Несимметричность удовольствия и страдания.

К сожалению, невозможно сделать такой вывод, т.к. между добром и злом, удовольствием и страданием есть существенная разница. Из этого следует, что у существования нет преимуществ, но есть недостатки, которых нет у не‑существования.22 Примем страдание и удовольствие за примеры вреда и блага. Безусловно, когда есть страдание – это плохо, когда есть удовольствие – это хорошо. Если же речь идет об отсутствии боли или удовольствия, оценка становится неравнозначной: когда нет боли – хорошо, даже если некому почувствовать ее отсутствие. Когда удовольствия нет у существующего – это плохо; когда его нет у не‑существующего – это не плохо. Каким образом отсутствие боли может стать благом для кого‑то несуществующего, ведь он даже не может это благо ощутить? Не торопитесь отмести мою идею, т.к. речь идет об интересах потенциально возможной личности (существующей или не существующей).

Для уже рожденного человека отсутствие боли может быть благом, даже если представить, что этот человек не был бы рожден на свет. Отсутствие боли можно гарантировать тем, что человек не будет произведен на свет, и, в интересах этого не рожденного человека, не‑существование и отсутствие боли будут благом. Нам неизвестно, какой могла бы быть эта потенциальная личность, но в ее интересах правильнее будет не существовать. Я, конечно, не утверждаю, что существует реальный человек, испытавший благо, от того, что не был рожден и, соответственно, не испытал боли.23

Для того чтобы подчеркнуть неравнозначность отсутствия боли и отсутствия удовольствия, разберем еще четыре примера асимметрии. Не надеюсь убедить кого‑либо в собственной правоте, однако надеюсь, что прислушавшиеся ко мне придут к тем же выводам, что и я.

Неравноценность отсутствия боли и отсутствия удовольствия объясняет, почему дόлжно избегать рождения страдающих людей, в то время как рождение счастливых людей не является ничьим долгом. Страдания необходимо предотвратить, даже если вследствие этого не будет существовать объекта страданий. Отсутствие страданий в любом случае хорошо. Что касается рождения счастливых людей: нет никакой обязанности производить их на свет, т.к. отсутствие счастья не будет ничем плохим (для того, кто не будет ощущать этого отсутствия).

Есть и другое объяснение, касающееся обязанностей родителей. Говорится, что мы обязаны предотвратить страдания будущих людей, но не обязаны предопределить их будущее счастье. Это суждение распространяется и на другие аспекты жизни, а не только на размножение. Конечно, для тех, кто считает, что никому ничем не обязан (по крайней мере, положительно), это объяснение будет иметь силу. Но даже те, кто сознают определенные обязанности, не считают свои долгом заботиться о том, чтобы на свет появились счастливые люди.

Такая точка зрения складывается у них благодаря мнению, что нашим долгом не может быть чужое счастье, если при этом принесена существенная жертва с нашей стороны. И если считать, что рождение и так требует больших жертв (как минимум от беременной женщины), отпадает необходимость в создании очень благоприятных условий для ребенка.

Недостаток такого объяснения заключается вот в чем: означает ли это, что при отсутствии жертв,24 нам станет дόлжно произвести на свет счастливого ребенка? Иными словами, получается, нечестно будет родить страдающего ребенка, если сами мы не страдали, производя его на свет.

Таким образом, обязанность (или ее отсутствие) родителей произвести счастливого ребенка зависит от многих условий. Но интересы потенциальных людей не могут зависеть от колеблющихся моральных факторов. Получается, у нас есть серьезные причины не производить несчастных людей,25 но нет причин (основанных на интересах будущей личности) производить счастливых людей. 26

Следует, что хотя размер принесенной жертвы может быть связан с другими обязательствами, под вопросом остается обязательство рождения счастливых людей.

Для доказательства несимметричности отсутствия зла и отсутствия добра, хочу привести еще один аргумент. Довольное странно говорить, что потенциальное удовольствие будущего ребенка – в его же интересах, а значит, это достаточный повод для его рождения.27 Однако решение не заводить ребенка вполне может быть продиктовано интересами этого потенциального ребенка. Если бы детей заводили ради их же блага, у многих людей появилась бы веская моральная причина производить больше и больше детей. Я, напротив, считаю, что ради интересов будущих жизней, есть веская моральная причина не производить на свет детей. Если считать, что отсутствие удовольствия – плохо даже для несуществующего человека, (неспособного испытывать удовольствие), действительно возникает мотивация к рождению детей. Если бы отсутствие боли не было "хорошо" для всех, только тогда можно было бы сказать, что нет нужды предотвращать появление на свет страдающих детей.

