Фашистское движение и борьба против него в 1923 г.

 

Бурный 1923 год ознаменовался оккупацией Рура французскими и бельгийскими империалистами, обострением до предела экономического и политического кризиса. «Рурская война» не только привела Германию на край национальной катастрофы, но и стала исходным пунктом огромных социальных потрясений. В этих условиях нацистская шовинистическая и социальная демагогия нашла сильный отклик у некоторой части мелкой и средней буржуазии.

Пролетарские массы, руководимые компартией, видели свою задачу в социальном и национальном освобождении Германии. Острые революционные бои трудящихся были направлены как против иноземных оккупантов, так и против германских монополистов и юнкеров. Коммунисты выступали против реакции, против сепаратистов, стремившихся при помощи оккупантов расчленить Германию, за создание рабоче‑крестьянского правительства. Рабочий класс и передовые представители других слоев трудящихся во главе с коммунистами были единственными, кто оказывал отпор фашистам, наглевшим с каждым днем. В борьбе против фашизма КПГ руководствовалась советами В. И. Ленина и решениями Коминтерна.

Нацистская пропаганда на все лады повторяла: «Наша главная цель – борьба с большевизмом», с внутренним врагом (т. е. революционным рабочим движением). Но нацистское движение было направлено и против буржуазной демократии, стремилось к установлению открытой террористической диктатуры. Речь шла не о простой замене одного буржуазного правительства другим, а о введении реакционного террористического режима и ликвидации демократии вообще.

Выступая в январе 1923 г., через несколько дней после того как французская армия оккупировала Рур, Гитлер кричал с трибуны: «Нет! Не долой Францию... должен быть наш лозунг – Долой предателей отчизны – долой ноябрьских преступников!»[289]. Это отличало нацистов от других националистических групп, которые считали необходимым направить все национальные силы на борьбу с иноземными захватчиками. Это, однако, не помешало фашистам скрыто поддерживать движение пассивного сопротивления против оккупантов и даже обвинить имперское правительство в том, что оно тормозит борьбу против них[290].

Первый всегерманский съезд национал‑социалистской партии, состоявшийся 27–28 января 1923 г., не внес никаких изменений в главное направление фашистской пропаганды. Вопрос о задачах НСДАП в связи с «рурской войной» даже не обсуждался. Внимание съезда было приковано к подготовке насильственного свержения имперского правительства. Публичное обсуждение этого вопроса несколько озадачило даже баварские власти, которые сами вели политическую борьбу против центрального германского правительства и поддерживали нацистов, но предпочитали такие вопросы обсуждать конфиденциально[291].

Во время съезда состоялось много митингов, манифестаций и парадов боевых организаций НСДАП. В параде штурмовых отрядов на Марсовом поле в Мюнхене 28 января приняло участие 6 тыс. человек. Гитлер участвовал во всех этих мероприятиях, выступая с краткими речами, которые заканчивались призывом к борьбе с «предателями Германии»[292].

Рейхсвер вооружал и обучал штурмовые отряды, предоставлял им свои стрельбища и полигоны. В феврале 1923 г. фюрер назначил начальником штаба штурмовых отрядов Германа Геринга. Командирами низших звеньев (отделений, рот) CA и других военных организаций являлись бывшие офицеры добровольческих отрядов; многие из них стремились сохранить по отношению к нацистской партии самостоятельность. Но она была чисто иллюзорной, так как решали они самостоятельно только военно‑технические вопросы.

Фашисты считали, что в CA «могут приниматься только такие люди, которые готовы беспрекословно подчиняться своим фюрерам и в случае, если этого потребует обстановка, драться не на жизнь, а на смерть»[293].

В течение 1923 г. сложился блок НСДАП с двумя крупными военными националистическими организациями – «Обер‑ланд» и «Рейхсфлаге» («Имперский флаг»). Нацисты возглавили объединенный Немецкий боевой союз (Deutscher Kampfbund), ставивший своей задачей ликвидацию Веймарской республики и отказ от Версальского договора. Это способствовало расширению политического влияния НСДАП.

