Глава 6 Подземелье: первая ступень

 

Сорин привычно взмахнул бичом. Одно легкое движение – и на могучую спину Стража обрушился очередной удар.

– Про… простите, – проскулил провинившийся вампир, корчась у каменной стены. – Простите, Хозяин.

Сорин милостиво опустил орудие наказания, и Страж повалился на пол камеры – своего жилища. Жалобными стонами он расплачивался за позорный провал сегодняшней миссии: стальные клыки скалились в скорбной гримасе, шипы на хвосте бились о каменный пол, выстукивая какой‑то жалкий ритм.

Хотя наказывать Стражей – равно как и остальных обитателей Подземелья – прямая обязанность Сорина, он не мог заставить себя нанести бедолаге еще один удар. Он и без того уже понял, что пошло не так: дрон, которого послали наверх вместе с двумя новообращенными подручными, допустил непростительную оплошность. Когда их случайно обнаружили, то вместо того, чтобы отступить, вся троица сломя голову кинулась в атаку. А тот, кого они выслеживали, снова ушел.

Вечная морока с этими Стражами – вампирами низшей ступени, пушечным мясом – и все потому, что они тупы как пробка. Оно в общем‑то и понятно: их дело – выполнять приказы. Придется немедленно заняться повышением их способности ориентироваться в неожиданных ситуациях. А может, стоит обучить их более эффективным приемам боя в Верхнем мире?

– Тебя учили, что нельзя трогать смертных, пропажу которых могут заметить? – напомнил Сорин сурово, направляясь в угол камеры, туда, где стояла миска с приготовленной для Стража пищей.

При виде ужина – остывшей крови не первой свежести – у того потекли слюнки:

– Да, Хозяин. Еда?

Сорин слегка наклонил миску: по керамическим стенкам плескались остатки крови, которую он лично продегустировал минут десять назад. Эти холодные объедки – такая гадость, но именно они подпитывают силы и боевой дух Стражей.

Он поставил миску на пол и пристально посмотрел в глаза задыхающемуся от алчности Стражу. Стоило Сорину покинуть незапертую камеру, как вампир, урча от удовольствия, принялся лакать содержимое миски.

Предоставив жалкое создание своим скудным радостям, Сорин зашагал по залитым электрическим светом туннелям, вдоль которых тянулись камеры Стражей. Пора наведаться в Эмпорий.

Жестокость наказания бичом его ничуть не волновала. Такие времена, как сейчас, требуют бдительности во всем, что касается Верхнего мира – затем Сорин и посылает туда Стражей. Особенно после прошлогоднего случая, когда произошла утечка информации, побег, и их власть чуть было не пошатнулась. В тяжелую пору под улицами Лос‑Анджелеса должны царить хладнокровие, осмотрительность и секретность. Подземный мир процветает не более полувека – краткий миг в мировой истории – но достигнутое стоит того, чтобы ревностно его охранять.

Нельзя допустить, чтобы незначительный прокол обернулся катастрофой.

Сорин приоткрыл тяжелую стальную дверь, которая преграждала вход в Эмпорий, и очутился во власти туманящей рассудок вакханалии.

В воздухе витали запахи благовоний, звучала громкая, завораживающая музыка. Прозрачные занавески не скрывали шелковых лож, на которых сплетались обнаженные тела, блестящие от пота и экзотических масел. По мраморному полу Сорин прошел мимо огромного круглого возвышения, усеянного подушками, на котором группа Обожательниц – среброглазых, гибких, изумительно красивых в своем сверхъестественном обличье – развлекала троих Слуг – смертных, приглашенных на ночь из Верхнего мира. С медлительной, кошачьей грацией Обожательницы скользили по распростертым телам, постанывая, лаская, облизывая друг друга. Миниатюрная брюнетка, весь наряд которой состоял из пояса‑цепочки, подползла к смертному. Сорин вспомнил, что в обычной жизни этот Слуга работал в каком‑то связанном с шоу‑бизнесом агентстве на бульваре Уилшир. Губы Обожательницы коснулись ноги смертного и скользнули выше – по бедру, потом по животу, груди и задержались у шеи. Она провела по ней языком, играя со своей извивающей жертвой, а затем…

В тот миг, когда зубы брюнетки впились в горло Слуги, Сорин сжался от мучительного приступа голода. Обожательницы, почуяв запах крови, окружили смертного и приникли к алому источнику.

«Вечный голод», – думал Сорин, шагая мимо гигантских экранов, настроенных на МТВ, мимо искусственного пруда с водопадом, у которого нежился в ласках Обожательницы один из Избранных.

Вечный, неутолимый голод.

