Лексико-семантические способы описания «оскорбления»

В последнее десятилетие в российской публицистике возросло количество статей, в которых авторы используют лексику, узнаваемую как негативно маркированую, обозначающую отрицательное отношение к социальной дифференциации в обществе (правители земли русской, «новые русские», «новобуры», «новорусы», нувориши, денежный магнат, владельцы несметных богатств, слуги олигархов, истинные хозяева, швырнуть с барского стола, грабить народное добро, владыка, государь, властный Олимп, победителей не судят, (Патриот Кубани, 14.08.03); новые хозяева, финансовые магнаты, олигархические кланы, денежные мешки (Советская Кубань, 25.01.03), сливки нашего народа, элитарная номенклатура, первоначальные разбойники-капиталисты, хамелеон суперкласса, политические оборотни (Завтра № 25, 2003 г.), буржуйско-криминальная среда (СР, 8.02.03), яп. «тикун» – олигарх, влияющий на политику государства (Завтра № 24, 2003 г.).

Реагирование языка на изменяющиеся социально-экономические отношения ознаменовалось началом периода расширения и приращивания новых эмотивных смыслов к лексике из ранее «спокойных» сфер общественной жизни. Этот период стилистического наращивания «нарицательных оттенков» должен продлиться вплоть до установления социальной стабильности в обществе (ср., приращенный «оттенок» к слову «правозащитник» – «правозащитники не решаются назвать себя даже во вполне интеллигентном окружении – настолько скомпрометированным стало это слово в нашем сверхтерпимом обществе» (Завтра № 25, 2003 г.); для кого-то слова интеллигент, интеллигентность стали «ругательными» (Независимая газета, 26.02.00)).

Широкий резонанс получило «судебное дело» по иску бывшего министра обороны РФ П. Грачева к журналисту «Московского Комсомольца» Вадиму Поэгли, который 28 октября 1994 г. опубликовал статью «Паша-мерседес» с подзаголовком «Вор должен сидеть в тюрьме, а не быть министром обороны». В статье были процитированы фрагменты расследования по поводу того, кто и как купил для министра обороны Павла Грачева два служебных автомобиля марки «Мерседес» на деньги, выделенные на строительство домов для военнослужащих. Подзаголовком к материалу послужила перефразированная цитата из речи героя фильма «Место встречи изменить нельзя» Глеба Жиглова: «Если бы не мое вранье, то вор-рецидивист Сапрыкин сидел бы сейчас в малине, а не в тюрьме!…». Антропоним-кличка приклеилась к П. Грачеву окончательно: «Грачев прилетел. Паша-мерседес снова в строю» (МК, 12.03.02); «Паша-мерседес стал Пашей-катафалком. Лучший министр обороны поможет похоронить армию» (МК, 16.12.02).

Аналогичный предмет спора вылился в судебное дело после публикации статьи Т. Турагиной и А. Анатасова «Бюджет-97: пирог поделен, крошек не осталось» в газете «Нефть Приобья» № 2 в 1997 г. Исцом выступила ректор Сургутского государственного педагогического института, которая усмотрела в выражении «Но деньги на социальные гарантии вотчине Коноплиной дали» оскорбительный характер.

Формирование разряда сниженной лексики с классово-идеологической функцией в современном русском языке отражает состояние «социальных реалий и явлений политической идиоматики языка массовой коммуникации» (Крючкова 1989: 16). Подобная лексика обладает особенностью по чрезвычайной мобильности и подвижности, что является характерным для политических идиом, отражающих наиболее актуальные явления и события быстро меняющейся политической обстановки. Исчезновение подобных «негативных ассоциаций происходит тогда, когда в сознании носителей языка утрачивается связь данных явлений и понятий с их сформировавшей политической средой» (Крючкова 1989: 24, 104) (в современной публицистике почти полностью исчезло слово «спекулянт» после отмены статьи в уголовном кодексе, предусматривавшей уголовную ответственность за спекуляцию; слово «валютчик» было заменено на «меняла»).

Категоричность социального недовольства, выраженная в лексике «социального противостояния», отображает степень социальной конвергенции разных политических течений и направлений в обществе, а также определяет комфортность положения той или иной личности в обществе в зависимости от общей культуры политической корректности. Субъективная оценка лица в таких случаях происходит с антагонистических позиций: богатый/бедный, престижный/непристижный, дорогой/дешевый, свой/чужой.

По характеру образования и обобществления лексике «социального статуса» и «лексике социального статуса» в языке приравнивается оценочная лексика «национальной, религиозной и половой идентификации». Открытая враждебность, зачастую осознаваемая лишь на подсознательном уровне, в лексическом выражении приобретает негативные оттенки, которые стали следствием низкой общей культуры, отсутствием национальной и религиозной терпимости в обществе, дискриминацией.

