Локальные психические защиты

 

Не смотря на то, что я называю эти защиты локальными, они, тем не менее, прямо или косвенно могут прикрывать несколько конечных данностей. Но, в отличие от глобальных защитных систем, они не способны создать целостную всестороннюю защиту от конфронтации со всеми конечными данностями одновременно, и не являются настолько мощными и эффективными.

 

Другой человек. Данная защита формируется на основе псевдосмысла, коим является любовь к какому-то конкретному человеку и, возможно, забота о нём и/или служение ему. Позволяет прикрыть ещё как минимум одну конечную данность – изоляцию. Но если взять, например, супружескую пару, то один из супругов может переложить ответственность за принятия трудных жизненных решений на другого, тем самым обеспечив себе защиту от свободы. Кроме того, один из супругов может выступать для другого в роли конечного спасителя, обеспечивая защиту от страха смерти. И тут дело даже не в том, что женщина чувствует себя рядом с мужчиной, «как за каменной стеной». Некоторые люди вступают в конфронтацию со смертью даже тогда, когда на них никто не смотрит или когда, по их мнению, о них никто не думает. И если рядом есть другой человек, который будет просто смотреть, то для таких людей он превращается в спасителя, избавляющего от страха смерти.

Данная психическая защита имеет существенный недостаток – ей свойственно внезапно и очень болезненно разрушаться, ибо опирается она на человека. А человек – это существо весьма ненадежное: он может скоропостижно скончаться, разлюбить и навсегда уйти, повзрослеть и уехать из родительского дома, со временем превратится в нечто, совсем не подходящее на роль псевдосмысла. В итоге защита разрушается.

Но самое неприятное то, что данная локальная защита так же, как и вышеописанные глобальные защитные системы вступает в жесткую конфронтацию с мейнстримом, а потому выстроить её практически невозможно. Сегодня не модно просто так любить человека и находить в этом смысл жизни. Сегодня модно использовать человека для удовлетворения своих личных потребностей. Парень использует девушку для удовлетворения своих сексуальных потребностей, а девушка использует парня для удовлетворения своих материальных потребностей. Кроме того оба используют друг друга, как средство отвлечения от бессмысленности и одиночества. Оба используют друг друга для поднятия своей личной самооценки за счет опускания самооценки партнера. Вот такие отношения получаются. Причем обзаводиться псевдосмыслом в виде любимого человека в большей мере свойственно парням, чем девушкам. Современные девушки предпочитают плыть по течению и защищаются от бессмысленности не с помощью псевдосмысла, которым мог бы стать парень, а с помощью отвлечений. На отвлечения нужны деньги. Некоторые девушки зарабатывают их самостоятельно, но большинство пытаются использовать для этого парня. При этом парень должен быть достаточно глупым, чтобы поддавался манипуляциям и тратил деньги на удовлетворения не своих потребностей, а потребностей девушки. Либо же достаточно слабовольный, чтобы его можно было прогнуть или даже сломать, как личность, и требовать у него деньги прямо и открыто без всяких манипуляций. Такой парень используется в качестве банкомата, поэтому, сколько бы денег он не выдавал, относиться к нему будут, как к банкомату и ни как иначе. А вот для удовлетворения свои сексуальных потребностей девушки предпочитают использовать других парней: красивых и сильных. Но и эти парни будут всего лишь средством для отвлечения-развлечения, и ни в коей мере не псевдосмыслом. Разве что ребенок от одного из таких мачо может стать для девушки псевдосмыслом, но тоже очень редко. Обычно девушки рожают ребенка с целью привязать к себе парня, который используется ими в качестве банкомата. После привязки ребенок превращается в инструмент для шантажа и при умелом использовании позволяет девушке вытащить из банкомата больше денег для удовлетворения своих личных потребностей. Но кроме этой основной функции ребенок используется девушкой как одно из возможных отвлечений от изоляции и бессмысленности.