В канун 1 Мая 1923 г. Гитлер потребовал от баварского правительства запретить рабочую демонстрацию, а если рабочие все же организуют маевку, поручить нацистам ее разгон. Под этим предлогом руководство НСДАП обратилось к командующему частями рейхсвера в Баварии генералу Лоссову с просьбой выдать штурмовикам огнестрельное оружие; когда тот отказался удовлетворить просьбу, нацисты при помощи капитана Рема обманным путем вывезли несколько грузовиков с винтовками из армейских складов. Лоссов, однако, приказал вернуть оружие, и нацисты были вынуждены подчиниться. Оружие необходимо было им не только против рабочей маевки; Гитлер и его приспешники преследовали более широкие планы: они готовились к государственному перевороту, но в тот момент условия еще не благоприятствовали им. Рабочая маевка, несмотря на противодействие реакции, прошла с большим успехом[294].

Авантюризм и агрессивность фашистской партии и террор, проводимый ею, встревожили общественное мнение страны. Большое внимание растущей опасности фашизма уделяла Коммунистическая партия Германии. Расширяя политико‑разъяснительную кампанию, партия в то же время возлагала особые задачи на пролетарские сотни, которые должны были давать отпор фашистским бандам, нападавшим на рабочие организации. Повсюду, особенно в Руре, возникло много антифашистских комитетов, охвативших коммунистов, социал‑демократов и беспартийных рабочих[295].

По призыву компартии трудящиеся готовились к отпору реакции в день борьбы против фашизма – 29 июля. «Фашизм означает голод и нищету для трудящихся! Фашизм – это белый террор! Фашизм – это народное бедствие, война. Рабочие! Организуем 29 июля отпор фашизму», – писала в те дни одна из газет коммунистической партии[296]. Накануне Антифашистского дня коммунисты обратились к СДПГ с предложением о единых действиях. Но это предложение было отклонено, как и предыдущие. Правые социал‑демократы уговаривали рабочих, что против фашизма нужно бороться «оружием идейного воздействия». Коммунисты отвечали на это, что самые лучшие речи бессильны против пулеметов и ручных гранат фашистских громил. Господствующие круги превратили Баварию в крепость реакции, указывали коммунисты, «мы должны превратить Саксонию, Тюрингию и Гамбург в неприступные крепости пролетариата»[297].

Подготовка к международному Антифашистскому дню приняла широкие размеры. Буржуазия была встревожена. В день 29 июля по всей стране (за исключением Саксонии, Тюрингии, Вюртемберга и Бадена) были запрещены рабочие демонстрации под открытым небом. Правительство больше боялось революционно настроенных рабочих, чем фашистов. Эти меры вызвали бурю негодования среди рабочих, в том числе социал‑демократов. Было решено наперекор запрету выйти 29 июля на улицу. По призыву компартии и революционных фабзавкомов во многих местах состоялись митинги и собрания, а там, где это было возможно, и демонстрации, в которых участвовали миллионы трудящихся[298]. Вот, к примеру, как проходил Антифашистский день в Гамбурге. Уже накануне, 28 июля, здесь начались массовые выступления. К полудню десятки тысяч рабочих заполнили центральные площади города. Вечером 28 июля Гамбург был объявлен на осадном положении. Однако боевой дух рабочих был настолько силен, что и это их не остановило. В течение ночи тысячи коммунистов обошли рабочие кварталы, сообщая адреса новых сборных пунктов. Вместо трех общегородских митингов в центре города состоялись несколько сот летучих митингов‑демонстраций непосредственно в рабочих кварталах. Тактический маневр рабочих сбил с толку полицию и раздробил ее силы. Полицейские не успевали разогнать митинг в одном пункте, как он возникал в другом[299].

Выступления трудящихся 29 июля обнаружили волю масс остановить наступление реакции и фашизма, они укрепили позиции компартии. На августовском пленуме ЦК КПГ 1923 г. были приняты Тезисы о борьбе с фашизмом, в которых говорилось, что «фашизм – это боевая организация крупного капитала», его финансируют промышленники, банкиры[300].

Нацисты были теснейшим образом связаны с государственным комиссаром Баварии Каром, стремившимся к ликвидации парламентского строя в Германии и полной независимости Баварии от имперского правительства, к реставрации баварской монархии. Кар самовольно вывел войска рейхсвера, расквартированные на территории Баварии, из подчинения имперскому правительству и подчинил их себе, что было явным нарушением конституции. Рейхсканцлер Штреземан, однако, заигрывал с Каром, видя в нем меньшее зло по сравнению с Гитлером и его фашистскими бандами.

Весь свой огонь баварские власти направляли против трудящихся: были запрещены забастовки, а их участники объявлялись изменниками родины, были распущены даже социал‑демократические отряды самообороны.