Подобные лексические единицы несут в своем семантическом значении явно негативный заряд и квалифицируются как нанесение «оскорбления национальным чувствам; оскорбление национальных чувств», нанесение «оскорбления религиозным чувствам; оскорбление религиозных чувств верующих», нанесение «оскорбления по дискриминирующим мотивам».

Кроме того, использование в межличностном общении негативно-оценочной лексики «половой идентификации» с противоположной родовой принадлежностью слова по отношению к лицу другого пола, т. е. «транспозиция имени женского рода на объект мужской сферы обращения» усиливает негативную окраску всего высказывания: например, слова «дура», «падла», «сука» применительно к мужчине усиливают эффект унизительности ввиду того, что действующее лицо представляется «орудием» сексуального подчинения (Ковалева 1995: 119, 120).

Кроме оценочной лексики «социального статута» и лексики «национальной, религиозной и половой идентификации», большой разряд слов языка относится в своей оценочной части к характеристикам человека, имеющим интерпретацию «человек в разных своих ипостасях» (Бабенко 1989: 56), а именно:

1) человек как живое существо (тварь человеческая): а) родство, происхождение (выблядок, отродье, изгой, ублюдок); б) пол, отношения полов (блядь, бабье, мужичье, мужик, рязанская баба, девка, пацан, кобыла, конь с яйцами, кобель, сучка, девочка-припевочка, вешалка, мандавошка); в) возраст (молокосос, сопляк, салага, солобон, щенок, старый пень, старая рухлядь, старая кляча); г) профессия (ищейка, крот, училка); д) социальная общность (мужичье, сброд, орда, стадо, свора, стая, отрепье, хулиганье, банда, шайка-лейка, братия, клоака, гнездо, клан, кучка мерзавцев); е) регион происхождения (рязанский парень, провинциал, лимита, колхозник, деревенщина, из выселок, бомж); ж) умственные способности (бездарь, сибирский валенок, дурак, дебил);

2) внешний вид человека (слон, жердь, глиста, плюгавый, каланча, шпингалет, дылда, чучело, мокрая курица, облезлая кошка);

3) речевая деятельность (пустомеля, пустобрех, пустозвон, словоблуд, брехун);

4) морально-этические качества человека (глупость, угодливость, легкомыслие, нерешительность, ничтожество, подлость, грубость), а именно: бревно, туполобый, безмозглый, холуй, прихлебатель, приспешник, тряпка, слюнтяй, пигмей, скотина, ублюдок, свинья, сволочь, стерва, стервоза, хам, шкура, идиот, дурак, задрипа, падла, валенок, мудак, засранец, гнида;

5) поведение (кляузник – кляузничать, лакей – прислуживать, критикан – критиковать, доносчик – доносить, пижон – пижонить, рвач – достигать любыми методами, ходить по головам);

6) конкретная физическая деятельность (ретироваться, испариться, надраться, обожраться, нализаться, награбастать);

7) характеристика индивидуальных качеств личности (зануда, нелюдь, изувер, отморозок);

8) поступки личности (делец, комбинатор, махинатор, прохиндей, стрелочник);

9) субъективная оценка действительности (фуфло, туфта, говно, дерьмо, херово, пи…дец, нахер, е…ать-копать, за…упу, труба, голый Вася, голяк, вилы, облом, ништяк).

Такая большая разновидность лексического множества негативной характеристики личности объясняется относительной стабильностью этого слоя лексики, применяемой в обиходно-бытовой среде. По количественной представленности негативная лексика «поведения» и «морально-этических качеств» человека имеет самые большие разряды слов, что объясняется их социальной значимостью, «ибо эмоционально-оценочное значение имеют такие единицы, которые обозначают социально значимые признаки, представляющиеся коллективу отклонением от некоторой социальной нормы» (Лукьянова 1986: 22). При этом маркируется отклонение только в одну сторону – в сторону отрицательных, с точки зрения коллектива, качеств, свойств поведения.

«Углубленный дефиниционный анализ» (Бабенко 1989: 58) помогает с чисто лингвистических позиций выявить те качества, которые вызывают у человека эмотивно-негативное отношение. К ним относятся: глупость, угодливость, легкомыслие, нерешительность, трусость, подлость, грубость и другие качества и свойства человеческой природы, которые имеют постоянную эмотивно-негативную оценку в любых контекстах.

Итак, по оценочному компоненту негативно-окрашенная лексика, характеризующая человека как личность, подразделяется по предмету «оскорбления» по следующим видам: 1) негативная лексика «социального статуса», выражающая в своем семантическом значении состояние социального противостояния, манифестирущая антагонистические отношения в обществе, «чуждый» образ жизни; 2) негативная лексика «национальной, религиозной и половой идентификации», выражающая в своем семантическом значении национальную, религиозную или половую номинацию; манифестирущая уровень межнациональных отношений в обществе, отсутствие религиозной терпимости в обществе, дискриминацию в обществе по половым или иным признакам; 3) негативная лексика, выражающая в своем семантическом значении человеческие качества и свойства; манифестирущая принижение ценности отдельного индивида в обществе как личности.