Государство - «ночной сторож» - ушло в прошлое

Я уже привел возражения тем критикам, которые полагают, что признание современной психологии подходящим инструментом воздействия в руках современного хозяйственно-политического деятеля не сочетаемо с представлениями о рыночном хозяйстве классического типа.

Такого рода мышление проистекает, по моему мнению, из допотопного манчестерского либерализма. Я не склонен принять безоговорочно и для любой фазы экономического развития ортодоксальные правила игры рыночного хозяйст­ва, по которым только предложение и спрос определяют це­ну и руководитель народного хозяйства должен поэтому воз­держиваться от всякого вмешательства в область цен в лю­бой фазе экономического развития.

Здесь я придерживаюсь даже принципиально иного мне­ния: современное и сознающее свою ответственность государ­ство просто не может себе позволить еще раз вернуться к ро­ли «ночного сторожа». Эта неверно понимаемая свобода как раз была тем, что привело в могилу свободу и свободный строй. [69] Такое пассивное отношение тем более не может быть сегодня оправдано, что - за отсутствием действитель­но свободного мирового рынка и свободно размениваемых валют - функция международного уровня цен полностью не осуществима и оздоровляющий регулятор всемирной конку­ренции не проявляет своего действия.

Если мы хотим уяснить себе взаимоотношения между классическими средствами и новым экономическим орудием психологического воздействия, то сделать это очень легко. Я хочу объяснить это на примере создавшегося в ГФР поло­жения.

Как государственный банк, так и федеральное прави­тельство несут ответственность за то, чтобы была обеспече­на устойчивость валюты. Таким образом, я желаю добиться того же самого, что государственный банк старается прове­сти при помощи денежной, кредитной и валютной политики. По поводу слишком «перегретой» конъюнктуры я высказы­вал свое мнение на открытии германской промышленной вы­ставки в Берлине 24 сентября 1955 года, а именно: «Если угодно так понимать, то в настоящее время имеет место со­стязание между мною и Банком немецких земель». Методы хозяйственной, финансовой и валютной политики классиче­ского типа имеют целью направить определенным образом ход хозяйственной жизни. Если мне удастся при помощи пси­хологического воздействия соответствующим образом изме­нить тот или иной образ действия людей, то тогда у меня будет возможность провести подобную же перегруппировку экономических факторов, и притом в направлении, созна­тельно выбранном мною, более целесообразном с народно­хозяйственной точки зрения. В конце концов не имеет значе­ния, начнут ли люди вести себя иначе под принуждением политики эмиссионного банка или в результате осознания ими своих личных интересов. Речь идет поэтому не о поляр­ности или враждебности между различными методами, а о некоем сочетании: «как это - так и то». Тот, кто подобно мне считает разум человека наиболее могучей силой, может ожидать с уверенностью, что психологическому воздействию, как весьма либеральному методу действия, будет и в буду­щем отведено место в конъюнктурной политике.

При такой осторожной попытке взвесить и оценить этот метод следует не упускать также из виду, что в наши дни происходящее в экономике определяется не только индиви­дуумами, но во все большей степени и группами. Тем более кажется мне необходимым спствовать внедрению разум­ных взглядов, будить добрую волю, обращаться к здравому смыслу людей, чтобы добиться торжества экономического благоразумия. [61]

Особенно благоприятным является то, что этот психо­логический метод воздействия может быть применен уже в ранней фазе угрожающих конъюнктурных опасностей. На­пример, в полном согласии с государственным банком я мог установить уже при начальной высокой конъюнктуре, что ухудшение касалось не столько фактического уровня цен, сколько атмосферы, в которой определялись цены. В тот момент было бы еще преждевременным прибегать к воздей­ствию традиционными средствами, разве только, что при этом высказывалась готовность затормозить на сравнитель­но ранней стадии благоприятное развитие экономики, позво­ляющее нам говорить о высокой конъюнктуре. Совершенно очевидно, что в то время мы имели дело с преимущественно психологическим феноменом. Не в самой конъюнктуре как таковой скрывалась опасность: опасность заключалась в не­верной оценке вытекающих из этой конъюнктуры возможно­стей и шансов для материального обогащения. Беспокойство сеяли не обстоятельства, а сам человек. [60] В этом отноше­нии с тех пор ничего по существу не изменилось.

