Новое назначение артельщика стёпки

 

Едва пароход вышел из бухты, на палубе появился доктор Челкашкин.

– Ребята, всем собраться у камбуза, – сказал он шёпотом.

– Есть собраться у камбуза! – подмигнули Солнышкин и Борщик.

И никто не заметил, как сзади, оттопырив ухо, к разговору прислушивался артельщик. Он тут же скрылся и побежал в каюту Плавали‑Знаем.

Плавали‑Знаем спросил:

– В чём дело?

– Заговор! – выпалил артельщик, вытирая лоб.

– Какой заговор?

– Тс‑с… – приложил палец к губам артельщик. И он выложил всё, что услышал на палубе.

– Я пойду туда сам, – сказал Плавали‑Знаем.

– Но тогда они не будут ничего говорить.

– Верно, – сказал Плавали‑Знаем. И хлопнул рукой по столу. – Ты должен всё подслушать.

– Но они меня туда не пустят, – сказал артельщик.

– Спрячься.

– Это идея! Это я могу. В канатный ящик. Он засиял от собственной выдумки и на цыпочках побежал к камбузу. Там ещё никого не было. Стёпка, кряхтя, втиснулся в большой сундук для канатов, поудобнее улёгся, придвинул нос к маленькой дырочке в крышке и приготовился слушать. Но в тот момент, когда он закрывал крышку, на верхнюю палубу вышла Тая с одеялом.

Между тем у камбуза собралась почти вся команда. Боцман присел на край сундука. Солнышкин устроился рядом.

– Итак, – сказал доктор Челкашкин, – мы собрались для того, чтобы обсудить…

Артельщик напряг слух.

Тут в дверях появилась Тая. Она дёрнула Челкашкина за рукав и приложила к губам палец. Потом она шепнула собравшимся несколько слов и показала пальцем на сундук.

– Так, – сказал Мишкин, – о чём же мы будем говорить?

Он докурил сигарету и сунул окурок прямо в сундучную дыру.

– О чём же мы будем говорить? – спросил Солнышкин и прикрыл дырку каблуком.

– О том, куда деть этот старый паршивый сундук! – сказал Челкашкин и стукнул по нему ногой. – Куда деть этот рассадник грязи!

У артельщика от канатной пыли щекотало в носу и першило в горле. Ему хотелось чихать, кашлять и плеваться, но он со страхом прислушивался к тому, что сейчас скажут.

– Выбросить! За борт! – сказал Бурун.

– За борт! – крикнул Солнышкин.

У артельщика по спине побежали мурашки. Он хотел было уже выскочить, но Челкашкин сказал:

– Я думаю, пока его можно убрать в подшкиперскую, а после разрубить на дрова.

Матросы подхватили сундук и, швыряя из стороны в сторону, оттащили в подшкиперскую.

Артельщик слышал, как сверху что‑то загрохотало. Это Солнышкин забрасывал сундук старыми вёдрами, канатами и обрезками досок. Наконец шум утих, скрипнула дверь, и всё смолкло. Стёпка попробовал выбраться, но крышка не поднималась.

 

НОРД! НОРД!

 

А в это время Плавали‑Знаем мрачно ходил по рубке и размышлял: «Какой заговор? Кто эти заговорщики?» Он надеялся на артельщика, но думал, что не мешает предпринять что‑нибудь и самому. Сверху в иллюминатор он увидел спешащего куда‑то Солнышкина.

– Солнышкин! – крикнул он.

Солнышкин хотел ускользнуть, но не успел. «Опять драить сапоги или кормить попугая», – насмешливо подумал он, тяжело поднимаясь по трапу. Но у самой рубки его встретил неожиданный возглас:

– Солнышкин, за штурвал!

У Солнышкина мгновенно спутались мысли. Прямо перед ним вращались спицы штурвального колеса. Петькин крикнул: «Вахту сдал!» – и Солнышкин не заметил, как руки сами потянулись к штурвалу. Ноги приняли крепкую морскую стойку.

– Смотреть на компас, Солнышкин! – скомандовал Плавали‑Знаем и крепкой рукой помог повернуть штурвал.