 

Преданность цели. Данная защита основывается на псевдосмысле, коим является некая цель. Эйнштейн когда-то сказал: «Если вы хотите вести счастливую жизнь, вы должны быть привязаны к цели, а не к людям или к вещам». И он был абсолютно прав. Если человек сможет привязаться к цели и будет уделять ей достаточно времени и сил, то он обретёт псевдосмысл жизни, а вместе с ним гармонию и счастье. Не смотря на то, что человек может посвятить свою жизнь достижению какой угодно цели, зачастую ее формирование происходит неосознанно и зависит от идеологии, господствующей в обществе, т.е. от мейнстрима. В этом, кстати, заключается отрицательная сторона данного типа локальной защиты. Вот скажем, присядет пожилой человек в парке на скамеечку, осознает, что всю свою жизнь посвятил достижению некой цели, и внезапно возьмет да и засомневается в том, что эта цель имела какой-то смысл. Осознает, что кроме этой бессмысленной цели не видел больше ничего вокруг себя, что жил не полной жизнью, что не насытился ею, что хотел бы прожить её совсем по-другому. Но увы, время не повернуть назад. Юность отдана цели, зрелость отдана цели, осталась только старость с её артритом, ишемией, склерозом, слабоумием и скорой смертью. И тогда у человека возникнет чувство вины перед собой и чувство обиды на себя. Но с другой стороны, до момента такого неприятного озарения человек жил счастливой жизнью, в то время, как другие люди страдали от бессмысленности, пытаясь защищаться с помощью отвлечений.

 

Покажу на примере, как в нашем обществе может происходить формирование цели. Когда психические защиты от бессмысленности (особенно на основе отвлечений) дают сбой, у человека, кроме уныния, подавленности, тревоги, появляется ещё и чувство, что ему чего-то не хватает. И если бы этот человек занялся глубоким самоанализом, то он бы возможно осознал, что ему не хватает именно смысла жизни, того истинного смысла, которого на самом деле не существует. Но такой самоанализ, приводящий к осознанной конфронтации с бессмысленностью, является слишком трудным и болезненным процессом, поэтому мало кто им занимается. Человек вместо того, чтобы копаться внутри себя направляет своё сознание вовне: на материальные вещи и на других людей. Если человек не богат, то он тут же замечает, что у него нет много из того, что имеют другие люди. Внезапно приходит озарение – именно этого ему и не хватает! Нужно стать богатым. Нужно купить дорогую машину, квартиру в столице, шикарную соску и вот тогда наступит гармония и счастье. Таким образом, формируется цель, которая при определенных усилиях человека превращается в псевдосмысл, на основе которого психика строит защиту от бессмысленности. И чем больше усилий прикладывает человек для реализации данного псевдосмысла, тем эффективнее работает защита. До тех пор пока человек привязан к цели, он будет вести счастливую жизнь. Но как только цель будет достигнута, у человека снова возникнет чувство, что ему чего-то не хватает. Богатые люди впадают в депрессию не реже бедняков, а может и чаще. Дело в том, что у бедняка конфронтация с бессмысленностью заканчивается очень быстро: психика мгновенно подсовывает ему цель в виде богатства и на этом всё заканчивается, человек даже не осознает, что собственно произошло. После этого страдания бедняка уже связаны не столько с отсутствием псевдосмысла, сколько с невозможностью его реализовать. А вот у богатого человека конфронтация с бессмысленностью может длиться очень долго и часто переходит на осознанный уровень. Сходу ответить на вопрос «чего же мне ЕЩЁ не хватает?» становится сложно, поэтому человек вынужден заниматься весьма мучительным самоанализом, который непременно приводит к конфронтации со всеми конечными данностями, а не только с бессмысленностью. Для неподготовленного человека это равносильно попытке пройти безлунной ночью через кладбище утопающее в болоте. Поэтому на западе состоятельные люди нередко обращаются к психотерапевтам, которые имеют фонарик и кое-как ориентируются в этом болоте.

 

