Тень, по имени Юз, или как я стал писателем.

Гиппокампус

Гиппокампус - в греческой мифологии морская лошадь с рыбьим хвостом, царь рыб.

....причудливый корабль. Он словно вырезан из одного бруска дерева и нет на нём ни мачт, ни парусов, ни вёсел. Как он бороздит просторы? Ведь и мощный хвост этого тёмного скакуна неподвижен - он лишь замахнулся над морем и застыл. Голова жеребца гордо поднята, он фыркает, гарцует по волнам. На спине его нет седла, нет попоны; у коня нет хребта, его вырвали и вырезали палубу. Зоркий глаз так же приметит лесенку и дверь в шее, спуск в трюм, бочки, снасти, верёвки. В брюхе, на нарах, спят матросы, в шее же - капитан....

 

Судовой журнал.

Приветствие Гиппокампуса.

 

Здравствуй, дорогой друг! Ты невероятно удачлив, ведь в твоих руках судовой журнал грандиозного чёрного, как грозовые тучи, Гиппокампуса! Отложи все свои дела, друг! Откройся свободному ветру, плыви с нами! Дай морскому бризу обласкать тебя, позволь крепким мужским рукам сжать твою руку! Я с удовольствием подам тебе кружку славного рома! Мы выпьем в кругу друзей, снова и снова подливая в чарки волшебного рому. Мы споём с тобой и нам будет подпевать целый мир! Только представь оркестр: волны, бьющиеся о конские бока, ветер в волосах, и дюжину глоток, попеременно отвлекающихся с песни на ром. И когда концерт закончится, когда все мы, усталые и счастливые, забудемся ромовым сном, эхо ещё долго будет убаюкивать нас этой славной песней.

Итак, мой друг, ты согласен? Ради этих нескольких строк я исписал немало бумаги! И потому, надеюсь, что у меня получилось разжечь в тебе интерес!

 

Беседа о викингах и лодках.

Я звонко начал: «Я прочитал замечательную книгу...».

- Прочитал? – отвлёк меня Карлтон.

- Да! Там рассказывается о таких же моряках, как мы! Они смелые и храбрые, и море было их вторым домом! Они звались викинги и они...

Вторым меня перебил Леон:

- Подожди мальчик, ты сказал вторым домом.

- Да, так и сказал.

- А где же первый?

Я, как обычно, застрял и застыл. Ничего связанного с домом (неважно, с первым или вторым) в моей голове не было. «Вот же привязались к слову!». А ведь язык так и извивался от желания рассказать о моей находке.

Я быстро продолжил:

«Не знаю, там что-то про фьорды, но...»

- Фьорды? - Ливстон!

-Да, фьорды.

-А что это? - Карлтон!

Я снова скован:

- Послушайте! Никакие фьорды нам с капитаном не помогут, а вот викинги!

- Кто?

- А! Да дослушайте меня, наконец! Это моряки! Как и мы! И когда викинг умирал, то его клали в лодку вместе с его вещами, сплавляли её и поджигали!

- А вещи за что? - снова Ливстон.

- Не за что, а зачем! Это чтобы в Валгалле было легче жить.

- А лодка это…?

- Лодка это, как наш корабль, только меньше.

- То есть мы подожжём корабль? А нам куды деваться? Тоже поплывём в эту Вальхаллу?

 В этот момент меня опередил Агустин. Тихим шершавым голосом он начал объяснять мою идею окружившим нас товарищам. Может, я странно говорю, или же я просто спешил, но слова Агустина были для них понятней и ясней.

- Я думаю, - закончил Агустин, - что идея мальчика лучшая из всех, что мы сегодня выслушали. Единственное препятствие - это лодка.
И тут мой друг, все глубоко вдохнули, как по приказу, так как были не прочь начать новый спор, но я остановил их своим криком.

- Эй! Гляньте, на чём сидит альбатрос!

-Альбатрос? - вертя головами, начали моряки.

- Ну, вон! У уха! Мы сделаем лодку из уха!

 

 Моя идея понравилась всем. Глаза матросов заблестели, рты растянулись в улыбке и вся команда начала горячо обсуждать, как же дотянуться до уха.

 Мой добрый друг, по имени Леон, попытался голыми руками покорить коня: поплевав себе на ладони, он начал забираться по конской шее, находя цепкими пальцами щёлочки в досках или бугорки. Толпа внизу гудела, мы кричали: «Давай! давай Леон! Выше, выше! внизу тебя ждёт угощение! Давай выше брат, выше!» Так продолжалось несколько минут, пока Леон, наконец, не скатился вниз. Сразу все приуныли, запал кончился моментально.
«Какая идея!» грустно говорил один, а ему отвечал другой, «Но вот исполнение! Эх!»

Леон тёр свои бока ладонями и объяснял:

- Да там и зацепиться не за что! Шея выше гладкая, прям как воднаягладь!

Эх, все мы разом остыли. Мысленно я сказал капитану:

«Простите Грегори, вы не увидите Валгаллы».

И вот тут снова в историю влетает альбатрос.

