочной гавани – в домах уже горел свет, – но Микаэля там не было видно. Она пошла вдоль берега, тропинкой, по которой они обычно прогуливались по вечерам. В доме Мартина Вангера было темно, он казался уже нежилым. Лисбет подошла к камням на мысе, на которых они с Микаэлем раньше сидели, а потом вернулась домой. Блумквист еще не приходил.

Саландер поднялась к церкви, но и здесь не встретила Микаэля. Она немного постояла, не зная, что ей делать. Потом вернулась назад, к мотоциклу, вытащила из‑под седла фонарик и снова двинулась вдоль берега. Она пробиралась по извилистой, наполовину заросшей дороге, а потом довольно долго искала тропинку к домику Готфрида. Домик внезапно возник из темноты позади редких деревьев, когда Лисбет уже подошла к нему почти вплотную. Дверь была заперта, и Микаэля здесь не оказалось.

Лисбет уже почти повернула обратно к селению, но остановилась и развернулась обратно. Дойдя до самого мыса, она внезапно увидела в темноте силуэт Микаэля. Он сидел на мостках, там, где Харриет Вангер утопила своего отца. Лисбет отдышалась.

Блумквист услышал, как она вышла на мостки, и обернулся. Она молча села рядом с ним.

В конце концов он нарушил молчание:

– Извини. Мне просто надо было немного побыть одному.

– Я знаю.

Она зажгла две сигареты и одну протянула Микаэлю. Он взглянул на нее. Лисбет Саландер была самой асоциальной личностью из всех, кого ему приходилось встречать. Обычно она игнорировала любые его попытки поговорить на личные темы и всегда отвергала малейшие проявления симпатии. Она спасла ему жизнь, а теперь отправилась посреди ночи разыскивать его неизвестно где… Он обнял ее одной рукой.

– Теперь я знаю себе цену. Мы предали тех девушек, – сказал он. – Никто ничего не узнает обо всем этом. Все, что связано с пыточной камерой Мартина, будет просто уничтожено.

Лисбет не ответила.

– Эрика была права, – продолжал он. – Мне было бы полезнее съездить в Испанию и позаниматься сексом с испанками, а потом через месяц вернуться домой и взяться за Веннерстрёма. А так я без толку потерял много месяцев.

– Если бы ты уехал в Испанию, Мартин Вангер по‑прежнему продолжал бы пытать женщин в погребе.

Журналист промолчал в ответ. Они еще долго сидели вместе, а потом Микаэль встал.

– Пошли домой, – сказал он.

 

Он заснул раньше Лисбет, а она лежала без сна, прислушиваясь к его дыханию. Потом встала, отправилась на кухню, сварила кофе, уселась в темноте на кухонном диване и стала напряженно думать, куря одну сигарету за другой. То, что Вангер и Фруде должны были надуть Микаэля, она считала само собой разумеющимся. Это вполн