Слуги дьявола. Легенды пиратского мира –

Амир Али

Черная борода

 

Слуги дьявола. Легенды пиратского мира –

 

 

Амир Али

Черная борода

 

Глава 1

Измена, смерть и карта

 

Англия. 1680 год. Эмма Драммонд вот‑вот должна родить ребенка. Сегодня она проснулась со странным предчувствием того, что время близится к концу. А вернее всего – к началу. Несколько лет назад они с Ричардом решили переселиться в окрестности Бристоля, в маленький городок‑поселение под названием Бат. Надо сказать, что место это было довольно хорошим: приветливые жители, знающие друг друга в лицо и чуть ли не до семейных традиций, зелень и чистый воздух, не замусоренный большой цивилизацией. В городе находились термальные источники, в которых по заверениям местного населения раньше легионеры залечивали раны, полученные в боях. Как же замечательно должно быть воинам было отдыхать в такой природной ванне! Между прочим, сам Бат буквально и переводится как «ванна». Эх, хотелось бы Эмме смыть в этой ванне все свои переживания и горести, чтобы оказаться чистой перед своим супругом Ричардом. А очищаться было от чего.

Вот уже год она крутила роман с одним моряком по имени Дик. Почему и как это началось, женщина сама себе толком ответить не могла, может от скуки, а может от невероятной притягательности мускулистого загорелого тела, влажной прохлады карих глаз и его невероятно высокого роста под два метра. Лежа в темноте рядом с Ричардом, лаская и любя его, Эмма непременно переносилась мыслями к своему моряку. Даже когда она забеременела, в ней вспыльчивым угольком тлело сомнение в том, от кого же тот ребенок, которого она носит под сердцем. И сердце это предательски подсказывало, что отцом малыша, еще не рожденного на свет под покровительство голубого неба, является Дик. Но разум категорически утверждал, что родителем стал Ричард. Ну, или, по крайней мере, станет, потому что будет воспитывать этого ребенка как своего, ни о чем не догадываясь.

Однако Ричард оказался далеко не столь глуп и мягкосердечен, чтобы не понять, что ему досталась роль обманутого мужа, уготованная для него небесами и любимой женой. Сначала он не прислушивался к тому, что говорят жители Бата, притворяясь оптимистом, доверяющим супруге, но потом количество пересудов возросло настолько, что если бы сплетни имели более осязаемую форму, скажем, мешков с солью, то заполнили бы собой все пространство большого грузового судна. И эту соль нещадно сыпали под ноги и в сердце Ричарда не только посторонние люди, но и соседи, друзья. Наконец, он решился сам во всем разобраться и подвести итог всяким домыслам. Однажды, притворившись, что отправляется как всегда на строительство – он и другие мужчины продолжали возводить поселение Бат, расширявшееся с каждым днем, – Ричард выждал некоторое время, спрятавшись за соседними хижинами. Когда Эмма вышла из дома и направилась в сторону бухты у залива, следивший старался быть незамеченным и тихим, дабы не выдать себя. Важно застать распутницу врасплох, если и правда она обманывает мужа. Было одновременно страшно узнать правду, но в то же время теплилась надежда на счастливое завершение всяких наговоров со стороны людей, которым, по‑видимому, больше нечем заняться, кроме как обсуждать чужую личную жизнь.

Итак, спустя каких‑нибудь полчаса Ричард остановился, скрывшись за ящиками, готовыми к перевозке на торговом судне. Мужчина видел, как его маленькая хрупкая Эмма с большим округлым животом, похожая на богиню, сошедшую с ближайшего кучевого облака, стоит в ожидании, смотрит вдаль. Удивительно, как это женщины способны хранить в себе жизнь, растить нового человечка. Эта способность, данная им природой, восхищала Ричарда, а потому он воспринимал жену как самое прекрасное создание в мире. Однако его восторженность улетучилась ровно в тот момент, когда он увидел, как к Эмме приближается высокий мужчина. Его можно назвать не столько красивым, сколько самоуверенным, и эта самоуверенность проскальзывала в каждом его жесте, движении.

Да, определенно, Эмма могла в него влюбиться и между ними наверняка что‑то есть. Подозрения Ричарда укрепились, когда незнакомец протянул что‑то Эмме. Записку? Что они задумали?… Мысли так и вертелись в голове Ричарда, понемногу начинавшей лысеть то ли как подарок в наследство от предков, то ли от образа жизни, наполненного скукой и переживаниями. Сегодня то уж точно было из‑за чего тревожиться.