Он кружил прямо над входом в трюм и, после нескольких таких кругов, резко влетел внутрь. Конечно, я спустился за ним в брюхо-трюм, пока остальные матросы бессмысленно глазели на ухо.

Брюхо-трюм скрипело и ныло. Эти звуки пугали меня и всех остальных, поэтому перед сном мы выпивали по кружечке. С ромом так легко спится, что скрипы и шорохи превращаются в сладкие колыбельные. В принципе, в нутре коня делать нечего. Команда спускается сюда лишь поспать. Здесь достаточно коек и, как раз под боком, стоят бочонки рому. Я зажёг фонарь и окрикнул птицу.

- Эй, где ты? - сказал я. Брюхо протяжно завыло. Видимо, тьмы и полных ромом бочек ему мало, оно скучает по спящим матросам.   

 Наконец, я услышал крик птицы и уверенно пошёл на зов, как вдруг, что-то склизкое и холодное налету выбило у меня из рук фонарь! Ты не представляешь, какой страх я испытал! Мой свет с грохотом рухнул; я был полностью поглощён темнотой (Как правильно? Иронично? Если меня поглотили в чужом брюхе – это же иронично?), а крик альбатроса был не слышен из-за жуткого гула. Гул, вой – не знаю точно, но кровь у меня хорошо так застыла. Эх, стыдно признаться: я трясся и мямлил. Вглядываясь во тьму, я надеялся разглядеть птицу, ну или бочонок рому. Я старался услышать шелест крыльев белого друга и надеялся, что склизкое чудовище больше не прикоснётся ко мне. Я напряг все свои чувства, как мог. И, к сожалению, почувствовал не крепкую руку на плече, а ту самую тварь! Она сильно шлёпнула меня по ноге своим телом или хвостом, может быть щупальцем, не знаю и не хочу знать. Это так взбудоражило меня! Я припустил вперёд во тьму! Ох, как же я орал! А как мне теперь стыдно… Но! Если мой дорогой читатель бывал на кораблях, то он знает, как устроено «брюхо» – в нём, в определённых местах, стоят балки-опоры (или это колонны?). Теперь читатель понимает, как это глупо, нестись со всех ног вперёд в кромешной тьме?У страха глаза велики – да, вот мои глаза были очень хорошо раскрыты, прям из глазниц чуть не выпали. Жаль, от этого видно лучше не стало. Ну да ладно. Главное, что каким-то волшебным образом я так и не врезался ни в одну из опор.

Бегая по брюху, сворачивая, я, наконец, попал на нижний ярус. Попал достаточно экстравагантно (слово дня!) – провалился в открытый люк. Странно, но внизу оказалось светло и тесно. На длинных ящиках стояли свечи. Я оторвал с ящиков пару капелек воска и размял в руке. Приятное чувство.

«Так вот ты где!» воскликнул я, когда белый альбатрос показался мне из-за ящиков. Своим клювом он начал чуть ли не стучать по одному из них, словно требуя открыть их сейчас же.

«Подожди, подожди ты! Сейчас я открою». Глупо, наверное, разговаривать с птицей. Ладно ещё, если это попугай. И вороны, я читал, способны к слову. Но мне нравится говорить с ним. За короткое время, альбатрос стал мне настоящим другом! Знаю, он не понимает моих слов, но он так глядит, словно ему и не нужны слова. Ему хватает моих глаз. Я чувствую, что он понимает меня. Признаюсь тебе честно, мой друг, что на корабле никто из команды не близок мне так сильно, как эта птица. Что странно – они-то речь понимают. Матросы знают те же буквы и слова, но вот сама суть… Мне так интересно, а ты с подобным сталкивался? Ты, командный игрок, тоже одинок?

 Прости, что снова отвлёкся! Но я не сомневаюсь, что уже догадался, что же я сделал на дне брюха? Конечно, я опять открыл ящик! Может, в этом моя миссия? С каждым открытым ящиком мы приближаемся к цели! Не знаю пока к какой именно, но это не главное.

Я не знаю, откуда узнал об этом альбатрос, но в этом самом ящике лежали инструменты. Много инструментов. Названий для многих из них я и не знал (по-честному ни одного), но книги – вот решение проблем!

Восхождение на конскую голову.

Благодаря моей находке мы снарядили шесть (целых шесть!) матросов. После небольшого спора и стычки, в шестёрку попали:

Ливстон
Карлтон
Рыжий Бьёрн
Леон
Сутулый Игорь
Дон

 

Наверное, читателю охота познакомится с нашей командой поближе. Извини меня, что только сейчас до меня дошло представить тебе команду. Всего на корабле 13 человек: те шесть наверху, и ещё: я, ваш проводник, старик Агустин, мерзкий щуплый Джером, огромный боцман Томас, и тихие близнецы Гот и Тот.

Ну вот, теперь можно начинать. Я так долго вёл к этому! Так долго, что, кажется, исписался…Даже и не знаю, как всё описать? Хорошо, сейчас я сосредоточусь и… может, после кружки рома….

