Снежная Шапка – Торговый район. Звездный Головач

 

– Ты готов? – спросил я у Фарри. Мы стояли на мостке над каналом ледоходов и делали вид, что просто любуемся извивающимся рвом и снежными сугробами домов. Стемнело, и оттого казалось, будто некоторые из серых обитаемых холмов светятся изнутри. Вдоль стен канала горели шаманские фонари, указывая путь запоздавшим судам. Дул ветер, и потому мы затянули капюшоны так, чтобы осталась только небольшая дырочка для глаз. Тяжелые облака наполнили темнеющее небо, обещая сравнительно теплую ночь.

– Конечно, готов. Но это ерунда, Эд. Сейчас мы сделаем это, и меня с почетом отправят в железные леса… Если не убьемся сразу.

– Не убьемся!

Изо рта шел пар. Привычный пар, в котором смешалось тепло дыхания и вкус жареной бродунины, что мы торопливо поели перед выходом.

«Светлый бог, ты попадешь ногой на что‑нибудь из барахла. И будешь орать, как резаный, и тогда вас точно найдут моряки корабля и сдадут страже. Эльм же не станет выхаживать тебя. Он выбросит тебя на улицу, и ты сдохнешь, да‑да. Сдохнешь на узких улочках этого гадкого городишки!»

Во время своих вечерних прогулок к кратеру ледоходов я отметил это двухпалубное суденышко, которое каждый вечер в одно и то же время проходило через Трущобы в сторону ворот в Торговый район. Скорт с открытой верхней палубой и намалеванной на лобовой броне акульей пастью. Краска выцвела, облупилась, отчего корабль казался древним и готовым отправиться на свалку. Вечно хмурый рулевой, запертый в освещенной рубке‑башенке, смотрел в ночь усталым и словно слепым взглядом. Он почти никогда не совершал лишних движений, не оглядывался и не интересовался ничем, кроме желания добраться до дома и лечь спать.

И сейчас мы ждали его прохода. Я все рассчитал. Если вовремя прыгнуть, мы свалимся прямо на верхнюю палубу и легко затеряемся среди корабельного хлама. Ярда два‑три полета. Не так уж и страшно. Страшнее будет, если мы ничего не придумаем и Эльм осуществит свои угрозы.

Судно показалось как по расписанию. Тарахтящее, лязгающее траками. Я знал, что на верхней палубе много разного мусора, в котором можно спрятаться. Главное было – не попасть на него во время прыжка.

– Ох, Эд, ты и придумал. – Фарри нервничал. – Ох ты ж, страшно‑то как.

А вот тут он обманывал. Я чувствовал, как бывший воришка сгорает от нетерпения.

Кораблик приближался, и мы подобрались, вцепившись в поручни моста. Больше всего меня страшило неуклюже зацепиться за них, перебираясь. Мыслей о том, что я могу переломать себе ноги, если неудачно упаду, в голову, слава Светлому Богу, не приходило.

– Ты готов? – опять спросил я.

– Да, а ты? – ехидно поинтересовался Фарри.

Прожектор на носу ледохода резал темноту. Я видел, как в башенке кабины стоит знакомый рулевой и, зевая, правит движением корабля.

Во рту опять пересохло, а еще дико захотелось в туалет. Я даже прикинул, успею ли справить нужду, прежде чем палуба окажется под нами. По всему выходило, что не успею.

– Давай! – шепнул Фарри и дернулся, когда нос корабля показался из‑под моста.

– Стой! – одернул я его. – А то прямо на рубку грохнемся, и нас заметят.

– Давай! – занервничал он, когда башенка медленно выплыла под нами.

Я мотнул головой. Дальше будет навалено разного металлического хлама. Верная смерть.

– Ну же!

– Пошли! – гаркнул я и резво перевалился через перила. Повис на них, болтая ногами и, стараясь не жмуриться, отпустил руки. На миг у меня захватило дух, а затем я грохнулся на палубу корабля и тут же присел, чувствуя, как заболели колени. Рядом мягко приземлился Фарри, которого обучали подобным трюкам в Воровском Законе.