Альтруизм. Весьма неплохая локальная защита, которая основывается на псевдосмысле в виде бескорыстной заботы о других людях. Естественно, тоже вступает в противоречие с мейнстримом, ибо сегодня принято использовать других людей, а не заботится о них. Человек, который пытается кому-то помогать, сразу же будет вызывать подозрения у окружающих. Все будут искать скрытый подвох и обязательно найдут. Да и помощь нематериального плана сегодня мало кому нужна. В основном все нуждаются в деньгах и страдают от их отсутствия. А как только человек эти деньги кому-то даст, его тут же запишут в лохи и попытаются выжать с него всё до последнего. Естественно, можно пытаться помогать людям без прямого взаимодействия с ними, например, перечисляя деньги на счета благотворительных фондов, но это не способствует укреплению защиты, поскольку человек должен видеть благодарность в глазах тех людей, которым он оказывает помощь. Короче говоря, в современном обществе выстроить эффективную защиту от бессмысленности на основе данного псевдосмысла будет не просто. Однако если к проблеме подойти философски, то можно избежать противостояния с теми силами, которые призваны разрушать защиту. Для начала нужно задаться вопросом: действительно ли помощь, облегчающая страдания человека, является благом? Дело в том, что страдания, если они испытываются не в смертельных дозах, способствуют раскрытию того потенциала, которым человек наделен от рождения. Именно в период физических и душевных мучений, человек может пройти через грандиозный личностный рост и развить волю. В эти периоды происходит закалка психики, приобретаются навыки к адаптации, вырабатывается иммунитет. Человек начинает осознавать себя, учится гибко мыслить, учится брать ответственность на себя, преодолевает свои страхи, в общем, превращается из овоща в настоящего человека. Вот поэтому страдания - благо, а попытка облегчить их – зло. Отсюда следует, что истинная забота о человеке состоит в том, чтобы всячески усложнять ему жизнь и создавать ситуации, приводящие к страданиям. Именно такой альтруизм мог бы стать прекрасной базой для построения крепкой и эффективной психической защиты, которая к тому же не будет вступать в противоречие с мейнстримом. Однако тут есть один важный момент. Перед тем, как проявлять заботу о других людях, человеку необходимо в первую очередь позаботиться о самом себе, иначе защита не будет прочной.

 

Творчество. Это одно из последних пристанищ для отчаявшихся найти смысл своей жизни. Весьма ненадежное пристанище, но всё же, способное на время дать человеку передышку в его противостояниях с бессмысленностью. Защита на основе творчества, как псевдосмысла, нуждается во внешней опоре в виде признания других людей. Иначе говоря, творчество должно быть искусством, ибо защита будет работать, только если творец сможет найти хотя бы одного человека, который «по достоинству» оценит результат его творческой деятельности. Именно поэтому люди стремятся продемонстрировать эти результаты, а не спрятать их подальше. И хотя творчество, как псевдосмысл, может быть самодостаточным и не нуждаться в признании, но эффективной защиты в данном случае выстроить не получится. Человек не найдет в таком творчестве смысл своей жизни, точно также, как он не найдёт его пытаясь верить в какого-то неопределенного бога, когда эта вера не опирается ни на одну из существующих религий.

 

Положительной стороной защиты на основе творчества является то, что она не вступает в прямое противоречие с мейнстримом. Дело в том, что общество отвлечения постоянно требует новых отвлечений, а создание чего-то нового – это всегда творческий процесс. Обществу нужны творцы, а если быть точнее, то нужны криэйторы, которые способны отвлекать-развлекать массы. И даже если окажется, что творчество выходит за рамки масскульта, то его всегда можно обозвать андеграундом. При всём вышесказанном, общество отвлечения, пусть не прямо, но косвенно, препятствует построению эффективной психической защиты на основе творчества, как впрочем, и на основе любого другого псевдосмысла. Это связано с тем, что общество воспитывает человека, предназначение которого отвлекаться, или же стать отвлечением для других, но не создавать эти отвлечения самостоятельно. Ситуация в какой-то мере парадоксальна. Для того, чтобы заниматься творческой деятельностью, человеку необходима тишина, спокойствие, одиночество, т.е. отсутствие отвлечений. Но если его психическая защита от конфронтации с конечными данностями сформирована на основе отвлечений, то человек просто не сможет долго находиться наедине с собой, а значит, не сможет создать ничего стоящего. Современное искусство прекрасно подтверждает это утверждение. Складывается такое впечатление, что криэйтор забежал в грязный вонючий туалет, наспех сделал свой креатив и быстро выбежал обратно на свежий воздух.

Второй положительный момент локальной психической защиты на основе творчества состоит в том, что она может прикрывать помимо бессмысленности ещё и смерть. Но только в том случае, если продукт творческой деятельности признается другими людьми, как нечто имеющее ценность. Тогда есть шанс, что автора будут помнить, а это +15 к защите от страха смерти. Но если «креатив - говно, автор - мудак», то и первое, и второе будет предано забвению.