 

***

 

 Надеюсь, эти пятна не смущают тебя? Я случайно пролил немного рома, но ты же понимаешь – качка! Кажется, я созрел до восхождения. Промотал события в голове, и даже поспрашивал остальных, как это было. Представляешь, один молодец из команды уже всё напрочь забыл. Причём, он сам и лез на голову!

Хорошо, начнём: самым первым шёл Леон, за ним Карлтон, Ливстон, Дон и Игорь. Последним шёл Бьёрн – у него сильные руки – он страховал товарищей. Дело в том, что команда была связана не только целью, но и прочной верёвкой. Она проходила сквозь специальные крючки, которые крепились к поясам моряков. Также каждому на ноги мы надели мягкие сапоги (удивительная вещь!),на эти самые сапоги надели стальные крючки (я–то думал, что кошки – это животные!), а в руки дали такую штуку – кирка называется (палка, со стальным полумесяцем).

Шестёрка двигалась вверх уверенно. Они цеплялись за присохшие раковины, за конскую гриву, просовывали руки в щели между досками. А когда они добрались до гладкой часть шеи, то пустили в ход кирку. Леон делал достаточно широкие дыры, чтобы и рука могла схватиться, и нога могла опереться.

 Знаешь, я недавно осознал, что у нашей команды не такой большой словарный запас (мы особо и не разговариваем с друг другом), поэтому я удивляюсь: откуда столько брани? И такой виртуозной!

Как ты уже понял, кричали все (и все бранились). Стыдно, но я тоже с радостью в этом участвовал. Когда ведущий не находил под рукой ни ракушки, ни гривы, и решал, каков будет его следующий шаг, каждый (и на шее и на палубе) пытался дать ему дельный совет. Один раз Леон почти сорвался! Он так злился на всех нас, что в пылу замахал обеими руками. Это была вина каждого из нас, но то, что он всё-таки смог удержаться и выбрать правильный путь до уха, целиком его заслуга.

Все мы ликовали! Шестёрка плясала на темени, горланила. Мы кричали в ответ. Какой день! Дон уже летел вниз, но Бьёрн вовремя схватил его. Мы ещё долго радовались нашему триумфу. Внизу откупоривались новые бочки, Агустин затянул песню, ту грустную, про одинокую бурю (наверняка тебе известную). Наверху работали пилы. Когда небо потемнело, и вдали заиграл зелёный свет, храбрая шестёрка на веревках спустиладеревянное ухо.

Похороны капитана Грегори.

Один в своей лодке.

Ветер, не тронь паруса,

Я устал,

Мне нужен покой…

Не смог вытерпеть гнева.

Я хочу тишины!

Чистой глади морской!

Висеть покойно над бездной.

Я узнал вдали тучи -

Налиты`е проклятья.

Она в погоне за мной.

А я прошел с ней густой туман,

И напоролся на скалы — не ахнул.

Умереть или жить — всё равно,

Но быть с бурей на «ты» не удастся.

 Мы обмотали его белой тканью, всего полностью. Близнецы принесли несколько мешков с сеном, вытряхнули его вконское ухо и намочили их ромом (в одной из книг написано, что он хорошо горит; а я думал наоборот, тушит, вода же). Сверху мы уложили капитана.

Зелень уже разлилась по небосклону. Было решено сжечь его в самый её пик – когда зелёные переливы перестанут играть на небе, а полностью поглотят его, стерев горизонт и слившись с морем. До этого момента оставалось достаточно времени, и каждый погрузился в беспокойство. Ведь пока капитан лежал в своей келье, день походил на обычный, ничем не отличался. Но, как только капитан появился на палубе, каждый из нас напрягся.

Вычитал в одном рассказике пару хороших слов (прилагательные, мой друг!). Они прекрасно подходят к нам. Вот, смотри: на палубе, между бочками сидит Бьёрн Угрюмый. Недалеко от него, в связке верёвок лежит Тот Истеричный. На своём привычном месте, на ящике с барахлом, в тени лопастей хвоста, сидит Агустин, Грустный и Задумчивый. Он курит свою трубку и следит, как Игорь, всё так уже Сутулый, быстро тараторит что-то Карлтону и Ливстону. Все они – Нервные. А вот, Томас Грустный, вышел из каюты капитана, и отправился к уху, у которого молча сидел Гот Вздыхающий (как я понял, это не прилагательное). И да, я не могу не написать о Мрачном Доне, который вновь взобрался на конскую голову и не хотел ни с кем говорить. А Леон, с Тоскливым взглядом, обратился ко мне, Глупому и Потерянному Юзу.

 Один лишь Джером не изменился. Он юрко сновал по палубе, бегал от одного к другому и мерзко потирал свои маленькие ручонки.

 

***

 

Странно то, дорогой читатель, что за всё наше плавание, это первый случай. Я почитал о смерти, пишут, это всё естественно, но… Мы не понимаем. Ни один из нас не думал об этом. Вот, очень интересный разговор с матросом Леоном. Мы сидели на бочках в трюме (прятались от мертвяца).

- Ты чувствовал этот запах? Он такой чуждый, но будтобы…будтобы я его помню. Чужой, но знакомый. А ты видел его кожу? Что с ней не так? Ведь была такой упругой, а теперь…ты видел, я знаю, она слезает маленькими клочками. И вся эта перемена красок. Не могу теперь смотреть на чистое небо, оно такое. холодное. И он тоже холодный.