– Получилось? – тихо спросил он.

Я пожал плечами. Свет от шаманских фонарей лишь касался наших скорчившихся фигурок.

– Давай к мусору! Там спрячемся!

Мы, пригнувшись, добрались до горы хлама и затесались меж каких‑то труб и ржавого листа железа. Все это время я ожидал, как громыхнет люк, ведущий на верхнюю палубу, и недовольный голос спросит: «Кто здесь?»

Но кораблик продолжил свой путь, не заметив того, что у него теперь на два пассажира больше. Схоронившись среди обломков, мы осторожно припорошили себя снегом, чтобы не выделяться. И сейчас, стараясь не шевелиться, наблюдали, как мимо медленно проплывают фонари, горящие в ледяных стенах канала.

– А что дальше? – спросил Фарри. Голоса он не понижал – тарахтение корабля могло себе позволить говорить в полный голос.

– Проедем ворота – и придумаем. Переночуем на улице, если придется. Это не страшно. Мы же прошли Пустыню.

Фарри фыркнул, хотя его снедало предвкушение. Которое вдруг обернулось тревогой.

– А что, если он в Гильдейский район пойдет?!

– На нем нет гербов никаких, так что, думаю, он к рудокопам отправится. А туда, ты сам говорил, только через Торговый дорога.

Мой спутник заметно расслабился и даже приободрился.

– Если найдем работу… О Светлобог, как это было бы здорово! Отдать долг Эльму и больше не видеть его никогда! – сказал он.

Я не стал ему говорить, что не знаю, куда на самом деле идет этот ледоход. Так что, только когда мы свернули в канал, ведущий к Торговому району, – на душе стало легко и приятно. Ох, как бы мне не хотелось объяснять Фарри, как мы оказались в землях гильдий…

Кораблик успешно довез нас до ворот. У поста охраны он остановился, и мы сжались еще больше, чем могли. Здесь, среди металлических отбросов, меня вдруг стал донимать холод. Судно словно источало лютый мороз. Мы взяли все теплые вещи, что смогли найти, готовясь к ночевке на улице. Но уже сейчас мне было холодно!

Что же будет, когда ночь полностью захватит город?

Некоторое время ледоход стоял, потом загудели ворота, поднимаясь, и корабль пополз в Торговый район. По верхней палубе пару раз скользнул луч прожектора, но нас, припорошенных снегом, стражи не увидели.

– Получилось! – жарко прошептал Фарри, когда мы оказались в Торговом. – Получилось!

 

Мы покинули корабль, пока тот, подрагивая, полз по каналу. Осторожно спустились по трапам на первую палубу, а там скатились на лед, оставив нашего спасителя резать прожектором ночную мглу. Быстро нашли лестницу для обслуги рвов и покинули корабельный тракт.

Оказалось, что мы выбрались на чистую улочку недалеко от того места, где дорога сворачивала на север. Здесь было повыше, чем в Трущобах, и неуловимо пахло дымом ушедшего ледохода. Улицы дышали свежей, безвкусной пустотой. Даже прохожих не видно. Непривычная картина. В окнах приземистых каменных домов, возвышающихся над тропой, горел свет, но мы старались идти так, чтобы не попадать в яркие пятна. Обходя фонари, как огибают жгучий огонь ледовые волки.

Центральную рыночную площадь мы увидели почти сразу. Огромный остров, огороженный каналами ледоходов, сверкал огнями таверн и трактиров. Оттуда неслись едва слышимые звуки веселья и чье‑то разудалое пение. По улочке, примыкающей к той стороне канала, брел патруль стражников в белых тулупах.

Туда мы собирались идти завтра, а сейчас нужно было найти место для ночлега и не попасться на глаза стражникам. Потому мы свернули в первую попавшуюся улочку, уводящую нас к западу от рынка, в россыпь жилых домов. Здесь дорожки были чище. Но многие все равно не освещались, и потому мы выбирали их, углубляясь все дальше в недра одинаковых домиков, надеясь найти пустующее жилище (такие очень просто определить).

