Когда жизнь вынуждает сделать выбор

 

— Они крайне удивлены понесенными потерями, — сказал Астамир тогайранке и другим командирам Дариан-Дариалла, как только посланец ятола Де Хаммана удалился.

Тот прибыл к ним под флагом перемирия и заявил, что недавнее сражение было ужасной ошибкой, результатом отсутствия четко налаженной связи между Хасинтой и Дариан-Дариаллом, рассыпавшись в извинениях — от имени ятола Де Хаммана, ятола Ваадана и в особенности аббата Олина.

— Слишком многие солдаты Де Хаммана помнят последнюю осаду этого города, — закончил рассуждения мистик.

— В прошлый раз им пришлось несколько недель хоронить мертвецов! — воскликнул Таналак Кренк. — А если они снова нападут на нас, то зарывать их трупы будет просто некому!

Собравшиеся разразились одобрительными возгласами.

Бринн искренне восхищалась своим командиром. За последние несколько месяцев он стал заметной фигурой, пройдя путь от вождя племени до человека, способного руководить воинами всего Тогая. Она полностью доверяла Кренку и всегда поручала самые важные, самые трудные задачи, ни разу не усомнившись, что тот справится с ними. Тот и в самом деле ни разу не подвел ее, как и в этот раз, когда примчался на помощь Дариан-Дариаллу, оказавшемуся под ударом Де Хаммана. Кренк со своими людьми патрулировал разделяющее Бехрен и тогайские степи плато, чтобы выявить все слабые звенья в обороне тогайру и при необходимости исправить положение. Когда его разведчики донесли, что на север движется Де Хамман, он собрал мощный отряд лучших воинов и незаметно последовал за бехренской армией. Когда Де Хамман напал на город, тогайранец точно рассчитал время, когда следовало ввести в бой кавалерию, и место, куда можно было с максимальной эффективностью нанести удар.

Более того, именно Таналак Кренк организовал линию связи с помощью системы солнечных отражателей и добился, чтобы она работала без малейших сбоев. И он же провел всю подготовительную работу и сейчас ожидал прибытия второго отряда, который должен был нанести удар по флангам Де Хаммана, если бы тот продолжил наступление на город. Это был смелый, почти отчаянный шаг, поскольку, отведя на север такое большое число воинов, тогайру тем самым обнажали собственные южные фланги.

Однако Бринн поддержала эту инициативу, в особенности когда Кренк заверил ее, что разослал по южной пустыне лазутчиков. Согласно их сообщениям, кроме солдат Де Хаммана, других войск поблизости не наблюдалось.

— Они признали, что аббат Олин имеет отношение ко всему происходящему, и это не сулит нам ничего хорошего, — заметила тогайранка. — В особенности в свете того, что сообщил наш гость Лозан Дайк. Теперь не вызывает сомнений, что интересы короля Эйдриана простираются далеко за пределы Хонсе-Бира.

— Значит ли это, что нам предстоит воевать и с Бехреном, и с северными «медведями»? — спросил один из командиров.

От мысли о такой перспективе на лицо Бринн набежало облако. Крайне озабоченным выглядел и мистик. Тогай представлял собой малонаселенную страну. Тогайру располагали лишь магией волшебного меча своей предводительницы, им не из чего было изготавливать хорошие доспехи и строить военные машины. Их единственным преимуществом, кроме отваги опытных всадников и великолепных пони, мог бы стать Аграделеус, но бехренцы сумели найти эффективные средства для борьбы с драконом. Бринн понимала, что ей не собрать армию, способную противостоять даже одному вновь восстановившему единство Бехрену, и единственная причина, почему они выдержали нашествие армии Чезру Эакима Дуана, состояла в том, что Астамир разоблачил того в глазах жрецов, повергнув тем самым страну в хаос. Если аббат Олин и Маду Ваадан сумеют объединить Бехрен и снова положат глаз на тогайские степи, Бринн не сможет защитить Дариан-Дариалл, и это при минимальном — пока! — участии северного королевства. Если же Бехрен и Хонсе-Бир в полной мере объединят силы, то вместе они просто раздавят Тогай. Все понимали это: и она сама, и Астамир, и присутствующие здесь воины, и даже неистовый Таналак Кренк.

— Боюсь, аббат Олин просто пытается выиграть время, дожидаясь более благоприятного момента, — сказала тогайранка. — Армия стоит лагерем и не собирается уходить отсюда.

— Олин, наверное, надеется, что сюда придет сам король Эйдриан, который приведет с собой подкрепление, — высказал предположение Лозан Дайк, после того как она на эльфийском языке пересказала ему ход своих мыслей.

Потом Бринн перевела остальным слова эльфа.