В‑третьих, упомяну также и о другой асимметрии, относящейся к размышлениям о прошлом. Можно сожалеть о уже совершившемся рождении/не рождении ребенка. Кроме того, сожаление может основываться на интересах рожденного ребенка. Я имею в виду, что когда ребенок был рожден, но это рождение не принесло ему счастья, тогда можно ретроспективно сожалеть о его рождении. Если же личности не существует, некому испытывать счастье или его отсутствие, соответственно, не о чем сожалеть. Родитель может горевать о невозможности иметь детей, однако вовсе не потому, что его потенциальные дети лишены возможности существовать и испытывать благо. Это страдание глубоко личное – тоска об упущенной возможности вырастить ребенка.

Действительно, нередко родители запоздало сожалеют о рождении ребенка, ставшего впоследствии несчастным. В таком случае мотивом являются интересы самого ребенка (возможно, вкупе с интересами родителей). Мы можем не сожалеть о том, что не произвели на свет ребенка, т.к. отсутствие удовольствия – не плохо.

Наконец, несимметричность отсутствия боли и отсутствия удовольствия может быть объяснена неверной оценкой чужих страданий, а также пропорций населения Земли. Когда мы слышим о какой‑то далекой стране, населенной несчастными людьми, мы испытываем сострадание, однако услышав о необитаемом острове, мы не испытываем сострадания ко всем тем потенциальным людям, которые могли бы населять его и жить счастливо, но лишены такой возможности. По аналогии, никто не сожалеет о том, что на Марсе отсутствует жизнь, хотя марсиане точно также могли бы испытывать радости наравне с землянами.28 Однако, если бы стало известно, что Марс населяли разумные существа, испытывающие горести, нам стало бы их жаль. Можно сказать, мы бы сожалели о том, что они есть. Это рассуждение лишь подкрепляет мое мнение о несимметричности страданий и счастья.

Есть возражение: мы НЕ сожалеем об отсутствии удовольствия у не существующих людей, но и НЕ радуемся отсутствию боли. Иначе, пришлось бы радоваться тому, как много боли удалось избежать всем потенциальным людям, которые не были рождены в ходе истории. Но радость не является правильной противоположностью сожаления. Иногда, задумавшись над этим специально, мы сопереживаем чужим далеким страданиям, но мы не испытываем постоянной меланхолии по этому поводу.29 Вопрос не в том, чувствуем ли мы радость по поводу отсутствия страданий, а в том, хорошо ли отсутствие страданий? Мой ответ – хорошо. И спрашивая, является ли отсутствие боли положительным качеством не‑существования, придется ответить: да.

Я привел доказательства несимметричности отсутствия боли и отсутствия удовольствия, что доказывает также существование других выше обозначенных асимметричных явлений. Учитывая, что многие люди соглашаются с существований этих явлений, можно сказать, что и моя точка зрения имеет право на существование. Конечно, большинство может ошибаться, однако я все же склонен полагать, что их согласие является подтверждением моих слов.

Есть и оппоненты моего взгляда, например, позитивные утилитаристы, заинтересованные не только в уменьшении количества боли, но и в увеличении количества удовольствия. Вероятно, они могут сожалеть об отсутствии удовольствия у не появившихся на свет, в связи с чем также могут отвергнуть мою точку зрения. Те из них, кто согласны с несимметричностью боли и удовольствия, могут провести разделение между приумножением счастья для людей и приумножением людей для увеличения количества счастья (иными словами, речь идет о повышении качества/количества счастья). Мы подошли к замечательной разнице между тем, чтобы делать людей счастливыми и тем, чтобы делать счастливых людей. Позитивные утилитаристы посчитают, что только первый вариант продиктован требованиями морали. Иначе окажется, что главной ценностью является счастье, а ценность личности лишь побочна. Но ценность личности заключается не в способности приумножать счастье, напротив, ценность счастья в том, что оно делает жизнь людей лучше. Человек не является всего лишь сосудом для счастья, для которого не имеет значения, какое количество ценной субстанции в нем содержится. Для человека очень важно количество счастья в его жизни.