- Из него что-то ушло. Что-то, что грело его.

- Да, верно. А каким сильным он стал, ты заметил? Его руки были сжаты в кулаки и никто, даже наш Бьёрн, не смог разжать их. Мы еле-еле свели руки капитана вместе. Знаешь, я тут вдруг подумал… а ведь и со мной это может случиться?

Я помялся.

- Ну, капитан Грегори это сделал сам. С ним это не случилось, он сам всё сделал.

- Да я не о том. Я к тому, что… вдруг, это самое тепло в нас не навечно? Может, ему когда-нибудь это надоест, или даже у него есть, ну… срок годности.

Признаюсь, я не раз вспоминал этот разговор. В тот момент я представил, как из меня всё ушло, как мои краски померкли, а мышцы налились металлом. Вот, меня скручивают в ткань….

Мне стало страшно и, от растерянности, я сказал:

- Эм. Тогда на нас всех ушей не хватит.

Леон по-доброму улыбнулся и ответил:

- Да, малыш, это ты верно. С нами такого не должно случится. Прости, что зря тебе голову ерундой забиваю.

 Я немного потоптался на месте перед Леоном, и, услышав голос Агустина, пошёл к нему, оставив Леона наедине с его мыслями.

Агустин сидел на бочке рядом с одной из балок. Вокруг него, на верёвках и мешках с сеном (так и не понял, зачем они нам), дремали парочка матросов. Я подошёл и устроился на паре мешков. Агустин тихонько напивал себе под нос нашу любимую песню. Слыхал ли ты её? На всякий случай, вот, я записал!

 

Плоское море, как блюдце

И небо отразит волны

Однажды, когда угодно ей будет

Однажды, когда ей будет угодно

 

Лейся, лейся, крепкий ром

Дай нам больше воли

Воли мечтать и танцевать!

Лейся ром, лейся!

 

Мрак отгоняет плохие сны

Никому не спится в эту ночь

Он заставляет нас танцевать

Заставляет нас танцевать ром!

 

Лейся, лейся, крепкий ром

Дай нам больше силы

Силы мечтать и танцевать!

Лейся ром, лейся!

 

И вот уже звёзды пошли на дно

В небе плещутся рыбы

Они смогли перевернуть всё вверх дном

У них есть на то силы!

 

Лейся, лейся, крепкий ром

Дай нам больше время

Время мечтать и танцевать!

Лейся ром, лейся!

 

 

Когда мы поём её хором, всегда чувствуешь себя частью команды, или даже чего-то большего... Куплеты начинаются тихо, потом нарастают, припев мы и вовсе орём. Бьёрн размахивает кулаками, ненароком задевая остальных, а Томас крутится на месте и топает ногой. Близнецы весело приплясывают… Люблю я её! Но вот беда, теперь слышать её не могу!

Почему я уснул именно под неё?

Моряки против голода

 

До начала настоящего путешествия осталось немного. Мы все приходили в норму после вакханалии и привыкали к воде. Ром был надёжно спрятан от солнца и моря. Было решено пить его нечасто и по поводу.

Первое время повод находился часто. Новая шапка Дона, победа Калтона над Ливстоном в бою на вёслах. Потеря сапога Бьёрна, а потом его неожиданная находка (он висел на тросе из иллюминатора на верхней палубе «хвоста»). Каюсь, я тоже способствовал этому — пару раз кричал «Эврика!» когда находил в книжке интересные вещи. Но ведь, друг, ты ведь понимаешь, как сложно отказаться от старой жизни! Ведь ром — наше всё!

Со временем становилось всё проще. Команда смогла привыкнуть к воде. Я так был рад! И всё бы ничего, если б не новая напасть…

- Я не понимаю, я какой-то пустой, - обратился Игорь к Агустину и Томасу, - у меня в брюхе, всё скрипит, прям как в трюме. И хочется что-то пожевать… И так кисло! Может, ром?

- Тут не в этом дело. Тут что-то другое…

Многие, и я сам, стали ощущать эту пустоту. Зубы стало сводить, животы ныть и стонать. Все стали грустны и осунулись. И я даже читал через силу! Голова становилась тяжёлой, и одни и те же слова я перечитывал по сто раз! По сто! Ну, наверно. У меня не очень хорошо со счётом.

 Однажды, листая энциклопедию, я наткнулся на изображение еды. Еда! Такая разная, цветная, жареная, печёная, копчёная….

- Это голод, - слово само обрушилось на меня изпрочитанных рассказов. Команда внимательно слушала, но не понимала, как и я когда-то,- мы не ели, а нам надо. Правда, я вообще не припомню, чтоб мы когда-либо ели… Может, ром притуплял голод.

- Ром! - вскочил с места Бьёрн.

- Нет, рыжий, он нам уже не поможет, - выдохнув вместе с дымом, сказал Агустин, - нужно что-то другое. Что, малыш?

