Бой у Готланда 19 июня/2 июля 1915 года

(Из книги М.А. Петрова “Два боя". Л. 1926.)

Согласно плана операиии, три подводные лодки были высланы на позиции у входа в Финский залив, кроме того, были посланы лодки к Виндаве и к выходу из Данцига. "Слава" и "Цесаревич" находились в Люме.
В 2 ч ночи 1 8 июня бригада крейсеров пол командой адмирала Бахирева в составе крейсеров "Баян" (флаг), "Адмирал Макаров", "Богатырь" и "Олег" вышла из шхер с рейда Пипшер в сопровождении 7-го дивизиона миноносцев, расположив свой курс на банку Винкова — место назначенного рандеву с крейсером "Рюрик", вышедшим из Ревеля, чтобы затем, согласно инструкции, идти по большим глубинам вдоль восточного берега острова Готланд на юг. В 5 ч утра бригада встретила броненосный крейсер "Рюрик", которому было приказано вступить в кильватер. Миноносцы, конвоировавшие бригаду для охраны от подводных лодок, были отпущены.
Выход на соединение с отрядом 6 дивизиона миноносцев и "Новика", которые должны были участвовать в операции, задержался из-за густого тумана. Они принуждены были встать на якорь у острова Вормс. Ввиду того, что отряд уже значительно продвинулся на юг, 6 дивизиону миноносцев, имевшему возможность догнать его только к вечеру, поход отменили. На соединение пошел только один "Новик".