— Или планирует сначала укрепить позиции в Бехрене, а уж потом бросить армию на Дариан-Дариалл, — сказал Астамир. — Уверен, большинству воинов ятола Де Хаммана не улыбается мысль снова сражаться с Тогайским Драконом. Однако если аббату удастся задуманное, он сможет собрать силы, которые во много раз превзойдут наши. Численное преимущество поднимет боевой дух бехренцев, и нам придется довольно туго.

— Может, лучше опередить их и напасть первыми? — спросила тогайранка. — Или продолжать укреплять защиту города в надежде, что враги откажутся от нападения на него, когда поймут, какой серьезный урон мы в состоянии им нанести?

— Я могу отправиться в Хасинту в качестве твоего посланника, — предложил мистик. — Возможно, тогда нам лучше удастся разобраться в намерениях аббата Олина и твоего друга, короля Эйдриана.

— На это уйдет по меньшей мере месяц, — возразила Бринн. — Разве у нас есть столько времени?

Лозан Дайк вопросительно посмотрел на нее, и тогайранка перевела ему предложение Астамира.

— Я позову Белли'мара Джуравиля, — сказал он, — и он сможет быстро доставить твоего друга в Хасинту и обратно.

Чуть позже док'алфар, скрестив ноги, уселся на площадке сторожевой башни и положил на колени волшебный сапфир своего народа. Погрузившись в камень, он представил себе изумруд Джуравиля.

Почувствовал контакт, воззвал к крылатому собрату, а потом мысленно направил его путь.

Когда Лозан Дайк открыл глаза, он увидел стоящего рядом Белли'мара Джуравиля с магическим изумрудом в руке.

 

У Бринн и Джуравиля не было времени для долгих разговоров после разлуки; они провели вместе едва ли час, пока Астамир готовился к путешествию на восток. Эльф пообещал, что, вернувшись, подробно расскажет ей о событиях в северном королевстве, после чего повел мистика на восточную стену города и протянул ему руку.

Джуравиль воззвал к изумруду, и пораженный Астамир увидел, что земля под его ногами внезапно зашевелилась, сворачиваясь, точно волна. Вслед за эльфом он послушно шагнул со стены, земля развернулась, и мистик оказался далеко к востоку от Дариан-Дариалла, за линией бехренских войск.

— Поразительно! — воскликнул он.

— Силы изумруда не так уж велики, но возможности весьма разнообразны, что делает его необыкновенно могущественным, — сказал эльф. — Пространство искривляется только для владельца камня и тех, кто находится рядом с ним, но лишь при условии, что он хочет этого. Только ты и я могли шагнуть со стены, поскольку, кроме нас, никто не увидел, как исказилось пространство.

Джуравиль снова закрыл глаза, произнес несколько слов, земля вздыбилась, и они сделали следующий гигантский «шаг».

Хасинты они достигли за несколько часов до рассвета. Договорившись с эльфом о месте, где тот будет его ждать, Астамир зашагал к городу.

— Если я не вернусь к заходу солнца, возвращайся к Бринн, — бросил он через плечо.

— Это будет означать войну с Бехреном, — покачал головой Джуравиль. — Твоя задача слишком важна, поэтому даю тебе на ее выполнение два дня.

Мистик добрался до ворот Хасинты, когда солнце только-только взошло над горизонтом.

Караульные у городских ворот узнали его и не прогнали прочь, но продержали в сторожевой башне несколько часов, отказываясь будить ятола Маду Ваадана и аббата Олина в такую рань. Наконец Астамира препроводили к Чом Дейру, и там снова пришлось ждать — пока, как ему объяснили, господа откушают.

Если, прибегнув к такому обращению, они пытались смутить или обескуражить мистика, то успеха не достигли, поскольку одной из основных черт подлинных адептов ордена Джеста Ту являлось терпение. «Пусть потешат тщеславие, — решил он, — цели своей они все равно не достигнут».

— Ах, да это же сам Астамир! — воскликнул ятол Ваадан, когда наконец мистика привели на восточный балкон.

Здесь был разбит великолепный сад; среди огромного множества цветов распевали птицы, а деревья были посажены с таким расчетом, чтобы на протяжении всего долгого дня создавать равномерно распределенные области света и тени. С плеском падая в маленькое озеро, разбрызгивал воду водопад, обеспечивая приятную прохладу и увлажняя воздух. В озере мелькали плавники разноцветных рыбок.

За двумя небольшими столами, сидели пятеро — аббат Олин, Маду Ваадан, другой, неизвестный Астамиру ятол, еще один монах абеликанской церкви и солдат Хонсе-Бира — скорее всего, военачальник, судя по богато расшитому мундиру.

— Если бы мы знали, что прибывший в наш город Джеста Ту посланец Бринн Дариель, то выбрали бы другое место для завтрака, — продолжал ятол Ваадан. — Прошу тебя, присоединяйся к нашей трапезе. Я велю принести еще…

Мистик вскинул руку, останавливая слугу, уже было метнувшегося выполнять приказ ятола.