Если мои выводы правильны, тогда несимметричность радости и страданий отчетливо видна и широко признана. Я продолжу аргументированно доказывать, что появление на свет всегда влечет страдания. И в заключительной части книги я рассмотрю, по каким причинам, даже видя правдивость всех аргументов, люди продолжают игнорировать этот факт. Причина в том, что принятие претит нашей природе, и потому человеку легче отрицать существование асимметрии, чем принять дальнейшие выводы. Если кто‑то желает уже сейчас услышать мое мнение, может прочитать первую главу седьмой части, но пока я отложу дальнейшие рассуждения. Чтобы показать, почему появление на свет всегда несет вред, необходимо сравнить два случая: в первом случае личность существует, во втором – никогда не существует. Учтя выше приведенные доводы, я составил схему 2.1.

 

Случай 1.

(личность существует)

Случай 2.

(личность не существует)

 

Присутствие страданий

(плохо)

Отсутствие страданий

(хорошо)

 

Присутствие удовольствия

(хорошо)

Отсутствие удовольствия

(не плохо)

 

Схема 2.1

Если я прав, в таком случае, присутствие страданий плохо, а присутствие удовольствия – хорошо. Однако, учитывая все озвученное выше, отсутствие страданий есть хорошо, даже если некому это ощутить, а отсутствие удовольствия – не плохо, именно потому, что некому ощутить его отсутствие.

Существует иной взгляд на оценку наличия и отсутствия удовольствия, что показано на схеме 2.2. Там для сохранения симметрии отсутствие удовольствия стало плохим. Это слишком сильная оценка, т.к. в этом случае придется сожалеть, что человек не существует. А это не заслуживает сожаления.

 

Случай 1.

(личность существует)

Случай 2.

(личность не существует)

 

Присутствие страданий

(плохо)

Отсутствие страданий

(хорошо)

 

Присутствие удовольствия

(хорошо)

Отсутствие удовольствия

(плохо)

 

Схема 2.2

Есть еще один способ добиться симметрии между удовольствием и страданием (Схема 2.3).

 

Случай 1.

(личность существует)

Случай 2.

(личность не существует)

 

Присутствие страданий

(плохо)

Отсутствие страданий

(не плохо)

 

Присутствие удовольствия

(хорошо)

Отсутствие удовольствия

(не хорошо)

 

Схема 2.3

Отсутствие страданий стало «не плохим» (вместо «хорошего»), а отсутствие удовольствия – «не хорошим» (вместо «не плохого»). С определенной точки зрения можно приравнять эти понятия: не плохо = хорошо, не хорошо = плохо. В этом случае симметрия бы не сохранилась, поэтому мы не станем их приравнивать. В этой схеме «не плохо» используется в нейтральном смысле: «не плохо, но и не хорошо». Эта оценка тоже не годится – она слишком слаба. Избежать горести существования не просто не плохо, это хорошо. Недостаточно назвать отсутствие удовольствия «не плохим» (но и хорошим мы это, конечно, не назовем). Важно выяснить: если отсутствие удовольствия не предполагает ничьей депривации, это «не плохо» или «плохо»? Т.к. оценка «не плохо» более информативна, нежели «не хорошо», я предпочту ее. Однако те, кто настоят на оценке «не хорошо», увидят, что не смогут достичь симметрии. Если страдания – «плохо», а удовольствие – «хорошо», и отсутствие страданий – «хорошо», а отсутствие удовольствия – «не хорошо», нельзя говорить ни о какой симметрии.

 

Сравнение существования и не‑существования.

Отвергнув альтернативные точки зрения, я возвращаюсь к своей схеме 2.1. Чтобы определить относительные преимущества и недостатки появления на свет или наоборот, не‑рождения, необходимо сравнить все четыре аспекта схемы.

Сравнивая наличие и отсутствие страданий, мы понимаем, что не‑существование, характеризуемое их отсутствием, выгоднее существования. Однако оценивая наличие и отсутствие удовольствия, мы понимаем, что существование и, соответственно, наличие удовольствия не будут преимуществом, т.к. отсутствие удовольствия всего лишь «не плохо». Для того чтобы существование стало выгоднее не‑существования, отсутствие удовольствия во второй ситуации должно стать «плохим».

