Глава I. НАЗВАНИЕ И МЕСТООБИТАНИЕ

 

САМОНАЗВАНИЕ

 

Слово "чукчи" происходит от чукотского слова cawcu[59] (чаучуj, что значит "богатый оленями". Оленные чукчи называют себя этим именем в отличие от других родственных народов, как, например, оленных коряков или приморских чукоч. Это же самое слово употребляется как самоназвание также оленными коряками, между тем как оба племени друг друга называют словом tanŋьtan (множ. число tanŋьt)[60].

Приморские чукчи называют себя и прочих приморских жителей аŋqaiьt ("морской народ"), от слова аŋqь ("море"); или ramaglat ("прибрежные жители"). Противопоставляя себя прочим племенам, оленные и приморские чукчи употребляют самоназвание lit-yilьlьt ("настояще-язычные", т. е. имеющие настоящий язык), а также craweilat ("люди"), или lье-orawetlai ("настоящие люди"), подобно тому, как азиатские эскимосы называют себя Juьt или Jupiьt (juk — "человек"; jupi — "настоящий человек"). Всех иноплеменников чукчи называют alva-jelьlьt ("иноязычные").

Таким образом утверждение многих путешественников, от Крашенинникова до Богдановича, что приморские чукчи и коряки, с которыми им приходилось вступать в сношения, называют себя cawcu, указывает на то, что эти морские промышленники принадлежали к оленному племени и, вероятно, еще имели стада внутри страны. Подобные факты до сих пор имеют место в пределах чукотского и коряцкого расселения.

Самоназвание "туски", которое W.H. Hooper приписывает чукчам со странным объяснением, будто оно значит союз или братство, вероятно, произошло от неправильного употребления слова "чуски" вместо "чукотский". Hooper, например, пишет "Чуский Нос", вместо "Чукотский Нос".

Название "чухмари", устанавливаемое А.А. Ресином для племени "промежуточного между коряками и чукчами"[61], происходит от распространенного на Камчатке названия чукоч "Чухмарье". Ресин называет так туземцев, живущих на Олукском и Туманском прибрежьях, т. е. кереков и тэлькэпских оленных чукоч, которые в действительности представляю собою наиболее примитивные отпрыски коряцкого и чукотского племени.

W.H. Dall считает кереков эскимосами. По крайней мере, он утверждает, что эскимосы медленно движутся на юг, вдоль берега. В 1879 году, говорит он, новая эскимосская колония расположилась на Алюторском мысу, а другая колония готовилась присоединиться к ней в следующем году. Мыс Алюторский на русских и американских картах — это в действительности мыс Ананнон, вблизи которого расположены первые юго-западные поселения кереков, тогда как настоящий Алюторский мыс лежит близ бухты Корфа (на русских картах — мыс Говенский).

В прежние времена чаплинские эскимосы действительно посылали торговые экспедиции к мысам Барыкова и Наваринскому, где находятся первые северо-восточные поселения кереков. Однако до мыса Ананнон и до бухты Корфа они никогда не доходили.

Некоторые группы оленных чукоч, например, оленеводы, живущие вокруг Чаунский бухты и к северу от реки Анадыря, у русских называются Беломорскими чукчами. Это название, вероятно, имеет связь с чукотским самоназванием elg-aŋqa-ŋaw-jьtoot ("потомство беломорской женщины"). Так чукчи называют себя в своих фольклорных рассказах. Приморских чукоч русские называют "носовыми". Распространено также название "Кавралин", от чукотского слова kavralьt — "взад и вперед ходящие". Чукчи называют так торговцев туземного происхождения, которые кочуют на оленях от Восточного мыса и от мыса Чаплина по ярмаркам на берегах Колымы и Анадыря, занимаясь также меновой торговлей на своем пути между оленными стойбищами. Kavralьt по преимуществу потомки приморских чукоч. Многие из них в молодости были охотниками на тюленей; затем они перешли к оленеводству и, приобретя несколько десятков оленей, стали заниматься меновой торговлей.

 

ДРЕВНЕЕ МЕСТООБИТАНИЕ

 

Согласно преданиям чукоч, в древние времена они все были прибрежным народом и жили морским промыслом и отчасти оленеводством. В современной жизни оленных чукоч существуют некоторые следы прежнего уклада. Древние рассказы их наполнены приморским бытом и лишь в меньшей степени относятся к оленеводству. Их зимние жилища устраиваются таким же образом, как жилища приморских чукоч. Их семьи остаются на одном месте в течение трех или четырех месяцев, пока пастухи со своими стадами передвигаются от одного пастбища к другому.