— У меня мало времени. Я только что прибыл из Дариан-Дариалла. Город в осаде.

— Значит, ты покинул его до прибытия наших посланцев, — вмешался в разговор аббат Олин. — С извинениями перед Бринн Дариель и признанием того, что нападение стало возможным в результате ужасного недоразумения.

— Нет, я слышал его слова, — ответил Астамир; Маду Ваадан и аббат Олин с любопытством воззрились на него, поскольку, как они прекрасно знали, посланец должен был появиться в Дариан-Дариалле всего сутки назад. — Я здесь для того, чтобы сделать ответное заявление.

— Бринн Дариель не верит нашим словам? — осведомился аббат Олин.

На мистика произвел впечатление не столько сам вопрос, сколько вкрадчивые нотки в голосе аббата. Что-то за ними скрывалось, и это что-то  позволило Астамиру заглянуть в самое сердце Олина и увидеть там надежду на то, что его предположение соответствует действительности.

— Учитывая действия ятола Де Хаммана, мы сочли разумным получить подтверждение слов посланца и только после этого предпринять что-либо, — ответил мистик.

— Ну разумеется, — с плохо разыгранным дружелюбием откликнулся Олин. — Однако, боюсь, мы забыли о пристойных манерах. Джеста Ту Астамир, позволь представить тебе магистра Маккеронта из аббатства Сент-Бондабрис, моего доверенного помощника, и Брезерфорда, герцога Мирианского, командующего могущественным флотом Урсала.

— А я ятол Син-серан, — представился второй жрец, когда стало ясно, что аббат Олин делать этого не намерен; момент, не оставшийся незамеченным Астамиром.

Внимание мистика, однако, сосредоточилось на физиономии герцога Мирианского, на которой явственно читалось… что? Он бы мог побиться об заклад, что это было плохо скрытое отвращение ко всему происходящему.

— Далеко, однако, ты оказался от собственного дома, любезный герцог, — с поклоном произнес Астамир.

И отметил про себя, что герцог ему не возразил.

— Как и ты, мистик Джеста Ту, — с елейной улыбкой вставил аббат Олин.

— Я — Бринн Дариель придерживается того же мнения — рассчитываю, что ятол Де Хамман со своим войском будет отозван в Хасинту, — перешел к делу Астамир.

— Я позабочусь об этом… — начал было ятол Ваадан, но аббат из Энтела прервал его.

— А разве армия ятола Де Хаммана разбила лагерь не на территории Бехрена?

Мистик отметил еще две вещи: услышав эти слова, ятол Ваадан слегка вздрогнул; и, судя по выражению лица Брезерфорда, тот еще менее одобрял поведение аббата, чем Маду Ваадан.

— Присутствие его армии в непосредственной близости от Дариан-Дариалла заставляет город находиться в состоянии боевой готовности, — ответил Астамир.

— Только если вы не имеете к нам доверия, — возразил Олин.

— Дариан-Дариалл фактически в осаде, — продолжал мистик, — что сильно вредит торговле между нашими странами. Купеческие караваны вряд ли согласятся пробираться через лагерь войск, совсем недавно напавших на город.

— Тебе, кажется, это удалось без труда, — сухо заметил аббат Олин.

— Мне открыты пути, неведомые многим.

— Ах, эти таинственные Джеста Ту! — с иронией заметил ятол Син-серан.

— Ваша армия собирается возвращаться в Хасинту? — игнорируя слова этого глупца, спросил Астамир.

И снова, как только ятол Ваадан открыл было рот, Олин перебил его:

— Это пусть решает ятол Де Хамман, который отвечает за неприкосновенность границ Бехрена. Он пойдет туда, куда сочтет нужным, и будет в своем праве, пока остается на территории своей страны. И мы были крайне удивлены, узнав, что предшествовало этому злополучному сражению. Разве Дариан-Дариалл не провозглашен открытым городом? И тем не менее, по сообщению Де Хаммана, он принял решение об атаке только потому, что Бринн Дариель нарушила этот договор. Может, он поступил несколько необдуманно, но ты должен объяснить вашей предводительнице, что договор — это не просто слова на пергаменте. К договорам нужно относиться с уважением и неукоснительно их соблюдать, иначе они теряют всякий смысл.

— Город открыт для ученых и путешественников, — ответил мистик. — Мы не могли впустить в него армию, значительно превосходящую числом гарнизон города. Договор договором, но Бринн Дариель прежде всего отвечает за безопасность Дариан-Дариалла и всего Тогая. Она не вправе подвергать своих людей смертельной опасности.