Судьба завела нас в небольшой переулок, заканчивающийся тупиком. По обе стороны обледенелой дорожки прижались к земле усыпанные снегом и давно заброшенные дома.

– Вот! – с торжеством отметил я. – Здесь точно никого не бывает!

Теперь оставалось лишь пробраться в один из этих домов. Откопать вход, откалывая смерзшийся и спрессованный снег.

– Где остановимся, благородный мастер Лавани? – дурачась, сказал я, шагая по переулку и оглядывая дома‑сугробы.

– Ох… Смотри! Эд, смотри!

Я остановился, увидев, на что он указывает, и похолодел.

На льду лежал замерзший, жутко бледный труп. Сначала я принял его за сугроб, но когда сделал всего лишь два шага к нему, сомнений не осталось. В заброшенном переулке был настоящий мертвец. Женщина, совершенно голая. Руки и ноги несчастной были раскинуты в стороны. Меж небольших грудей покоилась отрезанная голова, и рваная бахрома кожи на грубо разорванной шее будто присосалась к телу жадной пиявкой.

Кто‑то заботливо расчистил снег вокруг, будто желая показать свое творение миру. А еще здесь ничем не пахло. Совершенно. Благодаря холодам покойница прекрасно сохранилась, и разложение не тронуло ее.

– Драный демон, – вырвалось у меня. Я узнал ее. Это была та самая женщина, которую я видел тогда в ледоходе человека со странными мыслями. – Драный демон!

– О Светлобог, – просипел Фарри. – Снег…

Меня вырвало. Я просто не смог удержать того, что рвалось из нутра наружу.

– О Светлобог, – повторил мой товарищ. – Уходим отсюда, Эд!

– Надо кому‑нибудь сообщить… – просипел я, отдышавшись, и посмотрел на труп. Ее голову слегка припорошило снегом, но я узнал правильные черты утонченного лица. Это определенно была она, та красивая скучающая девушка.

– Страже? И что ты им скажешь, когда они спросят, кто ты такой? Они с радостью объявят, что это сделал ты… Светлобог, да это же Звездный Головач.

– Кто?

– В Трущобах рассказывают о том, что иногда находят трупы женщин… Вот таких… Убийцу называют Головачом, потому что он всегда кладет головы им на грудь.

– Почему ты мне не говорил?

– Так много разного говорят, Эд! Уходим! Вдруг нас кто увидит!

– Ее убили, Фарри! Убили и отрезали голову!

– Да, Эд. Уходим. – Он потянул меня за плечо, и я покорно зашагал за ним, все время оглядываясь на труп.

– Постой! – Я увидел, что на животе женщины что‑то написано.

«Тварь» – было вырезано на ее коже. Кровь смерзлась и почернела. Меня вырвало второй раз.

– Хватит уже здесь следить, Эд! Уходим! – Фарри потерял терпение и потянул меня за собой. – Ты видел снег вокруг? Видел? Кто‑то раскопал ее! Он рядом, Эд! Уходим же!

Мы нашли заброшенный дом как можно дальше от того переулка. Ночь окончательно накрыла Снежную Шапку, и потому мы толкались в темноте как слепые. Неуклюже, почти на ощупь прорубили смерзшийся проход в хижину и потом, как могли, замаскировали его. Это должно было стать нашим убежищем.

Внутри было теплее, чем снаружи. Почти как в ледовой хижине, что мы строили в пустыне. Во рту у меня до сих пор стоял вкус желчи.

– Драный демон, Фарри, я же знаю, кто это сделал! Я же видел ее!

– И что? – раздраженно спросил мальчик. – Что ты хочешь сделать с этим знанием? Пойти к страже? Ты вообще хочешь увидеть свой компас? Ты понимаешь, что с тобой сделают в гарнизоне? Мы отправимся в железный лес вместе. Ты этого хочешь?

Он устроился на полу, в углу. Зажег крошечную лампадку, огородив ее найденным мусором, чтобы она не давала света.

