Глава 16 Подземелье: третья стадия

 

Подземелье гудело, как потревоженный улей. Решалась судьба их утопии, и на общее собрание были созваны все обитатели – за исключением тех, кто еще не вернулся из Верхнего мира.

На верхнем ярусе каменного амфитеатра восседал Сорин в окружении Избранных. Вампиры высшего ранга устроились в мягких креслах, похожих на троны. Глядя на них, Сорин в который раз поразился их завораживающей красоте: кожа порозовела после недавней трапезы, в глазах клубились водовороты неземных красок. На мужчинах были только просторные шелковые штаны; женщины в соблазнительных платьях из тончайших тканей, украшенных шитьем, наводили на мысли о великолепии старого света.

На нижних ярусах Обожатели, похожие на разнежившихся кошек, полулежали на каменных скамьях в ленивой истоме, прижимаясь друг к другу. Их тела, едва прикрытые прозрачными шелками, блестели от экзотических масел. Некоторые Обожатели – в ошейниках, усыпанных драгоценными камнями, – сидели на полу и ласково терлись лицами о колени Избранных. Забавные, вкусные питомцы. Таков их удел.

Ни Стражи, ни Слуги из числа смертных на собрания не допускались: их мнение (если у них таковое имелось) не имело никакого веса. В конце концов, Стражи – всего лишь марионетки, созданные для определенных целей, и (в отличие от Обожателей и Избранных) лишены способности менять свой облик. Принимать личину, почти неотличимую от смертных, могли лишь истинные вампиры. Что же до Слуг… Одно слово – пища. Впрочем, они выполняли и другую – немаловажную – функцию: трудились наверху, словно преданные рабочие пчелки, обеспечивая нужды подземных обитателей. А наградой – и залогом верности – были блеск и роскошь Подземелья, к которым Слуг тянуло неудержимо, словно к наркотику.

Сорин прислушался к докладу, доносившемуся со сцены. Голос вампирши, отражаясь от каменных стен, разносился по всему залу. Рядом с ней стоял человек с прилизанной седеющей шевелюрой – единственный допущенный на собрание Слуга. На нем были очки, черный костюм и темно‑бордовый галстук.

– Проникнуть в сознание Доун Мэдисон и собрать необходимые сведения не удалось, – говорила Галатея – Обожательница в черном кружевном наряде готов, которая возглавила вчерашнюю операцию в «Баве». – Потерпев неудачу, мы отправились в погоню за Слугой – смертным по имени Ли Томлинсон, – но тот успел укрыться в церкви.

Сорин поморщился. Речь шла о бармене из «Бавы», похожем на погибшего актера из Верхнего мира по имени… кажется, Брэндон Ли. Томлинсон испугался за свою смазливую физиономию и выдал сыщикам Лимпета информацию о Робби Пеннибейкере.

Слуга нарушил закон молчания, и теперь остается только одно – ограничить последствия его предательства.

– А вы что скажете? – Сорин повернулся к человеку в очках – адвокату, которого трусливый актеришка нанял, чтобы тот представлял его на сегодняшнем суде.

Смертный поклонился, коснувшись пальцами лба.

– Ли искренне сожалеет о содеянном, Мастер. Мы просим вас принять во внимание тот факт, что он всегда служил вам верой и правдой. Во‑первых, он регулярно посещал Подземелье и снабжал вас чистой, не зараженной болезнями, кровью. Он надеялся, что проведет здесь долгие годы и однажды «добьется своего» – станет одним из Избранных. Это первый и единственный его проступок.

– Проступок, который нам дорого встанет, – сказал Сорин, устремив на адвоката уничтожающий взгляд.

Лощеный адвокат слегка нахмурился, признавая справедливость упрека.

– Правосудие смертных дает преступникам право на защиту, Мастер. Я всего лишь выполняю свой профессиональный долг в надежде, что в Подземелье тоже существует такой обычай.

Сорин мысленно хмыкнул: что за нелепое высказывание! Этот Милтон Крокетт – доверенный член их сообщества уже без малого пятнадцать лет. Он привязан к семье и дому, и поэтому его устраивала роль простого Слуги. К тому же он неплохо зарабатывал, поставляя им новых клиентов. Именно он рекомендовал им двух последних Избранных, а теперь еще и новую кандидатку – Тэмсин Грин. Чутье у него было отменное: он безошибочно выбирал тех, кто соответствовал их требованиям – красивых, обаятельных, жадных до славы.

– Вы честно выполняете свои обязательства, мистер Крокетт, – сказал Сорин. – Но Ли Томлинсон проявил преступную небрежность.

Амфитеатр заполнил голос Галатеи.

– В Верхнем мире длинный язык не только у Томлинсона. Если верить слухам, женщина по имени Клара Монаган виделась с детективами Лимпета и наболтала им невесть что. Не исключено, что, прослышав об этом, Ли вообразил, будто и ему это сойдет с рук.