Командующий отрядом по выходе в море решил выполнить операцию в тот же день вечером, для чего после присоединения к нему "Новика" лег на курс к Мемелю.
В 6 ч 10 мин утра место отряда было: ш. 56"19', д. 19"57'. Этот поворот был выполнен в тумане, причем "Рюрик" и "Новик" отделились от отряда, потеряв свои места в строю. Туман настолько сгустился, что суда должны были включить кильватерные огни для ориентировки задних мателотов. Адмирал Бахирев решил отложить операцию до рассвета.
Не имея обсервации с 2 ч дня 18 июня, он счел рискованным подходить к Мемелю без определения, а потому, чтобы определить свое место, взял курс на маяк Фаллуден. При подходе к Готланду туман стал реже, потом разошелся, и отряд лег на обратный курс. Однако, встретив около 3 ч снова туман, отряд взял курс N0 10° и держался на этом курсе. "Рюрик" и "Новик" шли отдельно.
В 2 ч ночи снова появился густой туман.
Между тем в море были слышны радиопереговоры германских судов, причем радиопеленгаторные станции указывали на присутствие нескольких боевых соединений, о чем адмирал Бахирев был предупрежден.
Кроме того, разведывательному отделу штаба командующего флотом удалось расшифровать германское радио, из которого явствовало, что крейсер "Аугсбург" назначил рандеву какому-то, вероятно, легкому крейсеру в квадрате 377, и далее, что в 2 ч "Аугсбург" будет в четвертой четверти 357 квадрата, его курс 190°, ход 17 уз. Об этом также было передано адмиралу Бахиреву.
В 3 ч, придя в точку ш. 59°20,5' и д. 19°51,5', командующий отрядом, считая опасным и нецелесообразным подходить к Мемелю в тумане, а равно и ждать в море хорошей погоды, решил повернуть на NO 10° по направлению вероятного места нахождения неприятельских крейсеров.
Когда около 5 ч 30 мин туман разошелся, все крейсера оказались разбросанными. "Рюрика" и "Новика" видно не было. В 7 ч 35 мин утра отряд открыл во мгле близко по курсу два неприятельских крейсера, которые были вскоре опознаны: головным шел "Аугсбург", за ним вспомогательный крейсер (заградитель) "Альбатрос" и три миноносца. В этот момент "Рюрик" находился значительно к югу от места встречи.
Последняя произошла в условиях, позволявших тотчас же начать бой. С нашей стороны было четыре крейсера (кроме "Рюрика"), из которых каждый но своему вооружению был сильнее обоих встреченных неприятельских, в целом же на нашей стороне было подавляющее превосходство сил: русские крейсера имели в бортовом залпе четыре 203-мм и 24 152-мм орудий, германские- 12 100-мм орудий.
Таким образом, надо было дорожить каждой минутой, так как "Аугсбург" мог быстро уйти, тем более, что туманный, мглистый горизонт давал тому легкую возможность.
В этой обстановке мы вправе были бы ожидать резкого сближения отряда с противником и немедленного открытия огня. То или другое тактическое положение играло здесь второстепенную роль. Надо было быстро идти на наименьшую дистанцию, не тратя ни мгновения на какие бы то ни было перестроения и эволюции, которые здесь были просто излишними: неприятель был слаб, и его оставалось только раздавить.
Но вот тут-то и сыграли громадную роль тактические взгляды, которые прививались в период подготовки флота и которые подсказывали боевые решения. Первое инстинктив ное решение основывается на отдаленных впитанных и воспитанных предпосылках.
В донесении начальника отряда мы читаем: "Желая охватить голову, мы склонились влево, приведя головной корабль на курсовой угол 40° правого борта".
Невольно спрашивается, зачем понадобился этот тактический прием, лишний и бесцельный? А между тем приказание исходило от адмирала, который за время войны во многих случаях проявил свою доблесть и показал себя с самой лучшей стороны. Не малодушием или нерешительностью можно объяснить это приказание, а исключительно той предвзятой точкой зрения, которая воспитывалась в период тактической выучки флота, где "курсовой угол" и "охват" были китами всей постройки.
Бой начался. Противник легко прямым поворотом вправо "выходил из охвата". "Аугсбург", пользуясь своим преимуществом хода и пасмурной погодой, быстро начал обгонять отряд, направляясь к берегу и скоро скрылся в тумане. При этом со стороны нашего отряда не было сделано никаких попыток преградить ему путь или сблизиться с ним.
Очевидец, артиллерист "Баяна" П.В.Лемишевский "так описывает свои впечатления в этот момент: "Пришедшие в боевую рубку командир и старший штурман, а также уже находившиеся там и отдававшие предварительные приказания в плутонги оба артиллериста в этот момент были проникнуты одной мыслью, одним желанием; уничтожить крейсер "Аугсбург", который до сего времени всегда ускользал от наших крейсеров, и при том еше так недавно у Виндавы, когда мгла не дала возможности бригаде использовать свое преимущество в артиллерии. Но вот грянул залп из 8-дм башенных орудий и 6-дм казематных на "Адмирале Макарове". Небольшая пауза, необходимая, чтобы залпы двух кораблей не легли бы одновременно, и "Баян" открыл огонь из всех орудй и по головному неприятельскому кораблю. Вслед за "Баяном", выдерживая мертвый промежуток, открыли огонь "Богатырь" и "Олег" — по второму. Нельзя точно сказать, сколько минут прошло с момента открытия огня, когда совершенно неожиданно "Аугсбург" начал уходить от "Альбатроса", что ему было легко сделать, имея большое преимущество в ходе.
Таким образом, огонь всей бригады начал сосредотачиваться на втором. Что касается продолжения обстрела "Аугсбурга" "Адмиралом Макаровым" и "Баяном", то он терял всякий смысл: "Аугсбург", хотя и находился в пределах дальности 8-дм орудий, был едва виден, из-за мглы. Предусмотреть этот "побег" "Аугсбурга" командование отрядом едва ли могло, так как невероятно было бы, чтобы он смог бросить своего слабого товарища в такую минуту. И все же при первом признаке его побега можно было бы один из крейсеров послать в направлении на пересечку его курса и даже попытаться обстрелять.
Но этого сделано не было. Время было упущено, и "Аугсбург" начал уже совсем скрываться. Крейсера же оставались в кильватерной колонне, сосредоточив свой огонь на оставшемся "Альбатросе", при котором еще продолжали держаться миноносцы.
Между тем, положение "Альбатроса" все ухудшалось. На нем стали замечаться попадания.
Но счастье (? — Прим. авт.) и на этот раз еще не покидало неприятеля. Огонь бригады, хотя весьма интенсивный, не давал желаемых результатов, и только потому, что при стрельбе четырех кораблей по одной цели, при стремлении как можно больше выпустить снарядов, корректировать свои падения было нельзя, следовательно, бесцельно было сосредотачивать огонь и бросать снаряды.
Командование отрядом, не учтя этого, не отдало сразу приказания "Богатырю" и "Олегу" перенести огонь на миноносцы, хотя бы после ухода "Аугсбурга", дав тем самым возможность "Адмиралу Макарову" и "Баяну" вести полубригадную стрельбу, практика в которой у артиллеристов была, и результаты, совершенно другие, безусловно, сказались бы быстро. Мы даже считали, что достаточно было бы одного крейсера, чтобы уничтожить такой корабль, как "Альбатрос"".
Миноносцы, оставшиеся при "Альбатросе", находясь впереди курса, произвели торпедный залп. Торпеды пересекли строй крейсеров, не попав, однако, ни в один из них.
Около 8 ч (через 25 мин боя) адмирал сделал сигнал: "Богатырю" и "Олегу" действовать по усмотрению. Оба эти крейсера могли дать ход до 23 уз, они могли перегнать "Альбатрос" и с некоторой надеждой на встречу искать "Аугсбург" в тумане. Им представлялся выбор: или сблизиться с "Альбатросом" на дистанцию хорошей видимости, допускающей точную стрельбу и уничтожить его в несколько минут, или же броситься на поиски "Аугсбурга".
Но они выбрали решение выйти вправо, обойти "Альбатрос" с севера, чтобы отрезать ему путь отступления на N. На схеме боя видно, что они описали дугу, не слишком близко подходя к противнику и длительно маневрировали, чтобы, наконец, почти через полчаса, расположиться на соответственном румбе от "Альбатроса".
Характерно выглядит на схеме момент с 8 ч 10 мин до 8 ч 15 мин. Мы видим здесь форменный охват двумя отрядами, то есть прием, рекомендованный тактикой того времени для сражений крупных соединений флота. Что же получается? Четыре корабля, из которых каждый сильнее противника, производят сначала "охват головы", затем "охват двумя отрядами, из которых один во фланге"…
Это какое-то затмение!
И все стреляют по одной цели, вопреки правилам сосредоточения огня, причем только мешают друг другу! Ничем другим, как только затмением и можно объяснить, что до сих пор, уже в течение почти часа боя, "Альбатрос" не был разбит в шепки! Стреляя с разных сторон, путая наблюдения, артиллеристы не могли справиться с управлением огнем в подобной обстановке, на сравнительно больших дистанциях, да еще при мглистом горизонте!