Наконец, терзания Ричарда достигли отметки в сто баллов, когда незнакомый моряк привлек Эмму к себе и поцеловал. Секунду‑другую она не сопротивлялась, но потом отстранилась, видимо напуганная, что ее увидят. Вот этого‑то Ричард вынести не мог! Он выскочил из своего укрытия и бросился в сторону любовников, которые ни о чем и не подозревали. Обманутый муж в стремительном прыжке оттолкнул Эмму от моряка и готов был ударить противника, но силы Дика явно перевешивали. Эмма закричала от страха. Ярость придала Ричарду мужества. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, мужчина резко пнул ногой соперника в пах. Тот согнулся пополам, держась за самое ценное свое приобретение, доставшееся ему благодаря родителям, и застонал.

Эмма ошалело смотрела на обоих мужчин, готовая броситься в воду, утонуть, уплыть, лишь бы не видеть происходящего, не чувствовать себя соучастницей. Пока женщина раздумывала, будучи не способной собрать мысли воедино, Ричард грубо взял ее за руку и потащил за собой. Такая грубость стала открытием для Эммы – никогда ранее она не наблюдала ничего подобного в собственном супруге, а потому она ничуть не воспротивилась происходящему. Ладонь ее чувствовала крепкое сжатие пальцев Ричарда. Здесь сейчас сосредоточилась вся его злоба. Эмма не смела даже вскрикнуть от боли, просто шла за мужем. Но внезапно она почувствовала, как хватка мужа все больше слабеет. В первые секунды она не поняла, что случилось, а потом как в замедленном кино следила испуганным взглядом за падающим на землю приземистым телом Ричарда. Он словно мягко окунался в темноту, гораздо более глубокую, чем все океаны мира. И якорем, тянувшем его на дно этого черного океана, была большая рана на затылке. Кровоточащая, страшная. Разгадать, кто это сделал, для Эммы оказалось сложной задачей. Только когда она обернулась, встретила полный отчаянья и страха взгляд Дика.

В его руках тряслась железная арматура, которую, похоже, он отыскал на земле среди груды сваленного матросами хлама. Любовники всматривались друг в друга так, словно впервые виделись. Эмма попятилась назад. Внезапное чувство опасности за себя и за ребенка заставило ее быть смелой. Неизвестно, что было на уме у Дика, а потому нужно было бежать как можно скорее. Не осмеливаясь все еще повернуться спиной, Эмма выждала некоторое время и со всех ног устремилась в сторону своего дома. Вопреки ее ожиданиям, Дик не преследовал ее. Скорее всего, он скрылся, чтобы не попасть в руки жандармов, тут же арестовавших бы его. Следы преступника затеряются в море, по счастью не оставляющем никаких на себе отметин. Только хотя бы за это стоит любить морские просторы.

Вернувшись домой, Эмма, не раздеваясь, легла на кровать. Голова тяжелела с каждой новой мыслью, будто они весили тонны. Умещать их в себе было тяжело. Женщина заплакала. Когда она сделала движение рукой, чтобы закрыть лицо, то поняла, что сжимает крепко в кулаке послание, переданное ей Диком. Забыв о горести, влекомая любопытством, она развернула бумагу. На ней оказались выведены какие‑то круги, прямоугольники, бесформенные фигуры наподобие клякс. Под ними значились надписи. Иногда то здесь, то там можно было заметить четко прорисованные или выведенные пунктиром стрелки. Повертев лист бумаги, отдалив, потом снова приблизив, Эмма наконец поняла, что Дик оставил ей карту. Об этом же свидетельствовал крестик в самом ее центре. По видимому, здесь должно было находиться нечто ценное. При мысли об этом Эмма улыбнулась. Хоть что‑то ждало ее хорошее и если это действительно так, то она оставит наследство своему малышу. Своему Эдварду. И тут в подтверждение размышлений матери ребенок в животе толкнулся ножкой. Затем еще раз и еще. Сначала женщина сочла это невинной шалостью, но внизу живота начала концентрироваться боль, из тела что‑то потекло. Широко раздвинув ноги и глядя, как отходят воды, Эмма стала звать на помощь хоть кого‑нибудь. Кем‑нибудь оказалась премилая женщина лет пятидесяти, добрые руки которой и приняли на свет маленькое тельце Эдварда. Мальчик возвестил миру о своем появлении громким криком, а его измученная родами мать вздохнула с облегчением. Больше она не одна, теперь у нее есть существо, нуждающееся в заботе и ласке. Существо, которому и сама она нужна как воздух.

