Аркан жадности оказался толстым и прочным, узел -затянутым наглухо.

- Ты едешь на поиски службы - об этом как раз я и хочу потолковать с тобою.

- О почтеннейший! - Ходжа Насреддин поспешно вернулся в чайхану. - Ты, может быть, знаешь такое местечко - моим благодарностям не было бы границ!

- Вот именно - знаю.

- Благословенное слово!

- И неподалеку, совсем рядом. Ходжа Насреддин изобразил на лице почтительное недоумение:

- Достойному собеседнику благоугодно говорить загадками, но мой ничтожный разум бессилен проникнуть в них.

- Ответь сначала на несколько вопросов, а потом уж я открою тебе смысл моих слов, - сказал Агабек:

он думал, что и впрямь говорит загадками! - Ответь, не приходилось ли тебе когда-нибудь раньше бывать в нашем селении?

- Нет, не приходилось.

- Не имеешь ли ты здесь каких-либо родственников?

- Нет, не имею; все мои родственники остались в Герате.

- А друзья? Может быть, в нашем селении есть человек, с которым ты дружен или когда-нибудь раньше был дружен?

- Такого человека здесь нет: все друзья мои тоже в Герате.

- Но может быть, твои родственники - из оставшихся в Герате - имеют здесь друзей или, наоборот, твои гератские друзья имеют здесь родственников?

- Клянусь бородою отца, что ни я сам, ни мои родственники и друзья, ни родственники моих друзей и друзья моих родственников, ни даже родственники друзей моих родственников и друзья родственников моих друзей - никогда не бывали в этом селении, никогда о нем не слышали и никого здесь не знают.

- Остается последний вопрос: не бывает ли твое сердце подвержено приступам глупой жалости к чужим людям?

"Вспомнил старика, что охраняет гробницу Турахона",сообразил Ходжа Насреддин и ответил:

- Всю жалость моего сердца я трачу на самого себя; для чужих не остается ничего.

- Разумное слово! А теперь приготовься услышать нечто удивительное, что приведет тебя в радостный трепет, - видел ли ты здешнее озеро и знаешь ли, кто им владеет?

- Озеро видел, но кто им владеет, - не знаю.

- Владелец - я. Ты ищешь под денежный залог место, которое могло бы тебя прокормить, - что думаешь ты о должности хранителя озера?

Наконец оно прозвучало - единственное слово, которого добивался Ходжа Насреддин! "Хранитель озера", - громом отдалось в ушах Сафара, "Хранитель озера", - повторила горлинка под крышей, "Хранитель озера", - ответил ей перепел из клетки, "Хранитель озера", - зашипел, заворчал кумган, окутываясь паром, "Хранитель озера", - подхватил ветер, "Хранитель озера", - зашелестели деревья...

Через десять минут все жители селения, от мала до велика, узнали новость; "Хранитель озера", - слышалось повсюду: в полях, в маленьких, чисто прибранных двориках; об этом говорили мужчины, толковали женщины, щебетали ребятишки.

Когда Агабек и Ходжа Насреддин направились из чайханы к озеру, все встречные отвешивали им подобострастные поклоны и с пугливым любопытством оглядывали нового хранителя, - а он, суровый, надменный, даже не замечал этих поклонов.

Старый Сафар после их отбытия не долго оставался один в своей чайхане, - отовсюду понабежали чорак-цы и сразу погребли старика под множеством вопросов: о чем толковал Агабек с новым хранителем, как они договаривались, какую плату будет получать хранитель? Помост чайханы трещал, чайники, подвешенные над очагом, качались и звенели, с потолка сыпался мелкий мусор.

- Вы сейчас развалите мне всю чайхану! - кричал Сафар. -Пусть лишние сойдут с помоста на землю! Пусть они сойдут, иначе я не буду рассказывать!

Лишние сошли на землю, уступив помост десятку наиболее почитаемых стариков. Сафар начал рассказывать. Нет надобности повторять его рассказ о событиях, нам уже известных.

Закончил он зловещими словами:

- Мы не знали до сих пор, куда нам деваться от одного, -что же нас ожидает теперь, когда их - двое!

Ответом ему было молчание, тяжкие вздохи. Перед всеми собравшимися возник неясный, но грозный призрак близких неотвратимых бедствий.

А Сафар, опустив седую голову, сам больно и громко услаждаясь своими страхами, пророчествовал:

- Большие скоро начнутся дела - очень большие! Не к добру все это... ох, не к добру!

И, словно приглушенным эхом, кто-то ему отозвался:

- Не к добру!..

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