Кто‑то может возразить, что «хорошо» имеет больший вес, чем «не плохо», ведь удовольствие лучше нейтрального состояния. Это возражение ошибочно, т.к. при этом не учитывается разница двух условий, когда личность существует и когда не существует. Я говорил, что отсутствие удовольствия плохо лишь тогда, когда есть объект, ощущающий это отсутствие. При этом я не говорю, что «плохо» от отсутствия удовольствий равно тому «плохо», как при наличии страданий.30 Отсутствие удовольствия «плохо» лишь относительно и лишь в том случае, когда личность существует. Иными словами, отсутствие удовольствий хуже, чем их наличие, и лишь тогда, когда человек существует. Он мог бы находиться в положительном состоянии, а из‑за отсутствия удовольствия пребываем в нейтральном.

Если личность не существует, она не испытывает ни удовольствия ни боли, у нее нет состояния вообще. Наличие удовольствия у существующего человека не лучше, чем отсутствие удовольствия у несуществующего человека!

Иными словами, нельзя достоверно утвердить вредность отсутствия удовольствия у реальной личности или нейтральность (не‑вредность) отсутствия удовольствия у не существующей личности. Когда человек лишен радости, ему «хуже», однако если человек не существует, и лишен радости, ему «не хуже». Я не имею в виду «хуже, чем когда радость есть», ведь если отсутствие удовольствия не ощущается, его наличие не может быть «лучше».

Возможно, это сложно понять. Представьте следующую аналогию, хотя и рассматривающую только существующих людей, однако не менее показательную. Человек Больной склонен к постоянным болезням, но к счастью, быстро выздоравливает. Человек Здоровый не умеет быстро выздоравливать, однако он никогда и не болеет.

Для Больного способность быстро восстанавливаться – хорошо, но постоянная болезнь – плохо, в то время как для Здорового не болеть – хорошо, а неспособность быстро восстанавливаться – не плохо. Он не испытывает вреда, будучи лишенным такой способности, т.к. вообще не болеет. Способность Больного быстро выздоравливать не является преимуществом перед Здоровым, у Больного есть преимущества только перед самим собой, т.к. иметь такую способность лучше, чем не иметь, если ты постоянно болеешь.

Можно назвать мои доводы тенденциозными: если подменить здоровье на не‑существование, а болезнь на существование, невольно можно прийти к тому же выводу, что и я. Мой аргумент может показаться пристрастным, т.к. нельзя сделать другой вывод, кроме того, что лучше быть здоровым, чем больным. Что ж, в этом можно обвинить многие аналогии, и тенденциозность не является препятствием, т.к. целью было привести наиболее наглядное сравнение.

Согласен, что сравнение не совсем подходящее, т.к. способность к выздоровлению является полезным благом, а удовольствие – неотъемлемо. Невозможно выстроить аналогию с двумя существующими людьми (такими, как Больной и Здоровый), в которой один человек не окажется в проигрыше, не имея какое‑то неотъемлемое благо. Реальный человек не ощутит депривации, лишившись блага, только если речь идет о каком‑то дополнительном полезном благе. Может создаться впечатление, что разница между неотъемлемым и полезным благами значительна.

Что звучит неубедительно. Принимая во внимание, что мы сравниваем двух существующих людей, отсутствие неотъемлемого блага для них будет «плохо». Единственное благо, чье отсутствие не вызовет депривации, если речь идет о реальных людях, будет полезным, или инструментальным благом.31При сравнении отсутствия боли и отсутствия удовольствия, становится очевидным, что решающим пунктом является именно депривация, и потому можно привести аналогию, где депривация будет занимать первое место, а разница между неотъемлемым и полезным благом будет второстепенной.

Заметьте, что аналогия должна подтверждать, что наличие удовольствия «хорошо», а его отсутствие – «не плохо». Аналогию можно воспринять иначе: наличие удовольствия не является преимуществом перед отсутствием такового, в то время как наличие страданий будет явным недостатком перед отсутствием страданий. Таким образом, станет очевидным, что несуществование предпочтительнее существования.

Можно удостовериться в относительных преимуществах и недостатках существования и несуществования, сравнивая наличие удовольствия с отсутствием страданий и отсутствие удовольствия с наличием страданий. Сравнив, мы увидим, что преимущества есть как у существования, так и у несуществования. Прекрасно, что существующие люди получают удовольствие, как и прекрасно то, что несуществующие люди избегают страданий. Однако, это не полная картина. В нерождении нет ничего плохого, но вот в появления на свет кое‑что плохое есть, и логично предположить, что предпочтительнее тогда не родиться.