Эти отряды были организованы социал‑демократической организацией Баварии весной 1923 г. 23 сентября центральный орган СДПГ – «Форвертс» – в статье «Руки прочь от наших отрядов» писал, что роспуск отрядов означал бы выдачу с головой населения Баварии гитлеровским головорезам. «Форвертс» требовала роспуска и полного разоружения фашистов и других милитаристских организаций. Никакой власти произволу, говорилось в газете, вся власть – праву, все права – народу. Однако через несколько недель после этого баварские социал‑демократы отступили от своих позиций и согласились с роспуском отрядов самообороны.

Фашистское движение осенью 1923 г. уже представляло серьезную опасность для общественной жизни. По данным министерства внутренних дел Германии, баварская организация национал‑социалистской партии в течение 1923 г. значительно выросла, в ее рядах было много офицеров и унтер‑офицеров рейхсвера[301]. Гитлеровцы попытались воспользоваться острой политической обстановкой в стране для ликвидации Веймарской республики и установления военно‑террористической диктатуры. После того как имперское правительство разгромило рабочие правительства Саксонии и Тюрингии, расправилось с героями гамбургских баррикад, фашисты решили, что их час пробил[302]. Они опирались при этом на планы реакционного переворота, зревшие во влиятельных кругах промышленников и военщины.

«Реакция перешла в наступление по всему фронту, – говорилось в письме Северобаварского обкома КПГ всем партийным организациям от октября 1923 г. – В любой момент может произойти взрыв. Реакция с нетерпением ожидает дальнейших выступлений сепаратистов, чтобы оторвать Баварию от Германии. Борьба коммунистов затруднена тем, что компартию фактически загнали в подполье. Нашей первоочередной задачей является подготовка вооруженной защиты республики от посягательств реакции и подготовка масс ко всеобщей забастовке»[303].

В отчетном докладе южнобаварской организации КПГ, посланном 2 октября 1923 г. в Политбюро ЦК КПГ, сообщалось, что партийная организация фактически уже несколько дней находится на нелегальном положении. «Помещения компартии окружены полицией и войсками, которые производят обыски, диктатор Кар свирепствует. Политическое положение складывается так, как предсказывали коммунисты. Гитлер готовит поход на Берлин; коммунисты поставили перед собой задачу помешать этому»[304].

4 ноября 1923 г. на узком заседании ЦК КПГ было принято следующее обращение: «К сведению всех обкомов. По заслуживающим доверия сведениям ... фашистские банды ... собираются в поход на Берлин. ...Победа Гитлера будет означать полный разгром рабочего класса. Начните агитацию за объявление всеобщей забастовки. В случае похода фашистов на Берлин начать забастовку. О начале похода фашистов сообщим в телеграмме следующим условным сигналом: «Эмиль умер» («Emil gestorben»)... Необходимо немедленно по боевой тревоге поднять людей из «красных сотен». Однако начать вооруженную борьбу лишь там, где дойдет до открытых боев между оставшимися верными имперскому правительству частями рейхсвера и полиции, с одной стороны, и фашистами – с другой. Вести огонь только по фашистам (курсив наш. – Авт .). Оружие доставать везде, где только возможно. Всеобщую забастовку проводить и в том случае, если руководители СДПГ и АДГБ (реформистское объединение профсоюзов. – Авт.) не согласятся на ее проведение. Всеми средствами Воспрепятствовать перевозке фашистов. На случай похода фашистов утверждается следующий текст плакатов для всех обкомов КПГ: «Фашистские банды маршируют на Берлин, с Эрхардом и Россбахом во главе. Их первым делом будет наступление на рабочих. Трудящиеся города и деревни, сопротивляйтесь! Создавайте немедленно комитеты действия и пролетарские сотни! Готовьтесь ко всеобщей забастовке против фашистского путча! Трудящиеся! Готовьте отпор! Единственным вашим спасением является совместная борьба!»[305].

1 ноября под давлением трудящихся масс социал‑демократические министры в кабинете Штреземана потребовали прекращения осадного положения в Саксонии и посылки частей рейхсвера против баварских фашистов. Штреземан отказался выполнить их требования. Он заявил, что «красная Саксония» опаснее «правой Баварии». Саксония, продолжал Штреземан, никогда не оторвется от Германии, а в Баварии имеются сильные сепаратистские стремления, и поэтому с Баварией нужно уладить конфликт мирным путем. Тогда социал‑демократические министры 2 ноября подали в отставку.

