Кают-компания БПК «Адмирал Трибуц»

Присутствуют: Капитан 1-го ранга Карпенко Сергей Сергеевич – командир БПК «Адмирал Трибуц» (командующий корабельной группы); капитан 2-го ранга Дроздов Степан Александрович – старший офицер БПК «Адмирал Трибуц» (начальник штаба корабельной группы); капитан 2-го ранга Леонов Александр Васильевич – командир БЧ-1 БПК «Адмирал Трибуц» (флагманский штурман корабельной группы); капитан 1-го ранга Иванов Михаил Васильевич – командир эсминца «Быстрый»; капитан 2-го ранга Ольшанский Петр Сергеевич – командир БДК «Николай Вилков»; капитан 3-го ранга Кротов Степан Алексеевич – 2-й штурман БПК «Адмирал Трибуц» (в.р.и.о. командира танкера «Борис Бутома»)

 

Капита 1-го ранга Карпенко подозвал всех присутствующих к столу, на котором была расстелена большая карта Северо-Западной части Тихого океана.

– Товарищи офицеры, завтра утром наши корабли спустятся до тридцать пятой широты и развернутся курсом на запад. Для большего охвата акватории предлагаю вести активную воздушную разведку. При этом вертолетам будет запрещено сближаться с обнаруженными судами и демаскировать себя. Резервные посадочные площадки можно оборудовать и на танкере и на БДК.

– Сергей Сергеевич, – загудел зуммер переговорного устройства, и то, что хотел сказать старший офицер «Трибуца» капитан 2-го ранга Дроздов, ныне исполняющий обязанности начальника штаба корабельной группы, так и осталось неизвестным.

Карпенко взял трубку.

– Да! – недовольно отозвался он. – Карпенко у аппарата!

Еще минуты две он внимательно слушал, потом положил трубку.

– Из рубки доложили, что видят на радаре, примерно двадцать миль на юго-восток от нас, крупную цель, движущуюся на запад со скоростью двадцать узлов. Рояль, товарищи, причем полированный! Степан Александрович, – он обратился к своему старшему офицеру, – так кажется, выражаются в ваших любимых романах из серии альтернативной истории про приятные неожиданности?

– Так-то так, Сергей Сергеевич, но с чего вы взяли, что эта неожиданность для нас приятная? – удивился старший офицер.

– Да, да… – вступил в разговор капитан второго ранга Леонов, командир БЧ-1 и главный штурман «Трибуца». – Ну, пассажирское или грузопассажирское судно – чисто грузовые суда и в наше время с такими скоростями не ходили – скорее всего, линия Сиэтл-Нагасаки, или Сиэтл-Шанхай, нам-то от него какое счастье? С пассажирскими судами лучше не связываться, греха не оберешься.

– Не понимаете вы, товарищи, простой истины. Суда, в том числе и нейтральные, досматривать будем и в дальнейшем. При обнаружении военной контрабанды мы должны их либо потопить, либо законвоировать в Порт-Артур. Конвоировать есть смысл только те суда, которые везут достаточно ценный груз, и при этом развивают не менее шестнадцати узлов крейсерской скорости. Команды с потопленных судов мы обязаны снимать. Во-первых, здесь еще не практикуется потопление гражданских судов вместе с командой, год на дворе не пятнадцатый и не сорок второй. Во-вторых, посреди океана шлюпки не являются надежным средством спасения. Теперь насчет снятия команд с потопленных кораблей – встает вопрос, куда их девать? На «Трибуц», «Вилков» или «Бутому» – ну его нафиг! Причем тридцать три раза. А законвоированный пассажирский лайнер сразу снимает эту проблему. Потом на траверзе Нагасаки или при входе в Желтое море отпустим на все четыре стороны. Возражения есть?

– Нет, Сергей Сергеевич, все правильно, не подумал я… – капитан 2-го ранга подошел к переговорному устройству. – Рубка, координаты цели, скорость и направление движения? – потом, выслушав ответ, примерно минуту проводил на листе бумаги какие-то вычисления. – Мы пересечем их курс через час пятнадцать–час двадцать, для успешного перехвата желательно увеличить скорость до двадцати трех узлов, иначе придется догонять.

– Степан Александрович, – командир «Трибуца» обратился к своему старшему офицеру, – идите, пожалуйста, в рубку и руководите перехватом. И вызовите туда этого старлея морпехов, Рагуленко. Хочу перед делом с ним поговорить. А вы, товарищи офицеры, – Карпенко повернулся к командирам «Быстрого», «Вилкова» и к и.о. командира «Бутомы», – немедленно отправляйтесь на свои корабли, пока наш Степан Александрович не пришпорил коней. Держите пока прежний курс, а как закончим с лайнером, мы вас найдем. За старшего в группе остается командир эсминца «Быстрый», капитан первого ранга Иванов Михаил Васильевич. Все свободны.