По пути обитатели Подземелья приветствовали его, словно царственную особу: отрывались от наполненных кровью хрустальных бокалов и кланялись, касаясь лба пальцами. Только в самом дальнем конце зала, где темнота сливалась с бархатом, Сорину удалось скрыться от чужих глаз. Нырнув за тяжелую красную портьеру, он прошел по очередному туннелю и остановился у тщательно замаскированной двери. Нажал на каменную панель и вошел в покои Мастера.

Мастер.

Как обычно, он сидел в темноте, погруженный в мрачные думы. Зрение вампира позволило Сорину различить красноватые контуры его силуэта, пустоту его души.

Даже телевизор – окно Мастера в Верхний мир – безмолвствовал.

Мастер уже много лет жил в уединении, вдали от Обожателей, Избранных и иже с ними. Аудиенции даровались только Сорину, его правой руке, и Избранным – залогом их молчания служили деньги и обмен кровью. Они никогда не посмели бы проболтаться о том, что на самом деле Подземельем управлял не Сорин, ибо жуткое возмездие последовало бы незамедлительно.

В последние годы тяга Мастера к одиночеству стала почти болезненной, и это беспокоило Сорина.

– Новости? – спросил Мастер равнодушным шепотом, в котором почти невозможно было различить иностранный акцент, стертый временем и привычкой следить за своей речью.

В который раз опасения Сорина подтвердились, и ему лишь с трудом удалось скрыть свое разочарование. Три столетия тому назад, когда он обратил Сорина в вампира, Мастер славился буйным нравом и пытливым умом. Но со временем он начал меняться. От внимания Сорина не ускользнуло глубокое, почти самоубийственное равнодушие, с которым Мастер принимал решения в последние годы.

Он устал от жизни, а для вампира это смерти подобно.

Сорин не мог оставаться в бездействии, наблюдая, как медленно угасает его создатель. В надежде хоть чем‑то помочь делу он решил поделиться сначала хорошей новостью, оставив плохие на потом.

– Все Избранные, за исключением одного, чувствуют себя прекрасно.

– Хорошо, – прозвучал безучастный ответ.

Сорина охватило отчаяние, от которого недалеко до злости и необдуманных поступков.

– А если я скажу вам, что трое Стражей столкнулись сегодня со смертными? Можно рассчитывать на реакцию? Из донесений Слуг и Обожателей следует, что, по странному стечению обстоятельств, это те самые смертные, которые вот уже год что‑то вынюхивают, а сегодня убили двух Стражей.

Слабое шевеление подсказало Сорину, что в Мастере затеплился огонек интереса.

– Я почувствовал что‑то в этом духе… нынче вечером…

Сорин слушал его с холодным спокойствием.

– Вы и в прошлом году что‑то чувствовали, Мастер, но когда прошел первый испуг, вы расслабились. Вы…

– Довольно, Сорин.

Он сжал кулаки. Его так и подмывало выложить все начистоту. Напомнить Мастеру, что его Наитие – главная их защита, и если в окрестностях объявился могущественный вампир, нужно выяснить, что у него в мыслях – мир или война. Много воды утекло с тех пор, как сто с лишним лет тому назад каждый Мастер пошел своей дорогой и создал свой собственный подземный мир. Некоторых выследили, прокатилась волна захватов, часть вампирских сообществ была полностью уничтожена… Впрочем, справедливости ради следует признать, что не все верховные вампиры стремились к войне. Некоторые из них были одиночками, пожелавшими присоединиться к существующим подземельям, другие хотели объединить свои сообщества с более сильными соседями, рассчитывая таким образом укрепить свои позиции.

Возможно, тогда, год назад, Мастер не пожелал действовать с должной твердостью, потому что боялся повторения того, что случилось с его первым Подземельем. Его можно понять, однако с тех пор Сорин не раз и не два пытался убедить своего создателя всерьез задуматься об обороне – он и сам живо помнил об ужасных событиях, которые привели к потере того, первого рая. Однако, столкнувшись с угрозой, Мастер ушел еще глубже в тень. Он избегал всего, что напоминало ему о проблеме, и не принимал мер, которые, по мнению Сорина, были абсолютно необходимы.

Неужели истинный правитель Подземелья не видит, что им грозит? Да, сверхъестественные способности Мастера – то Наитие, которое позволяло ему чувствовать других Мастеров и присматривать за своими детьми – притупились от долгого бездействия. В результате этого Подземелье стало уязвимо, и в глубине души Сорин подозревал, что Мастер постепенно сдается. От самоубийства его удерживала принесенная в незапамятные времена клятва – этот путь был ему недоступен.

Но если Мастер потерял волю к жизни…

Древний вампир вздохнул, устало и непреклонно.

– Возвращайся к своим забавам, Сорин. Нам хорошо известно, что в этом городе охотники были и будут. Имя им легион, но вот уже много лет мы успешно справляемся с теми, кому каким‑то чудом удается нас обнаружить.