Внутреннее помещение зимнего шатра называется umqə-nelgьn — "шкура полярного медведя", хотя в настоящее время даже североокеанские приморские чукчи делают свои спальные полога из оленьих шкур. Ящик для инструментов у оленных чукоч называется "вместилище из китового уса" — ŋalawgocgьn, хотя в настоящее время китовый ус не употребляется ни на какие поделки для домашнего хозяйства. Большие мешки для хранения пищи и одежды, хотя сшиваются из оленьих шкур, но всегда имеют форму мешка из тюленьей шкуры, содранной целиком, с поперечным отверстием посредине.

В религиозных верованиях и обрядах собака играет более важную роль, чем олень, хотя, при настоящих условиях жизни, собаки почти не имеют значения в хозяйстве. Собаководство трудно совместимо с оленеводством. Оленные чукчи говорят: "русские напрасно удивляются тому, что мы держим так много собак. Собака — хранитель человека, сильная помощь во всяком несчастьи, верный друг, оберегающий от злого начала". При путешествии собака, как товарищ, отгоняет злого духа, между тем как олень не имеет такой силы. Во время заразных болезней надо потереть щенка об одежду гостей, приехавших издалека. Щенок или отгонит злых духов, которые могли прийти с путником, или, если они слишком могущественны, по крайней мере, послужит искупительной жертвой.

С другой стороны, названия месяцев у чукоч и у коряков указывают на то, что, быть может, оба племени или, по крайней мере, некоторая часть их пришли из более южных мест и что оленьи стада были у них уже в то время. Некоторые названия месяцев не соответствуют действительной смене времен года на северной тундре. Например, пятый месяц чукотского года (с начала апреля до начала мая) называется "месяцем вод" (imlьrьlьn — "водяной"). Реки тундры, однако, вскрываются только в конце мая. Третий месяц коряцкого календаря называется "ложно-оленеродный месяц" — tьninьqoja-jo-jelgьn, а четвертый — "действительно-оленеродный месяц" — lge-qoja-jo-jelgьn. Эти названия как будто свидетельствуют о том, что в стране, в которой коряки жили прежде, оленьи телята рождались месяцем раньше, чем теперь. Коряки и чукчи сами отмечают указанную несогласованность в обоих случаях и удивляются ей.

Одна интересная деталь чукотского фольклора также указывает на южное происхождение чукоч, а именно рассказ про "большого червя", который живет вблизи страны мертвых. Этот червь — красного цвета, полосатый и так велик, что нападает даже на крупных зверей. Когда он голоден, то становится очень опасным и может напасть из засады на дикого оленя и убить его, сжав в своих кольцах. Он проглатывает свою жертву целиком, так как у него нет зубов. Наевшись, он спит в течение нескольких дней там, где поел, и дети мертвецов не могут разбудить его, даже бросая в него камнями. Это подробное описание представляет собою не что иное, как описание удава. Очевидно, оно древнего происхождения, так как местообитание червя находится на небе, по соседству с душами умерших. Нигде в северо-восточной Азии змей нет. Поэтому данный рассказ, если он базируется на фактах, указывает на юг, на те далекие теплые берега, где действительно обитают удавы.

Быть может, уместно упомянуть здесь еще об одной легенде, которая, вероятно, не менее древнего происхождения. Легенда следующая.

В древние времена в Анюйских горах жил громадный зверь, называемый Kelilgu. Он был высокий и длинный, ходил всегда с широко разинутой пастью и лапы у него были с длинными когтями. Один молодой пастух, блуждая среди скал в поисках пропавшего оленя, был замечен Kelilgu и съеден им.

Спустя некоторое время отец молодого человека отправился искать его. Он пошел в горы и скоро встретил Kelilgu. Увидев его, он сказал: "Kelilgu, смейся! Я жирен, ты можешь съесть меня. Мои олени также жирны, ты можешь съесть их!" — "Ха-ха-ха!" — засмеялся Kelilgu. Его пасть раскрылась так широко, что верхняя челюсть коснулась спины, а нижняя достигла груди. Смеясь, он остановился, так как должен был закрыть свои челюсти лапами: таким образом человек выигрывал расстояние. Через некоторое время зверь все же настиг его, но он опять повторил: "Kelilgu, смейся! Я жирен, ты можешь съесть меня, мои олени также жирны, ты можешь съесть их!" — "Ха-ха-ха!" засмеялся Kelilgu, и его челюсти раздвинулись, но он, так же как и раньше, закрыл их лапами и продолжал преследование. Наконец они достигли селения, где молодые люди, собравшись в большом количестве, убили Kelilgu копьями. Но он также убил многих, потому что был проворен и легок, прыгал высоко, кусал зубами и царапал лапами.