- Ну, есть можно много чего! Фрукты, овощи, мясо…

- Как в твоих книжках?

- Да, как в них.

- Так тащи!

Я очень долго соображал тогда, но это меня не извиняет! Я даже и подумать не мог, что они съедят книгу по сельскому хозяйству! Надо было отобрать, но то, с каким наслаждением они жевали страницы, не дало мне отобрать книжку.

- Эх, ладно! Ничего страшного...Но это — не еда!

- Но жуётся очень даже!

- Да но...Как объяснить...Это ненастоящие фрукты и овощи.

Голодные глаза уставились на меня.

- Обманщик! - заорал Гот.

- Нет, вы не так поняли! Это изображения еды. А еда, которую мы можем достать -это рыба и водоросли!

- Фу, водоросли! Они пахнут рыбой, - заговорил Бьёрн.

- А ещё сильнее пахнет рыбой, сама рыба, - поддержал Тот.

- Как интересно развиваются события, - Джером был такой радостный...Что же я ему сделал? - С водой появилась жажда, с жаждой — голод. С голодом — боль? Кажется мне, что повышение Юза дорого нам обходится…

- Цыц, мелочь! Он теперь капитан, а капитану лучше знать, что нужно его команде, - Томас положил руку мне на плечо и продолжил наставление, - раз рыба, значит рыба! Всё равно никто из нас её ещё не ел.

- Попробуй первым, старый кот, кто знает, что с тобой случится.

Джером приобнял Карлтона за плечи и повёл его вниз.

- Кот? Это звание, да мальчик? - нахмурив брови спросил меня Томас.

Я только повёл головой, ведь понял, что упустил эту важную перемену в Джероме. Как же я не заметил всех этих слов, которые отсутствовали в лексиконе команды?

Но тогда на палубе у меня не было времени поразмыслить об этом, и мы начали удить рыбу. И до праздника Вакха некоторые ради смеха закидывали сеть в море. Кстати, научились мы этому совершенно случайно, по пьяни. Я бы рассказал, да только...не помню. Помню лишь как однажды кто-то засунул рыбёшку мне под рубаху, пока я спал. Да, вот такое не забудешь! А Карлтон и Ливстон часто устраивали что-то вроде сценок: одна рыбка представлялась, к примеру, Тотом, вторая Готом, и дрались из-за каких-нибудь пустяков. В общем-то, суть сценки почти всегда была в драке… А когда рыба начинала издавать странные и очень неприятные запахи, её возвращали в море. «Пусть помоется, бедолага» - часто говорил Ливстон, целуя рыбу на прощание.

Да, играть-то мы с ней играли, но есть - никогда! И в голову такое не приходило. Матросы начали строить догадки, как правильно рыбу есть. Игорь, понятное дело, на спор, попытался проглотить одну рыбёшку целиком — за что был избит хвостом и осмеян командой. Да, Игорь всегда отличался смелостью! Бьёрн решил не отставать и поэтому для начала лизнул рыбу и после его долго тошнило.

- Ну какая гадость! Юз, малец, я эту штуку есть не стану! Сам давись! - плевался Бьёрн.

Но я стоял до конца! Мы всё тянули и тянули невод из моря, пока рыбы не стало в самый раз. В руках у меня была славная книга «1000 и 1 способ приготовить рыбу».

- Бьюсь об заклад, - говорил я, - что эта книга повидала многое! Сколько флотилий она сопровождала, сколько матросов накормила! Какие люди держали её в руках! И Чёрная Борода, и Колумб, и Врангель! И капитан Грегори тоже, а теперь вот — я!

- Да что ты брешешь! - крикнул мне Карлтон.

- И ничего я не брешу!

- Нет, нет, определённо! - Карлтон подошёл ко мне, я прищурился; всегда щурюсь, когда краснею, - Ты тут вот передо мной тихо стоишь, и не об какие заклады не бьёшься.

- Ха, друг! Я потом тебе всё объясню, а сейчас, нам нужен котёл!

В записях капитана я нашёл, что тот отсек на корабле, где мы хранили свои сапоги и шляпы, был кухней. Туда-то мы и потащили свой улов. Думается мне, лошади не очень-то любят рыбу, потому как в брюхе так засквозило! Шорохи, стоны, колеблющийся огонь давал странные тени. Команда занервничала, ну и я тоже, но раз ты стал капитаном, то держи марку!

- Несварение, поди. Бывает! Тащим дальше! - скомандовал я. Однако, как ловко и смело я руковожу ими, а ведь они больше и сильнее меня, и я — всего один против всей команды.

А ведь как грустно — я совсем один. Никогда об этом не задумывался. Просто раньше, ром не давал этой мысли пробиться. Мы пили вместе, пели вместе, а песня и ром очень и очень объединяют. Как будто сразу нет кожи и пара лёгких у вас всех одна. Словно одно целое! Но дни на воде мне доказывают — это невозможно. Ну ладно, ни к чему тебе об этом думать. Надеюсь, ты читаешь мои записи вместе с тем, с кем с удовольствием делишь воздух.