Однако через несколько дней обстановка настолько обострилась, что тот же Штреземан 5 ноября на заседании фракции Немецкой народной партии, касаясь положения в Баварии, заявил: «Ближайшая неделя покажет, осмелятся ли националистические союзы на открытое выступление. Одно уже сегодня ясно: если рейхсвер проявит нерешительность, эти группы могут победить. Тогда не исключено, что будет установлена диктатура националистов»[306]. В ту же ночь правительство Штреземана на экстренном заседании потребовало от командующего рейхсвером генерала фон Секта, также игравшего с идеей диктатуры, привести армию в боевую готовность «для защиты империи», и он, взвесив все «за» и «против», подчинился.

Спустя три дня в Мюнхене раздались выстрелы, оповестившие о начале фашистского путча. Вечером 8 ноября в мюнхенской пивной «Бюргерброй» состоялось собрание представителей промышленности, банков и высшего чиновничества, на котором с программной речью выступил Кар. Во время доклада в зал в сопровождении вооруженных штурмовиков ворвался Гитлер и с револьвером в руках устремился к трибуне, на которой стоял Кар. У входа в зал штурмовики установили пулеметы. Выстрелив из пистолета вверх, Гитлер поднялся на трибуну и провозгласил начало «национальной революции». Он объявил президента и имперское правительство низложенными. Руководство политикой временного национального правительства, заявил Гитлер, он берет на себя, а генерал Людендорф принял на себя руководство армией. Пенер (бывший глава полиции Мюнхена) «назначался» министром‑президентом Баварии с диктаторскими полномочиями, Кар – наместником Баварии, генерал фон Лоссов – имперским министром рейхсвера, полковник фон Зайсер – имперским министром полиции.

В Мюнхене была расклеена нацистская листовка следующего содержания: «Все виновники Ноябрьской революции – негодяи и объявляются вне закона. Каждый немец, кто разыщет Эберта, Шейдемана, Оскара Кона (известный социал‑демократический деятель, депутат рейхстага. – Авт. ), Пауля Леви (независимый социалист, бывший лидер КПГ. – Авт. ), Теодора Вольфа (главный редактор либеральной газеты «Берлинер Тагеблатт». – Авт.) и их пособников, обязан доставить их живыми или мертвыми»[307].

Однако фашистский путч потерпел полную неудачу. Состоявшие ранее в тесной связи с путчистами Кар, Лоссов и другие отвернулись от нацистов. Правящие круги Баварии отказались от намерения маршировать на Берлин, чтобы совместно с Гитлером и Людендорфом принести «спасение для всей Германии». На процессе над Гитлером и его сообщниками, состоявшемся в 1924 г., Кар и Лоссов уверяли, что хотели, опираясь на решающие силы промышленности, сельского хозяйства и рейхсвер, лишь участвовать в давлении на Берлин[308].

Факты говорят, однако, что до ноября 1923 г. Кар и его сторонники готовились к борьбе с Берлином и рассчитывали, вступив в союз с Людендорфом, использовать его имя для обеспечения по меньшей мере нейтралитета частей рейхсвера, сосредоточенных на севере страны. Этими целями и должны были определяться совместные действия с фашистскими бандами Гитлера.

Как выяснилось впоследствии, «союзники» стремились к установлению диктаторской власти в виде директории, что должно было обеспечить им поддержку более широкого круга капиталистов и юнкеров. Однако ужо начиная с вопроса о составе директории между ними начались разногласия. Между тем рядовые фашисты теряли терпение; стало все труднее держать их в состоянии боевой готовности, не пуская в дело, тем более что денежные средства иссякали. Ввиду угрозы разложения руководство национал‑социалистской партии, несмотря на существенно изменившуюся обстановку, приняло авантюристическое решение о выступлении. Но к этому времени высшее командование рейхсвера как мы знаем, высказалось против установления диктатуры крайне правых сил. Кар вынужден был бить отбой.

В ночь на 9 ноября 1923 г. он обратился к населению с воззванием, в котором говорилось, что «честолюбивые проходимцы» с помощью обмана и под угрозой револьвера вынудили его, генерала фон Лоссова и полковника Зайсера дать согласие на вступление в правительство Гитлера и что эта вынужденное обещание «не имеет силы». Национал‑социалистская партия, а также боевые союзы «Оберланд» и «Имперский флаг» объявлялись распущенными[309]. Это воззвание в виде больших плакатов было расклеено по всему Мюнхену.