 

СОВРЕМЕННОЕ МЕСТООБИТАНИЕ

 

Селения приморских чукоч расположены по берегу Ледовитого океана между мысом Эрри и мысом Восточным и по берегу Берингова моря, между Восточным мысом и Анадырской губой, исключая несколько вкрапленных между ними эскимосских селений — двух вблизи Восточного мыса и семи между мысом Чаплина и мысом Улахпен. Последний у чукоч называется Wuteen, тем же именем, как и находящееся вблизи селение.

Стойбища оленных чукоч рассеяны по всей стране на северо-восток от линии, проведенной от устья Индигирки к мысу Ананнон.

Часть страны, лежащей на запад от рек Чауна и Анадыря, образует так называемую "Чукотскую землицу". Эта территория, согласно одному из параграфов "Российского Свода Законов", считалась "не вполне покоренной". Ее обитатели, равно как и все прочие чукчи, имели привилегию решать все свои дела по собственным обычаям, включая даже дела об убийстве, если таковое совершится в пределах их территории. Такие привилегии иногда вели к странным результатам.

Г. Дьячков[62] описывает следующий инцидент, имевший место среди алюторских коряков. В 1882 году был убит человек; братья убитого, воздержавшись от обычной мести, послали жалобу в Гижигинское управление. В течение целого года не было ответа. Но в конце концов сборщик податей, казачий офицер из Гижигинска, проезжавший через означенную местность, объяснил жалобщикам, что они могут расправиться с обидчиком согласно своим племенным обычаям. Тогда родственники убитого, собравшись вместе, отправились в селение убийцы, набросали горящего дерева в землянку убийцы, где он жил со своей многочисленной семьей, и сожгли всех обитателей дома живьем.

Причиной столь необычной снисходительности русского законодательства было то обстоятельство, что последние походы, которые русские предпринимали против чукоч в XVIII веке, были весьма неудачны. Так, казачий голова Шестаков со своим отрядом был разбит на голову и сам был убит 14 марта 1730 года на реке Egac, а майор Павлуцкий, после некоторых временных удач, был точно так же разбит и убит 21 марта 1747 года на берегу Майорского озера, недалеко от с. Маркова, на среднем течении Анадыря. После этого правительство, утомленное расточительной и бесполезной войной, отозвало свои гарнизоны, а в 1764 году даже приказало разрушить Анадырский острог, отдаленнейший русский пост в северо-восточной Азии.

Сношения с чукчами, возобновленные в 1789 году, стали вестись с большой осмотрительностью и новых попыток к завоеванию чукоч силою не предпринималось. Пограничные части племени постепенно подчинились русскому влиянию. Но основная чукотская масса до настоящего времени осталась вне руссификации. До сих пор существуют чукотские стойбища и селения, где не видели русского лица и не слышали русского слова.

Около столетия тому назад территории оленных чукоч простирались за границы так называемой "Чукотской землицы", в сторону Ледовитого океана до реки Баранихи, а в сторону Тихого океана до реки Опуки; но затем, в 20-х годах XIX столения, оленные чукчи, побуждаемые увеличением своих стад, стали расширять пределы своего обитания на запад и на юг. В 60-х годах они перешли реку Колыму и распространились по тундре между Колымой и Алазеей; некоторые стойбища перешли даже Алазею и дошли до Индигирки. В то же самое время другие кочевники направились от Сухого Анюя к Большому Анюю, а оттуда к рекам Олою и Омолону, оттесняя тамошних обитателей, ламутов, далее и далее в леса или селясь вместе с ними в пределах лесотундры.

Кочевники Тихоокеанской стороны двинулись на юг и заняли верховья рек Опуки и Похачи и возвышенную равнину в области Палпальских гор, которая прежде была совершенно необитаема по причине постоянных мелких войн между чукчами и коряками. Некоторые чукчи продвинулись в направлении Парапольского Дола (возвышенная равнина между р. Пенжиной и бухтой Корфа). Внедрившись в среду коряков, часть их в значительной степени ассимилировалась, но старшее поколение чукоч, переселившихся даже на самую Камчатку, до сих пор говорит по-чукотски. На пограничной линии между чукчами и коряками есть несколько стойбищ, обитатели которых не могут определить, к какому племени они принадлежат, потому что самоназвание у оленных чукоч и коряков одно и то же, а языки их весьма схожи.