Оптимисты поставят на одну чашу весов страдания, а на другую – радости жизни, но это сравнение ошибочно, так как при этом сравнивается не‑существование и желание существовать. Такое сравнение ошибочно по многим причинам. Во‑первых, выбирая, что предпочтительнее – существование или не‑существование, нужно сравнивать левую и правую части схемы: ситуации, когда человек существует, и когда он не‑существует вообще. Сравнение верхней и нижней строк не даст ответа на поставленный вопрос. Конечно, если вообще исключить из сравнения правую колонку, мы придем к выводу, что существование лучше, когда есть удовольствия, и нет страданий. Исключая из уравнения отсутствие страданий и отсутствие удовольствия, мы вновь приходим к асимметрии (в данном случае асимметрии не будет лишь при использовании схемы 2.3).

Помимо этого, принимая во внимание только первую колонку, оптимисты не учитывают описанную выше разницу между жизнью, которую стоит начать и той, которую стоит продолжить. Оптимисты утверждают, что существование лучше несуществования, если радостей больше, чем страданий. Но что имеется в виду под несуществованием? Подразумевают они «не существовать никогда» или «прекратить существование»? Кажется, что для оптимистов это не имеет значения, и стоит жить (как начинать, так и продолжать), если радости превосходят страдания. В противном случае – жить не стоит ни начинать, ни продолжать. Они зря опускают эту разницу, ведь для того, чтобы назвать жизнь не стоящей продолжения, требуются более веские причины, чем для того, чтобы назвать жизнь не стоящей начала.32 Те, кто учитывают обе ситуации и обе колонки, несомненно, задумываются, какая жизнь стоит начала. Чтобы выяснить, какая жизнь стоит продолжения, необходимо создать третью колонку – личность прекращает существование.33

Наконец, качество жизни не вычисляется лишь отниманием плохого из хорошего. В первой главе следующей части я покажу, что это вычисление гораздо более сложное.

Итак, некоторые читатели согласятся с асимметрией, продемонстрированной в схеме 2.1, согласятся, что нужно сравнивать оба случая, когда личность существует, и когда не существует, но все равно будут отрицать, что все это приводит к одному заключению: существование всегда причиняет вред. По их словам, необходимо наделить каждую ячейку нашей схемы положительной, отрицательной или нейтральной оценкой и, сделав это, мы увидим, что иногда существование предпочтительнее не‑существования (см. схему 2.4).34

 

Случай 1.

(личность существует)

Случай 2.

(личность не существует)

 

Присутствие страданий

(плохо)

(‑)

Отсутствие страданий

(хорошо)

(+)

 

Присутствие удовольствия

(хорошо)

(+)

Отсутствие удовольствия

(не плохо)

(0)

 

Схема 2.4

Наиболее наглядно можно продемонстрировать недостатки схемы 2.4, как и ранее, проведя аналогию с больным и здоровым человеком.

 

Случай 1.

Больной

Случай 2.

Здоровый

 

Присутствие болезни

(плохо)

(‑)

Отсутствие болезни

(хорошо)

(+)

 

Умение быстро выздоравливать

(хорошо)

(+)

Отсутствие умения быстро выздоравливать

(не плохо)

(0)

 

Схема 2.5

Если следовать такой логике, лучше быть больным, чем здоровым, что абсурдно, ведь быть здоровым лучше в любом случае. Суть заключается в том, что для Больного умение быстро выздоравливать – личное преимущество, но преимущество быть Здоровым гораздо сильнее. Если сравнивать наличие и отсутствие умения выздоравливать, получается, что наличие лучше (2>0), но на деле оказывается, что это не так. Можно сделать вывод, что оценка в схеме 2.5 (как и схема 2.4) – ошибочна.36

Справедливый вопрос, какова же корректная оценка? Однако я воздержусь от ответа, т.к. сам вопрос не совсем правильный. Схема 2.1 призвана показать, что несуществование предпочтительнее существования, а позитивные черты существования не превосходят преимущества несуществования. Как лучше быть Здоровым, чем Больным, так и лучше не быть, чем быть. В схеме 2.1 я не пытался доказать насколько плохо появиться на свет. Есть разница: говорить, что рождение влечет вред, и говорить, насколько плохо быть рожденным. И до текущего момента я концентрировал внимание лишь на первом утверждении. Естественно, количество вреда сугубо индивидуально, и в следующей части я покажу, что вред существенен для каждого человека. И все же есть те, кто согласятся, что рождение влечет вред, но не будут считать, что вред этот велик. Кроме того, если кто‑то считает, что вред от рождения невелик, сможет сделать вывод, что существование предпочтительнее.