По ярусам прокатился шепот. Возбужденные голоса Избранных слились с сочувственными возгласами Обожателей, которые взволнованно прильнули к своим хозяевам.

Сорин вскинул руку, требуя тишины. Шепот мгновенно смолк.

Да, сказанного Кларой Монаган не вернуть. Но главная проблема – не болтливая актриса, а Лимпет и его сыщики. Узнать бы, что ими движет… Возможно, они просто расследуют смерть Робби Пеннибейкера и защищаются от опасностей, возникающих у них на пути. А может быть, суют нос в дела Подземелья из других, куда более опасных побуждений.

– Дополнительные меры безопасности мы обсудим после того, как разберемся с Ли Томлинсоном. – Сорин положил руки на подлокотники. Нужно сохранять видимость спокойствия. – Мистер Крокетт, кара за содеянное вашим клиентом – изгнание.

Толпа потрясенно ахнула. Изгнания боялись больше, чем смерти. Никому не хотелось лишиться памяти подобно жалким Стражам и навсегда покинуть подземный рай.

Сорин холодно дожидался, пока уляжется волнение.

Умоляюще сложив руки, вперед шагнул адвокат.

– Мастер, Ли Томлинсон готов на все – все, что угодно, – чтобы вернуть ваше расположение.

– В таком случае он отдастся в руки правосудия добровольно. Но если он откажется, мы достанем его из‑под земли и уничтожим.

– Нельзя ли обойтись тюремным заключением здесь, в Подземелье?

– И дать ему то, о чем он мечтает? Нет.

На лице Крокетта отразились смешанные чувства. Даже он знал, что убийство было крайней мерой. Последствия для обожаемого им Подземелья могли быть катастрофическими. Исчезновение Ли могли заметить – а вдруг у него за последние два месяца появилась подруга из смертных?

Как бы то ни было, Слуга, нарушивший клятву, должен быть наказан – в назидание остальным. Иначе авторитет власти окажется под угрозой. Если не покарать виновного за преступление, то придется закрыть глаза и в следующий раз… – до тех пор, пока существование Подземелья не обнаружат, и оно не падет под ударом. Лучше проявить твердость и немедленно выполоть ростки неповиновения.

Сорин поднялся с трона, и вампиры почтительно склонили головы.

– Приступайте к обсуждению вопросов безопасности. Я вернусь после трапезы.

Полногрудая Обожательница поднялась, намереваясь предложить свои услуги. На ней была широкая прозрачная юбка, облегавшая длинные ноги. У Сорина сжалось в паху. Он представил, как вонзит зубы в нежную золотистую кожу тяжелой груди, и рот непроизвольно наполнила слюна.

– Не сейчас, – отмахнулся Сорин, не обращая внимания на обиженный взгляд Обожательницы. Он развернулся, взметнув полой просторного темного одеяния, и направился в тайное убежище Мастера.

Создатель лежал на широком диване в обществе другого вампира. Шла ежемесячная процедура вливания крови, без которой не мог прожить ни один Избранный.

Мастер всегда внимательно следил за тем, чтобы они получали лишь малую толику его могущества, но и этого им доставало с лихвой. Однако на потомство Избранных – в тех редких случаях, когда им взбредало в голову таковым обзавестись – эта привилегия не распространялась. К чему зря растрачивать драгоценную жидкость, из которой слабосильное второе поколение все равно не сможет извлечь никакой пользы? Впрочем, и сами Избранные, случись им потерять доступ к крови Мастера, превратились бы в бледные, слабые тени.

Сорин старался не смотреть на Избранного. В конце концов он, Сорин, стоит куда выше него. В отличие от прочих обитателей Подземелья он – кровный сын Мастера и не нуждается в постоянных вливаниях: отец даровал ему свою кровь еще при рождении. Тот факт, что он был единственным, служил источником глубокой любви Сорина к своему создателю.

Мастер нежно отвел волосы со лба Избранного, с жадностью присосавшегося к его запястью. Старый вампир лежал, устало откинувшись на подушки, и в его позе читалась такая неизбывная скука, что Сорин встревожился.

«Возможно, он просто утомлен, – подумал Сорин. – В последнее время он трудился не покладая рук. Что, конечно же, отрадно, но…»

На экране телевизора – Сорин порадовался, заметив, что тот включен, – мелькали кадры, передаваемые системой видеонаблюдения из амфитеатра. Мастер следил за ходом собрания.

Значит, судьба Подземелья ему не безразлична.

Настроение Сорина мгновенно взлетело до небес. Много десятилетий тому назад Мастер любил участвовать в охотничьих состязаниях. Возможно ли, что к нему вернулся былой азарт, а с ним и воля к жизни?