 

СОСЕДНИЕ ПЛЕМЕНА

 

В первые годы нашествия русских, т. е. в первой половине XVII столетия, на большой тундре, к западу от Колымы, жили какие-то оленные племена, которым казаки дали название "чукчи" и и с которыми они постоянно вели мелкие войны. Обе реки западной тундры были названы по ним — Большая и Малая Чукочьи. Этими туземцами был разрушен на западном рукаве нижней Колымы древнейший казачий поселок Похотск. История падения Похотска сохранилась в виде эпического предания. Некоторые детали ее напоминают рассказы центральных эскимосов Северной Америки и относятся к эпохе раньше появления русских. Прочие поселения русских также были разграблены и сожжены какими-то "чукчами", о которых говорится, что они приплыли в кожаных лодках, хотя в настоящее время ближайшие селения приморских чукоч находятся за 500 километров к востоку от указанных мест.

Чукотские предания называют это неведомое племя не чукчами, а Caacen, от названия реки Caan или Cawan ("Чаун" на картах), по берегам которой они жили. Это племя, однако, тесно связано с чукчами, хотя Caacet говорили на особом языке. Мне указывали несколько древних погребений на обеих сторонах устья Колымы, заполненных кучами оленьих рогов, принесенных в жертву умершим. Чукчи говорили, что эти погребения принадлежат Caacet. Они доказывали, что погребения не могли принадлежать их собственному племени, потому что среди рогов убитых оленей находились сброшенные рога, между тем как чукчи приносят в жертву только рога убитых оленей. Некоторые рога были так древни, что даже крошились между пальцами, а самые кучи были очень велики, что свидетельствовало о длинном ряде лет, в течение которых происходило их накопление. Некоторые чукчи, с которыми мне приходилось встречаться, заявляли о своем происхождении от отдельных предков из племени Caacet. То же самое утверждал чукча Камакай на мысе Эрри в разговоре с Врангелем[63].

Обрусевшие туземцы[64] по Колыме рассказывают еще о другом вымершем племени, которое они называют Шелаги и от имени которого производится название Шеланского мыса (мыс Эрри) на Ледовитом океане. "Шелаги" были приморским народом и жили где-то на берегу Ледовитого океана. Предполагают, что им принадлежали остатки жилищ на Медвежьих островах, вблизи устья Колымы. Их часто смешивали с Caacet, хотя нет никаких сведений о взаимном отношении двух указанных племен. Туземцы предполагают, что оба племени эмигрировали на восток. Об этом упоминает также Врангель[65].

Майдель, без видимых оснований, отрицает существование того и другого племени. Он упоминает, однако, почти на той же самой странице, что Петр Мангол, один из его чукотских проводников, утверждал, что в прежние времена на мысе Эрри жили приморские чукчи, которые говорили на языке, отличном от языка современных обитателей[66].

Затем он упоминает об охотнике Иване Вилигине, который жил в последней четверти XVIII столетия. Этот охотник утверждал, что он знал одного старого человека по имени Корай, который считал себя принадлежащим к племени шелагов. Он жил на морском берегу, в 200 километрах от устья Колымы. Майдель считал весь этот рассказ недоразумением.

Туземцы, однако, рассказывают, что на морском берегу к западу от острова Ajo еще существуют развалины, подобные тем, которые находятся на Медвежьих островах, а это подтверждает слова Вилигина.

Название Caacet в его руссифицированном виде будет "чаванцы" или "чаунцы", так что оно почти тождественно со словом "чуванцы". Это племя, в настоящее время почти исчезнувшее, в прежние времена жило где-то между юкагирами и чукчами. Оно занималось оленеводством и, вероятно, было посредствующим звеном между двумя указанными племенами. Остатки оленных чуванцев в настоящее время ассимилировались с коряками и говорят по-коряцки, а чуванцы-рыболовы совершенно обрусели. Несколько слов чуванского языка, приведенных в интересной книге Дьячкова[67], являются юкагирскими словами. Дьячков был школьным учителем селения Маркова, на среднем течении Анадыря, и сам себя считал чуванцем. На тундре, к западу от Колымы, еще существуют два или три рода юкагиров, которые смешались с тунгусами и в ограниченных размерах занимаются оленеводством.

Старые архивные документы Нижне-Колымска, датированные 1770 годом, упоминают "юкагир Ходинского чуванского рода"[68]. В настоящее время единственный существующий чуванский род называется Ходынским[69].

Своим теперешним соседям чукчи дают следующие названия: Tanŋьtan (множ. число Tanŋьt относится к корякам), Melgь-tanŋьtan — огнивный tanŋьtan — относится к русским. То же самое название дано русским коряками. Первоначальное произношение, вероятно, было: Melgь-t-tanŋьtan, т. е. tanŋьtan с огнивным луком. Огнивный лук — кремневое ружье. Корень melg без прибавления — t- означает огниво. В настоящее время, очевидно, вследствие неправильного произношения возник рассказ об огнивном сверле, которое было оставлено на покинутом стойбище и превратилось в русского.