– И все же, – настаивал Сорин, рискуя навлечь на себя гнев Мастера, – первое предупреждение об опасности уже было. Вспомните посетившее вас Наитие о другом, на которое вы вот уже год пытаетесь закрывать глаза. – Мастер подался вперед, и Сорин продолжил, вдохновленный столь эмоциональным откликом. – А теперь появились эти смертные, которые играючи уничтожили двух Стражей…

Сорин замолк. Не слишком ли далеко он зашел? И в то же время хорошо, что это наконец‑то случилось. Уж лучше ярость, чем полное безразличие.

– Продолжай, – приказал Мастер.

Стараясь скрыть торжествующую улыбку – вот она, желанная тревога, – Сорин добавил:

– Уцелевший Страж принес тревожное известие. Они подслушали разговор смертных, в котором упоминался Фрэнк Мэдисон. Одна из них называла его отцом.

– Вот как. – Мастер неторопливо откинулся на спинку кресла и издал сухой короткий смешок.

«Отлично, – подумал Сорин, – Еще один проблеск заинтересованности. Спящий исполин зашевелился».

С того самого дня, когда появились первые движущиеся картинки, Мастер стал страстным поклонником кино – смотрел все новые фильмы, черпал в них знания, можно сказать, жил кинематографом. А на Эву Клермонт просто молился. Он видел все картины с её участием, все репортажи о ней, изучил ее биографию вдоль и поперек…

– Дочь Эвы Клермонт в гостях у Пеннибейкеров, – произнес Мастер медленно, словно поворачивал эту мысль и так и эдак, слегка подталкивая ее пальцем – посмотреть, что с ней станет, если извлечь ее наружу.

– Полагаю, она разыскивает отца.

– Возможно. И, может быть, ничего другого за этим не стоит.

В наступившем молчании казалось, что звенит сама темнота. Сорин ждал – сейчас Мастер обдумает сказанное и в милости своей повелит ему, Сорину, защищать Подземелье до последней капли крови.

Однако Мастер не произнес больше ни слова, и Сорин отважился на последнее замечание:

– Положение таково, что мы обязаны следить за каждым шагом этих смертных. Прошу вашего позволения усилить наше присутствие в Верхнем мире, пусть даже придется увеличить число Слуг, или же…

Сорин приложил руку к груди, предлагая Мастеру любые свои услуги. Тщетно.

В комнате царила все та же мертвая тишина. Сорин склонился перед своим создателем, с трудом скрывая горечь и гнев, и терпеливо ждал, пока тот решит, стоит ли их прекрасный мир того, чтобы ради его защиты пошевелить хоть пальцем…

Или же Сорину придется взять судьбу Подземелья в свои руки – здесь и сейчас.

 

Глава 7 Призрак из прошлого

 

Искусственная прохлада, стерильные белые стены, строгая мебель с черной обивкой – гостиная Пеннибейкеров напоминала безлюдный выставочный зал. Впечатление довершали абстрактные скульптуры и картины на стенах – сплошь круги и квадраты.

Словом, обстановка была под стать хозяйке, которая за двадцать три года, истекшие со дня смерти сына, превратилась в такую же безрадостную, пустую оболочку.

Брейзи выбрала стратегически важную позицию – на диване, рядом с Натаном Пеннибейкером. Актриса держалась легко и непринужденно, но Доун понимала: на самом деле Брейзи продумывает линию предстоящего разговора. Конечно, сначала они вежливо поболтали с хозяевами о том, о сем – после того, как миссис выразила свое удивление по поводу изрядно помятого вида сыщиков, – но то была всего лишь прелюдия к основной теме.

Впрочем, сценарий «хороший коп, плохой коп» начинал понемногу вырисовываться. Брейзи преобразилась и стала непривычно разговорчивой и дружелюбной, а Кико сердито зыркал из угла, перебирая старые вещи Робби в надежде обнаружить какие‑нибудь новые флюиды.

Сама Доун потягивала предложенный хозяйкой чай со льдом и скромно помалкивала. Если во время стычки с вампирами ее опыт еще мог им как‑то пригодиться, то теперь она попала явно не в свою стихию. Доун нервничала и немножко злилась, но ей хватило ума понять: уж лучше она просто понаблюдает за слаженными действиями Брейзи и Кико. Этим она принесет гораздо больше пользы, чем если бы она открыла рот и начала выстреливать все те вопросы, что не дают ей покоя.

Особенно поучительно было смотреть на то, с каким искусством Брейзи обрабатывает Натана Пеннибейкера. Саму Доун так и подмывало хорошенько встряхнуть и его, и миссис, и призвать их к ответу – как могли они допустить, чтобы их сын совсем отбился от рук?