– Я думал, что Головач – это сказка типа тех, что рассказывает Лайла, – буркнул он. – А оказывается…

– Но она лежит там… Она…

– Ну и что, Эд? Хватит уже. Каждый день кто‑то умирает. И Головача нам не поймать! Давай все по порядку. Завтра на рынок, и да поможет нам Светлобог! Вот что важно…

– Чем ее жизнь дороже нашей? – разозлился я. – Там мог лежать ты или я!

– Головач убивает только женщин, – пожал плечами Фарри.

– Лайла… – ахнул я.

– Не психуй, Эд.

– Она же тоже может стать. Он тоже может ее найти.

– Он шлюх убивает. Лайла же и носу не кажет из таверны, успокойся ты, наконец, а?!

Значит, та женщина была шлюхой? Девушкой из гильдии Услады? Может, я неправ, и тот человек, что правил ледоходиком, просто был одним из клиентов?

Но его чувства, его эмоции не были простыми мыслями человека, жаждущего плотских утех.

Я почему‑то подумал об Эльме и Лайле.

– Ложись спать, Эд. Мы ничего не можем сделать… Надеюсь, мы не околеем сегодня. Надо было раздобыть немного энгу. Вон печка в углу.

– Если он убивает в разных кварталах, значит, у него есть пропуск?

– Хватит, Эд! – рявкнул Фарри.

Я умолк.

«Убийца рядом, ты знаешь. Он совсем рядом. Ты видел его, ты знаешь его. Ты видел, что он старательно расчистил снег вокруг ее тела. Он приходил сюда полюбоваться. Ты знаешь его! Но он не знает тебя. Тебе нужно ждать. Жди!»

Честно говоря, я почти не спал в ту ночь. Перед глазами стояло обледеневшее лицо мертвой женщины. Той, что несколько недель назад еще была жива и так отчаянно скучала. Теперь ее больше нет, и душа ее отправилась в глубины Темного Бога, став одним из его щупалец, или же растворилась в пламени Светлого небожителя. А убийца тем временем ищет следующую жертву.

Может, он ночует в одном из соседних домов?! Что, если так?!

…Ближе к утру мне все‑таки удалось провалиться в сон, и почти сразу же меня разбудил Фарри.

– Пора, – сказал он, нервно потирая руки. – Пора…

 

– Главное, веди себя естественно, – праздно улыбался Фарри. – Так, словно каждый день здесь бываешь, – тогда стражники не станут спрашивать у тебя пропуск.

– А как он выглядит, этот пропуск?

– Не знаю, сам не видел. Наверное, пластинка с гербом города или с обозначением квартала.

Днем Торговый район кишел народом. Ледоходы по каналу шли один за другим, а на поворотах так и вовсе образовывались заторы, и моряки судов покрупнее выбирались на палубу, чтобы поорать на команды соседей.

– На самом рынке народу будет еще больше, – заметил Фарри. Сам он вышагивал с таким праздным видом, будто на самом деле провел здесь всю свою жизнь. Иногда он даже кивал прохожим, лица которых скрывали шапки и шарфы.

Сегодня похолодало. У меня очень мерзли пальцы рук, но я не хотел совать их в подмышки. Мои варежки отличались от Фарри более тонким материалом. Однако если начать расхаживать как замерзающий бродяга, стражники непременно обратят на меня внимание.

Пока мы шагали по мосту через канал, я с интересом поглядывал на окружающих и мыслями то и дело возвращался к ночному происшествию. Ведь любой из этих людей мог оказаться убийцей, лицо которого скрывает теплый шарф или шерстяная маска. Я чувствовал десятки страстей и желаний. Кто‑то мерз, кто‑то злился, кто‑то спешил домой. Городок кипел. И где‑то среди его снежных домов скрывался Звездный Головач.

Иногда попадались патрули стражи, вооруженные железными дубинками. От прочих их отличала явная скука и некое высокомерие. Рослые, в белых меховых ушанках, они заметно выделялись на фоне толпы. Лица воинов скрывали тонкие вязаные шапки с прорезями для глаз. Очками тут почти не пользовались – не было смысла. Снежная слепота – это спутник пустыни, а не города.