Минут через пять в рубку вошел подтянутый и свежевыбритый старший лейтенант Рагуленко, и только покрасневшие глаза с густыми тенями под ними показывали, в каком напряжении он находился все последние сутки, как, впрочем, и все остальные офицеры.

– Здравия желаю товарищ капитан первого ранга, вызывали?

– Товарищ старший лейтенант, для вас и ваших ребят есть работа, причем непыльная и по специальности. Через час с небольшим мы должны перехватить неизвестный, скорее всего, пассажирский пароход. Ваша задача – высадиться на борт, провести досмотр и убедить капитана следовать за нами. Объясните ему, что его кораблю ничего не угрожает, просто он будет принимать к себе на борт команды потопленных нами судов, перевозящих контрабанду. В конце рейда мы его отпустим. Вам все понятно?

– Высадка на борт в ночное время – не хило, однако, товарищ капитан первого ранга. Но если так надо, сделаем – и высадимся, и убедим… Разрешите идти готовиться?

– Идите, товарищ старший лейтенант, за десять минут до начала операции вас известят.

– Ну, вот и все, Александр Васильевич, – обратился Карпенко к своему штурману, когда старший лейтенант вышел, – началось. Так что давайте перехватим эту цель, а сразу после перехвата повернем на запад. С учетом этого необходимо еще раз просчитать маршрут по этапам и расставить контрольные точки. Не забывайте – четырнадцатого утром надо быть у Порт-Артура.

 

* * *

 

Тогда же и там же

Доктор технических наук Лисовая Алла Викторовна, 42 года

 

Ложась спать, я все думала над словами Лейлы. Эта чудачка, обычно с головой углубленная в свои формулы и расчеты, сегодня весьма удивила меня своими рассуждениями. Кроме того, что ее блестящий и выразительный монолог заставил меня задуматься, он еще и привел меня в чувство. Все-таки моя реакция на произошедшее больше приличествовала бы старой тетке с закоснелым разумом, чем прогрессивному исследователю. Видимо, это из-за возраста… Я неумолимо старею. И с этим ничего не поделать. Остается только смириться. Какой же это пустяк по сравнению с другой необходимостью – смириться с тем, что обратного пути нет. Мы никогда не вернемся домой…

Что ж, у меня достаточно крепкие нервы, и мне, пожалуй, больше не понадобится валерьянка. Буду брать пример с Лейлы. Собственно, если хорошо подумать, то о чем мне сожалеть? Что такого важного я утратила, без чего моя жизнь не может быть полноценной? Да, собственно, ничего. В том мире у меня остались лишь несколько родственников, с которыми мы не были особо близки, ну и пара приятельниц. Собственно, все женщины в нашей группе не были обременены семьей и обязательствами – как-то так удачно получилось. Катя – та вообще убежденная холостячка, мужененавистница, насколько я могу судить по тем проявлениям ее эмоций, которые мне крайне редко приходится наблюдать. Ей бы следовало родиться улиткой, этой Малеевой. Жила бы внутри своей раковины, лишь изредка высовывая нос для того, чтобы убедиться, что в мире ничего не изменилось и идет своим чередом.

Хотя такая встряска не могла не оказать влияния и на нее – и об этом красноречиво свидетельствовала громкость того звука, который она издала в тот момент, когда били Позникова. Возможно, она еще проявит себя с неожиданной стороны – наша серая мышка Катя…

А Позников… Честно сказать, не ожидала от него ничего подобного. Какая экспрессия, какой накал эмоций! Кто бы мог подумать… Я-то всегда считала его уравновешенным человеком; для меня он был надежным, ответственным коллегой, дисциплинированным работником и отличным специалистом в своей области. Это происшествие открыло его личность с другой стороны, о которой я даже не подозревала. И мне стало по-бабьи жаль его, когда он, окровавленный, со стонами валялся у ног морпехов, которые смотрели на него с такой ненавистью, что, казалось, сейчас сам воздух воспламенится.