— Каждый судит о событиях по-своему, это его право, — предостерегающим тоном произнес Олин. — Однако договор вы нарушили. Дариан-Дариалл не так давно носит это название. Город остается, как и всегда был, бехренским по своим корням, и солдаты, вставшие вокруг него лагерем, помнят об этом.

— Как по-твоему, ятол, имел право ятол Де Хамман с армией войти в Дариан-Дариалл? — спросил Астамир, подчеркнуто обращаясь к Маду Ваадану.

— Допускаю, что это вопрос спорный, — ответил тем не менее аббат Олин. — Однако, согласно договору, у Бринн Дариель не было права отказать им в этом.

— Я согласен, что следует уважать букву договора, — мистик по-прежнему не отрывал взгляда от лица Маду Ваадана, — так же, впрочем, как и его дух.

Ятол еле заметно кивнул, но так и не решился открыть рот.

Астамир обвел взглядом сидящих на балконе. Ятол Син-серан не союзник, это очевидно, да и магистр Маккеронт разделяет, в этом нет сомнений, позицию аббата Олина. И снова внимание мистика привлек герцог Брезерфорд. Душу этого человека раздирал конфликт, о чем свидетельствовал взгляд его потухших, усталых глаз.

Не задерживаясь в городе, Астамир вернулся к Джуравилю, поджидающему его в холмах.

— Судя по поведению Олина, все ваши предостережения относительно молодого короля Эйдриана верны, — сказал он. — Так или эдак, но аббат придумает оправдание, чтобы вернуть Дариан-Дариалл Бехрену — своему  Бехрену.

— Эйдриан — клубок из самомнения и амбиций, — отозвался эльф.

— Однако когда король протягивает руки так далеко, он может не заметить кое-каких проблем у себя под носом, — заметил Астамир. — При сем присутствовал военачальник из Хонсе-Бира, так я что-то не увидел в его глазах особого воодушевления.

— Брезерфорд, герцог Мирианский… — Заметив в глазах мистика удивление, Джуравиль пояснил: — Я пробрался на пристань и узнал флагманский корабль флота Урсала. Во времена Элбрайна и потом, когда Джилсепони стала королевой, тол'алфар многое узнали о происходящем в Хонсе-Бире. Моя повелительница опасалась, что Джилсепони может привести в долину эльфов королевскую армию. К сожалению, госпожа Дасслеронд никогда не понимала истинной натуры этой женщины.

— Так ты знаешь герцога Брезерфорда?

— Я знаю кое-что о нем, — отозвался эльф. — Брезерфорд был всем сердцем предан королю Данубу.

— И возможно, сейчас не слишком предан королю Эйдриану.

— Думаю, просто угодил в сотканную Эйдрианом паутину, — сказал Джуравиль. — Разве у герцога Брезерфорда, да и у всех остальных, был выбор? Эйдриан силой захватил трон. Что они могли противопоставить его невероятному могуществу?

Прислонившись к валуну, Астамир долго обдумывал услышанное, стараясь восстановить в памяти утренний разговор и то, как реагировал на отдельные его моменты герцог Мирианский.

— А что, если мы предложим ему достойный выбор?

— Пробраться на его флагманский корабль не составит труда, — заметил эльф. — Но чем ты можешь привлечь его на сторону противников Эйдриана? Не станешь же ты рассказывать о Джилсепони и принце Мидалисе?

— Можно подумать, король Эйдриан об этом не догадывается.

Теперь настала очередь Джуравиля задуматься.

— Давай сделаем вот что, — сказал он наконец. — Укроемся неподалеку от ворот Хасинты, — эльф поднял на ладони изумруд и протянул Астамиру руку, — и дождемся, когда герцог Брезерфорд будет возвращаться на ялике к себе на корабль. А там посмотрим.

 

На небе мерцали звезды, боевые корабли Хонсе-Бира мягко покачивались на волнах. Хасинта спала, и моряки на кораблях тоже, поэтому никто не заметил, как мистик пробрался на борт «Мечты Ротельмора», флагманского корабля герцога Брезерфорда. Эльф остался ждать его на пристани, затаившись в укромном месте.

Моряк, стоящий в карауле, так удивился, увидев его, что едва не свалился в темную воду.

— Стой! — завопил он, хватаясь за рукоять кинжала.

Одним прыжком, двигаясь со скоростью и грацией, доступными только Джеста Ту, Астамир оказался рядом с ним.

— Успокойся… — начал он, но караульный попытался ударить его кинжалом в живот.

Мистик без труда перехватил его руку.

— Да успокойся же, — повторил он и, сжав запястье моряка, подхватил выпавший из него кинжал. Все было проделано очень спокойно, и посторонний наблюдатель наверняка решил бы, что караульный отдал оружие совершенно добровольно. — Я не враг. Мне просто нужно побеседовать с герцогом Брезерфордом.