Честно говоря, быстро подраставший Эдвард не особо нуждался, чтобы о нем заботились. Целыми днями он пропадал на улице, играя с соседскими мальчишками, так что Эмме по большей части только приходилось отмывать его черные пяточки и щечки, да отстирывать изрядно испачканную одежду. Ребенок же отвечал матери искренней нежностью, когда обхватывал шею женщины тонкими руками, прижимался к ее груди. Правда с возрастом нежность эта убывала, но Эмма не огорчалась – ведь мальчикам стеснительно проявлять свои чувства. Зато она сама смогла проявить их в последний раз перед отъездом сына в батский пехотный полк, где Эдварду предстояло начать службу в качестве волонтера. Именно тогда мать отдала ему заветную карту и рассказала предысторию появления мальчика на свет. Эдвард же, пораженный услышанным, выбежал из дома. Ноги несли его за пределы города Бат и привели к громадинам Стоунхенджа. Эти странные сооружения внушали трепет, но именно тут хотелось думать. Сидя здесь до поздней ночи, изучая странную карту, Эдвард решил, что станет моряком. Раз и навсегда. Он разгадает загадку креста на листе бумаги или этот крест станет указателем к его собственной могиле.

 

Глава 2

В тени брата

 

Александр никогда не думал, что солнце может быть так близко. Оно, оказывается, умеет превращаться. Например, на этот раз оно превратилось в золотистые волосы 19‑тилетней Ирмы. Когда девочка распускала их, расплетая причудливую прическу на голове, Александру казалось, что он видит ангела, ведь только ангелы имеют право носить с собой и в себе солнце. Только вот одно огорчало почти до болезни, что такие как Ирма, подобные небесным жителям, вряд ли обратят внимание на маленьких пухлощеких 14‑летних мальчиков по образцу Александра. Зато его брат был совершенно другого образца: высокий, статный, с аккуратными усиками приятного темно‑русого цвета и густыми бровями, благодаря которым взгляд приобретал какую‑то тягучесть, привлекательную для молодых девушек. Глаза брата – нечто вроде липкой паутинки‑сети, сотворенной пауком, чтобы приманивать легкокрылых бабочек.

Такой бабочкой была для Александра Ирма. Только вот заговаривать о своих чувствах ему нельзя, ведь брат старше на целых шесть лет, а отец не поймет, потому что стар, хотя и продолжает трудиться врачом военного форта. Можно было бы поделиться с мамой, да той категорически не до Александра. Потому что она занята гордостью за Оливера, то есть своего старшего сына. Он, по убеждению матери, старается выбраться из их скромного житья в североафриканской колонии англичан в Марокко. За счет этого его считали чуть ли не любимцем семьи, и Александру оставалось довольствоваться ролью второсортного Спотсвуда. Утешало только то, что их семья вела свою родословную от знаменитого рода шотландских королей, которые основали великую британскую династию Стюартов, в нынешнее время находившуюся при власти. Таким образом, Александр мнил себя принадлежащим к правившему английскому монархическому дому, а это дано не каждому, тем более – от рождения. Правда, Ирму этим не завоюешь и получается, что нужно действовать другими путями.

Такой путь открылся Спотсвуду‑младшему совершенно неожиданно, когда он подслушал разговор Ирмы и Оливера в саду.

– Я хочу, чтобы сегодня все состоялось. Тебе должно это понравиться, – Оливер говорил шепотом, но в его голосе можно было угадать искру нетерпения.

– Мне кажется, ты слишком торопишься. Ведь мы не знаем, что будет дальше, – Ирма помолчала. – Это просто слабость.

– А по‑моему, это значит, что ты меня совсем не любишь. Просто играешь. Так делают все хорошенькие девушки.

На такие слова спутница Оливера отреагировала с обидой:

– Я – не все, и если ты хочешь убедиться в моей любви к тебе, тогда пусть все будет так, как ты задумал.

Подвластный интриге, Александр решил не оставлять парочку без своего невидимого присутствия. К тому же, сумерки очень удачно скрывали его маленькую плохо сложенную фигурку. Другой удачей для него стало то, что ожидать осуществления запланированного братом тайного действа пришлось не больше трех часов. Оказалось, что Оливер звал свою подругу на отцовский барк – судно, на котором можно перевозить грузы, на нем было четыре мачты с прямыми парусами, кроме кормовой части. Именно на этой штуковине молодой человек мечтал сделать Ирму своей во всех смыслах, а особенно в том, который приобретает веское значение в пору весны и юности. Тогда кипение крови от страстного желания затмевает все другие необходимости.