Признание этой разницы также необходимо для опровержения следующего возражения. Я считаю, что жить без страданий, жизнью, полной чистого блаженства, омраченной лишь малюсенькой болью от укола булавкой – хуже, чем вообще не появляться на свет. Возражение состоит в том, что это неправдоподобно. Но если рассматривать отдельно нанесение вреда и количество нанесенного вреда, становится понятнее, что мое суждение не так уж неправдоподобно. Верно, что человек будет любить свою чудесную жизнь, подпорченную единственным уколом булавки, однако такая жизнь уже не будет иметь преимуществ перед не‑существованием. Напротив, она обретет недостаток в виде причиненной (даже единожды) боли.

Если признать, что даже малейший вред – все же вред, (которого можно было избежать, не родись человек), стоит ли отрицать, что жизнь началась ценой страданий (даже незначительных)? Вспомните снова Больного и Здорового. Как ни крути, но быть здоровым лучше, чем быть больным. Если бы каждая жизнь содержала в себе только щепотку страданий, польза от рождения, особенно польза для родителей, несомненно, перевешивала бы. К сожалению, в реальности дела обстоят далеко не так привлекательно.37

Другие примеры несимметричности.

Выше я говорил о неравноценности страданий и удовольствия, что делает рождение безусловным вредом. После того как в третьей части книги я разберу почему этот вред является существенным, в четвертой части я объясню, какое влияние это возымеет на деторождения. К текущему моменту должно стать ясно, что, приняв идею вреда появления на свет, встает серьезная проблема воспроизведения. Деторождение можно ставить под сомнение по разным причинам, однако доводы, выдвинутые Кристофером Фейджем38 и Шоной Шиффрин,39 имеют интересные параллели с моими доводами.

Первым разберем аргумент Шоны Шиффрин. Понимание вреда и блага, имплицитное в моих рассуждениях, в ее рассуждениях является эксплицитным. Она считает благо и вред не поддающимися сравнению. Если вообразить шкалу, то в ее понимании, вред и благо не будут противоположными концами этой шкалы или точками на ней. Напротив Шиффрин воспринимает благо и зло как абсолютные величины положительного и отрицательного характера. Более того, Шиффрин также считает зло и благо неравноценными величинами, как и я, хотя и использует несколько другой подход. Она говорит, что при отсутствии свидетельств личного нежелания, возможно (или даже необходимо) причинить небольшой вред, если это позволит предотвратить бόльший вред. И напротив, нельзя причинить вред, если это делается ради большого (чистого) блага.40 Таким образом признается возможность, например, сломать человек руку (даже без его согласия), если это позволит предотвратить смерть. Назовем это «спасением». Однако причинение вреда будет неприемлемым, если рука будет сломана ради будущей выгоды, например, «сверхъестественной памяти, запаса энциклопедических знаний, двадцати дополнительных пунктов IQ, способности потреблять неограниченное количество алкоголя или жира без последствий для здоровья» и т.д..41Назовем это «чистой выгодой».

Поскольку любой существующий человек страдает, рождение в любом случае причиняет вред. Профессор Шиффрин готова допустить, что «рождение может принести личности благо».42Тем не менее, как уже было сказано выше, нельзя причинить вред ради потенциального блага. И хотя существующая личность может дать согласие на причинение небольшого вреда ради своего блага, мы не можем получить такое согласие от еще не существующего человека. Профессор Шиффрин добавляет, что невозможно даже предположить возможного согласия в данном случае. На то есть четыре причины.43 Во‑первых, если не произвести на свет человека, рождение не причинит ему вреда. Во‑вторых, страдания и беды существования могут быть весьма суровы. В‑третьих, этих бед невозможно избежать без значительных жертв. И наконец, гипотетическое согласие не может основываться на ценностях личности или оценке риска.