– Вы наблюдали за нами? – спросил Сорин, стараясь не выдать своей радости.

– Да, дитя мое. Ты был безупречен, – с трудом выговорил старый вампир.

Сердце Сорина наполнилось гордостью. Печально, но факт: он до сих пор нуждался в одобрении Мастера. И судя по всему, ему так никогда и не избавиться от этой зависимости.

– Мы должны разобраться с этими смертными, – сказал Сорин.

– Судя по донесениям агентуры, сыщики могут быть нам полезны. Если ими действительно руководит некий Мастер, они выведут нас на его след.

Избранный запрокинул голову, ловя ртом воздух, и открыл глаза. Его окровавленные губы растянулись в улыбке.

– Уф‑ф, – выдохнул он. Его слегка качало. – Мой собственный доктор Кайф. Ох, простите – доктор Вечность. – Он хохотнул. – Это как крикнуть не то имя, когда кончаешь, а?

Услышав прозвище, которое придумали для него Избранные, Мастер похлопал вампира по затылку, давая ему понять, что вливание окончено.

Юнец с трудом поднялся и вытер рот. То был один из старейших членов тесного круга Избранных. Его человеческое существование окончилось полвека тому назад в результате автомобильной аварии, и теперь он готовился ко второму возвращению. Он был худощав, хорошо сложен, из‑под темно‑русой гривы выглядывали длинные баки. Обожатели находили его сексапильным.

– Твое время истекло, – поторопил его Сорин.

– Да ладно, все равно скоро встретимся. В Эмпории или где там еще. – Он неспешно двинулся к выходу. – Кто куда, а я сейчас рвану прямиком в бани. И засяду там надолго. Вот найдешь мне сладкую киску, тогда и уйду.

Он вышел, и из‑за дверей еще какое‑то время слышался его хохот. Сорин скривился. Но отказать ему он не мог. Подземелье было в полном распоряжении Избранных – они регулярно платили звонкой монетой за доступ к удовольствиям.

Мастер по‑прежнему лежал, утонув в подушках, но ранка на его запястье уже затянулась.

– Много о себе мнит, – заметил Сорин.

– Как и все остальные… Но согласись, что высокомерие им идет… Да ты и сам когда‑то был точно таким же.

Голос Мастера звучал устало. Сорин было забеспокоился, но в следующую секунду старый вампир потянулся за пультом телевизора и защелкал кнопками.

– Через десять минут начнется повтор «Шпионки». Садись.

Сорин облегченно рассмеялся. Все тот же заядлый киноман.

– Я должен завершить собрание. Хотите, чтобы я вернулся и доложил вам о подготовке к приему Тэмсин Грин?

Мастер выпрямился. Сорин уже и не помнил, когда аура создателя сияла так ярко в последний раз.

– Хорошо. Буду ждать.

На экране телевизора появились молодые и привлекательные лица актеров, и Сорин не удержался.

– Пожалуй, я все же задержусь. На пару минут.

Алый контур Мастера вспыхнул еще ярче. Он подвинулся, освобождая место для сына.

Но идиллия длилась недолго. Весть об убийстве вскоре достигла ушей шпионов Подземелья, и телевизор был забыт.

Обстоятельства вновь толкали вампиров к решительным действиям.

 

Глава 17 Жертва

 

В полночь Доун лежала на диване в кабинете Лимпета и лениво раздумывала о том, что же она ощущает сильнее – досаду или все‑таки удовлетворение.

Новость: она опять была с Голосом. Да‑да. Отрицать бесполезно – стоило остаться с ним наедине, как самообладание рассыпалось в прах. Таинственный «босс» вылечивал ее неврозы, снимал любые стрессы, и их встречи стали для Доун вернейшим средством против бессонницы, чем‑то вроде любимой подушки, без которой невозможно заснуть.

Ну, то есть почти. Если бы они занимались настоящим сексом – набрасывались друг на друга, как голодные волки, – все было бы понятно и привычно, как в старые добрые времена. Но их любовные игры обычными не назвал бы никто.

Даже сама Доун.

Правда, сегодня все было иначе, чем в прошлый раз, когда он вошел сначала в ее сознание и уже оттуда добирался до всего остального. Сегодня их встреча затянулась, потому что Голос постоянно превращался из таинственного героя‑любовника в наставника и наоборот – каждый раз без малейшего предупреждения. Он даже не дал ей отдышаться после финала: тут же прочел целую лекцию о блокировании сознания, подробно расписывая различные тонкости управления даром, который называл «самым надежным оружием».

Вскоре Доун совсем запуталась. Угадать, что ее ждет в следующий момент, было невозможно – хоть монетку бросай.

– С каждой нашей встречей, – вешал Голос, – я все больше поражаюсь тому, что творится в твоей голове. Сколько неприятных мыслей ты сложила в коробки и задвинула в самый дальний угол сознания – пылиться до скончания века…

Ясно. Значит, Кико успел уже рассказать ему о фотографии.