«Психология разумных цен» в борьбе с опасностью инфляционных тенденций

В моем психологическом походе я старался не ограни­чиваться выступлениями на больших собраниях; я пытался также мобилизовать мощные силы для борьбы с вздуванием цен и во время моих частных бесед с представителями от­дельных отраслей народного хозяйства. За время с осени 1955 года были проведены десятки таких бесед, причем об­щественность была осведомлена лишь о ничтожной части этих усилий; они были направлены, в частности, на недопу­щение чрезмерного повышения цен на уголь, на отсрочку - на многие месяцы - повышения цен на изделия черной ме­таллургии и т. д.

Цель моих бесед всегда была одна и та же: я хотел, что­бы в германском народном хозяйстве укрепилось такое умо­настроение под влиянием которого каждый покупатель об­думывал бы самым обстоятельным образом, действительно ли не слишком высока цена товара, который он желает при­обрести. С другой стороны, всякий, кто что-либо производит или предлагает, еще раз должен был бы подумать, оправдана ли его цена с точки зрения требования о сохранении устой­чивости цен и обеспечения прочности нашего народного хо­зяйства в целом? [62]

Можно сомневаться насчет того, удалось ли мне добить­ся этой цели в полном объеме. Но все же можно считать ус­тановленным, что, не будь этих бесконечных усилий в Гер­мании и в других европейских странах - уровень цен сегодня был бы выше фактически существующих цен.

В связи с этим достаточно бросить взгляд на действительную эволюцию стоимости жизни. Для большей ясности здесь приводятся также данные за время корейского кризи­са. Эта эволюция в стоимости жизни была в то время более оживленной, хотя, оглядываясь назад, можно сказать, что несмотря на все бурные перипетии корейского кризиса, дви­жение вверх было не столь значительным, как это в свое вре­мя воспринималось.

Индекс цен стоимости жизни, средняя группа потребителей 1950 = 100

(Источник: Федеральное статистическое бюро ГФР)

Здесь я позволю себе в заключение повторить то, что нередко высказывалось мной и в прошлые годы: я готов уго­варивать каждого отдельного германского гражданина до тех пор, пока он не устыдится, что он не поддерживает уси­лия, направленные на поддержание устойчивости валюты. Подобно врачу, который болеющему заразной болезнью че­ловеку, вводит в организм бациллы-антитоксины, - подобно такому врачу я намерен на постоянных совещаниях, посвя­щенных вопросу о ценах, и в повторных открытых призывах добиться того, чтобы можно было локализовать кризис и воспрепятствовать заболеванию народного хозяйства. При столь неустойчивом положении необходимо было ежедневно обращать внимание каждого на развитие цен, чтобы добить­ся иммунитета перед лицом эпидемии бурного роста цен и не подвергнуться заразе инфляционного движения. Здесь идет речь не о молебствии об оздоровлении германской эко­номики! Это мне чуждо, но я должен еще раз повторить: об­раз действий людей является решающим и останется решаю­щим. [63]

Людвиг Эрхард. "Благосостояние для всех" - Глава ХII. Идея снабженческого государства - современная химера

Каждый раз, когда я выступаю на тему «социальное обеспечение», я подвергаюсь риску быть обвиненным в пре­вышении моих полномочий. Хотя я касаюсь этой проблемы скорее в роли хозяйственно-политического деятеля, нежели в качестве министра народного хозяйства, все же любому специалисту в этой области понятно, что и у министра хо­зяйства также имеются все основания проявлять заботу о развитии нашей социальной политики, что обусловлено са­мой структурой социального рыночного хозяйства. Социаль­ное рыночное хозяйство не может существовать, если лежа­щая в его основе идейная установка, т. е. готовность нести ответственность за собственную судьбу и участвовать в ча­стном свободном соревновании из стремления к повышению производительности, - если все это осуждено на вымирание в результате принятия сомнительных мер якобы «социаль­ной» политики в смежных с хозяйством областях.