Генерал фон Лоссов, выступая на рассвете 9 ноября перед строем 19‑го полка рейхсвера, сказал, что с бунтовщиками он не будет вести никаких переговоров. После этого Людендорф, считая дело проигранным, пытался удержать Гитлера от дальнейших шагов, но тщетно. Тот фанатически верил, что ему удастся перетянуть массы на свою сторону. Было решено провести «мирную» демонстрацию. На самом же деле фашисты были вооружены.

Утром 9 ноября нацистская демонстрация во главе с Гитлером и Людендорфом со свастикой на знаменах, с пением гимна «Германия превыше всего» и возгласами «На Берлин!» направилась к центру Мюнхена. Здесь она была остановлена заградительным отрядом полиции, который огнем рассеял демонстрантов. При этом было убито 14 нацистов, в том числе второй председатель национал‑социалистской партии Оскар Кернер, 30 человек – ранено[310].

Когда началась стрельба, первым позорно бросился бежать Гитлер, вслед за ним разбежались остальные. Гитлер на автомобиле умчался из города и спрятался на вилле своего друга,. однако был пойман и арестован. Людендорф был также арестован, но отпущен полицией под честное слово офицера.

На выступление гитлеровцев рабочие по призыву КПГ ответили забастовками. В циркуляре Северобаварского подпольного обкома КПГ от 14 ноября 1923 г. перед коммунистами были поставлены следующие задачи: «Если возникнет борьба между фашистами и частями рейхсвера, оставшимися верными имперскому правительству, коммунисты должны выступить на стороне последних; вести разъяснительную работу среди солдат рейхсвера и полицейских; требовать созыва профсоюзных собраний, на которых следует активно выступать с разъяснением политического положения в Баварии и в стране в целом»[311].

23 ноября нацистская партия была запрещена по всей Германии, но это не означало, что она перестала существовать. НСДАП потеряла многих сторонников, но основные ее кадры, притаившись, продолжали действовать, правда, в ограниченных масштабах. Гитлеровцы издавали большое число листовок, обращений к своим сторонникам, в которых клеймили Кара и Лоссова предателями.

Причины провала фашистского путча заключались не только в том, что в 1923 г. гитлеровцы еще не располагали необходимыми силами для захвата политической власти. Германские монополисты и юнкеры уже тогда вынашивали планы замены парламентского строя диктатурой и для этой цели пестовали гитлеровцев. Но момент, который последние избрали для выступления, был неблагоприятен для них. Господствующий класс потерял к ним интерес, ибо революционная волна уже пошла на убыль. 2 декабря лидер католической партии В. Маркс сформировал правительство, составленное только из представителей буржуазных партий, без социал‑демократов. Германская буржуазия почувствовала себя, таким образом, увереннее и полагала, что установление открытой фашистской диктатуры и ликвидация парламентского строя более неактуальны.

Германские монополисты считали в тот момент целесообразнее опираться на рейхсвер, а не на фашистские отряды не только потому, что это была наиболее организованная, боеспособная и хорошо управляемая сила германской реакции, но и потому, что такая тактика придавала антинародной политике видимость законности[312]. Кроме того, правящие круги опасались, что приход нацистских реваншистов к власти вызовет международные осложнения. Французское правительство даже сделало по этому поводу официальное предупреждение[313].

Полицейская операция в Мюнхене против фашистов позволила германской буржуазии одним выстрелом убить двух зайцев: самой выступить в качестве «хранителя демократии», а Гитлеру предоставить роль «великомученика» и сохранить его для более подходящих времен.

 

 

Глава пятая

Германский фашизм во второй половине 20‑х годов и его приход к власти

(Л. И. Гинцберг)

 

Разброд в фашистском лагере

 

События 1923 г. завершили собой определенный этап экономического и политического развития Германии. С конца этого года стало улучшаться экономическое положение, постепенно уменьшалась инфляция; господствующий класс сумел подавить массовые выступления трудящихся и укрепить свое положение, чему способствовало принятие «плана Дауэса». В условиях временной стабилизации капитализма правящие круги стремились вернуться к буржуазно‑демократическим методам правления и не испытывали нужды в помощи со стороны гитлеровцев. Разнузданная пропаганда и эксцессы, которыми сопровождалась деятельность последних, даже в какой‑то мере стесняли тогдашних правителей страны, чем и объясняются репрессии по отношению к фашистским организациям; но эти действия отличались непоследовательностью, половинчатостью, содержали всевозможные лазейки, ибо не ставили целью искоренение фашизма, а имели в виду лишь побудить его отказаться от нежелательных «крайностей».