Схема движения кораблей в бою у о. Готланд 19 июня/2 июля 1915 г.

Неприятельские миноносцы около 8 ч утра вышли вперед нашего отряда и выпустили в промежуток между крейсерами и "Альбатросом" несколько дымовых завес, которые на время скрывали его и сильно мешали стрельбе. Затем миноносцы пытались приблизиться, но после нескольких оглушающих залпов с бригады отошли и затем скрылись на юг.
К 8 ч 30 мин "Альбатрос" был сильно избит, одна мачта сбита, виден сильный пожар.
Опасаясь подходить слишком близко к берегу, адмирал Бахирев повернул, приведя неприятеля на курсовой угол 40° левого борта — опять курсовой угол (см. схему)!
Вскоре "Альбатрос" направился в проход между маяком Эстгарн и берегом. Тогда был сделан "Баяну" сигнал: "Отрезать неприятеля с юга".
"Альбатрос" был загнан со всех сторон. В 8 ч 45 мин, описав циркуляцию, объятый пожаром, он спустил флаг, а затем около 9 ч выбросился на берег.
Тем кончился этот бой.
Таким образом, благодаря исключительной, ничем не вызываемой сложности приемов тактики и маневрирования, совершенно ненужным в данном случае "курсовым углам", "охватам" и прочему, благодаря чрезмерному сосредоточению огня против одной цели, подавляющего, бессистемного, с разных сторон ведущегося огня на дистанциях, при которых цель временами была плохо видна, понадобилось почти полтора часа, чтобы подбить малый, слабо защищенный крейсер, фактически дав ему возможность укрыться в нейтральных водах.
Между тем его противники, в особенности "Адмирал Макаров" и "Баян" (последний был из числа призовых по стрельбе), стреляли хорошо, и при иных условиях, при иной тактике боя, конечно, могли бы справиться с такой целью не в час, а в 10–15 мин.
Вот оно — несоответствие тактики боевой обстановке!
Но события этого дня не кончились боем с "Альбатросом". Вот дальнейшее описание по донесению адмирала Бахирева: "Убедившись, что "Альбатрос" сильно подбит и выбросился на берег, я донес телеграммой: "После боя, получив повреждения, неприятельский крейсер выбросился на берег по остовую сторону о. Готланд, за маяком Эстергарн. Считаю полезным выслать подводную лодку к месту аварии".
В 9 ч 50 мин решил продолжать курс к Финскому заливу и бригада легла па курс 40°, имея впереди "Богатырь" и "Олег", а несколько сзади "Адмирал Макаров" и "Баян". "Рюрик" еще не присоединился и был южнее. В 10 ч справа и немного позади траверза были обнаружены шесть дымов, оказавшихся крейсерами "Роон", "Аугсбург" и четырьмя миноносцами.