Их, однако, уже окружили другие моряки, обеспокоенно наблюдая за происходящим.

Мистик вернул кинжал ошеломленному караульному и сделал шаг назад, демонстрируя пустые руки.

— Я не собираюсь ни на кого нападать, — пояснил он. — Прошу вас, передайте герцогу Брезерфорду, что Астамир, посланец Тогайского Дракона, хочет с ним поговорить.

Столпившиеся на палубе тревожно переглядывались, не зная, что предпринять. Все они, однако, держали наготове оружие, и мистик понимал, что в любой момент, сделай он неверное движение, может стать объектом для атаки.

— Если вы убьете меня, то герцог, когда выяснит, что я говорил правду, будет крайне рассержен. Если же вы разбудите его и он придет к выводу, что беседовать со мной не желает, вы мало что потеряете. Ну разве что герцог, разбуженный посреди ночи, проявит недовольство. А вот если вы со страху убьете того, кто мог оказаться полезным другом, этим, можете поверить, дело не ограничится.

Один из моряков, видимо пользующийся уважением товарищей, кивнул, и другой стремглав бросился докладывать о происшедшем герцогу Брезерфорду.

Спустя несколько минут Астамира провели в каюту герцога.

Брезерфорд в полном одиночестве накачивался ромом и, казалось, не слишком удивился, когда мистик сообщил ему, что Джилсепони действует теперь заодно с принцем Мидалисом, собирая силы для борьбы с королем Эйдрианом.

— Откуда тебе это известно? — осведомился герцог. — Вангард далеко от Бехрена и еще дальше от тогайских степей.

— Незаконный захват трона Хонсе-Бира вызвал гораздо большее недовольство, чем ты можешь себе представить, — сказал Астамир. — И поскольку в твоем королевстве магия драгоценных камней — дело обычное, ты должен понимать, что понятия «близко» и «далеко» определяются отнюдь не одним расстоянием.

— Зато ты, как я вижу, совершенно не понимаешь, насколько могуществен король Эйдриан и какими преданными людьми он себя окружил, — угрюмо произнес Брезерфорд.

— Преданными? — повторил мистик. — И герцог Брезерфорд тоже причисляет себя к ним? Мне говорили, когда-то ты был другом короля Дануба. Так значит, ты считаешь, что притязания на трон его брата незаконны?

— Ты понятия не имеешь, о чем толкуешь, Джеста Ту, — возмущенно воскликнул герцог. — Как ты смеешь…

— Смею — потому что я жив и удостоился встречи с тобой с глазу на глаз, — прервал его Астамир. — Ты наверняка наслышан о способностях адептов моего ордена и понимаешь, что, оказавшись здесь, я мог бы без труда убить тебя. И тем не менее согласился встретиться со мной.

— Может быть, только для того, чтобы разузнать побольше в интересах аббата Олина и короля Эйдриана.

— Мне сложно в это поверить. — Астамир отвесил ему легкий поклон.

Брезерфорд выпил последний глоток рома и отшвырнул стакан, бесшумно покатившийся по покрытому ковром полу каюты.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил герцог бесцветным, каким-то обреченным голосом.

— Я хочу, чтобы ты не терял надежды, — ответил мистик. — Хочу, чтобы ты пристально следил за событиями, от которых зависит будущее мира. И в заключение, я хочу, чтобы, делая выбор, ты руководствовался мужеством и совестью, а не трусостью и чувством самосохранения. Согласись, это не больше, чем требуется от любого порядочного человека.

Астамир снова поклонился и покинул каюту. Пройдя мимо столпившихся на палубе моряков, проводивших его настороженными взглядами, он сошел на берег. Джуравиль протянул мистику руку, и через мгновение они на глазах десятка людей словно растаяли в воздухе, оказавшись на берегу к северу от Хасинты.

— Еще один союзник? — спросил эльф.

— Не знаю, — признался Астамир. — Однако, на мой взгляд, этот человек не утратил окончательно понятие о достоинстве и чести. Вполне возможно, что его удастся склонить на нашу сторону. — Он взглянул в глаза Джуравиля. — Этот твой магический изумруд… В сочетании с сапфиром док'алфар он может дать нам небывалое преимущество. Я прошу тебя, Белли'мар Джуравиль, призвать свой народ более активно вмешаться в происходящее. Я знаю, что вас очень мало, но эльфы могут стать нашими глазами и ушами. Бринн Дариель сумела освободить Тогай от ига Бехрена в большей степени потому, что знала о врагах больше, чем они могли предположить, и могла наносить неожиданные удары.

— То была борьба за свободу, — возразил Джуравиль. — Ты же предлагаешь нам вступить в схватку со всем королевством Эйдриана — причем не за свои интересы. В конце концов, независимо от своих возможностей, мы должны будем сойтись с ним и его огромной армией в решающем сражении. Никакие переговоры, никакие отдельные победы не гарантируют нам желаемого.