Провал «пивного путча» нанес фашистскому движению сокрушительный удар, и подавить его в то время не составило бы никакого труда. Местные фашистские организации находились в состоянии разброда, многие главари оказались в заключении, другие были в бегах. Серьезно пал престиж фюрера, позорно сбежавшего после расстрела фашистской демонстрации; Гитлер грозился покончить с собой[314], но не только не сделал этого, но и не оказал сопротивления при аресте.

Формальный запрет деятельности нацистской и родственных ей партий и групп не мешал фашистам собирать свои силы в ожидании легализации. Сразу же после отмены осадного положения в конце февраля 1924 г. прусский министр внутренних дел социал‑демократ Зеверинг разрешил деятельность «Фёлькиш‑немецкой партии свободы» – организации, выполнявшей в Северной Германии те же функции, что и гитлеровская партия на юге, о чем между ними было достигнуто специальное соглашение[315].

В эти дни в Мюнхене открылся судебный процесс над Гитлером, Людендорфом, Ремом и их сообщниками, продолжавшийся до 1 апреля. Он не только превратился в фарс, но и способствовал широкой популяризации фашистских главарей за пределами Баварии. «В каждом нормальном государстве акт вооруженной государственной измены, – пишет западногерманский исследователь фашизма Э. Нольте, – навсегда исключает главных его участников из общественной, а тем более из политической жизни»[316]. Но в Германии дело обстояло иначе: Гитлер, оправившийся к тому времени от панического настроения, сумел с помощью суда превратить свой позорный провал чуть ли не в подвиг. Да и могло ли быть иначе, если фюрер и другие держали многочасовые пропагандистские речи, попадавшие на следующий день в печать, беспрепятственно поносили существовавший тогда в Германии режим и его официальных представителей – президента Эберта, министра иностранных дел Штреземана и др. «Судебное заседание? – спрашивал демократически настроенный журналист, присутствовавший на процессе. – Нет, скорее семинар по вопросу о государственной измене»[317].

В своей обвинительной речи прокурор утверждал, что Гитлер преследовал «высокую цель», лишь использованные им средства были преступными[318]. Подсудимые в своих последних словах состязались в наглости. Гитлер, не прерываемый председателем, витийствовал в течение нескольких часов, угрожал судом тем, кто в данный момент вершит суд над ним, стучал по столу и т. п.[319] Он мало сомневался в мягкости приговора, но было нечто, весьма беспокоившее его: ему, как иностранцу, тем более уже осужденному ранее за преступление политического характера и освобожденному условно, угрожала высылка из Германии. Поэтому Гитлер обратился к суду с настоятельной просьбой не применять к нему соответствующую статью закона о защите республики. Хотя приговор Гитлеру и другим основным главарям заговора гласил: пять лет заключения, на деле они должны были отсидеть лишь полгода, после чего получали право на досрочное освобождение. От высылки Гитлера суд решил воздержаться. Людендорф был оправдан, хотя он не скрывал своей причастности к преступлению.

В условиях, когда приходилось преодолевать серьезные трудности, распри и взаимная борьба между организациями фашистского толка разгорелись с невиданной до того силой. Образовалось несколько центров притяжения, с остервенением оспаривавших друг у друга руководящую роль и наперебой доказывавших, что именно данная группа наиболее привержена «идеалам» фашизма и близка к фюреру. Баварскими нацистами первое время руководил Розенберг, получивший соответствующее поручение от Гитлера. Он организовал так называемое «великогерманское народное сообщество», возглавлявшееся подставными лицами; на этом основании мюнхенская полиция решила, что новая организация якобы не является заменой нацистской партии[320]. Весной 1924 г. в Мюнхен возвратились двое других приспешников Гитлера – Штрейхер и Эссер, оттеснившие Розенберга на второй план. Но объединить под своим руководством всех сторонников фашизма в Баварии им не удалось[321].