Надо сказать, что кровь Александра тоже закипала, но вот только причиной тому была злость. А еще зависть к тому, что брату позволено гораздо больше, чем ему. Примешать к любому из человеческих чувств зависть – это то же самое, что испортить картину черной краской. Как бы потом художник не старался, мазки и следы черноты уже не вывести. Впрочем, Александра вполне устраивало жившее внутри него ощущение, пусть и гадкое. Потому что оно придавало смелости. Угадав удобный момент, Александр пробрался на корабль и стал ждать, когда прибудет Ирма, его ангел. Как же только жалко, что за руку держать ее будет Оливер! Ну, ничего, Александр что‑нибудь придумает, чтобы разлучить их.

Однако особо ничего придумывать не пришлось, потому что как только корабль отошел от берега и звездочки тронулись вместе с ним в путь, море само решило, кому с кем быть. Молодые люди говорили о чем‑то. Иногда Оливер склонялся над Ирмой и целовал ее в шею или в губы, а девушка смеялась. Управлял кораблем подручный отца, которому Оливер пообещал вознаграждение, если тот оставит эту невинную прогулку в секрете от родителей. Правда невинной встречу скоро назвать стало сложно, потому что Спотсвуд‑старший все вольнее распускал руки, а девушка все слабее сопротивлялась. Все это Александр наблюдал, будучи скрытым деревянной балкой, сквозь стеклянную дверь каюты. Наконец он почувствовал, что готов ворваться внутрь и помешать всему действу. Только в это самое время корабль резко качнуло на волне. Александр еле устоял на ногах, успев ухватиться за балку. Влюбленная парочка тоже встрепенулась, забыв о поцелуях. Ирма испуганно смотрела за дверь. В какой‑то момент ее глаза различили в полумраке наплывших туч силуэт. Она позвала Оливера. Молодой человек уверенным шагом двинулся в сторону, где прятался Александр. До приближения брата оставалось, казалось, несколько учащенных от испуга выдохов, когда судно снова раскачалось, повинуясь воле волн. Со стороны капитанского мостика послышался басовитый голос, возвестивший довольно равнодушно: «Шторм близко! Нужно отправляться обратно, пока мы не отплыли слишком далеко». Сподручный Оливера в эту ночь как назло придумал выпить на радостях от того, что развелся с женой. Оливеру пришло в голову тогда двоякое суждение: интересно, мужчина напился оттого, что сам свободен от сварливой и вредной жены или от благородного осознания своей силы воли, заключающейся в подарке милой женщине свободы от своей довольно склочной натуры?

Впрочем, если не говорить о людях, то море вполне могло бы сейчас даровать Оливеру и Ирме шанс на воссоединение. Только оно, похоже, было не в духе, перестав покровительствовать влюбленным. А в знак своего всевластия плеснуло на пассажиров огромной волной. Вода была такой холодной, будто в ней только что боги как в огромном стакане растапливали лед для виски. Похоже, что они и сами сегодня были пьяны невесть по какому поводу. Судно так и раскачивалось из стороны в сторону, готовое в любую минуту скрыться в морской бездне. Хорошо, что все пассажиры корабля успели схватиться за балки и реечные столбы, иначе бы их просто смыло в пучину. Теперь уже нет смысла скрываться, нужно спасать жизнь. Свою и Ирмы.

Стараясь не соскользнуть от качки на край палубы, Александр позвал девушку по имени. Оливер отправился выяснять у моряка как можно больше об их положении, стараясь хоть чем‑то помочь. Девушка, оставшись на палубе одна и кое‑как цепляясь за висевший здесь же спасательный круг, оглянулась. Когда Александр стал ей заметен, лицо ее озарилось одновременно и радостью, и ужасом. Она поняла, что теперь жертв может оказаться больше, что сразу оба наследника Спотсвуда могут погибнуть, если судну не удастся пережить бурю.

Выжидая моменты, когда ветер был не столь порывист, Александр мелкими шагами пробирался к Ирме, держась за поручень, тянущейся вдоль палубы и защищавший пассажиров от падения в воду. Спустя добрый десяток шагов, когда девушка оказалась совсем рядом, Александр протянул руку, чтобы они держались друг за друга. С третьей попытки им удалось сцепить руки, и от одного к другому передалась дрожь от предчувствия беды, усиленная ощущениями холода. Брызги волн и качка не давали возможности толком осмотреться, да и вряд ли что‑то было бы видно, ведь большие тучи нависли над кораблем, готовые рухнуть в него, будто груз для перевозки. Только везти их с собой никто не собирался. Оливер же по‑прежнему пытался помочь нанятому моряку управлять рулем. Он прилагал все свои силы, какие только в нем были. Казалось, что корабль внезапно ожил, обрел свою волю, не хочет подчиняться человеку. Это было похоже на то, как тигр находит свободу, вырвавшись из клетки.