Фарри оказался прав. Когда мы вышли на рынок, я оторопел от суеты, царящей на огромной, заставленной палатками и лотками площади. Толпа бурлила, запахи пьянили. Крики зазывал смазывались в один сплошной гул, в котором я пытался разобрать знаковые для меня слова: «Овощи. Свежие овощи». Такой призыв означал, что торговец связан с фермой. Так или иначе.

Мы пошли вдоль рядов лотков, просачиваясь меж покупателей и праздных гуляк. Мимо булочников и мясников, мастеров закусок и зельеваров, мимо шкур и шуб, оружия и доспехов, мимо безделушек и изделий из дерева. Кованых решеток, полотнищ ткани, шапок, перчаток, саней, деталей инструментариев, бочонков с энгу.

Чего тут только не было.

Пару раз Фарри шикал на карманников, которых моментально определял. Странная работа – что можно украсть у человека, прячущего кошель под десятками одежд?

Хотя один раз я видел, как дородный господин сует кошель в наружный карман теплого тулупа. Даже у меня, жителя далекой деревни, и мысли бы не возникло держать богатство так близко к снегу.

Рынок размером был не меньше моей родной деревни. Настоящий лабиринт. С неба медленно опускались хлопья снега, посыпая товар на лотках победнее. Я видел крытые павильоны, в которых за чашкой чая грелись те, кто выбрался на базар просто так, чтобы развлечься. Или передохнуть от работы – не знаю. Из закусочных манили ароматы вкусной снеди, но у нас не было ни единого грошика, чтобы хотя бы напополам съесть одну из горячих булочек.

В животе урчало. Переходы и ряды сливались друг с другом, и пару раз мы выходили туда, где уже были, а после искали повороты, незнакомые на вид. Я не знаю, сколько часов мы там провели, но нигде не смогли отыскать ничего схожего с тепличными товарами. Фарри упал духом и пару раз останавливался у булочников с вопросом о работе, но нас тут же гнали прочь.

Мы почти отчаялись найти хоть что‑то из теплиц, когда вдруг в одном из поворотов торгового лабиринта наткнулись на небольшую палатку, в которой сидел пожилой человек в простенькой шапке и грел руки над небольшой горелкой. Его морщинистое лицо раскраснелось от холода, тонкие губы были плотно сжаты, а на лавке перед ним я увидел промерзающие, покрытые снежком кочаны капусты.

На душе у продавца скребли кошки. Он совсем не думал о работе, его что‑то тревожило, и он целиком погрузился в свои мысли, позабыв обо всем.

Мы с Фарри переглянулись.

– Добрый мастер! – заговорил я. Рядом, на удивление, почти никого не было. Далекий закуток, невыгодное место. Сюда, наверное, заходили либо случайно, либо целенаправленно в лавку именно этого хранителя теплиц.

Старик поднял на меня усталый взгляд.

– Добрый мастер, – повторил я. – Не нужны ли вам на ферме работники?

Фарри остановился по левую руку от меня и посмотрел на мужчину самым трогательным взглядом, на который был способен.

– Мы многое умеем, я пять лет работал в теплице.

Старик смотрел на нас с непонимающим выражением лица. В нем шевельнулось что‑то теплое, но тут же испарилось.

– И в какой же теплице ты работал? – с подозрением спросил он.

Взбодренный тем, что старик не погнал нас сразу, я затараторил, не особенно задумываясь о том, как опасно говорить такие слова:

– У Пухлого Боба, в деревне Кассин‑Онг. Когда мой отец, рыбак, погиб, я вырос в таверне Боба и сызмальства работал у него. А Фарри учился у него чуть позже. Боб всегда был доволен нами!

– Теперь многие, наверное, работали у Пухлого Боба. С тех пор как Темный Бог, пусть он замерзнет, превратил Кассин‑Онг в Пролом, – скептически отметил старик.

Я осекся.

– Мы правду говорим, – обиженно протянул Фарри. У него вышло очень натурально.