– Ну и пусть пылятся. Кому они мешают? – огрызнулась она, рассматривая портрет дамы елизаветинской эпохи, которую запомнила с прошлого раза. Казалось, вечно юная красавица с понимающей усмешкой на розовых полураскрытых губах пристально наблюдает за Доун.

Но на этом чудеса не заканчивались. Остальные картины, на которых тоже были изображения женщин, сегодня пустовали. То есть пейзажи и интерьеры остались, но вот сами их обитательницы пропали – точно так же, как на огненной картине над камином. Доун хотелось спросить, чем объясняется столь разительная перемена в интерьере кабинета, но Голос не давал ей и слова вставить.

– Нельзя жить в постоянном напряжении. Поверь мне, рано или поздно ты взорвешься. Яркое тому доказательство – то, что произошло вчера, сначала в «Баве», а потом в кафе, во время встречи с Лониганом.

Имя частного детектива Голос произнес с едва уловимым раздражением, в котором Доун усмотрела признак того, что он все‑таки ревнует. По крайней мере она на это надеялась и даже немножко обрадовалась. Извращенка.

– Ну да, у меня сдали нервы, и я сдуру послала защитную волну. – Доун перевела взгляд на колонки, из которых доносился Голос. – Может быть, я и перегнула палку, но в результате выяснилось, что он не реагирует не только на чеснок и распятие, но и на ментальные волны. По идее, вы должны только радоваться: в вашем досье появилась новая информация.

– Возможно. Но ты опять уводишь наше обсуждение в сторону.

– Ага. Это точно, – усмехнулась она, пряча смущение за наигранным нахальством.

Голос вздохнул, и Доун ясно представилось, что в эту минуту он, должно быть, раздраженно разводит руками.

– Доун.

– Лимпет.

Повисла натянутая пауза.

– Ну, хорошо. Несмотря на твою поразительную способность огрызаться на каждое замечание, я рад, что по крайней мере ты расслабилась и сможешь вести себя адекватно.

Подтрунивает над ней насчет секса… ну или чем там они занимались.

– Вы не очень‑то задавайтесь. У нас с вами взаимовыгодный альянс – и не более того. Вы получаете возможность бродить по закоулкам моего сознания, а я снимаю стресс. Не воображайте себя моим спасителем только потому, что ублажаете меня под гипнозом, крышу мне сносите. Между прочим, от наших сеансов до мастурбации – один шаг.

В наступившем красноречивом молчании Доун почти физически ощущала гнев босса.

С чего бы это? Неужели Голос и правда думал, что делает ей одолжение? Ну‑ну, мечтать не вредно.

Краем глаза Доун заметила какое‑то движение на картине с елизаветинской дамой. Показалось? Она резко повернулась к портрету, но изображение по‑прежнему смотрело немигающим сочувственным взглядом.

Голос заговорил снова. Раздражение в его тоне сменилось убийственной невозмутимостью.

– Что ж. Я тебя понимаю. В следующий раз, когда представится такая возможность, мы продолжим обучение, но уже, пользуясь твоим выражением, – без мастурбации.

Доун хотела было возразить, но тут же прикусила язык. Нельзя же сначала пропесочить его за то, что он проделывает, а потом пойти на попятный и заявить, что она совсем не против. Получится, что она динамистка, а Доун никогда себя таковой не считала. И ведь было время, когда она злилась на босса только за то, что он проник в ее сознание. Правда, злости хватило всего на полчаса, а потом она начала млеть и таять.

Боже, ну и каша у нее в голове.

– А пока, Доун, продолжай упражняться в том, что мы начали изучать сегодня – как расслабляться, как распознавать опасность. Реальную опасность. Не стоит тратить драгоценную энергию, воздвигая ментальные барьеры против каждого встречного. Да, и попробуй делать это перед зеркалом, чтобы научиться держать лицо. Учись скрывать свои намерения, иначе окружающие решат, что ты…

Он замолчал, подыскивая подходящее выражение.

– Рожаю футбольный мяч?

– Исключительно поэтичная метафора. Но примерно это я и имел в виду.

В дверь постучали, и дискуссия завершилась сама собой. В дверь просунулась голова Кико.

– Не помешал?

Не дожидаясь ответа, он влетел в офис: глаза вытаращены, сам весь раскраснелся… В голове Доун тут же вспыхнул сигнал тревоги.

– Брейзи только что позвонил наш информатор из полиции, – выпалил он. – Она просила сержанта Брайтона приглядывать за всеми, кто имеет отношение к нашему расследованию – и вот…

– Кико, – строго произнес Голос.

Телепат шумно выдохнул. Доун впервые видела, чтобы он не мог говорить. Нервничает?