В отличие от своей рано постаревшей жены муженек был доволен жизнью и аппетита явно не потерял – под шелковой рубашкой от Армани угадывался круглый животик. Лицо Натана сияло здоровьем. «А может быть, и усилиями хорошего европейского косметолога», – подумала Доун. Седеющие волосы были аккуратно подстрижены «под римского сенатора» – видимо, старина Натан был так занят поеданием итальянских деликатесов, что даже не заметил: «Гладиатор» уже сошел с экранов, и прическу давно отправили на кладбище ошибок моды.

– Вы, вероятно, понимаете, почему мы не позвонили вам сразу же, – говорил мистер Пеннибейкер, разглядывая свой маникюр. – Мне тяжело даже находиться в этом доме, а уж обсуждать то, что случилось с Робби…

В его речи слышался поддельный европейский акцент. Вот сноб! Одного этого было достаточно, чтобы забыть о том, что он тоже потерял сына. Но по крайней мере Натан научился искусству забывать… Чего не скажешь о его контуженой жене. Да и о самой Доун, раз уж на то пошло…

Кико отложил футболку, что была у него в руках, и взял следующую. Его миниатюрное тело мгновенно напряглось.

Почувствовал что‑то?

Брейзи сочувственно похлопывала Пеннибейкера по плечу и, похоже, ничего не заметила.

– Да, Натан, я прекрасно вас понимаю. Но я уверена, что и вы отдаете себе отчет в том, что пора вернуться к печальным событиям. Обстоятельства изменились, а значит…

Из груди миссис Пеннибейкер вырвался горестный вздох.

– Натан, я видела фильм! Робби жив!

Ее глаза лихорадочно блестели, и сердце Доун сжалось: миссис Пеннибейкер никогда не обнимет своего двенадцатилетнего сына. Даже если он действительно вернулся на землю в каком‑нибудь ином обличье. Пока гости дожидались Натана, Брейзи попыталась рассказать Марле о красноглазых вампирах, но та и слушать не стала. Стоило упомянуть слово «сверхъестественный», и женщина тут же уводила разговор в сторону. Странно. Неужели ей ни разу не пришло в голову, что в этом деле что‑то не так, раз за него взялось агентство по расследованию паранормальных происшествий?

Наконец появился Натан, и Брейзи оставила миссис Пеннибейкер в покое, хотя Доун подозревала, что при случае она снова вернется к этой теме. А пока актриса пыталась успокоить Марлу:

– Мы сделаем все возможное, чтобы и сам Робби, и ваша семья обрели покой. Все будет так, как обещал вам мистер Лимпет.

Хм. Вообще‑то Доун прекрасно понимала нежелание Марлы выслушивать бредовые теории. В голове упрямо крутились какие‑то странные мысли… что‑то про возраст Робби… про то, как он выглядел в фильме…

Доун села поудобнее и постаралась ни о чем не думать. Она все еще не слишком‑то верила в реальность сегодняшних событий, хотя и увидела более чем достаточно. И не только увидела – почувствовала…

Кико расслабился, еще раз взглянул на футболку и аккуратно отложил ее в сторону. Он хмурился, но в ответ на вопросительный взгляд Доун покачал головой. Что‑то не так.

– Скажите, пожалуйста, – обратилась Брейзи к мистеру Пеннибейкеру, – почему вы уехали из страны?

Кико соскользнул со своего стула и, прихрамывая, подошел поближе. Остановился посреди гостиной и вперил в Натана свой фирменный грозный взгляд. Доун поняла, что ясновидец пытается как можно глубже проникнуть в мысли отца Робби, выудить все, о чем тот предпочитает умалчивать.

Щеголеватый импресарио прочистил горло и повернулся к Брейзи. На Кико он старался не смотреть.

– Я уехал потому, что все вокруг напоминало о Робби. А не возвращался по той причине, что Италия стала мне новым домом. Мой университетский приятель переехал туда, а мне хотелось быть как можно дальше от Лос‑Анджелеса… – Натан закрыл глаза. – До сегодняшнего дня я не мог и помыслить о том, чтобы вернуться сюда.

На всем протяжении этой тирады Доун внимательно следила за реакцией миссис Пеннибейкер, которая то стискивала кулаки, то заставляла себя успокоиться и тогда прижимала ладони к коленям. Морщинистое лицо оставалось непроницаемой маской, и только глаза выдавали чувства хозяйки. Доун попыталась расшифровать их выражение – гнев? обида? любовь? – но ничего не получалось. Жаль, что она не Кико и не умеет читать чужие мысли.

Доун вновь охватило чувство глубокого одиночества. Хотелось забыть все, как страшный сон, вернуться во вчерашний день, в Виргинию, и заколачивать гвозди, как ни в чем не бывало, не подозревая о том, что Фрэнк все это время охотился на вампиров.

Ага. На вампиров. Охотился.