– Идите, ребята. Молоды вы слишком для опытных работников.

– Я клянусь Светлым Богом! Я работал у Боба! Его жена, Санса, была ко мне так добра. Как я могу доказать вам это? – Мне показалось, что если мы уйдем, то все изменится. Что Эльм продаст компас, и все то, что случилось в Кассин‑Онге, вся та тайна, которую я мог раскрыть, – так и останется тайной.

Эти мысли и ощутимые сомнения старика заставили меня броситься в атаку. Я начал рассказывать о том, как и за чем надо ухаживать, как надо беречь землю и как давать ей отдыхать. Как полоть, как вываживать шаркунов, как чинить настилы, уравнивать грядки… Я хотел доказать ему, что знаю, о чем говорю.

Он внимательно слушал и кивал, я чувствовал, что он вот‑вот согласится, и не мог сдержать улыбки. Перед моими глазами встала картина, как я подношу Лайле какую‑нибудь безделушку. Простой подарок, означающий, что я больше не нахлебник Эльма. Что я человек.

– Нет, мальчишки. Не потяну я работников… – оборвал мои мечты старик.

– Монета в день! – жалобно протянул Фарри.

– На двоих! – сказал я, вызвав недоуменный взгляд приятеля. Но меня уже несло, я чувствовал колебания старика и очень не хотел и дальше шататься По шумному рынку. Не факт, что мы бы нашли что‑то еще.

– Нет, ребята.

Он подумал о чем‑то еще и добавил:

– Идите, если покупать ничего не станете.

– Прошу вас! – не сдержался я, чувствуя, как удача выскальзывает из рук. – Это наш единственный шанс не возвращаться в Трущобы! Я же вижу, что вам нужны работники! Фарри умеет отлично убалтывать, он мог бы сидеть тут вместо вас и зазывать клиентов. Вы увидите, как дела пойдут в гору.

Старик мотнул головой и вернулся к грелке, протянув к ней дрожащие кисти.

– Драный демон, – тихо выругался я, когда мы отошли чуть подальше.

– Ну ты дал. Полмонеты в день… Эльм за нас по полмонеты в день платит. Сколько мы будем выкупать твой компас? Несколько лет? А кушать мы что будем?

– Это была бы работа… – буркнул я. – Со временем он стал бы платить нам больше…

Фарри покачал головой. Настроение у него упало. Он чувствовал себя одиноким и потерянным, но не собирался сдаваться.

– Ладно, пошли поищем еще фермеров. Хотя как‑то маловато их тут, я погляжу. Можно было бы развернуть дела и получше. Я бы смог, – убежденно сказал он. – Конкуренции нет. Ух, что бы я сделал!

Мы побрели дальше, мимо лавок и палаток, жадно поглядывая по сторонам, в надежде увидеть хотя бы еще один тепличный лоток. Полмонеты в день – это, конечно, смешная цена. Но как же мне не хотелось возвращаться назад, в Трущобы, и вновь видеть презрение Эльма.

Эх, если бы Фарри мог выкрасть компас из сундука… Вот только после его рассказа о «счастливом детстве» у меня даже язык не повернулся бы на такую просьбу.

Снег стал валить чаще, поднялся ветер, и мы опустили головы, прячась от холодных хлопьев. А потом я ткнулся в грудь человека, преградившего нам дорогу. Сердце ухнуло где‑то в районе горла, и я сразу понял, что мы попали в неприятности.

Подняв голову, я уставился на белый тулуп широкогрудого стражника.

– Пропуск, – ухнул здоровяк.

– Бежим! – тут же выкрикнул Фарри и бросился прочь, а я замешкался и уже в следующий миг оказался зажатым в медвежьи объятия воина. Второй солдат кинулся вдогонку за моим приятелем, но Фарри, заметив, что меня сцапали, остановился сам.

– Значит, пропуска нет, – резонно заметил держащий меня стражник. – Пойдем на пост.

Понурый Фарри, которого за предплечье крепко держал второй верзила, поднял на меня обиженный взгляд, и я прочел в нем осуждение.

Но он мог сбежать один! Мог!