– Кико? – окликнула она.

Наконец он немного успокоился.

– Клара Монаган мертва.

– Что? – Доун вскочила с кушетки.

– Пару минут назад в полицию сообщили об обнаруженном теле. Ее уже опознали.

– Причина смерти? – тихо спросил босс.

Его тон не предвещал ничего хорошего.

– Потеря крови. Говорят, у нее разорвано горло. – Кико пришел в себя и махнул Доун рукой: собирайся, мол. – Мы поехали, босс. Ее дом совсем близко, на Хайленд‑авеню. Сержант Брайтон обещает, что мы сможем взглянуть на тело, но нужно успеть до того, как поднимется шумиха.

– Будьте осторожны, – напутствовал их Голос.

Доун подхватила оружие и куртку и помчалась к выходу, на бегу застегивая наплечную кобуру. Сзади семенил Кико, едва поспевая за ней на своих коротеньких ножках.

Сбежав по лестнице, они столкнулись с Брейзи, которая как раз выходила из своего каземата. За ее спиной мерцал тусклый голубой свет, и лицо оставалось в тени. Доун услышала какой‑то монотонный скрежет, и снова задалась вопросом: что прячет Брейзи за этой дверью?

Но думать об этом было некогда.

Втроем они помчались к «тойоте». Брейзи выжала газ до упора, одновременно включая антирадар и абсолютно нелегальный «Оптикон», с помощью которого можно управлять светофорами. Брейзи заверила Доун, что, даже если их поймают с оборудованием для аварийных служб, разбираться с властями не придется – босс все уладит.

По дороге Кико ввел Доун в курс событий, которые она пропустила из‑за лекции Голоса. Оказалось, что они с Брейзи решили нанести поздний визит Марле Пеннибейкер. Несчастная мать тоже переживала из‑за пропажи Натана. Записи «жучков», установленных в доме, подтвердили, что она действительно не знает, где муж. Правда, он пару раз звонил, сообщал жене, что жив и здоров, но о том, где находится, не вымолвил ни слова.

Таинственные «друзья», которых Голос попросил присматривать за резиденцией Пеннибейкеров на случай появления красноглазых, подтвердили, что Натан вышел из дома вскоре после того, как они приступили к своей охранной миссии, и больше не появлялся. Марла говорила правду.

Услышав новость, Доун чуть не застонала от разочарования: поиски Натана не продвинулись ни на дюйм. В надежде, что удача им все‑таки улыбнется, Брейзи установила в доме дополнительные «жучки», настроив один из них на голос Робби.

По словам Кико Брейзи снова попробовала заговорить с Марлой о красноглазых вампирах, но все ее попытки натолкнулись на то же глухое отрицание. Доун подумала, что прекрасно ее понимает. Все‑таки удобная это штука – вытеснение нежелательных мыслей.

– А как мы попадем на место преступления? – спросила Доун.

Кико скрестил пальцы.

– За главного там патрульный сержант Брайтон. Он обещал, что нас встретят. За заграждение вряд ли пустят – полиции нужно снять биологический след преступника. Но даже если удастся взглянуть на Клару одним глазком – это уже кое‑что. В офисе коронера у нас тоже есть свои люди. Копии фотографий и отчета о результатах вскрытия они достанут.

– А если повезет, то и проведут в морг.

Благодаря нелегальному оборудованию они в два счета домчались до дома Клары. Дом актрисы оказался частью жилого комплекса – нескольких зданий с бежевыми оштукатуренными фасадами, ничем не примечательных, кроме пары разбитых фонарей возле парковки, усеянной ядовито‑зелеными рекламными проспектами и обертками от гамбургеров.

Они выбрались из джипа, прошли мимо полицейских машин, которых пока было всего три, и приблизились к месту преступления – окруженному желтой лентой прямоугольнику недалеко от входа в дом. В центре стоял большой мусорный контейнер, рядом с которым дежурил полицейский – молодой, коротко стриженный парень в темных очках.

– Посторонним сюда нельзя. – У него оказался легкий мексиканский акцент, как у Брейзи. Парень жевал резинку: тонкие усики шевелились, как ползущая гусеница.

– Погоди, Сантос, – произнес резкий женский голос, с обладательницей которого шутить явно не стоило. – Я сама ими займусь.

В следующую секунду к дежурному подошла женщина в форме, под которой угадывалось атлетически сложенное тело. Длинные светлые волосы собраны в небрежный узел, темные очки сдвинуты на лоб. Единственной женственной деталью ее облика была родинка над верхней губой. Доун прочитала имя на нагрудной бляхе – «Беркс».