Уму непостижимо. И как только его угораздило ввязаться в эту историю? Зачем? Доун еще острее, чем обычно, осознала, как мало ей известно об отце. От этой мысли стало совсем невмоготу. Захотелось почувствовать себя частью целого, все равно какого, обрести какую‑то цель – хотя бы на время.

Пока Доун изводила себя грустными мыслями, Брейзи и Кико снова начали переглядываться. Брейзи встала и попросила разрешения воспользоваться туалетом.

«Ну да, – вспомнила Доун. – Локатор».

– Разумеется. – Миссис Пеннибейкер привстала.

 

– Нет‑нет, я знаю, куда идти. – Брейзи показала на коридор. – В эту сторону, верно?

 

– Да.

С уходом «доброго копа» все замолчали. Стараясь не привлекать к себе внимания, Кико пересел на диван, на место Брейзи. Вид у него был совершенно невозмутимый – Мел Гибсон, да и только. Правда, общее впечатление несколько портили ноги, болтающиеся в нескольких сантиметрах от пола.

– Мы читали полицейские отчеты, разговаривали со свидетелями, – обратился он к Натану, – но так и не выслушали вашу версию событий.

– Событий, – нахмурившись, повторил Пеннибейкер.

– Ну да. – Кико покосился на Марлу. – В ту ночь, когда Робби…

– …нас покинул, – закончила она.

Миссис Пеннибейкер не сводила глаз с Кико, и ее нижняя губа дрожала. Может быть, лилипут напомнил ей сына?

«Как бы то ни было, – подумала Доун, – она не сказала „умер“».

Натан резко выпрямился.

– Мистер Дэниэлс, каким образом это может помочь делу? Стоит ли ворошить прошлое? Моя жена только расстроится, и потом…

– Возможно, вам известны какие‑то детали, которые нам помогут, – возразил телепат. – Ваш сын где‑то здесь… и мы должны сделать все, чтобы его разыскать.

– Прошу тебя, Натан, – тихо произнесла миссис Пеннибейкер, все еще глядя на Кико. – Расскажи им все, что знаешь.

Воинственность муженька улетучивалась на глазах. Наконец он провел рукой по зализанной шевелюре и произнес:

– Бессмысленная затея. Робби все равно не вернешь.

Кико кивнул. А затем продемонстрировал фокус из репертуара Брейзи – в знак «сочувствия» опустил руку на плечо Натана Пеннибейкера.

«Читает мысли», – поняла Доун и снова удивилась тому, как легко и умело Кико пользуется своим даром.

Миссис Пеннибейкер откинулась на спинку стула, зажмурилась и прикрыла лицо рукой, словно пыталась от чего‑то заслониться. Доун подумала, что, случись ей увидеть Эву Клермонт в каком‑нибудь недавно вышедшем фильме, горе было бы ничуть не меньшим – мать так хотелось вернуть!

– Меня и дома‑то не было, когда он… – Пеннибейкер нахмурился. – Робби пробрался в домик экономки, у которой в тот день был выходной, и решил поиграть с ее аптечкой. Вот и доигрался. Его нашли только через несколько часов. Тело обнаружила Ингрид – так звали экономку.

Миссис Пеннибейкер вздрогнула.

– Та самая, что покончила с собой? – спросил Кико так мягко, что Доун только диву далась.

«Главное – войти в образ», – сказал он тогда, у машины, воздев руки театральным жестом. Талант, которым ясновидец так беззастенчиво похвалялся, засиял во всем своем блеске.

Мотор, камера, начали!

– Да, та самая Ингрид. – Натан поморщился. – Она мучилась чувством вины – вполне заслуженным – из‑за того, что оставила таблетки на виду.

Внезапно ладонь Кико, лежавшую на плече мужчины, словно дернуло током. Доун подалась вперед, но Кико посмотрел на нее предупреждающе и сделал большие глаза: «Потом».

Миссис Пеннибейкер вмешалась:

– Робби передозировал случайно. – Она так и не отняла руки, и ее голос звучал еле слышно. – Он не хотел покончить с собой.

Тут ее голос сорвался, и Кико поспешил ее успокоить:

– Никто и не говорит о самоубийстве. Мы не газетчики, Марла, и не торопимся делать подобные выводы.

Доун промолчала. Двенадцать лет – возраст слишком юный для наркомании, для депрессии. Хотя кто его знает… В этом городе…

– Я просто не хочу никаких заблуждений на этот счет, – добавила Марла. – Пропавшее тело так и не нашли. Как, спрашивается… – Она нервно засмеялась. – …он мог исчезнуть из морга?

«Хороший вопрос», – подумала Доун и отвернулась, не в силах смотреть на горе матери. В каком же мире мы живем, если мальчишка, погрязший в пороках, а потом исчезнувший из морга, автоматически превращается в голливудскую знаменитость?

В горле пересохло, и Доун потянулась к своему стакану. Звякнули кубики льда… Эхо разнесло звук по притихшей гостиной.