У Солнышкина совсем помутилось в голове. Вещи происходили просто невероятные. Он стоял у штурвала. Он вёл судно. Оно резало носом зелёные глыбы волн, и помогал ему не кто‑нибудь, а Плавали‑Знаем.

Плавали‑Знаем с усмешкой посмотрел на Солнышкина: его затея начинала иметь успех.

– Что, не получается? – усмехнулся он. – Ничего, получится! Я сделаю из тебя матроса. Ты хочешь стать настоящим моряком? Я возьму тебя в самый дальний рейс. Хочешь в Аргентину? – Тут Плавали‑Знаем остановился, но махнул рукой: – Где бы она ни приклеилась, в Америке или в Африке! Хочешь в Бразилию или в Австралию? Только надо знать, с кем дружить, Солнышкин!

У Солнышкина перед глазами плыли радуги. «Сейчас я из него выужу всё, что надо, – усмехнулся капитан. – Выложит всё до донышка»

– Я научу тебя держать курс! – сказал Плавали‑Знаем. – Нужно только смотреть на компас. – И он постучал пальцем по стеклу, где медленно двигалась стрелка. – На компас.

Солнышкин посмотрел на компас, но ему в глаза словно заглянул другой, подаренный Робинзоном. Стрелка его вела себя как‑то настороженно. Она показывала на север, но начинала колебаться.

– Эх, Солнышкин, если захотеть, если только захотеть, то все пароходства на земле ещё услышат: Магеллан, Лаперуз, Солнышкин. Как это звучит! Но для того чтобы стать большим человеком нужно вовремя отойти от всяких Перчиковых, Огурчиковых… Кто там затевает какие‑то заговоры? Это бездельники, которые не умеют смотреть на компас. На компас надо смотреть, Солнышкин!

А Солнышкин и так уже смотрел на компас. На свой маленький бронзовый компас. Солнышкину очень хотелось быть Лаперузом и Магелланом. Ему было очень жаль отходить от штурвала, но он стиснул зубы и передал управление Петькину. Нет, пусть он не будет капитан ом, пусть не будет моряком, но никогда он не станет предателем.

– Солнышкин! – закричал Плавали‑Знаем. – Солнышкин, подумай!

Но Солнышкин уже всё обдумал. Он смотрел на маленькую бронзовую коробочку, где стрелка показывала: норд, норд!

 

РАЗВЕДКА УХОДИТ СПАТЬ

 

Плавали‑Знаем ходил по рубке и стрелял по углам глазами. План провалился. Негодование переполняло капитана.

«Заговор! Я вам покажу заговор! Плавали – знаем!» И он с нетерпением ожидал своего разведчика.

Но прошёл час, второй, а артельщика не было. Подавился он там сарделькой, что ли? Над палубой уже качался из стороны в сторону месяц. Артельщик всё не появлялся.

С подозрительностью глядя по сторонам, Плавали‑Знаем вышел к камбузу и остолбенел: канатного ящика не было. Только Бурун сметал веником с палубы мусор.

– Где ящик? Куда его дели? – взвыл Плавали‑Знаем.

– А что? – как ни в чем не бывало спросил Бурун. – Я его оттащил в подшкиперскую. Хотите – могу открыть.

– Сам, я открою сам! – крикнул Плавали‑Знаем и бросился в подшкиперскую.

Расшвыряв канаты и вёдра, он открыл крышку, и из сундука, серый, как ливерная колбаса, вывалился артельщик.

– Ну что? – зашептал Плавали‑Знаем. – Что услышал?

Но артельщик только чихал и кашлял. Потом, шатаясь, он поплёлся в свою каюту, шлёпнулся на пол и проспал ровно двадцать четыре часа. А за это время произошло немало важных событий.

 

«СМОТРИТЕ НА ГОРИЗОНТ!» – КРИЧИТ СОЛНЫШКИН

 

Всю ночь Солнышкин не мог уснуть. Хотя руки и спина у него ныли после работы, он то и дело выбегал на палубу и вглядывался: не покажутся ли вдали очертания острова Камбалы? Навстречу дул сильный ветер. Волны взбирались на палубу, и брызги, словно солёные пули, барабанили по лицу Солнышкина. Он весь, до ниточки промок, а сердце его стучало изо всех сил:

«Держись, Перчиков, подмога рядом!»»