В 10 ч 05 мин открыли огонь: "Роон" по "Баяну", "Аугсбург" по "Олегу". Наши — немедленно отвечали.
Но в это время, ввиду того, что на крейсере "Адмирал Макаров" оставалось мало 8-дм снарядов, и полагая, что такое же количество, вероятно, имеется и на "Баяне" приказал сделать следующее радио: ""Рюрику" вступить в бой с "Рооном", квадрат 408, идти самым полным ходом на соединение. "Славе" и "Цесаревичу" выйти на поддержку к банке Глотова".
В это время расстояние колебалось от 59 до 75 кб. При одном из накрытий залпами с "Баяна" были замечены попала ния в "Роон" и пожар на нем. Фактически, бой вел только один "Баян" своими двумя 203-мм орудиями. "Адмирал Макаров" не имел 203-мм снарядов, молчал, дистанция же была слишком велика для 152-мм орудий.
В 10 ч 30 мин неприятель прекратил огонь и стал уходить к югу по курсу 230°, о чем я сделал радио "Рюрику".
Около 11 ч с "Олега" и "Богатыря" заметили перископ и рубку подводной лодки, шедшей в атаку на "Олег". Атака была безрезультатна. Суда отряда открыли огонь по лодке"…
Эта новая получасовая встреча была безрезультатна. Между тем "Рюрик" находился значительно южнее места боя. Получив в 10 ч 20 мин радиограмму: "Вступить в бой с "Рооном"'' и ответив: "Иду к вам", он пошел полным ходом, взяв курс в середину показанного ему квадрата. Через некоторое время на W от "Рюрика" показались дымы трех кораблей. Курс был взят им на пересечку. Были опознаны крейсера "Бремен", "Аугсбург" и "Роон". "Бремен" сделал сигнал прожектором, по- видимому, опознавательный и, рассмотрев "Рюрика", круто повернул вправо, открыв огонь. В свою очередь, в 10 ч 35 мин "Рюрик" открыл из носовой 254-мм башни огонь но "Бремену", затем, после двух залпов, перенес его на "Роон", который шел вторым в строю. Весь отряд шел большим ходом на WSW.
Теперь обстановка была несколько иная в смысле условий для стрельбы. "Рюрику" никто не мешал, и он мог спокойно управлять огнем, тем более, что никакие обстоятельства не вызывали необходимости каких-либо сложных, затрудняющих огонь маневрирований.
Несмотря на дым и мглу, "Роон" вскоре получил попадания. Особенно ясно был виден разрыв 254-мм снаряда, окутавший черным дымом весь крейсер до мачт. Были видны взрывы около кормовой мачты и между грот-мачтой и четвертой трубой. По-видимому, на крейсере начался пожар, так как его кормовая часть была окутана облаком черного дыма".
Около 11 ч 10 мин "Роон" повернул к "Рюрику" корму и стал уходить, поддерживая редкий огонь из одного орудия. "Бремен" тоже прекратил огонь.
Видя, что расстояние до неприятеля увеличивается, командир "Рюрика" устремился на него, но в этот момент был справа атакован неприятельской подводной лодкой, выпустившей мину. Уклоняясь к Ost от атаки лодки, крейсер потерял из виду неприятеля, а затем лег на N для следования в Финский залив.
Спрашивается, почему "Рюрик" не довел до конца столь успешно начатого боя, тем более что "Роон" уже был значительно поврежден? Почему "Рюрик" не бросился его искать в том направлении, где последний скрылся, имея большой шанс принудить его вновь к бою, так как обладал ходом, не меньшим, чем и "Роон"?
Формально оправданием командиру является радио, полученное им от начальника отряда: "Опасаться подхода неприятеля с юга". Но фактически и над ним, и над адмиралом, посылавшим это радио, давлело опасение попасть под удар превосходящих сил германского флота, присутствие которых возможно было предполагать (хотя в действительности поблизости их не было). Однако ни адмирала, ни командира "Рюрика" это не должно было останавливать, если бы у них было сознание о возможности и допустимости риска. Между тем при дальнейшем преследовании, при более энергичных действиях этот день мог бы дать крупное моральное значение — успех в виде потопления, кроме "Альбатроса", еще и "Роона".
Отряд крейсеров, узнав о бое "Рюрика", пошел к нему на соединение, но затем, ввиду потери "Рюриком" неприятеля, вернулся. У банки Винкова. отряд снова был безрезультатно атакован неприятельской лодкой.
К концу дня корабли вернулись в Ревель.
Из дальнейших событий этого дня следует отметить атаку английской подводной лодкой германского крейсера (по-видимому, "Роона") и поход лодки "Акула" к месту гибели "Альбатроса", у которого она была атакована двумя неприятельскими гидропланами и подводной лодкой, видимо, вызванными на помощь и для охраны "Альбатроса".