— Любая победа, пусть даже и не столь значительная, может вселить надежду в сердца возможных союзников и подтолкнуть их к тому, чтобы перейти на нашу сторону, — отозвался мистик. — Итак, какую роль во всем происходящем готовы сыграть Белли'мар Джуравиль и его народ?

— Если бы госпожа Дасслеронд не приняла участие в судьбе людей, на мир не обрушилось бы бедствие, имя которому Эйдриан, — вздохнул эльф.

— Значит, прямой долг Белли'мара Джуравиля помочь исправить содеянное и вернуть миру покой.

Джуравиль долго, мучительно долго обдумывал слова Астамира.

 

ГЛАВА 34

ПОМОЩЬ ИНОГО МИРА

 

Ни боли, ни холода. Она вообще ничего не ощущала. Казалось, время и пространство утратили какой бы то ни было смысл.

Прошло много времени, прежде чем Пони поняла, что пребывает в магическом пространстве, где оказывалась, когда дух ее освобождался от оков тела. Нет, пожалуй, она попала куда-то еще дальше, поскольку не видела здесь никаких признаков реальности, не было и портала для возвращения в нее. Скорее это походило на место, в котором протекало ее сражение с духом отца-настоятеля Маркворта в тот далекий день в Чейзвинд Мэнор — единственный раз, когда она отважилась настолько углубиться в мир теней. Постепенно мысли женщины вернулись к тому, что случилось во время сражения у Пирет Данкард: как отчаянно она сражалась, как в нее вонзилась стрела, как океан потянул ее на глубину и потом вышвырнул обратно.

«Я умерла?»

Пони задала этот вопрос не вслух, потому что сейчас была лишена голоса. Впрочем, ее вопрос и не требовал ответа. Вглядываясь в клубящийся вокруг туман и не ощущая никакой связи со своим смертным телом, женщина могла сделать лишь одно предположение.

Может, совсем скоро и она станет тенью в зеркале Оракула — в зеркале своего сына, например. Она, Пони, ничуть не возражает против этого. Может, хотя бы после смерти она сумеет дотянуться до утратившего все нравственные ориентиры Эйдриана и вывести его на правильный путь. Жаль только, что она не смогла сделать это при жизни.

«Это правда? — мысленно воскликнула женщина. — Я мертва? Элбрайн, ответь мне!»

«Возвращайся», — пришел ответ. Это тоже не был голос в физическом смысле, и все же Пони мгновенно узнала его.

Элбрайн! Она не сомневалась, что к ней обращается ее любимый!

И тут она увидела Элбрайна или, скорее, ощутила его присутствие. И хотя никаких иных проявлений этого присутствия не было, она знала, что возлюбленный здесь, совсем рядом с ней.

«Элбрайн! — мысленно потянулась к нему Пони. — О любовь моя! Я так устала».

Женщина рванулась вперед, попыталась обнять любимого, прижаться к нему — душа к душе. Однако он словно удалялся по мере ее приближения.

«Возвращайся! — Эти слова болью отдались в ее сознании. — Тебе здесь не место. Еще не время! Ты не можешь покинуть нашего сына сейчас, когда так нужна ему».

Пони замерла, поразившись этим словам.

«Возвращайся!» — снова услышала она.

«Элбрайн, любимый, умоляю, не гони меня!»

«Возвращайся!»

«Эйдриан сильнее меня, сильнее всех на свете. Нет ничего…»

«Возвращайся!»

Призыв Элбрайна звучал все настойчивее, и каждый раз женщина пыталась возразить, пыталась объяснить, что невероятно устала и находится сейчас там, где сама хотела бы оказаться, она вполне готова…

«Возвращайся!»

Пони обернулась. На первый взгляд позади нее не было ничего, кроме тумана, но постепенно она стала различать в нем круглое темное пятно, похожее на вход в туннель.

«Возвращайся! Время уходит!»

Женщина устремилась к темному пятну. Это действительно оказался туннель, и, едва войдя в него, она увидела очень далеко впереди проблеск света.

«Быстрее! Поторопись, любовь моя!» — снова послышался призыв Элбрайна.

И Пони вопреки своим чувствам и неимоверной, всепоглощающей усталости устремилась вперед, настолько велико было ее доверие Элбрайну. Свет впереди становился все ярче, ярче, ослепляя ее глаза. И, вырвавшись наконец из тьмы туннеля, она вдруг услышала, что затихающий вдали голос любимого произнес странную фразу: «В зеркале Эйдриана две тени!»