– Ничего, сейчас мы укротим эту стерву, – надрывая горло, орал моряк. Он то и дело произносил ругательства, так что создавалось впечатление, что это бранится его борода, а не он сам. Оливер тоже с удовольствием бы выругался, но слова почему‑то оставили его. Все его существо заполнил страх за Ирму, ведь она осталась одна на верхней палубе. Нужно хотя бы помочь ей вернуться обратно в каюту, хоть и рискованно во время шторма находиться в замкнутом пространстве – может затопить, и выбраться вряд ли удастся. Но хотя бы не придется стоять на ветру под прицелом волн, которым абсолютно все равно, кого забирать с собой. А Оливер допустить этого не мог, потому что Ирма была у него одна. До нее он никого так не любил. Даже сегодняшняя прогулка для него значила нечто большее, чем просто интрижка. Правда, по‑видимому, девушка мало верила в это, а он не сумел убедить ее в этом. Вернее, не успел. Зато он может успеть уберечь Ирму от гибели. Оповестив моряка о том, что собирается на палубу, Оливер, прощупывая темноту, отправился на поиски возлюбленной. Скоро удалось различить ее голос. Стоп. Она была не одна. Там говорил кто‑то еще. Оливер ускорился и через минуту разглядел две фигуры, стоящие вплотную друг к другу. Александр! Каким муссоном его сюда занесло? У Оливера перехватило дыхание. Он злился на наглость и безалаберность брата и недоумевал, для чего тот пробрался на корабль. Говорившие не заметили приближения Оливера, а он, воспользовавшись этим, налетел сзади на Александра. Брат пошатнулся, резко дернув Ирму за руку и увлекая за собой. Если бы именно в этот момент новая волна не накрыла, раскачивая, корабль, то Ирма бы не заскользила вниз по палубе к носовой части судна. Оба брата тоже не успели отреагировать, чтобы ухватиться хоть за что‑то. Всех троих повлекло в воду. Оливер звал Ирму, судорожно хватая пространство ледяного мрака, проникающего в нос, горло, застилающего глаза. Волны ликовали, не унимаясь в своем бешеном танце. Оливеру и Александру повезло, что они были хорошими пловцами. Они сразу выплыли на поверхность и заметили, как моряк суетится на судне, готовый сбросить на воду лодку. Спасительное средство было спущено с невероятной быстротой, так что Оливер подивился: даже алкоголь не способен был выветрить из этого мужика навыки настоящего морского волка. Забравшись в лодку, братья немного отдышались и вспомнили об Ирме. Ее нигде не было видно. Неужели море все‑таки сумело выцепить для себя жертву? После получаса бесплодных окликов девушки, Александр и Оливер поняли, что Ирмы больше нет.

В эту ночь они оба плакали без слез, кляня море за жестокость и бессердечность. С наступлением рассвета шторм утих, и братья вернулись домой. Вскоре Александр поступил на службу в батский пехотный полк, получив должность флагоносца. В этом же полку служил и его старший брат‑майор, давший себе обещание с той памятной потери всегда оберегать брата.

 

Глава 3

Глава 4

Глава 5

«Месть королевы Анны»

 

У неволи существует цвет. И он черный. Огромным потоком людского горя и бессилия стекалась с Африки к берегам колонии Сент‑Винсент жизнь рабов, не имеющих права, казалось, даже на то, чтобы дышать. Фрегат «Конкорд» мчался на карибские плантации с новой партией невольников. Его капитан, мистер Смит, стоял на палубе и слушал тихие разговоры моряков. Это всегда успокаивало его, и в такие минуты ему казалось, что он – бог, управляющий судьбами людей.

Сегодня Смитт вез на своем борту чернокожих рабов, за которых на рынке выручит хорошую сумму денег. До нового 1918 года оставалось чуть больше месяца, так что получить прибыль было как раз, кстати, чтобы как следует отдохнуть с семьей в рождественские праздники. Однако всякие мысли о праздниках улетучились, когда он увидел на горизонте незнакомый корабль. Спросив, кто они такие, и получив ответ, что капитан имеет дело с торговцами, которые специализируются на особом виде купли‑продажи, заинтересовался. Быть может, удастся продать им парочку рабов в обход колонии, так что, можно гарантировать себе безнаказанное оседание энной суммы фунтов в кармане. Но когда корабль приблизился, стало очевидно, что у прибывших далеко не дружественные намерения.