На “Баяне” после боя у о. Готланд

В сбалансированном и вполне объективном описании боя, приведенном в работе “Флот в мировой войне” (М., 1964, с. 169–174), также прямо говорится о том, что русский адмирал “допустил ряд грубых тактических ошибок”. Невысоко оценивалось и поведение командира “Рюрика”, который “не проявил должной настойчивости в бою с крейсером “Роон” и не развил первоначального успеха”, (с. 173).
По всем этим обстоятельствам “Баян” и “Адмирал Макаров”, имевшие решающую для боя 8-дм (хотя и не очень эффективную) артиллерию, в полной мере реализовать свои возможности не могли.
Корабли подтвердили свою отличную боевую выучку. На флагманском “Макарове” (командир П.М. Плен), как писал автору участник войны Б.Л. Дандре (1889–1968), отличился старший артиллерийский офицер старший лейтенант В.Н. Вощинин (1887-?), который в погоне за “Аугсбургом” из одноорудийной 8-дм башни на предельном расстояние “влепил” ему два снаряда. Окажись при этой погоне странно отставший и еще более странно самовольно вернувшийся в базу “Новик”, участь этого до чрезвычайности удачливого немецкого крейсера могла бы быть решена.
“Баян” под командованием капитана 1 ранга В.Л. Вейса (1870-после 1918) в бою с вдвое превосходившим его по боевой мощи “Рооном” зигзагообразным маневрированием на курсовой угле 90° умело вводил противника в заблуждение, отчего четырехорудийные залпы башен противника, хотя и ложились исключительно кучно по целику, но “по прицелу не давали накрытия”. Свидетельствовавший об этом участник боя па “Баяне” П.В. Лемншевский (1889-?) в сборнике “Русское военно- морское искусство” (М., 1951 с. 420–434) подчеркивал, что до войны он был призовым кораблем по стрельбе, и в бою с “Рооном” достиг по крайней мере двух попаданий из 40 выпущенных 8-дм снарядов. Это давало исключительно высокий 5 % результат, намного превосходивший результаты германского (3,3 %) и английского (2,2 % флотов в Ютландском бою.
Кораблям не представилось случая проявить свою индивидуальную подготовку, как это совсем недавно, 27 апреля 1915 г., с блеском удалось сделать в Черном море линейному кораблю “Пантелеймон”. Пользуясь случайной удаленностью от своей бригады и не участвуя в неудачно сложившейся ее стрельбе, он, применив метод децентрализованной стрельбы вместо централизованной, левым залпом заставил выйти из боя напавший на бригаду линкоров германо-турецкий линейный крейсер “Явуз Султан Селим” (“Гебен”). (P.M. Мельников. “Броненосец “Потемкин”, Л., 1980 г., 1981. с. 241.). Такая возможность предоставлялась “Рюрику”, но он ею не воспользовался. Не поддержав всерьез свои крейсера, он во многом предрешил фактическую неудачу боя.
Бой у Эстергарна еще раз подтвердил, что доблесть и выучка отдельных кораблей могут оказаться недостаточны для победы над таким отлично подготовленным и инициативно действующим противником, как германский флот. Обнаружилось также, что острая нехватка высококлассных флагманов при командовании в море и стратегов в штабах всех уровней, не исключая и ГМШ, продолжала, как и в прошлой войне с Японией, оставаться главной бедой русского флота.
И не этим ли фатальным отсутствием (исключая Н.О. Эссена) действительных, а не формальных лидеров приходится объяснять стремительно произошедшую в 1917 г. дезорганизацию командования флотом. Проявившие себя выдающимися военачальниками Л.Б. Кербер (1863–1919) и А.В. Колчак (1874–1920, чекисты) не удержались на Балтике — один из- за стойкого на флоте германофобства (немецкое происхождение ставили в вину и Н.О. Эссену) другой — из-за наклонности императора к кадровой чехарде. По-хамски сменив В.А. Канина (есть подозрение, что из-за слишком энергичных настояний на осуществлении десантных операций в Рижском заливе в 1916 г.) и поставив во главе флота не оправдавшего его надежд А.И. Непенина (1871–1917, матросы), император тогда же, обезглавив уже полностью подготовленную операцию, с непонятной спешностью перебросил А. В. Колчака на должность командующего Черноморским флотом. Здесь он сменил уволенного А.А. Эбергарда.
Плоды этой дезорганизации и невысокого уровня разработки операций и командования не раз проявляли себя и в последующих после Эстергарна операциях. И если относительно простые крейсерские и минно-заградительные походы, обходившиеся без боевых столкновений, вполне флоту удавались (в них почти всегда участвовали “Баян” и “Адмирал Макаров”), то комбинированные операции могли принести совсем не те результаты, которые ожидались.
Так было в двух главных операциях, каждая из которых по-своему решала судьбу флота. “Баян” и “Макаров” участвовали в конвоировании перевода в Рижский залив в 18/31 июля 1916 г. линейного корабля “Слава”.
Центральное место “Баян” и “Адмирал Макаров” должны были занять во второй готовившейся 6 июня и назначенной на 16 августа 1916 г. семидневной десантной операции. Она должна была коренным образом изменить ход войны на суше и на море. В операции 1916 г. на “Баян” предполагалось возложить содействие армии у Риги, а на “Макаров” (совместно с “Цесаревичем”, “Богатырем” и миноносцами) конвоирование транспортов с войсками у Моонзунда к месту высадки, а затем — демонстрации у Домеснеса и охрана Ирбенского пролива. С полной обстоятельностью (на 350 стр.) подготовка операции и ее организация освещены в работе профессора Н.А. Данилова “Смешанная операция в Рижском залпве в июне-августе 1916 г.” (Л., 1927) и отчасти затронута в книге автора “Эскадренные миноносцы класса “Доброволец" (С-Пб, 1999).
Оба крейсера в порядке подготовки к операции 13 августа и 2 сентября 1916 г. были введены в Моонзунд. “Баян” после напряженной службы в Рижском заливе 13 августа вернулся на Балтику. В походе для докования в Кронштадт “Баян” счастливо избежал немецких мин, на одной из которых 6/19 ноября 1916 г. у о. Гогланд подорвался шедший впереди “Рюрик”.
“Адмирал Макаров” впервые в той войне был оставлен для зимовки вместе с “Цесаревичем”. Здесь на рейде Куйваста они встретили нежданно нагрянувшие февральские дни, перевернувшие судьбу России в 1917 г. Совсем иной должна была стать и предстоящая кораблям решающая операция того года.