Во главе «Фёлькиш‑немецкой партии свободы», о которой упоминалось выше, стояли генерал Людендорф, фон Грэфе и Г. Штрассер, один из деятелей нацистской партии в Баварии, перебравшийся после путча и недолгого пребывания в заключении на север страны. Они сразу же высказались за участие в предстоявших весной парламентских выборах; сторонники же Гитлера в своей массе были настроены резко антипарламентски и считали, что вхождение в парламент – предательство. На северо‑западе страны в связи с этим образовалась фактически самостоятельная фашистская организация, центр которой находился в Гамбурге[322].

Новые условия, созданные провалом мюнхенского путча и значительным изменением обстановки в стране, требовали тактической переориентации. Перспективы успеха новых попыток вооруженного переворота были практически сведены к нулю, и фашисты взяли курс на легальное завоевание власти, что по существу предопределяло последующее участие в выборах. И не этот вопрос был в действительности главным пунктом разногласий между гитлеровцами и другими представителями «фёлькише», а ориентация на привлечение рабочих, от которых последние предпочитали держаться в стороне. Если для Гитлера и его клики завоевание масс было неотъемлемой предпосылкой достижения основной внутриполитической цели – «уничтожения марксизма» и прекращения в результате этого классовой борьбы, то приверженцы Грэфе, будучи во всем или почти во всем остальном единомышленниками мюнхенских фашистов, возражали против «превращения рабочих в определяющий фактор движения»[323].

После суда Гитлера вместе с военным руководителем путча 8 ноября 1923 г. Крибелем и некоторыми другими нацистскими преступниками поместили в крепость Ландсберг. Часть дня заключенные работали на воздухе, остальное время выслушивали речи фюрера, которому они заменяли недостающую аудиторию, играли в карты, пили и т. д.[324] Позднее Гитлер говорил приближенным: «Ландсберг был моим университетом на государственный счет»[325]. Много времени уделялось диктовке будущей «библии» нацизма – «Майн кампф» – сочинению, представлявшему собой набор разглагольствований фюрера на самые разнообразные темы. Трудно, пожалуй, найти другую книгу, столь же хаотичную и бессистемную. Сам автор оценивал тогда свое творение очень скромно. «Я надеюсь, – писал он из крепости, – что мое оправдательное сочинение хотя бы в первой своей части переживет судебный процесс и меня самого»[326]. Спрос на книгу до прихода фашистов к власти был весьма невелик. В 1925 г. было продано 9600 экз. первого тома, в 1926 г. – только 4 тыс., в 1927 г. – нескольким более 2 тыс. Второй том, законченный в 1926 г., в течение двух последующих лет разошелся в количестве 5700 экз.; это значит, что лишь меньшинство купивших первый том заинтересовались вторым[327].

Позиция фюрера в это время уже характерна для того метода решения важных политических вопросов, который он широко использовал в дальнейшем. Вот один лишь пример: к «триумвирату» Людендорф – Грэфе – Штрассер Гитлер относился резко отрицательно, видя в нем опасного соперника в борьбе за руководство фашистским движением, но на просьбы с мест четко охарактеризовать свою точку зрения по этому вопросу Гитлер или не отвечал вовсе или поручал кому‑либо из своих подручных ответить в нарочито туманной форме[328]. Но грызня в фашистском стане усиливалась, а активно вмешаться в борьбу с тем, чтобы оттеснить соперников и обеспечить свое непререкаемое главенство, притом в общегерманском (а не только в баварском, как было до путча) масштабе, Гитлер, находясь в заключении, не мог. Есть также основания предполагать, что он был заинтересован в доведении разногласий до предела, чтобы по выходе из тюрьмы повысить свой престиж урегулированием споров. Как бы то ни было, в начале июля Гитлер сложил свои полномочия руководителя движения.

В этой обстановке в конце июля в Веймаре собралась конференция фашистских организаций. Речь шла о возможном их объединении под эгидой «Фёлькиш‑немецкой партии свободы»; но вместо этого заседания оказались целиком заполненными взаимной руганью, обвинениями во лжи, предательстве «идеи» и в коррупции. Розенберг решительно высказался против объединения, цель которого якобы лишь полное подчинение национал‑социалистов Графе и К°. Между тем, по словам Розенберга, «национал‑социалисты вкладывают в это предприятие духовный капитал (!), импульс, массы, т. е. собственно все»[329]. Людендорф в своем выступлении показал, что Гитлер изменял мнение по вопросу о слиянии трижды (это подтверждает и переписка между Ландсбергом и нацистами Северо‑Запада: для Гитлера важно было только одно: сумеет ли он стать во главе объединенной организации)[330]. «Все движение, – писал в своих воспоминаниях Э. Рем, – переживало глубокий кризис. Раздробленное, расколотое, группа, выступающая против группы, военизированная организация – против партии, лидеры – против лидеров, оно являло карт тину брожения и разорванности»[331]. Единства не получалось, и признанием этого было преобразование в октябре 1924 г. организации, возглавлявшейся Людендорфом – Грэфе–Штрассером, причем вне ее оказалась и бóльшая часть баварских нацистов, и фашисты северо‑западных округов.