К счастью, вернулась Брейзи. Когда она присела рядом со своей сумкой, Кико встал, и за этим маневром Пеннибейкеры ничего не заметили. Зато Доун успела увидеть, как исчезает в одном из отделений небольшой металлический предмет – пресловутый локатор, а на смену ему в руках Брейзи появляются два других загадочных приспособления.

Брейзи выпрямилась, разматывая провод, обернутый вокруг какой‑то белой прямоугольной штуковины. Потом она нажала кнопку на другом приборчике, размером с ладонь, и протянула его Доун.

– Держи. Смотри, чтобы сенсор оставался спереди. Ходи по комнате и следи за стрелкой. Поняла? Да, и не приближайся к розеткам, а то показатели собьются.

Вопросов внезапно прибавилось, и Доун застыла на месте, опасливо взирая на непонятное приспособление.

– Минуточку, – вмешался Натан Пеннибейкер, – а что это, собственно, такое?

Брейзи даже не повернулась в его сторону. Она вытянула провод перед собой и теперь сосредоточенно изучала белый прямоугольник.

– Рабочие инструменты, – объяснил Кико с важным видом. – В руках у мисс Монтойя вы видите термоанимометр, то есть нечто вроде температурного датчика. В данный момент она проводит исходные замеры, чтобы было с чем сравнивать показания, которые мы получим во время обхода вашего дома. А мисс Мэдисон с помощью магнетометра будет следить за колебаниями электромагнитного поля.

Доун решила действовать по принципу научного тыка и с улыбкой телеведущей из ток‑шоу «Догадайся с трех раз», для начала наставила свой магните… э‑э‑э… прибор на мистера Пеннибейкера.

– И какова же цель? – спросил объект ее манипуляций, сердито сузив глаза.

Брейзи нетерпеливо притоптывала ногой в ожидании результатов. Миссис Пеннибейкер устало провела ладонью по лицу и сказала:

– Пускай занимаются своим делом, Натан.

– Мы должны выяснить, нет ли в доме каких‑либо признаков паранормальных явлений, – ответил Кико. – В прошлый раз мы проверили все помещения, но после того, что случилось сегодня у ворот…

Мистер Пеннибейкер подскочил как марионетка, которую дернула рука невидимого кукольника.

– Пара… чего? Да я… Немедленно выключите эти штуки!

– Натан… – Голос миссис Пеннибейкер звучал умоляюще.

– Ну уж нет, Марла. Это просто смешно. Робби умер. Ясно тебе? Прошло двадцать три года. Его не вернуть. – Он устало опустился перед ней на колени.

Она смотрела на него с холодным сожалением.

– Он вернулся, Натан. В том фильме…

– После обсудим, – отрезал он. Затем взял себя в руки и начал поглаживать ногу жены. – Просто… поверь мне. Ладно? Прошлого не вернешь, Марла. Надо научиться жить дальше. Ни к чему бередить наши раны…

Голос Натана сорвался. Он обмяк и приник к коленям жены. Марла неохотно положила руку ему на затылок. Лицо миссис Пеннибейкер снова превратилось в бесстрастную маску, глаза смотрели в пространство – казалось, что мыслями она где‑то далеко, за тысячи миль от этого дома.

Она подняла пустой взгляд на Доун и прошептала:

– Продолжим в другой раз, хорошо?

Все трое, не сговариваясь, кивнули и потянулись к выходу, оставив потрясенного и словно усохшего Натана Пеннибейкера у ног жены.

Они уложили в джип вещи и расселись по своим местам, не обменявшись ни единым словом. Казалось, что сострадание к Пеннибейкерам протянулось между ними невидимой нитью и связало их в неразрывный круг молчания. Шины мерно зашуршали по подъездной дорожке, и одиночество навалилось на Доун с новой силой.

А следом за ним пришло отчаяние. Ей вдруг захотелось прикоснуться к дружеской руке, утешиться, забыться. Они выехали за ворота, и чем дальше, тем сильнее становилась боль – и не только в ее израненном теле.

Вскоре машина выехала на дорогу, и к Кико вернулась обычная болтливость.

– Все‑таки надо было как следует расспросить их о вампирах. Жаль, что миссис Пеннибейкер…

– Наверное, просто обстановка была неподходящая, – тихо сказала Доун. – Натан вернулся, а тут еще мы…

– Ага. И потом, Марлу можно понять. Никому не хочется верить в вампиров. – Ясновидец посмотрел на Доун и тут же отвернулся.

– Кико, – подала голос Брейзи, – набери‑ка босса. Надо рассказать ему о красноглазых.

– Ты права. – Кико достал телефон. – А заодно спросить, как бы нам вырулить на эту тему при следующей встрече с Пеннибейкерами.

В громкоговорителе раздались длинные гудки. Дождавшись сигнала – никаких тебе приветствий – они оставили сообщение.