Atal-tanŋьtan — чуванец. Atal, etel (две формы одного и того же корня, которые заменяют друг друга согласно правилам гармонии гласных, существующим в чукотском языке) — теперешнее самоназвание чуванцев. Крашенинников принимает его в качестве названия, которое коряки дают юкагирам, что вполне сходится с данными, которые уже были приведены относительно чуванцев[70].

В противоположность всем прочим Tanŋьt, чукчи часто называют коряков Lьe-tanŋьt — "настоящие tanŋьt", быть может, соответственно тому, что сами себя они называют "настоящие люди". Murdoch говорит, что эскимосы мыса Barrow употребляют слово tanning или tangin как название для русских или для проходящих мимо кораблей[71]. Жители Тихоокеанского побережья называют русских также russьlьt.

Американских китоловов чукчи называют Lelutvьlьt. Lelu — усы, борода, əltwet — лодка, судно, так что Lelutvьlьt буквально значит "усатолодочные". Неизвестно, почему лодка ассоциируется с усами. Очевидно, растительность на лице и китоловные суда кажутся наиболее характерными признаками американцев. Русских тоже чукчи называют иногда Lelu-remkьn — "бородатый народ", отсюда lalo-remka у азиатских эскимосов.

Для американцев существует еще название Pnawkulьt — "продавцы подпилков" (от слова pnawkun — подпилок, буквально: точильный камень), а иногда их называют, как и русских, Tanŋьt.

Восточная ветвь приморских коряков, живущая на Тихоокеанском берегу, от мыса Ананнон до мыса Барыкова, называется Kerek. Происхождение этого названия трудно установить. Едва ли оно имеет что-либо общее со словом "коряк", созданным казаками из слова qorakь, которое на юго-восточном коряцком наречии значит "состоящий при оленях".

Ламуты и тунгусы называются qaa-ramkьt, что значит "оленное племя". Более точно ламуты называются qor-emte-qaa-ramkьt — "оленное племя, ездящее верхом на оленях", а тунгусы тундры к западу от Колымы вместе с оленными юкагирами называются orwu-qaa-ramkьt — "санно-оленное племя", так как они ездят на санях. Юкагиры не имеют специального названия. Их называют veemьlьt — "речной народ", так же как называют северных русских, потому что те и другие являются рыболовами и живут по рекам или вблизи от них.

Эскимосы мыса Чаплина и ближайшего прибрежья называются Ajwanat (ед. число Ajwan). Это название дается также всякому приморскому чукче, которые не имеет ни одной оленьей самки. Многие приморские чукчи имеют по несколько оленьих самок в стадах своих друзей. С другой стороны, не только на Тихоокеанском берегу, в непосредственном соседстве с эскимосами, но даже у чаунских оленных племен ajwan сьmcekin означает "приморская родня" (слово cьmcekin значит "родственник")[72]. Азиатские эскимосы называют себя Juьt (множ. число от juk — человек), так же как американские эскимосы называют свое племя Inuit (множ. число от inuk или inung — человек).

Жители эскимосского селения Nuukan на Восточном мысе, язык которых значительно отличается от языка чаплинских эскимосов, называются просто Nuukalьt или, в насмешку, Peekit[73]. Жители с. Wuteen, последнего эскимосского селения на мысе Улахпен, к северо-западу от бухты Пловер, также отличающиеся по языку от жителей мыса Чаплина, называются, подобным же образом, Wuteelьt. По мнению Гондатти, Nuukalьt и Wuteelьt на понимают языка, которым говорят на мысе Чаплина, и в разговоре чаплинскими эскимосами должны употреблять чукотский язык. Богданович говорит о чрезвычайном смешении народов на берегу Чукотского полуострова[74]. Однако, при сравнительном анализе всех трех наречий, можно видеть, что диалектические различия их не так велики, как предполагает Гондатти. Можно легко убедиться, что представители всех трех племен сообщаются между собой без особых затруднений, каждый пользуясь своим собственным языком.

Разумеется, зная чукотский язык, они могут на нем объясняться между собой. Во всяком случае, нет основания считать жителей этих двух селений представителями какого-то неизвестного племени, как это предполагается Гондатти.

Язык Nuukalьt является посредствующим между языком Ajwanat и языком туземцев Диомедовых островов. Последний, в свою очередь, родственен языку аляскинских эскимосов.