Командовал судном великан, в волосах которого светились горящие фитили. Это было устрашающее зрелище. Чернобородый пират со смехом сказал: «Я пришел, чтобы взять себе ваш корабль. То есть купить. Я плачу вам вашими жизнями за него. Останетесь целы, если сдадитесь без боя, а соответственно, спасете себя». И капитан «Конкорда» сдался. Тэтча интересовали по большому счету не многочисленные трофеи с корабля, а сам корабль. Он такой мощный, величественный – под стать личности пирата. Он позволил матросам разместиться в нем кто где пожелает, а сам выбрал для себя дальнюю каюту, чтобы отдыхать от многочисленных пьяных разговоров, разборок. Только успел Тэтч прилечь на кровать, чуть прикрыв глаза после бессонной ночи, во время которой он обдумывал очередные свои планы, как чей‑то странный голос заставил его вздрогнуть.

Кто‑то упрямо повторял одно: «Дуррак, дуррак», – и был это явно не человек. Привстав на постели, капитан осмотрелся вокруг – кто это смеет обзываться. Готовый уже выставить вперед саблю, чтобы разобраться с хулиганом, Тэтч заметил, что на занавеске покачивается птица с ярко‑белым оперением и загнутым к низу большим клювом. Так вот кто возмущал пирата, только что напустившего страху на бывшего владельца этого корабля! Черная Борода смеялся сам над собой – он собирался расправиться с попугаем. «Тоже мне противник!»– подумалось капитану. Он встал, подошел ближе и подставил руку под цепкие пальцы раскачивающегося на жердочке какаду.

– И вовсе я не дурак. Разве дураки умеют захватывать такие великолепные фрегаты? Нет. Для этого тактика нужна. И стратегия. А для тактики и стратегии – ум.

Птица словно слушала, посматривая глазками‑бусинками на Тэтча. Казалось, что попугай размышляет над тем, стоит ли доверять этому странному человеку, и, похоже, ответив самому себе на этот вопрос положительно, какаду прыгнул на руку пирата.

– Вот и я говорю, что не каждый сможет. Если хочешь знать, я сперва выслеживаю торговые корабли, преследую их, загоняя в узкие проливы, а потом угрожаю орудиями и готово – пираты приняты на борт, – Тэтч опустил голову, закрыв лицо свободной рукой. – Ох, похоже, что я совсем с ума сошел, разговариваю с тупой птицей!

«Тупой, тупой!» – повторил какаду.

– Ты умеешь только ругательства подхватывать, да? Интересно, как же тебя зовут?

И тут на удивление пирата птица откликнулась: «Черри, Черри!»

– Ничего себе! Мало того, что ты только ругаешься, но еще и девчонка! – в голосе капитана расцветал шутливый тон. Он словно вернулся в детство – так забавно было говорить с птицей, тем более, если учесть, что когда он был мальчиком, такой живности не видывал. Правда на этом нехитрая беседа его с Черри оборвалась, потому что она вспорхнула к потолку и полетела на палубу. «Вот‑вот, сейчас наслушается крепких словечек от матросов, а потом мне все это выскажет!» – подумал Тэтч про себя, все‑таки дивясь такому удивительному созданию. И как ни странно, именно Черри скоро пират окажется обязан жизнью. А случилось это все ночью.

Пират спал в своей каюте и смотрел какой‑то причудливый сон. Подскочив неожиданно от каких‑то странных звуков, доносившихся с палубы, Тэтч забыл обо всем. Он только слушал. «Похоже опять эти бездельники устроили драку», – думалось ему, пока ноги шагали по ступенькам в полумраке, рассеиваемом лишь светом звезд. Но не успел капитан ступить на палубу, как почувствовал, что кто‑то наваливается на него всей массой тела. Причем, это явно был не один человек. Тэтч и те, кто на него напал, кубарем покатились вниз с лестницы. Внизу другие руки набросили на голову пирата мешок, так что он ничего не мог видеть. Ему оставалось только думать, и мысли его были крайне не радостными – похоже, команда взбунтовалась. Теперь его наверняка ждет гибель, и как же это горестно – вот так вот закончить свои дни. Но тут, ослепленный тряпкой, пропахшей сыростью и грязью, Тэтч услышал знакомый голос, повторяющий: «Дурраки! Идиоты! Управиться с вами только черрт!».

Матросы замешкались, не видя, откуда исходит голос. Они были не совсем трезвы, а потому ощущение возникало страшное, словно призрак бродит по кораблю. Воспользовавшись этим промедлением, капитан сбросил с головы мешок, а потом мощными ударами раскидал противников, пригрозив им в довершение оружием. Конечно, Тэтч уже понял, что это Черри напугала матросов, сама того не подозревая, спасла пирату жизнь. Птица сидела на поручне лестницы и смотрела на обездвиженных людей, лежавших на полу. Прийти в сознание бунтарям следующим утром было суждено на острове Бекия в Гренадинах, где оставили команду «Конкорда» вместе с капитаном. Пират, на удивление многих, не проявил большой жестокости, ведь предоставил им провизию с шлюпками, так что, если бы только те попытались, то сумели бы спасти себя от смерти. Черную Бороду же впереди ждали новые повороты событий.