Между нашими точками зрения существует любопытная разница. По меньшей мере поверхностно довод профессора Шиффрин не исключает отношения к благам жизни как к преимуществам существования (однако и не обязательно, как я покажу позже). По ее мнению, даже если блага и приятные стороны жизни воспринимаются рожденными людьми как преимущества их существования, нельзя получить эти преимущества ценой существования.44Основные положения, выдвинутые профессором Шиффрин, не включают асимметрию, о которой я говорил выше. Мы увидим это, сравнив два случая: в обоих случая личности существуют, при этом несимметричность, показанная в схеме 2.1, отсутствует. В первом случае достигается чистая выгода, однако причиняется вред человеку; во втором случае этого вреда удается избежать, но и чистая выгода не достигнута. Представим схему 2.6.

Асимметрия страданий и удовольствия в данном случае не показана, однако мы видим, следуя логике профессора Шиффрин, что причинение вреда ради получения выгоды недопустимо. Иными словами, невозможно предпочесть первый случай второму, только если личность сама не будет на то согласна. Даже говоря о деторождении (которого касается моя асимметрия), профессор Шиффрин признает приоритет второго случая, когда выгода не достигается, опираясь скорее на свои соображения, а не на мои.

 

Случай 1.

(чистая выгода достигается)

Случай 2.

(чистая выгода не достигается)

 

1. Присутствие вреда

(плохо)

3. Отсутствие вреда

 

2. Присутствие выгоды

(хорошо)

4. Отсутствие удовольствия

(плохо)

 

Схема 2.6

Это не означает, что моя асимметрия не связана или вовсе несовместима с доводами профессора Шиффрин. По крайней мере, одно сходство у нас имеется. Профессор Шиффрин замечает, что нельзя сказать, что при рождении вред причиняется ради спасения, т.к. «если выгода, гарантированная рождением, не достигается, несуществующая личность не ощутит ее отсутствия». Ей стоило добавить, что с этой точки зрения, деторождение не имеет ничего общего со спасением, равно как отказ от деторождения не связан с нанесением вреда ради чистой выгоды.

Общепризнанно, что отсутствие выгоды, когда личность не появляется на свет, не есть плохо. Менее очевидно как профессор Шиффрин смотрит на то, что отсутствие вреда есть благо. Предполагаю, что это укрепит аргумент против деторождения, хотя вряд ли профессор Шиффрин ставила такую цель. Авторитет деторождения был бы серьезно подорван, если бы отсутствие вреда было благом, а не чем‑то нейтральным (не плохим и не хорошим).

Аргументы профессора Шиффрин вызвали некоторые возражения.45 Шона Шиффрин утверждает, что при получении чистой выгоды нарушаются права личности (например, если без согласия человека ему сломали руку), и это объясняет, почему выгоду нельзя даровать. Она может быть достигнута лишь тогда, когда права не нарушены. Кто‑то посчитает естественным предположить, что деторождение не нарушает ничьих прав, по крайней мере, если жизнь человека будет «стоящей».

Распространено мнение, что деторождение не нарушает ничьих прав, т.к. до момента рождения личности не существует, соответственно, не существует и права. Но этот взгляд узок, тем более что не берутся во внимание особые аспекты размножения. И право не быть рожденным – особенное право – материализуется лишь тогда, когда оно нарушается. Иными словами, право нарушается тогда, когда кто‑либо совершает действие, в результате которого страдает существующая личность. Признаю, это несколько необычное право, но и появление на свет – дело не обычное. Если согласиться с моими объяснениями, аргумент против права на не‑причинение вреде и права на не‑рождение потеряет смысл.46

Согласные с тем, что логически возможно говорить о праве быть нерожденным, могут считать, что чистая выгода, о которой говорит профессор Шиффрин, не подтверждает асимметрию, которую та пытается доказать. Дело в том, что чистую выгоду можно поделить на два типа, чего профессор Шиффрин не делает. В первом случае выгода достигается самостоятельными существами, которым нельзя навредить без их согласия, даже если это делается ради их блага. Во втором случае речь идет о несамостоятельных существах, и хотя логически они могли бы обладать таким же правом (соглашаться или не соглашаться на причинение вреда), можно утверждать, что этически такого права у них все же нет. Конечно, вред, который могут причинить родители собственному ребенку ради его же блага, ограничен, но все же есть случаи, оправдывающие некоторый ущерб ради будущего счастья ребенка. То есть, иногда мы допускаем причинение вреда ребенку (или будущему ребенку) во благо, хотя и не допускаем этого для самостоятельной личности. Дабы опровергнуть их мнение, Шоне Шиффррин стоило бы прибегнуть к приведенной мной асимметрии, хотя бы частично, что она, в общем‑то, и делает. Если профессор Шиффрин откажется от мысли, что главным интересом личности может быть появление на свет, тогда можно разделить детей и будущих детей. Как я уже говорил: вовсе не в интересах потенциальной личности стать актуальной.