– Он всегда перезванивает, – объяснил Кико.

Доун хотела поинтересоваться, чем еще может заниматься Голос, кроме как сидеть у телефона, но она заранее знала, что в ответ получит очередную порцию отговорок.

– И что вы думаете об этой встрече? Зря мы прокатились или нет?

– Не зря, конечно, – ответил Кико. – Брейзи установила пару жучков, так что теперь можно спокойненько послушать, что у нашего мистера на уме. – И добавил в ответ на суровый взгляд Доун: – Не волнуйся, это совершенно законно.

– А вам не кажется странным, – сказала Доун, задумчиво глядя в окно, – что эти вампиры появились именно теперь, после возвращения Натана?

Брейзи сунула в ухо наушник, а Кико пожал плечами.

– Может быть, раньше мы их просто не замечали.

– А вдруг миссис Пеннибейкер знала о них и молчала?

Телепат задумался.

– Не знаю, – отозвался он наконец. – Зато наш новоявленный римлянин определенно что‑то скрывает.

Доун вспомнила, как вздрогнул Кико, прикоснувшись к плечу Натана.

– Ты прочел его мысли.

– Конечно. А ты как думала? – Забыв о ремне безопасности, Кико попытался развернуться к ней всем телом. – Как только он заговорил об экономке, я увидел кровь на его ладонях. Почувствовал его страх.

Сердце Доун забилось быстрее.

– Странное дело, – продолжил Кико. – Я уловил обрывки воспоминаний, сохранившиеся в одежде Робби, – как он репетирует, как он смотрит из окна лимузина на школьный дворик и мечтает быть там, в толпе других детей. Чутье включилось на полную катушку, я чувствовал его, как никогда. – Он наморщил лоб. – Но раз я был в такой классной форме, то почему прошляпил появление вампиров? Вернее, почему я вообще их не чувствую?

Несколько минут разговор заменяло урчание мотора.

– Потому что у них нет души, – предположила Доун, зная, что произносит банальность. Но надо же было хоть что‑то ответить. – Чего я не понимаю, так это их манеры передвигаться. Пружина в них какая‑то, что ли?

– Они живые, – ответил Кико.

– Как они могут быть живыми, если у них нет сознания? Разве не это называют душой?

Произнеся это, Доун смущенно заерзала – надо же, куда ее занесло. Фрэнк, вроде бы, не слишком настаивал на религии: после смерти Эвы возникло столько всевозможных «почему» и «как это могло случиться», что никакая вера не выдержала бы такого испытания на прочность.

Доун испугалась, что сейчас завяжется нескончаемая философская дискуссия, и поскорее сменила тему:

– Знать бы, что происходит на самом деле!..

– Не волнуйся, к этому мы еще вернемся, – заверил Кико. Он почувствовал ее панику даже без помощи телепатии.

Брейзи наконец подала голос:

– Давайте соберемся и как следует все обсудим. Только попозже: у меня еще куча дел. Надо зайти в лабораторию и проанализировать образец кожи, который я взяла у Доун. Может, смогу разобраться, из чего состоит слюна этих вампиров.

– Договорились. А я тем временем попробую раскопать что‑нибудь еще. И прихвачу с собой нашего нового консультанта. Ты как, Доун, на ногах держишься?

Он еще спрашивает. Уж лучше она свалится от усталости, чем упустит возможность выяснить что‑нибудь еще. Неудовлетворенное любопытство жгло, лишая Доун и сна, и покоя.

– Я‑то да, а ты? – сказала она.

– Отлично, – улыбнулся Кико. – По вечерам я обычно заглядываю в любимое заведение Фрэнка. Так, посмотреть, какой народ там пасется – а вдруг кто‑нибудь захочет рассказать мне что‑нибудь интересное.

– «Кошачья лапа», – вспомнила Доун. – Частенько же я вытаскивала оттуда пьяную задницу Фрэнка. Пока не уехала.

Сворачивая на 405‑ю автостраду, Брейзи с непонятным ожесточением вывернула руль. Доун отлетела к дверце, крепко приложилась плечом и стиснула зубы – не хватало еще завопить от боли.

– Прошу прощения, – сказала Брейзи. – Чертовы «Доджерсы» продули.

– Надо же, – выдавила из себя Доун.

– Ты, между прочим, за рулем. Вот и рули себе, – добавил Кико и дернул Брейзи за ухо, как противный младший брат.

Брейзи метнула в его сторону злобный взгляд, но ничего не сказала.

Остаток пути прошел в молчании. Доун старалась угомонить разыгравшееся воображение, которое услужливо рисовало заманчивые картины того, что ждет ее в «Кошачьей лапе» – помимо информации о Фрэнке.