Прежде всего, предстояло оснастить корабль орудиями. Пират задумал установить на нем сорок пушек, чтобы запугивать противников как можно быстрее. Ему нравилось не столько творить бесчинства, сколько производить впечатление, что он бесчестен и беспринципен. На это был направлен и весь его внешний вид. Он справедливо рассчитал, что о нем должны говорить и пусть говорят плохо. Плохими сплетнями, грязными слухами прославляться проще, чем хорошими, а потому пусть он и не убивает, но говорят, будто Черная Борода – жестокий убийца. Впрочем, не так уж и далек он от преступников…

Скоро стало известно, что королева Анна умерла, и лицензии на пиратство выдавать перестали, то есть деятельность Тэтча оказалась вне закона. Однако он решил поступить хитрее и назвал свой корабль в честь ее величества: «Месть королевы Анны». Сейчас ему удобно было делать вид, что он до сих пор не в курсе относительно восхождения на трон Георга Первого и окончания войны, в которой, кстати сказать, Англии достались богатые земли Аркадии (нынешний штат Мэн, Северная Америка), долина Гудзона, а также канадские территории. Хорошо, что до североамериканских колоний, около которых он обитал, новости доходили не сразу, а приказания подписывались долгое время от имени «ее величества», так что Тэтчу довольно долго удалось скрывать свое преступное положение.

Когда вести подобную игру стало невозможно, пират придумал еще один ход, оказавшийся довольно смелым. Он изобрел свой собственный флаг: на черном фоне по его указанию нарисовали скелет, который в одной руке держал копье, готовясь пронзить красное сердце, как символ неотвратимой человеческой смертности, другая же рука скелета держала песочные часы, словно давая знать, что время быстротечно, особенно время встречи со смертью, которую несет Черная Борода, если кому‑то вздумается оказать сопротивление. Так, на мощном корабле с жутковатым флагом на верхушке мачты Тэтч утвердил свое положение как жестокий пират семи морей.

 

Глава 6

Зу и разгадка тайны

 

Солнце мелькало в листьях больших пальмовых деревьев, напоминая следящий за каждым движением Зу поисковой факел. Ноги несли молодого чернокожего мужчину без смысла и дороги просто куда‑то вперед. Сердце безумно стучало в груди, дыхание было частым и неровным. Какие‑то колючки и лианы с земли цепляли ноги. Сейчас ничего не имело значения по сравнению с тем, чтобы обрести свободу. Невероятно, как Зу все же решился бежать из колонии. Видел бы его сейчас отец.

На мгновение вспомнив об оставленных в колонии родственниках – отце, матери и двух братишках, – негр остановился. Он медлил, а сомнения в правильности выбора повисли на ногах тяжелыми кандалами. Голоса людей, говоривших на английском и принадлежавших его хозяевам, заставили беглого раба снова броситься вперед. Пусть даже там его ожидает куда большая неизвестность, чем раньше. С новой силой молодой негр разогнался, отдавая приказ ногам и мышцам работать в полную мощь. Вместе с мельканием солнечных зайчиков над головой, за которыми не поспевал взгляд, в голове проносились горестные воспоминания о времени, проведенном в колонии под экспансией англичан.

До прихода белых жизнь Зу была настоящим раем: он много работал, помогая семейству прокормиться, впервые полюбил девушку из соседнего селения, соблюдал традиции предков и все казалось вполне определенным. Таким, каким и должно быть. А потом пришли белые. Их дом разрушили, невесту в пьяном безумии ради потехи изнасиловали и убили, а Зу с семьей отправили на принудительные работы, за которые полагался скудный паек да деревянный настил, служивший кроватью, если повезет. Зу предпочитал спать под открытым небом, чтобы видеть звезды, и чтобы хоть под их покровом чувствовать себя свободным. В темноте он мог горестно плакать, сожалея о своей судьбе, крупными горячими слезами, впадающими в вечность и тоже превращающимися в звезды. Он терпел такое положение дел около года. Но однажды один из владельцев колонии вызвал его к себе. Это был высокий мужчина с глазами цвета молотого кофе и странно, по мнению Зу, торчащими ушами, что придавало его лицу комичность, усиливавшуюся тем сильнее, чем старательнее этот человек пытался напустить на себя важный вид. Зу улыбался, глядя на него, а тот, пожалуй, мог решить, что негр из дурачков.