Сантос с насмешливым любопытством оглядел Кико и неспешно направился к противоположному краю заграждения, где толпились соседи. Беркс подождала, пока он отойдет подальше, и шепотом сообщила:

– Ее нашла соседка по квартире. – Она едва уловимым кивком показала на контейнер. – Говорит, Клара вышла, чтобы выбросить какую‑то вонючую дрянь, – и пропала. Соседка решила посмотреть, в чем там дело. Поблизости она никого не заметила, так что подозреваемых пока нет.

Беркс направилась к месту преступления, жестом пригласив их следовать за собой.

– Можете поглазеть, только быстро: детективы появятся с минуты на минуту. И ни шагу в дом – мне плевать, с кем из управления дружит ваш босс. Своей репутацией я рисковать не стану.

Приблизившись к зловещему месту, они заметили еще одного мужчину в форме. Он разговаривал с женщиной, которая, сгорбившись, сидела на тротуаре и рыдала. Соседка Клары? Беркс обменялась парой слов с полицейским, и тот ушел на ее прежний пост по ту сторону контейнера. Затем она махнула им рукой: вперед, путь свободен.

Брейзи достала цифровой фотоаппарат, Кико раскрыл телефон. А Доун разглядывала соседку, отметив про себя, что женщина старательно избегает смотреть на труп.

Боже.

На светлом асфальте распростерлось тело: одна нога полусогнута, руки раскинуты в стороны, ладонями к небу. В лице ни кровинки, рот раскрыт в крике, которого никто не услышал. Горло превратилось в кровавое месиво. В луже крови тает сахарная вата волос.

Это совсем недавно было Кларой Монаган.

Брейзи выдвинула объектив до упора и защелкала затвором.

Жжжа‑а‑ах. Свет вспышки белыми иголочками осыпал безжизненное тело.

Кико фотографировал труп встроенной в телефон камерой. Доун попыталась отвести глаза, но не смогла. Кровь… красный нимб над головой мертвой Клары.

«Красное на белом».

Жжж‑а‑ах. Жжжа‑а‑ах.

К горлу подступила тошнота. Доун зажмурилась, пытаясь вытеснить из головы жуткий образ. Подумать только, еще вчера она разговаривала с Кларой Монаган. А теперь актриса лежит на земле с разорванным горлом.

На парковку с ревом въехала белая машина без опознавательных знаков, и сыщики поспешно спрятали фотокамеры. Из машины вышли двое мужчин в мятых костюмах. Следователи.

Брейзи и Кико прикинулись зеваками и горестно заахали. Любой преподаватель сценического мастерства мог бы ими гордиться. Они потихоньку двинулись влево и спрятались за кустами.

А Доун пошла направо, опустив глаза, чтобы не видеть тела и пытаясь хоть немного собраться с мыслями. И вдруг ей послышался шепот:

– Доун!..

«Это просто мотор, – сказала себе Доун. – Фыркнул и заглох навсегда. Тот, который у меня в груди. Глюк». Но тут звук повторился:

– Доун.

Она сунула руки в карманы и, крепко стиснув револьвер и распятие, пошла на голос, к стене, отделявшей Кларин жилой комплекс от соседнего.

Обернувшись, она поймала взгляд Кико и показала на стену: там что‑то есть. В тот же миг один из следователей заметил посторонних.

– Эй, вы как сюда попали?

Кико и Брейзи вышли из укрытия, к ним на выручку направилась Беркс, и тут кто‑то схватил Доун за руку и утянул за стену. Девушка испуганно ойкнула: перед ее глазами вырос неясный силуэт.

Недолго думая, Доун ударила злоумышленника в лицо. Тот поднял руку и перехватил ее кулак, но она развернулась, и в следующую секунду удар ногой попал в колено противника. Есть! Неизвестный отлетел в сторону и врезался в забор.

– Доун! – сдавленно вскрикнул знакомый голос.

Задыхаясь, она отступила, всмотрелась в лицо нападающего.

– Мэтт?! – Доун разжала кулаки. Страх понемногу улетучивался, но на его место тут же хлынула злость. – Вот недоумок! Ты‑то откуда здесь взялся?

Детектив оттолкнулся от стены и выпрямился. Мимо юркнула какая‑то тень – кошка? – и Доун снова занервничала.

– Я как раз собирался… задать тебе… тот же вопрос… – Он потрогал колено, нахмурился и осторожно переступил с ноги на ногу. Потом немного помолчал, пытаясь прийти в чувство. – Хотя переживать за тебя явно не стоит.

Доун наконец обрадовалась встрече. Подумала о том, что произошло между ними всего несколько часов назад. Поцелуй… М‑м‑м.

И тут же строго напомнила себе: поцелуи поцелуями, но это не дает Лонигану права решать, где ей быть можно, а где нельзя. И тем более утаскивать ее за всякие заборы.

– Что, не мог просто подойти и поздороваться? – проворчала она.

– Стараюсь не высовываться лишний раз.