Так, долго и упорно мы тащили рыбу до камбуза. Чтоб ты знал, дорогой друг — камбуз, это кухня на корабле. Только не смейся, но я сам недавно узнал!

- Ну и чаго это делать мы будем? - спросил Игорь.

- Готовить рыбу! - ну это же очевидно!

- И как это?

И вот тут я призадумался. Однажды Карлтон и Ливстон многое отсюда повыбрасывали… Но, слава Гекате, не всё!

Мы нашли: мешок угля, кастрюли, печку (на кардановом подвесе!), всякие поварёшки и ножи. Ножи были такие красивые! Острые и блестящие, они сразу привлеки наши взгляды и руки.

- Хей-хей! - кричал Бьёрн, размахивая ножом, - Смотрите, я ранил ветер!

- Ты не ранил ветер! - руки-в-боки была любимой позой Дона.

- Нет, ранил! Видишь, какой след от острия!

- Это просто свет!

- Это не свет! Это...кровь, правильно, Юз? Да, кровь ветра! Много крови!

-Кровь! Кровь! - поддерживал Бьёрна шустрый Тот и случайно отрезал немножко его бороды.

- Ах ты! Ха ха!

- Стойте! Как-то это небезопасно!

В общем, я тоже увлёкся этой игрой — бегать по кубрику размахивая ножами. Несколько гамаков серьёзно пострадали от наших забав. Кто-то сегодня будет спать на полу. Я догадываюсь кто, и от этого мне грустно.

К счастью, Агустин не такой любитель побегать (что не удивительно, с одной ногой сложно быстро передвигаться) и относится к нашей морской жизни более ответственно. Назвав нас вонючими гнилыми лангустами, он напомнил нам о нашем деле.

О чистке рыбы.

Это далось нам не сразу. Даже пустить ей кишки оказалось целым искусством! Так противно мне давно не было, но, однако, к вони быстро привыкаешь, и со временем потроха уже не кажутся такими мерзкими. Только грустно ставится. Рыбку жалко.

Головы мы тоже рубили. И кидали всё в иллюминатор, а зря — рыбья гадость падала прямиком на плавник нашего корабля.

- Ну Дон, зачем! Разве ты не видишь куда кидаешь?

- Ой, да ладно, ничего страшного. Зато, потроха всегда у нас под носом.

- А зачем? Чтобы приманивать чаек?- я совсем вышел из себя и очень устал от чужой глупости.

Я совсем вымотался. Пока чистил рыбу, осознал, что будь я совсем один, то справился с работой в два раза быстрей. Команда ведёт себя ужасно! Сначала и я смеялся, но когда день подходил к концу, а рыбы всё не убывало…

Я работал ножом, а они только махали им и радовались жизни.

Что ж, с чисткой рыбы было покончено, началась варка ухи. Хорошо, что рядом был Агустин, именно он предложил оставить рыбы про запас, потому что первая уха была катастрофой. Есть эту жижу было просто невозможно!

Команда расположилась на палубе. Бьёрн в одиночку принёс огромную кастрюлю с ухой. Его лицо было напряжено, щёки раздуты, он всю дорогу так пыхтел, что Тот начал над ним потешаться.

- Видать ослабел крошка Бьёрн, без рому-то!

- Заткнись! - рявкнул на всё брюхо рыжий гигант, - эта гадость так воняет, что мне совсем нечем дышать!

Когда я разлил уху по мискам, то и Тот скорчил рожу. И я. Первую уху принято было пожертвовать океану. 

- Это первый и последний раз, малыш! - сказал Томас, - Придумай что-нибудь получше.

Получше! Легко сказать...Это ведь рыба, что с неё взять? Наверняка ей суждено плохо пахнуть. Но на следующий день, я всё-таки нашёл способ: мы взяли оставшуюся рыбу, выпотрошили и высушили на солнце!

Рыба оказалась очень солёной. Первая дегустация (мотай на ус, очень модное слово!) прошла на ура. Команде понравился дуэт рыбы и рома.

- Не зря они оба на букву рэ, - подметил Дон.

Я обрадовался: раз мы победили голод и обуздали жажду, мы можем приступать к главному — к путешествию.

 

Крах, бунт, страх

Порывшись в сундуках Грегори, я собрал себе отличный костюм. Как никак, я капитан, и должен выглядеть достойно!

Мне приглянулись чётные блестящие ботфорты, но они на столь высоком и тонком каблуке, что я не решился их надеть, так что, пришлось довольствоваться сапожками поскромнее. На плечи я накинул синий камзол с эполетами, на голову надел широкополую шляпу с забавным фиолетовым пером, и натянул на лоб повязку на глаз, чтоб было удобнее смотреть в телескоп.

Команда приветствовала меня ахами и охами. Я ликовал! Уважение!

- Томас! - громко позвал я боцмана, - каков наш запас воды под килем?

Томас нахмурил брови, и, покивав головой, что-то шепнул на ухо Агустину. Тот, в свою очередь, подошёл ко мне и сказал:

- Юз, ни Томас, ни я, ни остальные не знаю даже, что такое киль. Может, ты пояснишь, для начала?