Относительно Wuteelьt дело обстоит сложнее, — они живут далее на юг. Кроме того, они такие страстные и отважные мореплаватели, что легко могли прибыть откуда-нибудь с противоположного берега.

Жителей острова Лаврентия чукчи называют Eiguelьt, а самый остров — Eiguen. Их язык совершенно одинаков с языком азиатских Ajwanat. Очевидно, они являются переселенцами с ближайшего берега, вероятно, с мыса Чаплина. Предания явно указывают на этот путь, а переселение с материка довольно значительно даже в настоящее время, тогда как семьи первых переселенцев постепенно вымирают. Разумеется, некоторое американское влияние дает себя чувствовать на острове с древних времен.

Категорическое утверждение Гондатти, что азиатские эскимосы пришли с острова Лаврентия, кажется мне в высшей степени невероятным, хотя я сам также убежден, что азиатские эскимосы не являются аборигенами на Тихоокеанском берегу. Пришли ли они с берегов Ледовитого океана из Азии или из Америки, это другой вопрос; но, во всяком случае, они эмигрировали с севера на юг, и остров Лаврентия является последней границей их расселения. W.H. Dall приводит рассказ туземца бухты Пловер, по имени Nokum, который говорил, что эскимосы пришли в Азию в древнее время с островов, находящихся на северо-востоке (Диомедовы), и оленные люди разрешили им поселиться на бесплодном скалистом берегу[75].

Жителей Диомедовых островов чукчи называют Jьkьrgaulьt — "ротастые", от слова jьkьrgьn — "рот". Поводом для такого названия послужили губные украшения, которые они носили в прежнее время.

Американский материк называется Kььmьn. Обитатели его называются Kььmьlьt[76], а также Jьkьrgaulьt, или Rocgьlьt ("народ противоположного берега").

Остается открытым вопрос, были ли какие-нибудь эскимосские селения на берегу Ледовитого океана в прежние времена. В настоящее время их там не существует, исключая Nookan; но среди жителей Uwelen, ближайшего селения на запад, имеется несколько эскимосов. Старые путешественники, например, Литке и Врангель, упоминают несколько племенных названий, по предположению эскимосских. Например, Onkilon и Namollo; но первое совпадает с чукотским Aŋqalьn, а слово Namollo напоминает коряцкие название приморских жителей nьmьlu, которое в чукотском языке употребляется в форме nьmьlьt, от слова nьmnьm — жилье.

Врангель, а также следующий по его стопам Норденшельд упоминают об эскимосском племени, которое около двухсот лет тому назад занимало весь берег Ледовитого океана, от мыса Шелагского (Эрри) до Берингова пролива, и было оттеснено чукчами. Они базируются в качестве главного своего аргумента на различии между современными надземными чукотскими жилищами и остатками старых землянок, находимых в разных местах побережья. В действительности же это различие не говорит ни о чем другом, как только о том, что с возрастанием оленеводства подземные жилища, как неудобные и требующие большого расхода жира, были постепенно заменены как у эскимосов, так и у чукоч другим типом домов, вероятно, также древним, но более похожим на палатки оленеводов, со спальной комнатой внутри, сделанной из шкур.

Тихоокеанские эскимосы медленнее совершали эту замену, так как у них нет оленей. В настоящее время на всем западном берегу Берингова пролива имеется только пять населенных подземных жилищ: одно в Uwelen'е и четыре в Nookan'е. Врангелю, который приближался к северным берегам с Колымской стороны, шатры оленеводов показались типичным чукотским жилищем, существенно отличным от землянки. Различие это тем рельефнее, что жители берегов Кулючинской бухты перешли от морских промыслов к оленеводству.

Возможно, что на берегу Ледовитого океана в прежнее время жило больше эскимосов, которые мало-помалу ассимилировались чукчами. Так, некоторые названия чукотских селений на берегах Ледовитого и Тихого океанов звучат по-эскимосски (применительно к айванскому наречию) и могут быть объяснены из эскимосского языка. Для примера можно сравнить названия следующих селений:

 

 

Что касается приведенной Врангелем легенды относительно эскимосского начальника Krächoj, в которой повествуется о том, что Krächoj переплыл через море на острова, то я могу сказать, что также слышал эту легенду среди чукоч; но она мифична по своему характеру и находится в связи с другими рассказами об исчезнувших племенах, подобно таким же рассказам эскимосов. Верно, однако, что северные чукчи убеждены в том, что в какой-то северной стране, не очень далеко от Азиатского материка, живет племя людей, происшедшее от этих древних переселенцев. Говорят, что эту страну видели люди, унесенные на байдаре в открытое море. Очевидно, эти рассказы имеют в виду о. Врангеля, и я слышал от жителей того же самого селения Kuluci, которое упоминает Врангель, рассказ, повидимому, еще более свежего происхождения, в котором говорилось, что несколько лет тому назад две лодки селения были унесены ветром в эту страну через море. Унесенные нашли дома, украли часть провизии из подземных мясных погребов и скрылись незамеченными. Все эти подробности описывались так живо, что, если бы я не знал наверное, что о. Врангеля необитаем, я тут же поверил бы рассказу.