Уличный фонарь гудел и потрескивал от отчаянных усилий не погаснуть. В дрожащем круге его света туман казался золотым. Мэтт чертыхнулся и снова привалился к стене. Его прищуренные глаза горели ровным голубым огнем. Где‑то мяукнула кошка. Доун настороженно прислушивалась, обхватив себя руками. В спину дышала ночь, напоминая о себе нервной зыбью вдоль позвоночника.

– Странно, – сказала она. – Ты же занимаешься делом моего отца. Так что привело тебя к дому, где убили Клару Монаган?

Он упрямо сжал зубы.

В голове вдруг мелькнула ужасная догадка.

– Между ними есть связь? Ты думаешь, Фрэнк?…

И опять – ни слова.

Разозлившись, Доун снова размахнулась, целясь в сжатые губы Мэтта, но в последний момент сдержалась. Кулак застыл у его лица.

– Черт. Черт! – Она прижала кулаки ко лбу.

«Фрэнк. Что же ты натворил?»

– Эй…

Руки Мэтта легли Доун на плечи, он принюхался к ее чесночным духам. Измученная, она устало привалилась к нему, дожидаясь, пока вернутся силы для борьбы с сомнениями. От запаха его рубашки – мускус, пряности и что‑то неведомо‑пьянящее – кружилась голова.

Доун положила руки Мэтту на грудь, приоткрыла рот, глубоко вдохнула запах его тела, задержав его на языке. Каждое слово детектива отдавалось легкой дрожью в ладонях.

– Все еще натираешься чесноком, – сказал он. – И от кого ты, по‑твоему, защищаешься?

– Да я просто поужинала в итальянском ресторане.

– Доун, поезжай домой. Побереги себя. Не надо тебе ввязываться в эти дела.

«Скажи об этом Кико и Голосу с их пророчествами», – подумала она. Вот, даже этот детектив, с которым они и знакомы‑то всего ничего, понял, что ей тут не место.

Но… Доун выдохнула запах Мэтта.

Всего месяц тому назад она бросила трубку, даже не ответив отцу на его «люблю тебя» – как всегда, поругались из‑за какой‑то ерунды.

Доун оттолкнула и эту мысль, и Мэтта, как будто между ними могла быть какая‑то связь. Попыталась взять себя в руки, вернуться к привычной роли большой девочки. Руки Лонигана неловко повисли в воздухе, словно у него что‑то отняли.

– Когда ты сказал, что хочешь увидеться снова, мне представлялся несколько иной сценарий, – сказала Доун, отчаянно пытаясь выбраться на твердую почву.

– Доун, я не шучу.

– И что ты имеешь в виду под «этими делами»? Что тебе известно?

За стеной послышался шум отъезжающей машины, и сразу подъехало еще несколько. По фасадам домов скользнули красно‑синие отблески полицейских мигалок. Снова раздался кошачий вопль, уже ближе. Истошное «мяу» перешло в придушенный визг и затихло.

– Ты и твои коллеги – вы видели тело. – Мэтт поджал губы. Рассержен? – Объясни мне, что ты тут делаешь, и тогда я, так и быть, поделюсь с тобой своими теориями.

Сделка с дьяволом. Соблазнительно, конечно, но она‑то знает – проболтайся она о ходе расследования, Лимпет ее убьет. Хотя… может, пора разрушить стену молчания между ними и Лониганом? Что, если, несмотря на его привычку темнить и недоговаривать, Мэтт на их стороне?

Но тогда почему Голос не хочет заключить с ним союз?

Разум подсказывал, что лучше оставить все как есть и довериться Брейзи и Кико, с которыми она успела почти подружиться… ну и Голосу, с которым… тоже что‑то там вырисовывается. В конце концов из двух зол выбирают знакомое.

– Мы с Кларой дружили. Профессиональные интересы и все такое, – соврала она, выбрав самый легкий выход из положения. – Мне позвонила ее соседка.

Мэтт сверлил взглядом асфальт. Мышцы на его руках напряглись так, что проступили вены. От него исходили почти видимые волны ярости.

– Мэтт, ты…

– Ты веришь в вампиров?

Доун попятилась. Послышалось, или он действительно произнес слово «вампир»?

– Веришь или нет? – Он поднял голову. Его глаза превратились в колючие голубые льдинки.

На поясе завибрировал рабочий телефон, но Доун даже не шевельнулась.

– Верить – довольно сильное слово, – уклончиво ответила она.

– По‑твоему, они существуют?

Какая‑то ее часть хотела ответить «да» – просто чтобы услышать, как он скажет: вампиры тут ни при чем. И тогда можно и дальше притворяться, что так оно и есть, ведь Мэтт – человек здравомыслящий и почти обычный. Он не лезет в чужие мозги, не таскается повсюду с кольями и арбалетами, и, пока с его губ не слетело слово «вампир», Доун казалось, что он – самый нормальный из всех, кто окружал ее в последнее время.