О, читатель! Как я был рад этому! Рассказать обо всех чудесах, что я вычитал! Я без умолку трещал на палубе, потом, ночью, продолжал в кубрике, до самого утра рассказывал те истории, которые успел вычитать. Но когда я сам начал проваливаться в сон, ко мне снова подошёл Агустин.

- Всё что ты говоришь, трогает моё сердце. Мне, как и остальным, хочется узнать, что случилось с Синдбадом, но ты должен просветить нас не сказками о море, а о самом море.

- Что ты имеешь ввиду, Агустин?

- Легенды о мореплавателях хороши и поучительны, но нам самим нужно стать настоящими моряками. Как они правили кораблём, Юз? Как они ловили ветер и боролись со стихией?

Я крепко призадумался. Я действительно не знал, как они бороздили моря. Мы ничего не делаем, а моряки в историях без устали работают.

Пусть мои глаза смыкались, я сделал усилие над собой и отправился в каюту капитана. Один иллюминатор был открыт, и через него влетел Альбатрос. Эта умная птица снова подсказывала мне нужный путь — она села на несколько талмудов о кораблестроении и судоходстве.

Внутри одной из книг оказался чертёж корабля.

Я развернул его.

Я прочёл книги. Это было ужасно сложно, часто мне приходилось заглядывать в словари, по часу рыскать по справочнику в поисках нужной буквы — голова совсем перестала работать, слова никак не хотели обретать смысл.

Прочтя всё, что имело смысл прочитать, я обошёл весь корабль: был на самом дне брюха - в трюме, прошёл весь орлопдек - нижнюю палубу, а ещё верхнюю, заходил куда только можно. Даже спускался на беседке за борт, чтобы рассмотреть коня со стороны воды. С пером у меня всегда были проблемы, ты наверняка заметил — мой почерк ужасен, но чертёж составить я всё-таки смог. Конечно, вышло криво — я не инженер, и не художник, и не чертёжник, даже не знаю, кем надо быть, чтоб выдумать и зарисовать целое судно. Вроде вышло сносно. Если я и ошибся в чём-то, от правды это не спасёт — различия бросаются в глаза.

Дорогой читатель, рушился ли на твоих глазах твой мир? Как сказал бы сухопутный — уходила ли земля из-под твоих ног? Я стою на палубе ровно, но сердце словно выбило с места сильным ударом волны, и упало оно прямо в желудок, и все жилы, которые скрепляли меня, перервались. Не бывать теперь покою.

Целых три дня я возился с книгами, команда в это время ждала курса — все были взволнованы предстоящем приключением. Несколько раз ко мне закрадывалась мысль, что единственный выход, это последовать за Грегори. Я не считаю товарищей дураками, они умные ребята, но сами не скоро смогут узнать правду Гиппокампуса. Верёвкой я смог бы отсрочить удар для команды. Моя шея стала бы такой длинной, как у Альбатроса... Сначала Грегори, потом я, потом…

Альбатрос испачкал лапы в чернилах, и весь пол, и книги, и чертежи, впитали в себя следы птицы. А будет ли после нас след? Я пишу столько много, а есть ли в этом смысл? Море слишком огромно, чтобы я смог найти родственную душу, которая поймёт мои каракули на бумаге. Дорогой друг! Ты существуешь? Мы вот, кажется, нет.

- Братья! Путешествия у нас с вами не выйдет, - мне давно стало страшно и пусто, но голос я смог сдержать, говорил громко и твёрдо. Волна не дрожит, когда бьёт, и капитан не имеет право мямлить, когда разбивает надежды. - Я изучил всё, что только смог найти… Возможно, вы не поймёте сразу, или не поверите мне, но то, что мы с вами живы — просто чудо.

Чайки слишком громко разорались и спустились ближе к нам. Своими крыльями они начали задевать нас, одна сбила с моей головы шляпу. Но я продолжал, а команда, отмахиваясь от птиц, слушала.

- Это сложно, и я не понял сразу, а поняв, не поверил, но дело в том, что мы — не на корабле.

- Ха, глупости, мальчик-капитан!- Бьёрн пришиб своей могучей рукой одну чайку, - мы в море, но ходим и не тонем, а как можно не утонуть в море? Только корабль поможет!

- Это так, но...технически, это не корабль. Мы не можем управлять им. Сейчас я покажу вам.

Я растянул на палубе чертёж парусного фрегата, и, для сравнения, изображение нашего судна. Лица застыли в изумлении. Леон помрачнел, Агустин закурил, Томас снял треуголку — они поняли.

- Видите, как выглядит судно? У него есть паруса, мачты, такелаж, шлюпки, якорь. У нас же — одни названия, и то — кубрик и каюта - не делают коня кораблём. У нас ничего нет, Гиппокампус словно вырезанная деревянная фигура, полая внутри и с ровной спинкой — верхней палубой для нас. Он не тонет, но на этом его способности заканчиваются.

Агустин заглянул мне прямо в глаза, и я осознал, насколько он стар. Мне стало нестерпимо его жалко. Вот он — иссохший под солнцем, с почти белёсыми глазами, как он ещё может видеть? Из книг знаю, старикам положена смерть, но как я этого не хочу.