Убеждение, что неизвестные племена еще живут в каких-нибудь отдаленных частях страны, существует в различных местах северо-восточной Азии. Кроме рассказа Krächoj, существует еще чукотский рассказ о Vaiŋe-qaa-ramkьt — "сумеречных ламутах". В этом рассказе говорится, что ламуты также переселились за море, но, снедаемые тоской по родине, часто приплывают обратно, и их можно видеть в сумерки при последних коротких лучах заходящего солнца. Они совершенно безвредны и лишь иногда крадут пищу для себя из складочных мест. Время от времени чукчам выпадает случай убить одного из них, и тогда можно видеть, что убитый весьма похож на обычного человека, только ноги у него большие и между пальцами перепонки.

Чукчи мало поддаются ассимиляции; если они входят в сношение с другими племенами, то не усваивают их языка, а вынуждают их учиться чукотскому языку. Основная причина этого та, что чукчи — самые богатые оленеводы в стране и прочие племена зависимы от них в отношении средств жизни. Поэтому соседи чукоч вынуждены изыскивать способы легкого сообщения с ними. Приморские чукчи, непосредственные соседи эскимосов, плохо знают их язык, между тем как все эскимосские мужчины и большинство женщин говорят по-чукотски так же свободно, как на своем собственном языке.

Равным образом чукотские семьи, живущие на Анадыре, недалеко от обрусевшего селения Маркова, не знают русского языка, между тем как все мужчины в Маркове свободно говорят по-чукотски.

Чукчи настолько независимы от чуждых влияний, что предпочитают создавать свои собственные слова для новых предметов, приходящих к ним из цивилизованного мира, не желая усваивать чужестранные названия. Так, они создали следующие слова: горчица — cьmjьcьm (горечь), мука — piŋ-wurrьn (подобное порошку), хлеб — pin-tekicgьn (порошок-мясо), водка — ōq-imьi (дурная вода), железный напильник — pьiwьntь-pnawkun (металл-точильный камень), чайник — pilgь-kuk (горло-котел).

 

 

ХАРАКТЕРИСТИКА СТРАНЫ

 

Территория чукоч расположена преимущественно в области тундры и включает в себя части лесотундры. В Колымском округе, с западной стороны гор, климат холодный и сухой. Снежные осадки не слишком велики, и бури не так часты в холодное время года, как на Чукотском полуострове.

На Тихоокеанском берегу температура не падает так низко, как в Колымском округе, снежных осадков много больше, снежные бури — сухие зимой, влажные и туманные осенью и весной — происходят часто и длятся иногда по несколько недель сразу. Поэтому растительность в обеих частях чукотской территории совершенно различна. На Колымской стороне преобладающим деревом является лиственница, которая достигает здесь большой высоты и имеет прекрасно развитую форму. Она растет даже за полярным кругом к северу до 69º широты. Граница ее распространения по берегам больших рек находится всего лишь за 50 миль от морского берега. На Тихоокеанской стороне, например, в долине реки Анадыря, лиственница встречается реже, чем на западной стороне гор, произрастая только во внутренней части страны, вдоль реки Майна, протока Анадыря. Главными деревьями здесь являются ива и тополь, растущие одинаково повсюду. Ближе к полярному кругу, на расстоянии 100 миль от берега, они встречаются уже в виде кустарника, который заходит довольно далеко на север. Почти всюду, в речных долинах, можно встретить кустарник ивняка и ольховника. Берег на многие мили лишен всякой растительности, исключая оленьего моха и других лишайников. На песчаных пространствах, подобных мысу Чаплина, обитатели не в состоянии собрать даже достаточного количества травы на стельки для обуви и принуждены доставать их с далекого острова.

Богданович утверждает, что он видел хорошие травы на горных склонах, окружающих Кониямскую бухту, но он не потрудился указать точнее, сколь большое пространство занимали эти травяные места. Он даже выражает мнение[77], что по Чукотскому полуострову можно путешествовать на лошадях в летнее время. Но я должен указать на то, что даже подальше на юг, вдоль лесной границы, лошади путешественников часто гибли от недостатка корма[78].