В час ночи Солнышкин заглянул к боцману. В два он растормошил Борщика. Потом он поднялся в рулевую рубку, чтобы сверху посмотреть в сторону острова.

Но нужно сказать хотя бы несколько слов о разговоре, который состоялся у камбуза, пока артельщик лежал в сундуке в подшкиперской.

– Итак, – сказал доктор Челкашкин, – утром мы подходим к острову. План операции по спасению Перчикова следующий…

Тут все придвинулись к доктору.

– Солнышкин следит за появлением острова даёт знать мне. Боцман готовит шлюпку и с Федькиным направляется к берегу.

– А я? – закричал Солнышкин. Ему показалось, что о нём забыли.

– Разве я кончил говорить? – возмутился Челкашкин. – Борщик держит наготове горячий бульон и чай. Тая готовит чистую постель. Не исключена возможность, что у Перчикова есть какие‑либо повреждения или злокачественный насморк. Плавали‑Знаем я беру на себя. Помощником оставляю Солнышкина. Ясно?

– Ясно, – ответили ему шёпотом.

– А теперь по местам! И каждому помнить о своём долге.

Так вот, в два часа ночи Солнышкин поднялся в рулевую рубку и натолкнулся на промокшего Плавали‑Знаем. Он кашлял и чихал.

– Нечего шататься! – сказал он. – Время спать.

– Плавали – знаем! – весело подмигнул ему Солнышкин.

Неслыханная наглость! Ему отвечали его знаменитыми словами. Петькин, который стоял на руле, втянул голову в плечи, будто его могли стукнуть, но Солнышкину до этого не было никакого дела.

Ровно в четыре часа утра на горизонте, за гребнями зелёных волн, он увидел фиолетовую вершину острова и постучал к Челкашкину.

– Слышу, – раздался из‑за двери голос. Из каюты, сверкая лысинкой, появился аккуратно выбритый Челкашкин.

Из рубки доносился отчаянный кашель.

– О, это как раз то, что нам надо! – сказал доктор и заспешил в рубку.

Плавали‑Знаем задыхался от кашля. Он схватился обеими руками за живот и согнулся.

– Как? – сказал доктор Челкашкин. – Вы так больны и не легли в изолятор?

– Никаких изоляторов! Кхе‑кхе‑кхе! – закачался из стороны в сторону Плавали‑Знаем. – Эта проклятая погода!

– Но вы заразите всю команду! Примите хотя бы таблетки!

– Та‑кха‑блетки! Да‑а‑вайте ваши та‑кха‑блетки! – яростно кашлял Плавали‑Знаем.

Челкашкин достал из правого кармана две белые пилюли. Плавали‑Знаем сунул их в рот. Ровно через минуту он, зевнув, сказал:

– Ну, я пошёл спать, – и улёгся прямо на полу.

Когда Челкашкин убедился, что две таблетки снотворного сделали своё дело, он повернулся к Петькину и приказал:

– Курс сто шестьдесят! Маршрут к острову Камбалы.

– Есть к острову Камбалы! – пробормотал Петькин и повернул штурвал.

Через час на пароходе «Даешь!» все готовились к встрече Перчикова. На плите у Борщика кипел бульон. Тая взбивала подушку, постукивая каблучками, Марина несла в его каюту самые лучшие вилки и ложки, а боцман на палубе готовил к спуску шлюпку. И только из двух кают раздавался непробудный храп, но он совсем не мешал общему хорошему настроению.

Солнышкин теперь не уходил с мостика. Над океаном поднялось солнце, навстречу бежали зелёные волны, и то и дело сверкали рыбёшки. И вдруг за гребнями волн, вдалеке Солнышкин увидел какую‑то тушу, над которой с криками летали чайки. Солнышкин схватил бинокль, и его храбрый чубчик стал удивлённо качаться влево и вправо.

– Смотрите на горизонт! – закричал Солнышкин.

Впереди, навстречу пароходу, важно плыл громадный кит, а на его спине приплясывал живой и невредимый Перчиков!