В начале 1979 года собрание рукописей Травена насчитывало тридцать восемь тысяч четыреста пятьдесят пять каталогизированных предметов и около четырех тысяч дублетов и копий для продажи или обмена.

Гарольд Травен был владельцем оригинальных образцов более одиннадцати тысяч алфавитов и алфавитов.

II

Каждый четверг вечером, после закрытия своего офиса на Вест-стрит, 92, Травен чувствовал себя человеком, который был освобожден после долгого пребывания в тюрьме. Впереди у него три полных дня свободы.

Беспечно насвистывая, он сел в свой сюрреалистический автомобиль невзрачной марки, который передвигался только по исключительной милости судьбы, поскольку с точки зрения законов механики это было невозможно уже четверть века. Травен не мог вспомнить, где и когда он купил эту хорошую смесь.

Сначала он пошел в небольшой продуктовый магазин на Второй авеню с владельцем, мистером Голдбаумом, у которого на протяжении многих лет был постоянный контракт. Дело в том, что в эти три выходных дня Травен не терял времени, идя в ресторан или готовя еду, и все же ему нужно было что-нибудь съесть. Вот почему г-н Гольдбаум приготовил ему запас еды, настолько искусно упакованный в пакеты и контейнеры, что последующие блюда можно было приготовить без неоправданной задержки. Достаточно было нескольких движений рук.

Травен взял у Гольдбаума груды пакетов, содержимое которых он никогда не проверял, потому что владелец магазина знал его простые вкусы, затем завел свою снисходительную машину и поехал к себе домой. Конечно, не в свой дом, который он считал неудобной спальней и продолжением двух ненавистных кабинетов стоматологов, а в место, где он прожил самые прекрасные моменты своей жизни.

Площадка располагалась на Бликер-стрит, в центре когда-то известного района богемного искусства Гринвич-Виллидж. Это было девять мрачных темных комнат, пропахших затхлой пылью. Они занимали целый этаж какой-то лачуги неопределенного цвета девятнадцатого века. Травен арендовал его двадцать шесть лет назад и не собирался покидать свое логово, пока не прибудут массивные бульдозеры, чтобы уступить место еще одной башне из стекла и стали.

Пыль и плесень не беспокоили Травена. Его коллекции хранились в герметичных стальных сейфах, устойчивых к огню и влаге. Три раза в день ультрафиолетовый стерилизатор включался автоматически, безжалостно уничтожая все бактерии и споры мицелия. Электронный кондиционер следил за правильной влажностью и температурой воздуха, а электростатический фильтр собирал пыль гораздо эффективнее, чем это мог бы сделать любой очиститель. Оборудование стоило целое состояние. Чтобы завершить их, Травену пришлось продать чудесно иллюминированный манускрипт о персидских газелях 18-го века. Но теперь любой музей мог позавидовать ему этой неусыпной бдительности суперконсьержа. И практически в каждой библиотеке. О спальне упоминать не приходится. Его украсили выбеленным диваном, застеленным не новейшим постельным бельем, и покосившимся книжным шкафом»

В последней, самой большой комнате, с окном, выходящим на грязный, темный, постоянно замусоренный задний двор, Травен устроил свою мастерскую. Здесь было три стола разного уровня, огромная застекленная библиотека в раннем колониальном стиле, карманные сейфы и двадцать замысловатых анализаторов рукописей. Микроскоп, диапроектор, люминесцентная лампа, копировальный аппарат с увеличительным устройством, а также несколько экранов с подсветкой, разработанных лично Травеном, позволяющих увидеть даже малейшее скольжение трости, пера или стилуса.

Там - и только там - доктор Гарольд Травен прожил свою жизнь в полной мере.

В тот роковой четверг, 6 сентября 1979 года, Травену не терпелось наконец сесть за свой стол на Бликер-стрит. Кажется даже, что последний пациент по рассеянности пропал не на своем месте. Однако он чувствовал себя свободным. Его ждало приключение, которого он никогда раньше не испытывал.

Двумя днями ранее, во вторник, он отправился в церковь Св. Матеуш, молодой, довольно худощавый мужчина, жалуется на боль первой четверки. Он не походил на пациента, который может позволить себе операцию в такой дорогой больнице. Травен, однако, не имел дела с администрацией и никогда не интересовался, есть ли у его пациентов в больнице достаточно богатые счета. Он быстро облегчил боль и готовился к процедуре, со скукой прислушиваясь к болтовне пациента.

Он утверждал, что молодой человек до недавнего времени был моряком. Он использовал панамские суда для генеральных грузов, чтобы увидеть мир, а затем перебрался на либерийские танкеры, чтобы заработать денег. Он совершил кругосветное плавание восемь раз, наконец, весной 1976 года он упал с трапа, когда в Бангкоке стоял корабль, и провел три месяца в местной больнице, лечив сломанную ногу и два ребра. Потом год скитался по Таиланду, добрался до Лаоса, был в Бирме. Он вернулся в Штаты три месяца назад. Сейчас он живет со своей сестрой - она ​​ платитзалечен ие его зубов - и хочет пойти в вечернюю школу сантехников. Хорошая оплачиваемая работа, не так ли? Но это, к сожалению, дорого стоит, а у него практически ничего нет. От трехлетнего бродяги он принес только забавную обезьянку, которая уже умерла, и пачку каких-то старых сиамских бумаг. Они выглядят старыми даже очень старый. Доктор случайно знает, кто оценит их ценность? Может, этот барахль как-то можно продать, потому что видимо есть те, кто его собирает?

Травен вздрогнул и поднял руку с щипцами в воздухе. На мгновение он заподозрил, что Райан послал на него этого негодяя. Однако молодой человек не произвел впечатления, что его интеллект был достаточным, чтобы играть роль секретного агента. Стремясь сохранить совершенно пустое выражение лица, Травен велел пациенту принести бумаги на следующий день. Или даже лучше в четверг. Он, Травен, случайно этим немного заинтересовался и, возможно, сможет помочь.