Тот, кто готов продумать эту проблематику до конца, поймет сомнительность слишком узкого и резкого размеже­вания компетенции. Точное и исчерпывающее размежевание ведомственных сфер, только тогда было бы вообще терпимо, когда действия и поведение всех тех, кто так или иначе воз­действует на экономическую обстановку, определялись бы, исходя из единого понимания вещей, иначе говоря, когда люди безоговорочно одобряли бы строй и порядок, к осу­ществлению которого стремится социальное рыночное хо­зяйство.

Я неоднократно указывал, что стою за неделимость лич­ной свободы. Из этого я исходил еще в 1948 году, стремясь упразднить все препятствия на пути экономической свободы. Поэтому, поскольку я внес свою долю в дело освобождения немецких людей, я должен требовать, чтобы соответствую­щие усилия были сделаны и в других областях. Свободный хозяйственный строй может удержаться в течение продол­жительного времени лишь в том случае, если и пока также и в социальной жизни нации обеспечен максимум свободы и максимальным образом проявляется частная инициатива и забота каждого о самом себе. [73]

Наоборот, когда все усилия социальной политики на­правлены на то, чтобы каждого человека уже с момента его рождения предохранить от всех превратностей жизни, т. е. когда стараются крепко-накрепко оградить человека от всех перемен судьбы, тогда - и это вполне ясно - нельзя тре­бовать от людей, воспитанных в таких условиях, чтобы они выявили в необходимой мере такие качества, как жизнен­ная сила, инициатива, стремление к достижениям в производительности и другие лучшие качества, столь судьбонос­ные в жизни и будущности нации, и которые, сверх того, яв­ляются предпосылкой для создания основанного на личной инициативе социального рыночного хозяйства. Далее следует указать также и на неразрывную связь между хозяйственной и социальной политикой: в самом деле, вмешательства со­циальной политики и мероприятий по оказанию помощи требуется тем меньше, чем успешнее будет развиваться эко­номическая политика.

Этим мы не отрицаем того, что даже самая лучшая экономическая политика в современных индустриализованных государствах должна быть еще дополнена мерами социальной политики. С другой стороны, правилен и тот принцип, что всякая эффективная социальная помощь возможна только при наличии достаточного и все растущего общего объема всей национальной продукции. Другими словами такая со­циальная политика может строиться только на основе отли­чающегося производительного народного хозяйства. Поэтому любая органическая социальная политика должна быть заин­тересована в том, чтобы экономика носила экспансивный ха­рактер и была бы устойчива; она заинтересована и в том, чтобы принципы, на которых покоится эта экономика, оста­вались в силе и подверглись дальнейшей разработке.

Размеры сумм, распределяемых в порядке проведения социальной политики, нельзя больше признать не имеющей значения величиной. Эти суммы, наоборот, являются веским фактором в процессе распределения в народном хозяйстве, в результате чего в настоящее время существует тесная взаи­мосвязь между экономической и социальной политикой. Социальная политика автономная и нейтральная в отношении народного хозяйства, - дело прошлого. Она все больше и больше должна уступать место такой социальной политике, которая теснейшим образом связана с экономической поли­тикой. Социальная политика не смеет косвенными путями подрывать продуктивность народного хозяйства. Она не дол­жна противиться основам, на которых покоится рыночное хозяйство.

Если мы вообще хотим сохранить на долгое время сво­бодный и общественный строй, тогда действительно стано­вится основоположным требование, чтобы хозяйственная по­литика, стремящаяся способствовать человеку достигнуть личной свободы, была бы дополнена такой же, устремлен­ной на установление свободы, социальной политикой.