 

Кентавр, принц Мидалис и капитан Альюмет смотрели, как накренившийся корабль медленно уходит под воду; люди, однако, успели его покинуть, захватив все имеющиеся на борту припасы. Из двенадцати стоящих на якоре у Пирет Данкард кораблей восемь захваченных оставались на плаву; из них шесть не пострадали вообще, а оставшиеся нуждались лишь в небольшом ремонте. Нападавшие потеряли в схватках чуть более десятка человек и примерно столько же были легко ранены. По всем меркам операцию можно было бы считать чрезвычайно успешной.

Если бы Пони была сейчас с ними.

Эту женщину все считали самым важным союзником Мидалиса, самым могущественным оружием в его арсенале — и прежде всего символом надежды, объединяющим противников Эйдриана. По приказу капитана Альюмета всю ночь на кораблях горели сигнальные огни, но она так и не вернулась из Пирет Данкард, не пришла по волнам с янтарем в руке.

— Возможно, ее схватили и держат в крепости, — пробормотал принц Мидалис, переведя взгляд с тонущего корабля, чья мачта накренилась уже под углом почти в сорок пять градусов, на далекое пятнышко у северо-восточного горизонта, в которое превратилась крепость Пирет Данкард. — Платой за ее смерть не могут стать ни весь флот Урсала, ни даже трон Хонсе-Бира!

Смотритель похлопал принца по плечу.

— Тогда, может, вернемся и выручим нашу девочку?

Это предложение вызвало слабую улыбку на лице Мидалиса.

— И таким образом сведем на нет все, ради чего Джилсепони погибла, если она и в самом деле мертва? — послышался голос; обернувшись, они увидели приближающегося к ним Андаканавара. — У тебя множество альпинадорских баркасов, это прекрасное судно и восемь боевых кораблей Урсала, принц, но экипажа на них едва-едва хватает, и мало кто из воинов достаточно вооружен и подготовлен для ведения боя на суше. Если мы попробуем напасть на остров, то потеряем сначала несколько кораблей под выстрелами катапульт, а потом придется ввязаться в сражение, к которому враг готов гораздо лучше нас. Неужели ты готов рискнуть всем ради одной женщины, какой бы героиней она ни была? Ты должен отдавать себе отчет, что, если потерпишь здесь поражение, тебе больше нечего будет противопоставить Эйдриану.

— А если я готов пойти на такой риск? — спросил принц Мидалис. — Останутся тогда со мной Андаканавар, Брунхельд и его воины?

— Не могу говорить от имени Брунхельда, — сказал рейнджер, — но мне кажется, я знаю, каков будет его ответ. Он спросит совета у меня, а я посоветую ему на всех парусах возвращаться в Пирет Вангард.

Капитан Альюмет явно выглядел озадаченным, а Мидалиса эти слова откровенно разозлили, но Смотритель кивнул и сильнее сжал плечо принца. Кентавр понимал и мотивы, и ход рассуждений альпинадорца. Андаканавар был рейнджером, как и Элбрайн; Пони они считали одной из них. А рейнджеры умеют жертвовать собой.

И рейнджеры считают оскорблением тому, кто совершает самоотверженный поступок, если потом предпринимаются действия, которые мешают ему или хотя бы умаляют значимость результата, ради которого и была принесена жертва.

— Я не допущу, чтобы все, чего мы добились этой ночью, пропало втуне, — объяснил свою позицию могучий альпинадорец.

— Может, ты просто не хочешь, чтобы твои соплеменники гибли ради женщины из Хонсе-Бира? — обвиняющим тоном спросил принц Мидалис.

На лице Андаканавара отразились сожаление и разочарование.

— Я воспринимаю твои слова как крик души человека, который испытывает нестерпимую боль, — сказал он. — Но тому, кто хочет стать королем, такие речи говорить не пристало. Я советую и тебе, и Брунхельду отказаться от предложенной тобой безумной затеи, причем делаю это и ради своих людей тоже. Но не только. Еще и ради принца Мидалиса и его надежд на будущее королевства. На берегу мы неминуемо вступим в схватку с абеликанскими монахами, а той, которая могла бы противостоять магии камней, с нами больше нет. Так что последуй моему совету: возвращайся как можно быстрее в Вангард, пока зимний шторм не потопил твои корабли.

— И ты готов так вот просто взять и бросить Джилсепони? — спросил Мидалис.

— Я — нет, как, полагаю, и Смотритель, и капитан Альюмет тоже, — отозвался рейнджер. — Тебе следует вернуться, а вот «Сауди Хасинта», если капитан согласен, будет продолжать патрулировать воды около Пирет Данкард. Мы постараемся выяснить, что случилось с нашей отважной подругой. У капитана Альюмета великолепный корабль. Я горячо надеюсь, что мы нагоним тебя еще до Пирет Вангард, причем с Пони на борту!

Те, кого он упомянул, обменялись удовлетворенными взглядами и дружно закивали в знак согласия.