Англичанин встал, выставив длинные руки на столе вперед, как бы опираясь на них, чтобы немного наклониться вперед. За время пребывания в колонии Зу научился плоховато изъясняться на английском и чуть лучше понимать чужую речь. Вот и сейчас он довольно просто понял, что хочет донести этот смешной иностранец в белом парике. Как же это фальшиво – прикрывать настоящие волосы искусственными. Таким же ненастоящим был и голос, неестественно миролюбивый, слащавый.

– Как я знаю, вся твоя семья трудится на благо Англии. Это хорошо, – мужчина говорил медленнее, чем это полагается обычно, опасаясь, что смысл чернокожим будет утерян вследствие его малограмотности и скудного знания английского. – Ты стоишь здесь не просто так. У меня есть поручение для тебя. Если ты выполнишь его хорошо, то вся твоя семья перейдет в более лучшие условия жизни, понимаешь?

Зу молча кивнул. Он был насторожен, ожидая, в чем заключается поручение. Англичанин улыбнулся, растянув губы в тонкую полоску фальшивого дружелюбия и продолжил.

– Итак, нам стало известно, что на острове существуют золотые прииски. Но как добраться до них – вот вопрос. Без помощника, человека, знающего остров, как свои пять пальцев, просто не обойтись. Именно ты и выбран в качестве поводыря, – мужчина осекся, заметив, что Зу стало непонятно последнее слово, – Эээ, как бы это проще сказать… в общем, помоги нам найти золото, и мы дадим тебе и твоей семье лучшие условия.

Эта фраза запала в сердце Зу, так что почти всю ночь до рассвета он не спал. Все думал, думал. Ему вспоминалась история, рассказанная еще отцом. Когда‑то давно на этом острове жило племя, не знавшее бед до тех пор, пока не раскопало источник странных золотых песчинок, вымываемых водой откуда‑то снизу в одной из скал. Им стало интересно, что это, и они принялись рубить пещеру в скале. Много дней понадобилось, чтобы пробраться внутрь. Вот когда работы были закончены, племенным жителям предстала картина: небольшие горки золотого песка тут и там, а из глубин сочится тонкой струйкой вода. Они не особо обрадовались такому открытию, потому что не знали, что делать с желтыми песчинками. Так было до тех пор, пока какое‑то иностранное судно с белыми людьми не потерпело кораблекрушение у берегов острова. Их было четверо – трое мужчин и одна женщина. Жители племени не были людоедами, а потому помогли чужестранцам подняться на ноги, выходили и выкормили, чтобы вернуть силы несчастным. Те потихоньку строили плот, над чем местные жители посмеивались – как же они собираются плыть через океанские воды на таком жалком корабле? В один из дней, когда очередная попытка уплыть с острова не удалась, вожак племени решил утешить другого вожака белокожих: самого сильного и высокого мужчину из всей компании, а потому, как посчитали в племени, тоже вожака. Он предложил тому окончательно поселиться на острове и больше не мучиться бесполезными попытками уплыть. К тому же, на острове не так уж и плохо. У острова есть тайна, которую они пока не разгадали, но вождь белокожих может им помочь в этом. И отвел чужестранца к пещере с желтым песком. Иностранцу, похоже, было известно гораздо больше, чем неграм об этом странном песке, потому что глаза его так и округлились, готовые вылезти из орбит. Он убедил вождя перетаскать этот песок в другое место. Позже он обязательно расскажет о его предназначении, так что все удивятся. Только таскать лучше ночью, когда прохладнее, и легче передвигаться. Как оказалось, ослепленный таким богатством, иностранец вовсе и не собирался рассказывать обо всем своим друзьям, а лишь усерднее принялся строить плот. Когда песок был перенесен в джунгли, вождь заметил, что белый рисует краешком палочки, испачканной черной сажей от костра. Вождь спросил, что это такое, на что иностранец без тени смущения ответил, что рисует карту, по которой сможет отыскать спрятанный песок. Тогда вождь задал вопрос, зачем же его искать, если он ничего не стоит. Тут белый человек промолчал, только в его взгляде отразилось нечто недоброе. Вождю не нравилось то, что происходило на острове. С появлением чужестранцев часто стали происходить ссоры, люди его племени иной раз не могли поделить добычу, в другой раз женщину, а что будет дальше? Нужно избавиться от этого странного песка, чтобы и иностранец успокоился, и вождь. Но он не успел предпринять каких‑то действий, потому что через несколько дней тот иностранец собрался уплывать. Конечно, с товарищами. Только женщина не рискн<