Гитлер оставался в крепости до 20 декабря, в частности, потому, что выяснилась его причастность к упорным попыткам Рема возродить военизированные штурмовые отряды под другим названием[332]. Выборы в рейхстаг в декабре 1924 г., которые принесли фашистам поражение (они провели лишь 14 депутатов), были для баварского правительства хорошим поводом избавиться от упреков в преследовании «патриотов» – Гитлера и К°; к тому же оно считало, что «при усиливающемся развале движения фёлькише не следует более ожидать какой‑либо опасности с этой стороны»[333].

 

Расширение влияния нацистов

 

Посетив после своего освобождения главу баварского правительства Гельда, Гитлер ценой торжественного обещания «вести себя хорошо» добился снятия запрета с фашистской партии. 26 февраля 1925 г. вышел первый после запрета номер «Фёлькишер беобахтер». «Вся мощь движения, – говорилось здесь, – должна быть направлена против страшнейших врагов немецкого народа: еврейства и марксизма»[334]. О том, что фашисты берут курс на формальную легальность, свидетельствовали положения, касавшиеся штурмовых отрядов: провозглашались их невоенный характер и полное подчинение политическому руководству, чтобы не давать в руки властей поводов для преследования[335]. На следующий день состоялся массовый митинг (участвовало около 4 тыс. человек), означавший возрождение нацистской партии. Митинг происходил в том же зале, где развернулись события путча 8 ноября 1923 г.

В своей речи Гитлер преподнес слушателям несколько излюбленных идей, в первую очередь о необходимости уничтожения марксизма и его главных носителей – евреев. Красной нитью проходило через всю речь стремление с самого начала утвердить свое неограниченное, неоспоримое господство в партии. Однако Гитлер, видимо, переоценил устойчивость своего положения. Произнесенная им речь принесла фашистской партии неприятности: фюреру было запрещено выступать на открытых митингах и собраниях на территории Баварии. Примеру властей Баварии вскоре последовали правительства большинства германских земель, в том числе Пруссии. Так из рук нацистской верхушки было выбито одно из важнейших пропагандистских орудий; однако запреты распространялись лишь на такие митинги и собрания, куда доступ был открыт всем. Поэтому Гитлер имел возможность держать свои речи на разного рода закрытых сборищах независимо от того, сколь велика была аудитория. Запреты были отменены в 1927–1928 гг.

Весной 1925 г. умер президент республики Эберт. Гитлеровцы сделали ловкий ход, выступив за кандидатуру Людендорфа (в то время как «фёлькише» вместе с другими реакционными партиями поддержали другого кандидата). То был широкий жест в сторону Людендорфа, отношения с которым за последнее время значительно охладели; одновременно Гитлер способствовал лишению генерала остатков популярности, ибо не было сомнений в его провале. Результат оказался ниже самых пессимистических предположений: Людендорф собрал лишь 285 тыс. голосов. А во втором туре нацисты призвали к голосованию за другого военачальника‑монархиста, Гинденбурга, кандидата всего правого лагеря, благодаря чему нацистский лидер приобрел в соответствующих кругах репутацию сговорчивого деятеля[336]. Известно, что Гинденбург и стал президентом, что было симптомом явного сдвига в сторону реакции.

В первый период после возобновления легальной деятельности национал‑социалистской партии, когда еще допускалось существование в ней различных взглядов, шла довольно оживленная дискуссия о возможных путях ее развития. Ориентировались прежде всего на легальные возможности захвата власти, чтобы ликвидировать Веймарскую республику изнутри. «Мы воткнем наши носы в рейхстаг, – говорил Гитлер Гессу. – Конечно, превзойти марксистов в численности потребует больше времени, чем перестрелять их»[337]. Для многих сторонников нацистской партии, особенно для людей без определенных занятий, профессиональных военных, не имевших граж<