Конечно, Виктор Никонович мерзавец. С этим я не спорю. Он получил по заслугам. В такой ситуации, как у нас, устраивать подобные эксцессы, вываливая наружу свои идущие вразрез с общепринятыми рассуждения, конечно же, было верхом безрассудства и… даже, я бы сказала, полным идиотизмом. Может быть, это был просто всплеск эмоций, который он не смог удержать, но эта вспышка безвозвратно настроила против него всех – и теперь Позникова ожидала участь изгоя; и это в лучшем случае, так как вообще-то ему вынесли смертный приговор. Кстати, я вздохнула с большим облегчением, когда этот приговор решили отсрочить. Я бы не перенесла, если б на моих глазах убили моего коллегу (каким бы он ни был негодяем) – я бы точно или сошла бы с ума, или получила сердечный приступ. Я вообще против всякого насилия! Но понимаю, что иногда без него не обойтись.

И я от души желаю, чтобы Виктор Никонович одумался. Хоть я и далека от политики, а все же нахожу его взгляды неправильными. Это с какой стати мы должны плыть в Америку? Я целиком поддерживаю намерение наших офицеров вмешаться в русско-японскую войну с целью помочь России одержать победу. Да, меня воспитали патриоткой, а его… Наверное, во всем виноваты его родители. Я помню подобные американолюбивые настроения среди некоторых своих знакомых в позднесоветский период…

Но тот парень сказал ему правильно – что Родина, как и мать, одна. И я думаю, что долг любого гражданина – по своей возможности способствовать тому, чтобы эта Родина стала лучше, а не бежать при удобном случае к чужой кормушке. В конце концов, не все меряется на деньги…

А вообще надо бы поговорить с Позниковым. Вразумить его. Очень не хочу, чтобы пролилась кровь кого-то из своих… Может быть, он просто дурачок, которому замылили мозги. Может быть, он несчастен в личной жизни, и потому озлоблен на весь мир… Знаю, что некудышный из меня психолог, но попытаться стоит.

И вдруг как-то отчетливо мне вспомнилось кое-что, связанное с Позниковым…

Это было года два назад. Как-то с кем-то в разговоре я обмолвилась, что были раньше такие конфеты, «Школьные», и что я их очень любила, а сейчас в продаже что-то не попадаются. Так он где-то нашел эти конфеты… И купил для меня целый килограмм. Довольный, он протянул мне пакет, и очки его при этом радостно блестели, а на губах играла застенчивая улыбка, и отчего-то его уши при этом горели. Я тогда подумала, что это просто галантность, а вот сейчас вдруг дошло, что он так ухаживал за мной! Боже мой… И несколько раз он выходил с работы вместе со мной, неловко пытаясь завести разговор, но я, отделавшись вежливыми фразами, садилась на маршрутку и уезжала… Мне и в голову не приходило, что я ему нравлюсь – ну, как женщина. Он был так неуверен в себе… Я вообще не воспринимала его как мужчину.

Эти мысли настолько взбудоражили меня, что я вскочила с постели и принялась ходить по комнате. И очень неприятное чувство скреблось где-то в душе. Я ругала себя. Это ж надо было – не заметить мужских ухаживаний! До чего же ты докатилась, Алла… Неужели за ухаживания ты принимаешь похабные улыбочки и сальные взгляды, откровенные намеки и шлепки по попе? Именно так поступал этот мачо Валиев, выражая свой мужской интерес.

Раздражение против бывшего любовника поднималось в моей душе, и не имело значения то, что ныне он съехал с катушек и является полностью недееспособным – во всех смыслах. И как я могла? Зачем?

Тяжкие сожаления грызли меня тысячей маленьких зубастых существ. А если бы я ответила на ухаживания Позникова? Он, конечно, так себе, плюгавый мужчинка, и тоже моложе меня, но кто знает – может быть, тогда его сердце не ожесточилось бы настолько. Да необязательно даже было отвечать на его чувства – достаточно было бы просто отнестись к нему по-человечески, а не так холодно и безразлично, как мое поведение, должно быть, выглядело в его глазах.

Надо непременно с ним встретиться и поговорить. Вернуть ему очки – ого, судя по толщине стекол, он без них слепой, как сова. Одно стекло треснуло напополам, но обе половинки, к счастью, достаточно плотно сидят в оправе… Подклею и отдам. Ну и постараюсь направить его энергию в мирное русло… Должен же он понимать, что его поведение выглядит даже не преступно, а просто смешно. Будь моя воля – я бы каждое утро выставляла его как петуха на жердочке, чтобы он кукарекал свои либеральные мантры. Когда пройдет первое озлобление, над ним начнут просто смеяться, и этот смех должен будет подсказать ему, насколько глупо он выглядит в глазах людей…

 

* * *