 

Самоактуализация. Очень коварная защита, которая эффективно работает только до определенного уровня развития, после чего начинает периодически сбоить и, в конце концов, разрушается. Ситуация схожа с той, что возникает в результате построения защиты на основе идеологии либерализма, которая, как было сказано выше, работает только на этапе борьбы за достижение свободы. В процессе этой борьбы происходит разрушение всех глобальных защитных систем, и человек внезапно находит себя в полном одиночестве, посреди бессмысленного мира, со страхом небытия, но с такой долгожданной свободой, подразумевающей принятие полной ответственности за свои решения и свою жизнь. Примерно то же самое происходит с выбором самоактуализации в качестве псевдосмысла жизни. На начальном этапе всё просто чудесно: человек обретает уверенность, гармонию, счастье. Он знает, что живет для того, чтобы раскрыть свои личностные возможности, развить по максимуму таланты и способности. В процессе развития, человек становится личностью, способной отбросить некоторые из защит, оберегающие его от конфронтации с конечными данностями. Например, он становится достаточно сильным, чтобы избавиться от веры в конечного спасителя и в полной мере осознать неизбежность своей смерти. И тогда человек задаётся вопросом: «а зачем мне развиваться и раскрывать эти личностные возможности, если после смерти меня ждёт небытие, пустота, абсолютное ничто?». В этот момент защита от бессмысленности тоже начинает рушиться и смысл жизни теряется. Но человек может на некоторое время отсрочить противостояние с бессмысленностью. Он говорит себе так: «допустим, самоактуализация не является смыслом жизни, но чтобы этот смысл отыскать, необходимо усердно развиваться дальше, развиваться до тех пор, пока мне не откроется истинный смысл!». Естественно, следование этим путём рано или поздно приведёт человека к необходимости сделать выбор между двумя альтернативными вариантами: продолжать прятаться за развалинами полуразрушенной защиты, или же принять бессмысленность как данность, точно так же, как он принял смерть. Кстати, Лев Николаевич Толстой тоже шел этим путём, и до самой смерти отдавал предпочтение первому варианту.

 

Полнота жизни. Многие люди неверно понимают суть данного псевдосмысла, поэтому часто возникают проблемы с построением эффективной защиты. Некоторые считают, что полнота жизни – это какие-то непрерывные развлечения и наслаждения, например, клубы, вечеринки, секс, амфетамин, коктейли. На самом деле такие развлечения представляют собой не что иное, как совокупность весьма действенных отвлечений, которые способны ненадолго избавить человека от конфронтации с бессмысленностью, но не способны стать полноценным смыслом жизни. У других людей полнота жизни ассоциируется с теми удовольствиями, которые могут себе позволить только богатые люди. Если же у человека денег нет, то он не видит возможности реализовать данный псевдосмысл и защита не выстраивается. Человек постоянно страдает из-за отсутствия денег и «неполноты» своей жизни. Приходится отвлекаться от душевных страданий с помощью доступных развлечений, которые уже давно надоели и не приносят желаемого удовольствия. Если у человека деньги есть, то он действительно на какое-то время погружается в насыщенную разнообразными удовольствиями жизнь и обретает смысл. Но вскоре такая жизнь надоедает, возникает чувство пресыщения и то самое чувство, что чего-то ещё не хватает. Дальше начинаются всякие извращения, выходящие за рамки закона, и приносящие с собой кроме удовольствия, тревогу, беспокойство, страдания. Именно на этом этапе человек в какой-то мере начинает жить по-настоящему полной жизнью, но поскольку его представления о полноте жизни совсем другие, то защита даёт сбой. А какими же должны быть эти представления, чтобы психика смогла выстроить крепкую и эффективную защиту, независимо от того есть у человека деньги или нет? Для начала нужно дать более-менее четкое и соответствующее действительности определение.