Возвращение после боя

Дни крушения

Отречение императора от престола 3 марта 1917 г. было встречено на Кувайтском рейде стихийно возникшими революционными митингами. Они, однако, благодаря усилиям командиров “Цесаревича” капитана 1 ранга К.А. Чоглокова (1870-после 1921), “Адмирала Макарова” капитана 1 ранга Н.Д. Тыркова (1871–1931) и офицеров кораблей, ограничились приветственными телеграммами в адрес Государственной Думы и призывами ко всему флоту “добиваться полного единения для утверждения демократических свобод и защиты России”. Относительно спокойно (команда еще не воспринимала призывы подступавших с берега агитаторов) прошли дни февраля-марта на “Баяне”, зимовавшем в Ревеле. Два крейсера отвели от себя бесчестье произошедших 28 февраля в Кронштадте и 3–4 марта в Гельсингфорсе кровавых мятежей на кораблях и в береговых частях. Но в Петрограде в первый день свободы на “Авроре” был убит командир М.И. Никольский (1877–1917), в 1915 г. временно командовавший “Баяном”. В Кронштадте были убиты три адмирала: Главный командир Кронштадского порта, начальник тыла Балтийского флота Р.Н. Вирен — он же виновник особенно жесткого озлобления мятежников, его начальник штаба А.Г. Бутаков (1862–1917), командовавший в 1910–1913 г. крейсером “Баян”, и многие другие офицеры.

В Гельсингфорсе среди жертв мятежа оказались командующий флотом А.Н. Непенин (р. 1871), командир Свеаборгского порта генерал-лейтенант В.Н. Протопопов (р. 1864), начальник 2-й бригады линкоров А.К. Небольсин (р. 1864), офицеры “Андрея Первозванного”, “Императора Павла I”, “Дианы”, миноносцев и тральщиков.
В эти дни, по разным сведениям, было убито до 200 офицеров.
Так в еще более жестоком виде (из-за невыносимого для матросов и офицеров садистского режима любимца императора Р.Н. Вирена) сбылись ожидания участников несостоявшегося мятежа 1912 г. на “Императоре Павле I”. Призрак Стеньки Разина и Емельяна Пугачева, кровавая явь российского бунта — “бессмысленного и беспощадного” — вдруг во весь рост поднялся в столице и балтийских базах флота.
Никто во власти (А.И. Непепин всерьез уповал на еще возможное возвращение государя на престол после революции и войны) не оказался способен ни предвидеть, ни предотвратить нагрянувшие события. Россия расплачивалась за последствия социального невежества общества и безумные поступки императора.
Пришедшее к власти прекраснодушное правительство князя Г.Е. Львова (1861–1925, в эмиграции) почему-то вообразило, что обобранный и униженный народ при одном слове “демократия” обратится в законопослушных граждан. Не лучше было и последующее, подчиненное исключительно корыстному стремлению удержаться у власти правление министра председателя, а затем и военного и морского министра А.Ф. Керенского (1881–1970). По их вине в России неуклонно нарастала анархия власти и особенно стремительно совершавшееся разложение армии и флота.
И уже 5 августа назначенный Керенским управляющий Морским министерством, бывший политэмигрант В.И. Лебедев приказом по флоту № 504 должен был констатировать факт полного разложения команды батареи о. Оланд, которая прибывшим для смотра управляющему и командующему флотом явила себя, как следовало из содержания приказа, скопищем бродяг, а не воинской частью. Революционные настроения распространялись по всем кораблйм, и убедительным тому подтверждением остается сборник документов “Балтийские моряки в подготовке и проведении Великой Октябрьской Социалистической революции”, М, — Л., 1957. В нем “Баян” и “Адмирал Макаров” упоминаются на 9 и 17 страницах. В них, однако, не приводятся самые существенные для достоинства флота резолюции, принятые экипажем крейсера “Адмирал Макаров”. Из не обнародованных до сих пор документов следует, что еще 23 марта 1917 г. команда крейсера “Адмирал Макаров” объявила о своей решительной оборонческой позиции.