А как бы я поступил на его месте?

– Дети ж совсем, Элай, – сказал тот, что держал Фарри. Он был без маски, но зато с лохматыми бакенбардами и длинной бородой, спадающей ему на грудь.

– Закон для всех един, – пожал могучими плечами мой пленитель. – Если здесь будет шататься всякая малолетняя шваль, то Трущобы покажутся раем.

Он грубо толкнул меня, и мы побрели вдоль лотков обратно. Я чувствовал на себе взгляды торговцев – любопытствующие и недовольные, равнодушные и сочувствующие.

– М‑да, Элай, – пробурчал сердобольный бородач. – Работка у нас еще та… Да?

– Ланс, скажи спасибо, что у нас она есть, – ответил его товарищ.

Ноги стали ватными, хотелось повиснуть на руке верзилы – и пусть он тащит меня сам. Но я покорно шел, опустив голову и пытаясь представить, что нас теперь ждет. Железные леса? Может, все не так плохо, думал я. Может, случится чудо. Свободную руку я, уже не скрываясь, сунул под мышку, согревая хотя бы ее. Левую же ломило от мороза, и приходилось постоянно сжимать и разжимать пальцы, чтобы согреться. Противный снег норовил попасть в глаза.

Солдаты мерно вышагивали по ходу меж лотков, цепко поглядывая по сторонам, а я корил себя за медлительность. Мы же могли убежать. Могли… А так еще и Фарри из‑за меня пострадает. Что же делать?! Может, рассказать им про мертвую женщину? Все равно пропадать.

Но если они решат, что это мы убийцы? Фарри заронил в мою душу и такие сомнения.

– Шарри, ты чего опять натворил! – Гневный старческий голос прорезал скрип снега под нашими унтами.

Я поднял голову и увидел торговца овощами. Он в ярости смотрел на Фарри, а в душе его стыл синий страх перед солдатами.

– Что он сделал, солдатики? – обратился к ним старик.

Те только сейчас поняли, с кем разговаривает торговец.

Элай замешкался, а его товарищ с радостным ожиданием посмотрел на своего командира.

– Я тебе что сказал? Где морковь?! А ты, Леви, ты вообще должен был за ним приглядывать. Я тебя для чего нанимал?!

– Старик? – прогудел Элай. Его хватка чуть ослабла.

– Что они натворили, солдатик?

Мне захотелось заплакать от благодарности. Увидев нас в беде, торговец решился помочь двум бродяжкам. Светлый Бог, как же много в этом мире хороших людей – так я тогда подумал.

– Пропусков нет. А этот и вовсе побежал. – Элай с интересом посмотрел на старика.

– Так я их только вчера в Трущобах подобрал. Все хорошо, солдатики! Обязательно сегодня оформлю.

Ланс уже открыто улыбался: в душе стражника царил праздник. Видимо, ему совсем неприятно было отправлять таких, как мы, в жизнь, откуда обратного билета не существует. Из железных лесов не возвращаются прежними.

– Я же говорил, все в порядке.

– Закрывай лавку, старик, – решил наконец Элай. – Пойдешь с нами на пост, я лично прослежу, чтобы жетоны им выдали и чтобы ты за них заплатил. Знаю я вас. Понаберете швали – и каждый грошик бережете. А что, если бы мы твоих поганцев сейчас с первым кораблем на запад отослали?

– Ох‑ох‑ох, – всплеснул руками старик. Поглядел по сторонам: – Эндар! Эндар! Пригляди за лавкой, пока я с солдатиками прогуляюсь.

– Хорошо, мастер Раск, – крикнул ему молодой парень из палатки напротив.

– Идемте, – повернулся к солдатам старик. – Только не сильно торопитесь: кости у меня уже не те. Да и отпустите сорванцов, что вы вцепились в них, как в бандитов?

Ланс с радостью отпустил Фарри. Мигом позже разжалась лапа Элая.

Когда старик оказался рядом со мной, он буркнул:

– Полмонеты.

Я не удержался от улыбки.

 

Глава семнадцатая