Доводы Кристофера Фейджа еще ближе к моим, чем доводы Шоны Шиффрин. Он выражает точку зрения, которую сам он называет «антифрустарционизм» (иногда, впрочем, ее называют совершенно противоположно – «фрустрационизмом»). Согласно этой точке зрения, удовлетворенное желание и отсутствие желания одинаково хороши, и лишь неудовлетворенное желание – плохо. Иными словами, плохо, когда желания не исполняются, однако исполненные желания ничем не лучше полного отсутствия желаний.

Для примера представьте, что «мы покрасим дерево возле Сиднейской Оперы в красный и дадим Кейт таблетку, заставляющую ее хотеть, чтобы дерево возле Сиднейской Оперы было красным».47Профессор Фейдж справедливо полагает, что мы не делаем Кейт никакого блага, и если бы мы ничего не делали, ей не было бы хуже. Главным является не удовлетворение желаний, а отсутствие неудовлетворенных желаний, и важнейшей целью является избегать фрустрации (разочарования от неисполненных желаний). Асимметрия показана на схеме 2.7.

 

Случай 1.

(Желания есть)

Случай 2.

(Желаний нет)

 

Неудовлетворенные

(плохо)

Хорошо

 

Удовлетворенные

(хорошо)

 

Схема 2.7

Антифрустрационизм подразумевает, что лучше было бы не создавать людей. Их удовлетворенные желания не лучше, чем их отсутствие (в нерожденном состоянии). А вот неудовлетворенные желания, коих будет несметное количество, хуже, чем отсутствие желаний в несуществовании. Совместим наши с профессором Фейдже взгляды, чтобы нагляднее продемонстрировать асимметрию (Схема 2.8).

 

Случай 1.

(Личность существует)

Случай 2.

(Личность не существует)

 

Неудовлетворенные желания

(плохо)

Отсутствие желаний, которые были бы не удовлетворены

(хорошо)

 

Удовлетворенные желания

(хорошо)

Отсутствие желаний, которые были бы удовлетворены

(хорошо)

 

Схема 2.8

В такой интерпретации я взял на себя смелость разграничить отсутствующие до рождения желания на неудовлетворенные и (в перспективе) удовлетворенные, хотя профессор Фейдж не проводит такого разделения, одинаково оценивает любые отсутствующие желания. Я также наделил удовлетворенные желания оценкой «хорошо», т.к. профессор Фейдж утверждает, что отсутствие желаний и удовлетворенные желания одинаково хороши.48 Если я правильно понимаю, точка зрения профессора несколько расходиться с моей, хотя и приводит к одному выводу – случай 1 проигрывает перед случаем 2.

Однако можно иначе понять профессора Фейджа. Говоря, что отсутствие желаний и удовлетворенные желания одинаково хороши, он, возможно, не подразумевает, что отсутствующие желания, которые были бы удовлетворены и отсутствующие желания, которые были бы не удовлетворены – тоже одинаково хороши. И именно это я и имел в виду ранее, говоря, что отсутствие удовольствия при условии не‑появления на свет – это не плохо, т.е. не хуже, чем наличие удовольствия при условии появления на свет.

Почему нельзя оценить отсутствующие желания, которые были бы не удовлетворены, как «не плохо»? Потому, что профессор, кажется, не отделяет их от желаний, которые были бы удовлетворены, и тогда пришлось бы и их оценить как «не плохо».

Если «не плохо» означает «не хуже», тогда неудовлетворенные отсутствующие желания – не хуже неудовлетворенных наличествующих желания. Как я и говорил ранее, такая позиция неубедительна, я считаю, что отсутствие неудовлетворенных желаний лучше, чем их наличие. Значит, если бы профессор Фейдж разделял отсутствующие желания на удовлетворенные и неудовлетворенные, он бы оценил их иначе. В таком случае «не плохо» имело бы совсем иное значение. Отсутствие неудовлетворенных желаний было бы «лучше» неудовлетворенных желаний, а отсутствие удовлетворенных желаний – «не хуже» удовлетворенных желаний. В этом контексте можно назвать отсутствие неудовлетворенных желаний «хорошим» (т.к. оно лучше <