 

Итак, полнота жизни - это периодическое освобождение истинного «я» (снятие маски), а также разнообразие диалектически противоположных эмоций, чувств, ощущений с интенсивностью, выходящей за пределы нормы. Пожалуй, начну разбор данного определения со второй части, а потом плавно перейду к первой и покажу их взаимосвязь. Словосочетание «диалектически противоположных» является здесь очень важным, ибо разнообразие только положительных эмоций, чувств, ощущений или только отрицательных не обеспечит полноту жизни. Радость, удовольствие, счастье, наслаждение находится в единстве и борьбе с печалью, неудовлетворенностью, страданиями, болью. Первое без второго, или второе без первого только часть целого. Жизнь человека можно сравнить с маятником, который совершает колебания относительно положения равновесия. В одну сторону качнётся – печаль и страдания, в другую – радость и счастье. Чем больше амплитуда колебаний, тем полнее и насыщеннее жизнь. Отсутствие колебаний - это жизнь овоща, совершенно пустая жизнь, подобная смерти.

 

Ярчайшим примером такого человека-овоща является буддийский монах, медитирующий в позе лотоса. Его маятник в положении равновесия, мысли и эмоции отсутствуют, жизнь остановлена, а время продолжает своё неумолимое движение. Однако монаха это не беспокоит, поскольку его психика сформировала непробиваемую глобальную защиту на основе религии.

 

Другим ярким примером является человек с шизоидным расстройством личности, на том этапе, когда расстройство ещё не перешло в шизофренический психоз. Не смотря на то, что ярко выраженные симптомы данного расстройства встречаются не так уж часто, расщепление личности на истинное «я» и ложное «я», в той или иной мере, свойственно практически всем людям. Это связано с тем, что общество выработало огромное количество правовых и морально-этических норм, которые человек, как существо социальное, вынужден соблюдать, иначе он будет подвергнут изоляции или даже уничтожению. Формирование маски начинается ещё в раннем детстве. Если ребёнок ведёт себя хорошо (не нарушает нормы) и слушается родителей (не проявляет свою волю), то его любят и поддерживают с ним эмоциональную связь. Если ребёнок учится быть собой, вырабатывает свою волю, противостоит родительской воле, не желает быть похожим на родителей, то его перестают любить, заставляют чувствовать стыд и вину, подвергают изоляции и физически наказывают. Осознав это, ребёнок прячет своё истинное «я» и выставляет напоказ ложное «я», которое хотят видеть родители. С этого момента он перестает быть собой, перестаёт жить полной жизнью, он постоянно ощущает экзистенциальный голод, но не может его утолить. Кроме того у ребенка появляется неудовлетворенная потребность в любви, ибо он чувствует, что на самом деле любят не его самого, не истинное «я», а его маску, ложное «я». Но самое ужасное другое. Чувствуя свою вину и ущербность, ребёнок пытается задавить, уничтожить всё то, что не соответствует нормам, всё то, что является его истинным «я», себя самого, оставляя и укрепляя фальшивую личину, которую так любят родители и общество. Обычно такое экзистенциальное убийство-самоубийство происходит, когда ребенок воспитывается только матерью без участия отца. Ребенок, который под чутким контролем любящей мамы, задушил своё истинное «я», повзрослев никогда уже не станет личностью. Он будет просто среднестатистическим обывателем, представителем серой массы, который не способен выйти за рамки общественных норм, который подвержен манипуляциям, мыслит шаблонами, не обладает волей, не способен самостоятельно принимать решения и брать ответственность за свою жизнь. Ему всегда нужен кто-то, на кого он мог бы опереться: мать, отец, начальник, царь, бог. Ему всегда нужны жесткие рамки, ограничения, правила, законы, нормы, инструкции. Самое страшное, что может быть для такого человека – это заглянуть внутрь себя, обнаружить там маленькое догнивающее тельце истинного «я» и осознать, что он на самом деле давно мертв, что, по сути, он так и не начинал жить.

 

Однако, если мать была не достаточно хорошей мамой и не смогла полностью уничтожить сущность ребенка, то в подростковом возрасте раздробленные остатки озверевшего от голода истинного «я» могут попытаться прорваться из заточения наружу и насытиться жизнью. Тогда маска слетает и человек вступает в жесткую открытую конфронтацию с родителями и обществом, что обычно приводит к изоляции или смерти.