Согласно метеорологическим исследованиям, средняя температура в Колымском округе следующая:

 

Река Колыма замерзает в Нижне-Колымске 12 октября, в Средне-Колымске — 11 октября. Вскрывается: в Нижне-Колымске — 15 июня, в Средне-Колымске — 4 июня.

Средняя температура в Анадырском крае следующая:

 

 

Анадырский лиман замерзает у Анадырска 17 октября. Вскрывается река Анадырь: в Маркове 5 июля, устье-лиман Анадыря — у Мариинского Поста 17 июля (сведения 1900 года).

 

 

СТОЙБИЩА И СЕЛЕНИЯ

 

Стойбища оленных чукоч расположены группами, преимущественно вдоль рек; их пастбищные пространства разделены горами. Горы обычно лишены растительности и так выдуты ветрами, что являются негодными для пастбищ. Осенью оленеводы скочевывают на окраину лесов, чтобы найти здесь убежище от зимних бурь; весной они со стадами направляются на тундру и доходят даже до берегов океана, где им легче уберечь стада от вредных насекомых и найти для них пастбища, наилучшие для летнего сезона. Стойбища, расположенные вблизи рек, передвигаются летом в горы, вместо того чтобы откочевать к морю, и останавливаются вблизи небольших ледников, где насекомых меньше, чем в долинах. Правда, их стада находятся в худших условиях, чем те, которые направляются к берегам океана. Район перекочевок чукотского стойбища простирается на 150–200 километров. В большинстве случаев оно захватывает каждый год одну и ту же территорию или ближайшую к ней. Иногда какое-нибудь стойбище, недовольное своим пастбищем, выискивает себе новое в любом месте, лишь бы только оно не было уже занято кем-либо на текущий год.

Становища и группы оленных чукоч указаны по направлению от запада к востоку.

Индигирская и Алазейская группа — вдоль рек того же наименования, 13 становищ с населением около 150 душ; она является самой западной группой, и территория ее окружена землями, населенными якутами и тунгусами. Некоторые из оленеводов этой группы имеют до 5000 голов и регулярно снабжают Средне-Колымск и другие селения мясом.

Западная Колымская группа, как показывает наименование, находится к западу от Колымы, заключает в себя 35 становищ с населением в 400 душ. Эта группа, вследствие жестокой эпидемии оспы, которая в 1884 году унесла до трети населения в могилу, значительно ослаблена. После эпидемии многие стада, оставшись без наблюдения, разбежались и присоединились к стадам диких оленей; часть западных становищ, которые раньше жили в этой местности, переправилась обратно через Колыму и вновь заняла свою прежнюю территорию, эпохи шестидесятых годов.

Сухо-Анюйская группа — между Ледовитым океаном и рекою Сухим (Малым) Анюем. Эта группа является самой многочисленной, становища ее простираются, через каждые 10–15 километров, от правого берега Колымы вдоль Анюя к границам Чаунский тундры. Число становищ — около 100, стада их не очень велики, большей частью от 300 до 400 голов, чего достаточно для снабжения двух семейств (т. е. от 10 до 15 человек в среднем на становище) мясом, одеждою и шкурами для продажи. Некоторые стада, однако, имеют 2 и 3 тысячи голов. Подальше к востоку стада этой группы вообще увеличиваются.

Больше-Анюйская группа содержит едва до 20 становищ. Их число значительно уменьшилось вследствие эмиграции на юго-запад, к рекам Олою и Омолону, где в настоящее время живет преимущественно южная часть племени. Эта группа имеет около 45 становищ с населением в 500 душ. Некоторые из оленеводов обладают такими же большими стадами, как и оленеводы Индигирской группы, и снабжают мясом Средне-Колымск и Гижигинск. Они не имеют доступа к морю и потому в летнее время принуждены отходить в горы, что, в свою очередь, влечет за собой неизбежный ущерб в оленеводстве.

Верхне-Анадырская группа содержит около 30 становищ. В летнее время они также отходят в горы.

Чаунская группа — около 50 становищ, живет в тундре близ Чаунской губы. Она отделена от Анюйской группы горным водоразделом. Стада ее имеют в среднем 400 — 500 голов, хотя встречаются и более многочисленные стада.

То же самое можно сказать относительно группы Эрри, территория которой лежит далее к востоку и которая имеет столько же становищ (40 — 50).

Онмылынская группа ("внутренняя"), живущая между северным берегом реки Анадыря и бухтой Креста, имеет около 60 становищ. Она имеет большую пестроту в численности стад. Многие стан