Добравшись до конторы, они высадили своего проглотившего язык шофера. Доун пересела на водительское кресло, и Кико внимательно на нее посмотрел. Она попыталась спрятать свои мысли, но было уже поздно.

– Мы едем в «Кошачью лапу» по делу, – сказал он строго.

– Знаю, – ответила Доун, мечтая провалиться сквозь землю.

– Просто хочу убедиться в том, что пока мы бродим по бару, у тебя не будет никаких задних мыслей, Доун. Оттуда ты вернешься сюда, со мной, а не отправишься домой с каким‑нибудь красавчиком, понятно? И потом, ты уже большая девочка и наверное слышала о СПИДе, гепатите С и прочих гадостях.

Он поспешно отодвинулся – подумал, наверное, что опять схлопочет.

– Разве секс – это плохо? – спросила Доун с невозмутимым видом, хотя больше всего ей хотелось задать телепату хорошую трепку.

– Нет, конечно. Просто надо быть поосторожней, понимаешь? Ты, наверное, злишься, но твои мысли были такими прозрачными, что я не мог удержаться. – Прошло несколько бесконечных секунд, и Кико наконец поверил ее спокойному виду – расслабился и повернулся к окну. – Ты нам очень нужна, Доун. Побереги себя.

Она резко включила скорость и поехала, не утруждая себя ответом. Доун думала о том, с какой это радости кто‑то посмел в ней нуждаться.

И здорово злилась на весь свет.

 

Глава 8 Соперник

 

Бар «Кошачья лапа», приютившийся на безлюдном отрезке Голливудского бульвара, был из тех заведений, где хозяева развешивают по стенам ржавые номерные знаки, словно это шедевры мирового искусства, не меньше. Правда, здесь имелись еще и древние постеры – в основном объемные изображения девиц с кувалдами, занесенными над головой, и бюстами шестого размера, которые как магнитом притягивали все половозрелое мужское население в радиусе двух миль. Сами стены были обиты неструганными досками, потолок подпирала шеренга кирпичных колонн. Посреди зала возвышалась отполированная барная стойка «под мрамор» – предмет особой гордости хозяев, – перед которой тянулся ряд высоких шатких табуретов с крутящимися сиденьями. Пахло крепкими напитками и скисшими амбициями, а музыкальный фон обеспечивали неисправный кондиционер и Джонни Кэш.

Словом, для Фрэнка это местечко было в самый раз. А на сегодняшний вечер сойдет и для Доун.

Пока музыкальный автомат сражался с песней о мальчике, который никак не мог расстаться со своей гитарой, Доун занималась тем, что прижимала к левому запястью пакет с кубиками льда, подарок бармена. Проснулась старая травма – во время съемок второго своего фильма она неудачно приземлилась на маты, выполняя падение со страховкой. Очевидно, запястье – а равно и все остальные части тела – с некоторых пор решило срочно заболеть.

Доун была новичком в своем деле, поэтому серьезных боевых ранений на ее счету было немного. Так, пара царапин, плюс несколько случаев, когда казалось, что все… Но пока Бог миловал, а прошлые травмы беспокоили редко.

Разве что после хорошей потасовки с вампирами.

На другом конце видавшего виды стола сидел Кико. Придерживал на плече свой собственный ледяной компресс и разглядывал собеседника – широкоплечего мужчину с тусклыми, налитыми кровью глазами.

Хью Уэйн, только что вернувшийся из короткого отпуска, проведенного в местной кутузке, сдернул с головы засаленную кепку с надписью «Рейдерс», вытер вспотевший лоб и нахлобучил головной убор обратно, заломив его под лихим углом. Обвел помещение мутным взглядом и с трудом выговорил:

– Вот ведь незадача‑то вышла с нашим Фрэнком. Вот беда‑то какая.

– Погоди, – сказала Доун, призвав на помощь все свое собранное по крупицам терпение. – Это мы уже слышали. Значит, ты Фрэнка в последнее время не видел?

Хью с трудом сфокусировал взгляд на лице девушки, и стало заметно, что зрачки у бедолаги периодически то сужаются, то расширяются. От него несло дешевым одеколоном – похоже, он был не только под мухой, но и поп кайфом.

– Говорю тебе, детка, сюда он уже давно не захаживал. А жалко‑то как парня. Да не то слово, как жалко.

Кико в сердцах грохнул пакет со льдом на стол. Они потратили уже кучу времени на расспросы трех завсегдатаев и бармена по имени Мори. Никто ничего не знал.

Доун откинулась на спинку стула, задумчиво разглядывая Хью. Он был одним из самых близких друзей‑собутыльников Фрэнка, но это ровным счетом ничего не значило – отношения, завязанные на выпивке, не славятся ни особой глубиной, ни долговечностью. «Вот они, те люди, которые окружали Фрэнка в последнее время», – с грустью подумала девушка.

– Хью… – Она помахала рукой перед его но