 

Но чаще бывает так, что истинное «я» ребенка не уничтожается, оно слишком хочет жить и боится смерти. Более того, истинное «я» понимает, что некое ложное «я», родители и общество пытаются его уничтожить. Тогда истинное «я» берет власть в свои руки, подчиняет себе ложное «я» и использует его, как защитный барьер между внутренним и внешним миром. Истинное «я» уже не пытается взаимодействовать с реальным миром. Оно создает в своей гробнице собственный фантазийный мир и, поедая этот искусственный заменитель, пытается утолять свой экзистенциальный голод.

 

Тут следует сказать, что формирование маски может происходить даже в том случае, когда сущность ребенка не стремится к выходу за пределы общественных норм, а если даже и предпринимаются такие попытки, то родители все равно продолжают любить его таким, каким он есть. Формирование маски в данном случае связано с тем, что люди боятся страданий, как физических, так и душевных, и всячески стремятся от них спрятаться. От физических страданий человек прячется за стенами своего уютного комфортного жилища («мой дом – моя крепость»), а от душевных – за маской. Ребенок начинает скрывать свои истинные эмоции и чувства, чтобы другие люди не узнали его слабые места и не причинили боль. Для эффективного сокрытия своих эмоций ребенок в первую очередь берёт под контроль своё тело, а вскоре обучается контролировать и сами эмоции. Например, он избегает ситуаций, которые могут привести к раскачиванию эмоционального маятника, а также обучается волевым усилием удерживать маятник в положении равновесия, примерно так, как это делают буддийские монахи. Тело и эмоции превращаются в объект управления, с которым истинное «я» себя уже не отождествляет. Происходит расщепление. Истинное «я» дистанцируется от всего того, что теперь стало ложным «я». Человек обретает защиту от внешнего мира в виде непреступной крепости и в качестве бонуса получает пустое, блеклое, однообразное существование. Крепость постепенно превращается в гробницу, в которой трусливо прячется маленький ребёнок, так и не ставший взрослым. Эмоциональный маятник такого человека будет совершать мелкие незначительные флуктуации в пределах нормы, обеспечивая стабильную полумертвую жизнь.

 

Итак, получается, что ложное «я» - это маска, личина, которая связана с телом и выполняет функцию барьера между реальным миром и внутренним фантазийным миром человека. Истинное «я» - это то, кем человек есть на самом деле. Истинное «я» оторвано от тела, от реального мира, оно находится в собственном воображаемом мире и как бы со стороны наблюдает за ложным «я», которое играет определенную социальную роль, навязанную обществом. Такой человек эмоционально отчужден от внешнего мира, по сути, он не живёт, он экзистенциально мертв. Для того, чтобы начать жить, истинное «я», должно подавить ложное «я», получить прямой доступ к телу и его ощущениям, снова научится выражать свои истинные эмоции и чувства, и таким образом эмоционально вовлечься в реальную жизнь. Маятник выйдет из положения равновесия и начнет колебаться. Человек уже не будет играть роль, он станет самим собой. Момент такого экзистенциального рождения обычно сопровождается переходом шизоидного состояния в шизофренический психоз. Человека изолируют от общества: отправляют в психиатрическую лечебницу или в тюрьму. Но это происходит только в том случае, когда истинное «я» слишком сильно отличается от личины и открыто вступает в жесткую конфронтацию с обществом. Если человек достаточно умён, то он начнёт жить двойной жизнью, периодически снимая и снова надевая маску. Прекрасным примером является Андрей Романович Чикатило. Его ложное «я» - это законопослушный гражданин, профессиональный педагог, любящий муж и отец двоих детей, в общем, ничем не примечательная среднестатистическая маска. Его истинное «я» слишком сильно отличалось от ложного и не могло открыто взаимодействовать с обществом. В те периоды, когда между истинным «я» и внешним миром находилась личина, Андрей Романович чувствовал, что его жизнь пуста, бессмысленна и подобна смерти, но становясь самим собой, он начинал жить полной и насыщенной жизнью. В эти моменты он сам становился смертью и таким образом побеждал свой страх перед небытием. Его эмоциональный маятник совершал колебания с грандиозной амплитудой между жизнью и смертью, между чудовищной изоляцией и слиянием с жертвой, между экзистенциальным голодом и полным его утолением, между абсолютной свободой, выходящей за все мыслимые рамки, и заточением в своём внутреннем мире под оковами ложного «я». Такая эмоциональная раскачка обеспечивала невероятную полноту жизни, которая, по всей видимости, стала для Андрея Романовича псевдосмыслом.