— А если ее захватили в плен? — Мидалиса, как видно, сомнения все еще не оставили.

— Тогда мы с рейнджером высадимся на берег и разнесем на куски эту крепость, — заявил Смотритель столь убежденно, что ни у кого даже мысли не возникло поставить слова кентавра под сомнение.

Принц подошел к перилам и бросил печальный взгляд на далекий остров.

— Я не могу представить, как уйду отсюда, бросив ее…

— Это твой долг, — веско сказал Андаканавар. — И прежде всего ради самой Пони — в особенности если она в плену или…

Принц Мидалис обернулся и бросил на него такой свирепый взгляд, что слова замерли на губах альпинадорца.

— Мы найдем ее, — закончил речь могучий рейнджер из Альпинадора.

 

Яркое утреннее солнце заставило Пони открыть глаза.

Она лежала на спине на холодном песке, глядя в чистейшие голубые небеса, по которым медленно плыло одно-единственное серое облако.

Нет, это не облако, внезапно поняла она, и с огромным усилием повернула голову. И в этот момент внезапно все вспомнила.

Она лежала на покрытом водорослями берегу Данкарда, ногами почти касаясь линии прибоя. Справа, уходя далеко в море, тянулся утес, а за ним поднимался серый дым — наверное, это догорают подожженные во время их нападения корабли, решила женщина.

Пони села — или, точнее говоря, попыталась сделать это, потому что все тело немедля пронзила жгучая, вызывающая ощущение тошноты боль. Дыхание перехватило, грудь свело так, что воздух перестал поступать в легкие. Она в отчаянии перевела взгляд вниз…

…и увидела оперение стрелы, торчащей между ребрами. Она сразу же поняла, что стрела очень глубоко вошла в ее тело. Женщина чувствовала острое жжение в том месте, где наконечник стрелы соприкасался с противоположным ребром.

Никаких сомнений — при таком ранении она должна быть уже мертва или, по крайней мере, вот-вот проститься с жизнью. Инстинктивно сжав кулаки, она почувствовала, что сжимает в правой ладони два магических камня. Не в силах поднять руку, чтобы посмотреть, что это за камни, Пони сосредоточилась и вскоре поняла, что один из них — янтарь. Значит, даже находясь в полубессознательном состоянии, она с помощью этого магического камня не позволила себе утонуть. Потом пришло ощущение гематита, и женщина погрузилась в него, собрав для этого все оставшиеся силы.

Ей удалось сделать глубокий вдох, потом второй, и паника слегка отступила. Однако разве можно рассчитывать одолеть последствия такого ужасного ранения? Она все еще жива лишь благодаря камню, но ведь силы ее небеспредельны…

Женщина знала, что нужно вырвать стрелу из тела, и с упрямой настойчивостью подняла-таки правую руку и приложила ладонь к оперению стрелы. Закрыв глаза, она глубже погрузилась в камень души, укрепляя свою решимость. Потом глубоко вдохнула и принялась за дело.

Она не успела даже слегка сдвинуть стрелу, прежде чем ее накрыла, отнимая последние силы, волна ужасающей боли.

Пони охватило отчаяние. Нет, ей ни за что с этим не справиться…

Снова погрузившись в гематит, она сделала еще один глубокий вдох и каким-то образом ухитрилась сесть.

Удивительно, как это ее не разбило об острые, покрытые кораллами скалы.

Без сомнения, ее спас Элбрайн, другого объяснения тому, что она все еще жива, нет. Дух Элбрайна явился ей в момент полного отчаяния, вывел сюда и помог даже в полубессознательном состоянии использовать камень души, чтобы пережить эту ночь. Любимый, подобно ангелу-хранителю, спас ей жизнь. Уже в который раз.

Женщина покачнулась от слабости и едва не упала; однако как раз в этот момент она вспомнила, о чем говорил с ней Элбрайн. У нее в этом мире особое предназначение, и она не имеет права поддаваться чувству безысходности. Каким-то образом, не понимая, как ей это удалось, Пони сползла к океану, не только продолжая поддерживать жизнь в израненном теле с помощью камня души, но и приведя в действие магию янтаря…

…И стала удаляться от берега в открытый океан. Вскоре после того, как выступающий в море утес остался позади, послышались чьи-то крики. Видимо, кричали с пристани.

Пони даже не оглянулась. Она старалась как можно дальше уйти от острова, надеясь, что успеет преодолеть достаточное расстояние, прежде чем крики услышат артиллеристы и лучники.

Из-за покачивания волн тошнота усилилась, но женщина упрямо заставляла себя двигаться все дальше и дальше. Пару раз она теряла связь с камнем души и вместе с ним способность дышать. Несколько раз она теряла связь с янтарем и с головой погружалась в воду…

Дрожащая от холода, сме<