Именно так она и думала – всего секунду назад.

Голос разума зашептал: «Сделай вид, что он просто пошутил, наплети ему что‑нибудь, лишь бы не совал нос в расследование». «Войди в образ», как сказал бы Кико.

Так она и поступила.

«Мотор, камера…»

– Кто существует? Дракула и Лестат? Кровожадные зубастые твари в черных плащах?

Сыграно с блеском. Аплодисменты в студию.

– Доун, ты видела тело Клары?

И снова к горлу подкатила тошнота.

– Я не слишком присматривалась.

– Она истекла кровью из‑за раны на шее. И речь идет не о двух аккуратных дырочках, а о разорванном горле – словно кто‑то всласть напился ее крови.

– Господи, все, хватит. Общее представление я уже получила. – Виски пронзила острая боль. Может быть, он ее испытывает? Надеется, что она испугается и выложит всю правду? – Думаешь, это сделал вампир?

Ей чудом удалось произнести это легко и иронично.

Мэтт посмотрел на нее долгим взглядом, потом повернулся и, засунув большие пальцы в петли на поясе, направился к краю забора. Доун видела только отблески полицейских мигалок на его лице – ничего другого, слава богу, из‑за стены не просматривалось.

– Я хочу рассказать тебе одну историю, – начал Лониган, не сводя глаз с места убийства. – Однажды… я был еще мальчишкой… мы с родителями ушли из театра… мне стало плохо… и когда через боковую дверь мы вышли на улицу… – Он замолчал и прочистил горло. – Столкнулись с человеком. Безумцем. Отец предложил ему свой бумажник – не хотел связываться – но тот тип… он… – На лице Мэтта появилось странное выражение – растерянное и немного удивленное. Он опустил голову. – Он схватил отца и… зубами… клыками… разорвал ему горло. А потом, пока я трусливо стоял в сторонке, он точно так же убил мою мать. Я очнулся и удрал. Звал на помощь, но…

Потрясенная, Доун подошла ближе. Мэтт отвернулся и пошел обратно, в полумрак за стеной. Свет полицейских мигалок медленно скользнул по его фигуре – казалось, что лучи пытаются его удержать.

– С тех пор прошло много лет, – сказал он ровным тоном.

– Ужасная история…

– Зато полезная. Она‑то и натолкнула меня на мысль стать детективом. Я поступил в колледж, прослушал курс уголовного права, но понял, что полицейские теории не соответствуют моим… убеждениям… – Он коротко хмыкнул, словно ставя точку в своем рассказе. – И вот он я.

Как он может так спокойно рассуждать на эту тему?

– Значит, ты думаешь, что… твоих родителей… убил вампир?

– В полицейском отчете написали, что это дело рук какого‑то психопата, которому место в дурдоме. Но они‑то не видели того типа, не видели его оскаленных клыков. В нем не было ничего человеческого. После этого я сказал себе, что все они идиоты и нужно искать свои пути, в обход системы правосудия. У частных детективов гораздо больше свободы маневра.

– Мэтт…

Он предостерегающе поднял руку.

– Не надо. Это давняя история. Тебе ли не знать.

Доун поморщилась от столь откровенного напоминания о матери. Но, с другой стороны, он показался ей ближе: они оба всю жизнь пытаются справиться с болью утраты.

– И теперь ты – охотник за вампирами. Ты это хочешь сказать, Мэтт?

Он рассмеялся.

– Я угадала? – настаивала она.

– Это личный опыт помог тебе прийти к такому выводу?

Неужели он знает о красноглазых и компании? Растерявшись, Доун скользнула мимо него и пошла к краю стены, пытаясь найти выход из ловушки, в которую он так искусно ее заманил. Огни полицейских машин уже коснулись ее, когда детектив схватил ее за руку, чуть ниже завернутого рукава – там, где были почти зажившие ожоги.

– Подожди.

Показалось, или его взгляд действительно задержался на ожогах чуть дольше, чем нужно? Она отдернула руку. Это не помешало ему повторить свой совет:

– Оставайся дома. Там ты будешь в безопасности. Доун, я серьезно. Ты занимаешься не своим делом. – Он пожал плечами и смущенно потупился. А потом посмотрел ей в глаза и добавил: – Я хочу, чтобы ты оставалась целой и невредимой. Из чисто эгоистических соображений.

– Что, подумываешь мной заняться, когда закончится вся эта история? Я польщена. Но я не из тех, кто сидит, сложа руки, пока другие решают их проблемы. Фрэнк – моя беда.

– Благородно, и даже очень. – Он подошел вплотную, загородив фонарь широкой спиной. Он был весь – темнота и жар. – Слушай, вокруг творится нечто такое, в чем ты ни черта не понимаешь. Я и сам еще толком не знаю, что имен<