 

Мне доводилось читать о том, что во время войны многие люди принимавшие участие в сражениях как бы пробуждались или рождались заново. Они внезапно осознавали себя по-настоящему живыми. Всё, что было до войны – всего лишь пустое полумертвое существование. Истинная жизнь – это жизнь на грани смерти, наполненная болью и страданиями. Истинная жизнь начиналась на поле битвы. Именно в моменты сильных физических и душевных страданий человек может почувствовать себя по-настоящему живым. А пограничные ситуации, в которых возникает реальная угроза жизни, способны наполнить эту бессмысленную жизнь такими яркими эмоциями, чувствами, переживаниями, которых человек никогда ранее не испытывал. На поле битвы люди не носят маски. В экстремальных ситуациях маски слетают мгновенно, обнажая подлинную сущность человека. Остаются только истинные лица, на которых отображаются истинные эмоции. Человек становится самим собой и начинает жить, он больше не играет. На войне невозможно удержать эмоциональный маятник в положении равновесия, как бы человек этого не хотел. Маятник всегда в движении, а его амплитуда достигает крайних положений. Человек всё время что-то чувствует и ощущает. Чувствует ненависть к чужим и любовь к своим. Чувствует страх, ярость, боль, находясь на поле битвы и радость от осознания того факта, что бой закончен, а он до сих пор жив. Человек получает неземное наслаждение, когда появляется возможность прилечь на грязной холодной земле после многочасового марш-броска, а ещё скушать миску сказочно вкусной гречневой каши. Человек может безжалостно, холоднокровно расстрелять врага и расплакаться над трупом товарища. Может радоваться как ребенок, видя отступающего противника, и чувствовать злость и подавленность, когда приходится отступать самому. Именно на войне, человек волей-неволей сбрасывает маску и проходит через грандиозное разнообразие диалектически противоположных эмоций, чувств, ощущений, выходящих за пределы нормы. Именно на войне человек начинает жить полной и насыщенной жизнью. Но такая полнота редко становится смыслом жизни. В основном человек находит смысл в том, чтобы поскорее победить врага и вернутся к пустому, блеклому, бессмысленному существованию, а не в том, чтобы воевать с этим врагом до конца своей жизни. Так что выстроить крепкую психическую защиту от бессмысленности на основе полноты жизни было не просто даже во времена грандиозных мировых войн, когда система всячески способствовала выстраиванию такой защиты. А что уж говорить о нашем мирном времени, когда нет ни одной серьезной войны, а есть общественные нормы, заповеди, законы, толерантность, эталонные буддийские монахи, сплошной маскарад, общество потребления-отвлечения, а также психиатрические лечебницы и тюрьмы для тех, кто пытается быть собой и жить полной жизнью. Остаётся только ждать Третей мировой войны, настоящего глобального кризиса или какой-то катастрофы планетарного масштаба.

 

Но можно и не ждать. Даже в наше время в нашем обществе человек, в принципе, может выстроить эффективную психическую защиту от бессмысленности на основе полноты жизни. Но для этого ему придется проделать огромнейшую работу над самим собой. Во-первых, человеку нужно научиться периодически снимать и снова надевать маску. Снимать редко, только в определенных случаях и только среди чужих, не вступая в открытую конфронтацию с представителями системы и обществом в целом. Во-вторых, нужно научиться самостоятельно, независимо от внешних условий, раскачивать эмоциональный маятник, выводя его за пределы нормы, например, периодически покидая зону комфорта и попадая в пограничные ситуации. Для того, чтобы проводить такие контролируемые манипуляции с маской и при этом не разрушить психику, необходимо обладать весьма развитой волей и разумом. Чтобы покидать зону комфорта, необходимо преодолеть страх перед болью, страданиями и смертью. Воля, разум, способность преодолевать страхи – всё это атрибуты личности. Получается, что в наше время полной и насыщенной жизнью может жить только человек, который уже стал личностью. Отсюда следует интересный вывод: перед тем, как пытаться реализовать псевдосмысл на основе полноты жизни, желательно реализовать псевдосмысл на основе самоактуализации, иначе выстроить эффективную психическую защиту будет не реально.