Я оглядел всех разом, понял, что многие не осознают, в какой беде мы находимся. Когда Гот начал громко доказывать брату, что мы с лёгкостью заставим Гиппокампуса ударить по волнам хвостом и в считанные дни достигнуть берегов Крита, я совсем ослаб и все мои бессонные ночи за чертежами вырвались в крике:

- Да мы все прокляты!

Мои слова затерялись в криках чаек. Никто больше не обмолвился словом, лишь гадкие птицы не признавали тишины. Мне казалось, что я схожу сума, хотя, наверное, я давным-давно потерял рассудок.

- Всё это время мы тонули в бутылке с ромом! Наше судно — просто кусок дерева, понятно! Нет здесь ничего, и там — я указал на горизонт, - для нас ничего нет. Мы застряли здесь, понимаете вы или нет? Каждую ночь мы засыпаем в зелёном зареве, и для чего… какой смысл просыпаться, если выхода нет? Этот...этот конь, он не отпустит нас никуда, мы просидим на его спине целую вечность! Мы не путешествуем, мы отматываем срок!

- Да с чего ты взял? - спросил меня Дон.

- Да с того! - я совсем не мог успокоиться, голова страшно гудела, и все опасения вырывались наружу. - Мы столько времени в плаванье, что никто не помнит точно, сколько дней, а то и лет прошло. И как прошёл первый день, кто-нибудь помнит?

- Ну Юз, успокойся. Ты сам знаешь, мы столько праздновали, что…

- Ничего не помним, так? О земле, о цветах, о близких людях…. Мы без прошлого.

Сначала мне хотелось избить кого-нибудь, я даже чувствовал, как захватывал меня красный цвет — цвет гнева и кулака. Но после слов о семье мне стало страшно грустно. Видимо, я правда одинок. Что я, что мы такое, раз мы можем вспомнить только море и чёрного коня? Всё пустое.

Леон положил руку на моё плечо и сказал:

- Мы твои близкие люди, Юз, мы одна команда. Так всегда было и будет.

 - Для начала хорошей истории этого достаточно, - продолжил Леон, - мы что-нибудь придумаем. Нам просто нужно время.

 Леон прав - нам действительно нужно время чтобы свыкнуться с мыслью о том, что мы потеряны в бесконечности моря на игрушечном судне. Поддерживаемый Леоном и Агустином, я пообещал команде найти выход и привести корабль к островам. В тот момент, конечно, обещание прозвучало как слабый и усталый выдох. Мне просто хотелось тихо пережить всё это. А чайки были против тишины, они накинулись на матросов как на падаль (я читал, они ею не брезгуют, только, что это, не знаю). Я сам замахал руками, словно птица, чтобы отбиться от чаек. Они кричали прямо в уши, одна птица чуть не влезла мне в рот; они били нас своими крыльями и приходилось руками заслонять глаза от их клювов.

Снова грязные пернатые взбесились не на шутку, я еле-еле держался на ногах, когда их мерзкий крик начал обретать смысл: я точно знаю, что не я один смог различить слово «ложь».

- Прячьтесь все! Бегите в брюхо! - Томас схватил меня за локоть и, отбиваясь от чаек, потащил к люку.

- Это твоя вина! - низкий Джером бил птиц вёслами и бежал за нами к люку. - Твоя вина Юз!

Целое торнадо устроили эти гадкие птицы! Как заговорённые, они, сбившись в группы, давили и сталкивали нас своей массой. Кто-то уже успел спуститься и подавал руки другим матросам — кто именно, было не разглядеть из-за перьев, но мы с Томасом были отрезаны от укрытия столпом пернатых.

- Чего это они? Бей их! - кричал Томас. Мы стояли спина к спине и, как могли, отбивались от наглых чаек.

- Приятней заблудиться в темноте, нежели в тушах этих птах!

- Ты прав Томас! Смотри! - пусть чайки и белые, но совсем не чистые, как Альбатрос. Он разбил нашего неприятеля, нас больше не теснили. Своими гигантскими крыльями расчистил дорогу. Альбатрос совсем один — как и мы все — разобраться с серой массой оказалось даже ему не по плечу, то есть, не по крылу. Многие чайки пали от его взмахов, но к ним на помощь прилетели остальные: они щипали его за крылья и хвост, и, словно боевые ядра, врезались в него на лету.

- Нет! - я не мог бросить друга в беде. Кем бы я стал после этого? Чайки облепили его со всех сторон, образовав шумную пернатую сферу. Мне стало очень страшно, надеюсь, ты не испытывал этого: я почувствовал себя самым маленьким, самым слабым человеком на корабле и на всём белом свете; застыв, я просто смотрел, как моего товарища заклёвывают до смерти.

- Юз, хватай! - как я рад был этому голосу! Ко мне бежал Леон, в его руках была сеть, и вместе мы прижали кричащий клубок к палубе.

- Дави их, сильнее дави! - прижать птиц и растоптать их, было единственным верным решением. Мерзкие, гадкие, грязные твари! Они не заслуживают ничего хорошего!

- Юз, осторожней!