Поэтому, оказалось бы в коренном противоречии со строем рыночного хозяйства такое положение вещей, при котором частной инициативе, заботе о самом себе и личной ответственности не было бы хода, и притом даже тогда, ког­да у отдельного индивидуума имеются все необходимые ма­териальные предпосылки для проявления этих добродетелей. И действительно, экономическая свобода и тотальное при­нуждение к страховке от всех превратностей судьбы относят­ся друг к другу, как огонь и вода.

В дальнейшем изложении мы еще вернемся к другим специальным взаимосвязям между экономической и соци­альной политикой. Здесь ограничимся указанием, что со­циальная политика, для которой старания сохранить ста­бильность валюты не представляют собой требования перво­степенного значения, таит в себе крупнейшие опасности для обеспеченного функционирования социального рыночного хозяйства.

Рука в кармане соседа

Следует оказать самое энергичное противодействие этой опасности. В этом споре расхождений больше, чем в любом другом вопросе. Одни воображают, будто благо и счастье лю­дей основаны на какой-то форме общей коллективной ответ­ственности, и что по этому пути, который ведет, конечно, к всемогуществу государства, следует и дальше продвигаться вперед. Спокойная и удобная жизнь, мол, будет тогда не слишком роскошной, но зато все же лучше обеспеченной. Этот образ мышления и жизни получает свое олицетворение в идейной конструкции так называемого «государства бла­годенствия». С другой стороны, нельзя устранить есте­ственное стремление отдельного человека нести ответствен­ность за обеспечение своего будущего, будущего своей семьи и своей старости, сколько бы ни старались косвенными пу­тями убить в человеке его совесть.

В последнее время я повсеместно прихожу в ужас от то­го, насколько в социальной области могуче упование на кол­лективную застрахованную обеспеченность. Однако, куда мы придем и сможем ли мы вообще идти путем прогресса, если мы все больше будем устремляться к такой форме сов­местной жизни, когда никто не будет больше готов принять на себя ответственность и когда каждый только и будет ду­мать о том, чтобы обеспечить свою судьбу лишь при помо­щи коллектива? Я достаточно резко отозвался об этом бег­стве от ответственности, когда я сказал, что если эта бо­лезнь будет распространяться и дальше, то мы скатимся к общественному порядку, при котором каждый будет запу­скать руку в карман соседа. Тогда все будет основано на принципе: я забочусь о других и другие заботятся обо мне.

Ослепление и принцип «спустя рукава», с которыми мы стремимся к снабженческому государству и к «государству благоденствия», может для нас обернуться только бе­дой. Эта склонность способна привести к отмиранию настоя­щих добродетелей, заложенных в человеке: готовности нести ответственность, любви к ближнему и человеку вообще, стремления испытать свои силы, готовности заботиться о се­бе и многих других. В конце подобного процесса мы пришли бы к обществу, которое, возможно, было бы не бесклассо­вым, но во всяком случае бездушно механизированным.

Особенно непонятным представляется этот процесс по­тому, что по мере того, как наше благосостояние растет, эко­номическая обеспеченность увеличивается и основы нашего народного хозяйства укрепляются, потребность и стремление обеспечить таким образом достигнутое от всех превратностей судьбы, начинает затмевать все остальные соображения. Здесь кроется поистине трагическая ошибка, так как люди очевидно не хотят признать, что хозяйственный прогресс и основанное на достижениях производительности благосостоя­ние несовместимы с системой коллективной гарантирован­ной обеспеченности.

Однако это стремление к гарантированной обеспечен­ности, которое естественно должно привести к усилению вмешательства государства, в то же время как бы подчерки­вает противоречивость этой ложной политики. Если эти гром­кие требования свести раз к простой формуле, то мы увиде­ли бы, что речь идет не о чем другом, как о понижении на­логов при одновременном повышении требований к финан­совому ведомству. Подумали ли вообще поборники таких по­ложений, откуда государство возьмет силы и средства для удовлетворения таких требований, которые в отдельности, быть может, и справедливы?