Фото на память. 1916 г.

Показательно, что в числе немногих кораблей па "Макарове” офицеров неоднократно избирали председателями общего собрания команды. Так, 4 июня 1917 г. лейтенант Н.Г. Мазуров (1893-?) председательствовал на собрании, принявшем резолюцию, призывающую флот к единению. Не допускавшим присвоение Центробалтом в свое распоряжение команд добровольцев, командированных в части армии, было постановление общего собрания от 21 июня 1917 г. под председательством лейтенанта С.Л. Брусилова. (1887-?). В нем говорилось, в частности: обращаясь к действовавшим па фронте в Ударных группах товарищам, команда крейсера призывала их выполнить свой долг перед родиной. “Мы же поддержим вас с моря и работу за вас на корабле выполним сами. “Макаров” всегда будет там, где надо “ценой жизни защитит отечество”, — говорилось в постановлении. (РГА ВМФ. ф. 481, оп 1, д. 66, л. 42).
Изначально элитарный подбор офицеров, из которых во время войны на корабле по крайней мере трое были сыновьями самых выдающихся к началу века адмиралов, а один — сыном отличившегося на фронте генерала Георгия Николаевича Мазурова (1867–1918), в немалой степени должен был, наверное, сказаться в настрое и духе его команды и офицеров. Это позволило кораблю во многом сохранить и до конца не погубить свою душу.
22 июня новое собрание экипажа подтвердило свое “полное презрение к малодушным людям и тем вредным элементам, которые стремятся пошатнуть могучую силу флота и армии своими призывами к немедленному перемирию, братанию и дезертирству. Считая, что только решительным наступлением в тесном единении с союзниками можно ускорить момент окончания войны, экипаж объявлял свой корабль “кораблем смерти”, готовым во всякую минуту исполнить свой долг перед Родиной и с честью умереть за нее. Резолюцию общего собрания с поименными подписями каждого из находившихся на корабле 519 матросов и офицеров подписали председатель собрания Вилькен (Оскар Викторович, 1893–1933, Копенгаген), только что произведенный в лейтенанты, и секретарь (видимо, из матросов) Осипов. (РГА ВМФ, ф. 481, on 1, д. 66, л. 42).
Таким же было настроение и на “Баяне”, где, как признавался Ф.Ф. Раскольников, его делегацию кронштадтских большевиков, прибывших с агитацией против войны и за братание с немцами, матросы без долгих разговоров собирались выбросить за борт (с. 109). Сдержанно отнеслись на кораблях и к настояниям Центробалта о выборном начале командного состава. “Адмирал Макаров” был против этого новшества. “Баян” соглашался на назначение, но с сохранением за командой права отвода.
В дни спровоцированного Керенским “мятежа” генерала Л.Г. Корнилова (1870–1918), пытавшегося, как теперь понятно, использовать последний исторический шанс для предотвращения гражданской войны, команды обоих крейсеров приняли антикорниловские резолюции. Предавший Корнилова “Главковерх” своей демагогией сумел обмануть даже офицеров штаба Командующего флотом. “Декларация Керенского кажется мне правдивее”, — записывал в дневнике И.И. Ренгартен 28 августа 1917 г. “Имеем телеграммы Клембовского и других генералов, главнокомандующих фронтами — все поддерживают Корнилова, — записывал он в тот же день. И тем не менее в силу ли флотского снобизма в отношении к “сухопутной” или по какому-то иному непостижимому “затмению” вслед за Ренгартеном и остальные специалисты штаба князя М.Б. Черкасского (1882–1919, петлюровцы), Ф.Ю. Довконт (1884–1988, Буэнос-Айрес), начальник службы связи П.А. Новопащенный (1921–1950) оказались неспособны принять правильное решение, все были настроены против выступления Л.Г. Корнилова. С ними соглашался и только 7 июля назначенный командующим флотом контр-адмирал А. В. Развозов (1879–1920). Начались экстренные рассылки директив о поддержке Керенского и противодействия распоряжениям Л.Г. Корнилова.
И это была непростительная, таившая в себе гибель флота и всей России, роковая ошибка.
На “Баяне” командир С.Н. Тимирев сумел убедить матросов и вовсе отказаться от требований к офицерам о принесении вторичной присяги (против Корнилова) временному правительству. Отстоять своих офицеров от расправы сумел и командир “Адмирала Макарова”. Два крейсера, по свидетельству С.Н. Тимирева, в наибольшей мере сохраняли остатки прежней дисциплины.
Не то было на других кораблях. Не считаясь с офицерами, матросы изо дня в день продолжали митинговать о передачи власти Советам. Подобную резолюцию о готовности по первому требованию Совета выслать такое количество вооруженной силы, “которое укажет нам Центробалт”, 29 августа вместе с “Андреем Первозванным”, крейсерами “Рюрик”, “Олег”, “Богатырь”, “Диана” подписали и члены судового комитета “Адмирала Макарова”.
К убийствам, арестам и изгнанию офицеров добавилось назначение комиссаров при штабах и командирах для контроля над оперативной частью и секретной перепиской.
Но никто еще и предположить не мог, до какой степени жестокие испытания еще предстояли флоту и всей России.

Моонзундское возмездие

Предав генерала Л.Г. Корнилова, командующий Балтийским флотом развязал руки революционным силам.
Только в наши дни стала доступна работа А.М. Косинского “Моонзундская операция Балтийского флота 1917 г”, изданная в 1928 г.
Эта работа позволяет понять всю глубину той драмы, которую, сродни Цусимы, переживал флот в дни Моонзундской операции. Ее свидетелями, а частью и участниками, должны были стать наши два крейсера.
Оба они вместе со старыми додредиоутами “Слава” и “Гражданин” (послать более новые линейные корабли так и не решились) с приданной им минной дивизией, тральщиками и заградителями и канонерскими лодками составили основу созданных к лету 1917 г. морских сил Рижского залива.
В зиму 1916–1917 г. крейсера существенно усилили свое вооружение. Взамен снятых 20 на “Адмирале Макарове”) и 22 (на “Баяне”) 75-мм пушек, корабли получили дополнительно в палубных установках по одной 8-дм (позади последней дымовой трубы в ДП) и по четыре 6-дм пушки (по бортам на 77–78 и 50–51 шпангоутах между парами труб). Их артиллерия на каждом составляла теперь по три 8-дм и двенадцати 6-дм 45 калиберных орудий. Зенитное вооружение включало по две 47-мм и одной 37-мм пушки (для “Баяна”). Дополнительно оборудовали погреба для 105 8-дм и 508 6- дм снарядов. “Адмирал Макаров”, кроме того, в 1916 г. прошел капитальный ремонт корпуса, ремонт котлов и экономайзеров.
Приняв участие в предпринимавшихся летом демократических выступлениях, иехотя, подозревая подвох со стороны офицеров, корабли все же начали концентрироваться в Лапвике, чтобы в случае немецкого нападения прийти на помощь морским силам Рижского залива. Туда в Моондзунд, сменив “Макарова”, 23 июня/6 июля перешел “Баян”. 26 августа “Макаров” был уже в Лапвике, а 2 октября вновь перешел в Моондзунд и вошел в состав морских сил. Здесь боевая обстановка (только 13 сентября в Ирбене на все более интенсивно уплотнявшихся и растянувшихся германских минных полях со всем офицерским составом погиб дозорный эсминец “Охотник”) все более усложнялась.
Для поддержания быстро угасавшего боевого духа батареи М.К. Бахирев днем 1 октября вышел к Церелю на “Баяне”. Уже при выходе пришлось оставить в Куйвасте назначенный в охранение и обнаруживший серьезную неисправность эсминец “Генерал Кондратенко”. Тревожные известия о положении на Кассарском плесе заставили адмирала, не дойдя до полуострова Сворбе 15 миль, повернуть обратно. В пути два раза встретили немецкие самолеты. На подходе отряд был остановлен немецкой подводной лодкой UC78. Ее торпеда прошла под кормой шедшего в охранении “Пограничника”. Вышедший утром 2 октября “Гражданин” в охранении трех эсминцев застал Церельскую батарею уже покинутой прислугой и охранявшим ее полком.

М.К. Бахирев не оставил объяснений, как этими двумя походамина “Баяне” и “Гражданине” — он с непостижимой простотой “сдал” решавшую судьбу всей Моонзундской обороны Церельскую батарею. Так, казалось бы, просто и легко можно было выручить Н.С. Бартенева и, не ожидая людей с дредноутов, прислать ему несколько артиллеристов со “Славы” и “Гражданина”. Как спасительно было бы это подкрепление вместе с несколькими проверенными матросами с этих кораблей, а частью и с крейсеров. Ведь знал же М.К. Бахирев, что 12-дм пушки “Гражданина” недалыюбойны и что, следовательно, его артиллеристы были бы много полез