Глава 23 Туор и падение Гондолина

Cказано, что Хуор, брат Хурина, пал в Битве Бессчетных Слез. Зимой того же года у его жены Риан родился в глуши Митрима сын по имени Туор. Эльф Аннаэл из Серых Эльфов взял его на воспитание. Туору исполнилось шестнадцать лет, когда последние Серые Эльфы решили покинуть пещеры Андрофа и перебраться на юг, к Гаваням на Сирионе. Но орки и вастаки разгромили отряд, Туор попал в плен, а потом в рабство к Лограну, одному из вожаков вастаков Хитлума. Три года влачил он рабскую жизнь и наконец бежал, вернулся в пещеры Андрота и жил там один, жестоко мстя обидчикам, да так успешно, что Логран посулил за его голову немалую награду.

Четыре года вел Туор жизнь одинокого разбойника или, лучше сказать, мстителя, но вот однажды Владыка Ульмо избрал его для выполнения важной миссии. По его велению Туор покинул убежище в Андроте и отправился в долгий путь на запад. Он прошел через Дор Ломин и с трудом отыскал Врата Нолдор, поставленные народом Тургона, жившим когда то в Неврасте. Отсюда вел под горами длинный туннель, заканчивающийся в Ущелье Радуг, по дну его несся к близкому морю бурный поток.

Путь Туора не проследил никто. Ни орк, ни человек не донесли Темному Владыке об одиноком путнике.
И вот Туор пришел в Невраст. Здесь ему впервые открылось Великое Море и покорило его навсегда. Отныне волнующаяся стихия и древняя музыка вод властно влекли Туора в дали владений Ульмо. Около года прожил он один в Неврасте на побережье.

Тем временем на просторах Средиземья пробил час Нарготронда.

Пришла осень. В один из дней Туор увидел в море семь огромных лебедей, неторопливо плывших на юг, и понял, что это – долгожданный знак Владыки Ульмо. Он пошел за ними вдоль берега. Под горой Тэрас его ждали пустынные и заброшенные покои Виниамара и обещанные Ульмо щит, меч и доспех. Это Тургон, уходя в Гондолин, выполнил волю Владыки Вод. Туор облачился и вышел к воде.

С Запада надвигалась великая буря. В громе и грохоте взметенных волн явился Туору сам Вала Ульмо и повелел отправиться в Гондолин. Дабы обезопасить Туора в пути, дал Ульмо своему вестнику магический плащ, отводящий глаза врагам.

А утром, когда стихла буря, Туор встретил на берегу изможденного, обессиленного эльфа. Это был Воронвэ, сын Аранвэ из Гондолина, единственный из моряков, посланных Тургоном на Запад, кому удалось спастись. Шторм разбил их корабль уже в виду берегов Виниамара, но волны вынесли на песок одного лишь Воронвэ. Туор рассказал о воле Владыки Вод и попросил помочь отыскать дорогу в Гондолин. Эльф, видя воина в нолдорском шлеме былых времен и слыша его необычную речь, не посмел отказать посланцу Валар. Дальше они пошли вместе. Неподалеку от Сумеречных Гор их застала зима. В этом году она была особенно лютой, и путники медленно продвигались на восток, ища защиты от жестокого северного ветра у подножия гор. Так достигли они озера Ивринь. Больно было видеть это некогда чистейшее озеро, загубленное Глаурунгом. С берега Ивринь заметили они высокого человека в черном плаще и с черным мечом, торопливо шагавшего на север. Путник не обратил на них внимания, и они не стали окликать его, так и не узнав, кого повстречали.
Если бы не сила Ульмо, незримо питавшая в пути Туора и Воронвэ, не одолеть бы им этих заснеженных, скованных холодом лиг. Но с вышней помощью они достигли входа в Гондолин и, пройдя тайным подгорным туннелем, подошли к первым вратам, где повстречались с передовой заставой. Уставших путников вели по дну глубокого ущелья, потом дорога пошла вверх, они миновали семь врат и предстали перед Эктелионом, Стражем Гондолина. Туор сбросил плащ – древний нолдорский доспех и оружие из Виниамара убедили эльфов, что перед ними и впрямь посланник Ульмо. Отсюда Туор впервые окинул взглядом волшебную долину Тумладен, зеленым самоцветом лежащую в кольце гор, а за ней, на невысоком скалистом плато, раскинулся великий Гондолин, воспетый в песнях, прекраснейший из городов эльфов по эту сторону Моря.

По знаку Эктелиона на башнях запели трубы, и окрестные горы отозвались звонким эхом, а издали, с белых стен города, розовевших в лучах рассвета, донесся ответный сигнал.

Туор пересек Тумладен и вошел в ворота Гондолина. По широким лестницам его провели в королевские покои, украшенные изваяниями Дерев Валинора. Здесь предстал он перед Тургоном, сыном Финголфина, Верховным Правителем Нолдоров. Одесную Короля стоял его племянник Маэглин, одесную сидела дочь Идриль Келебриндель. Туор заговорил, и присутствующие не поверили глазам: Человек ли это из Смертных стоит перед троном и вещает голосом, подобающим Вала? Туор предостерег Тургона, напомнив, что Проклятье Мандоса, словно меч, занесено над головами Нолдор; он говорил о том, что приходит конец их трудам на этой земле, он повелел именем Ульмо оставить этот прекрасный и могучий город и уходить на юг, к Морю.

Долго обдумывал Король Тургон слова Вала. Многое приходило ему на память, и прежде всего давний совет Ульмо, данный еще в Виниамаре: «Не позволяй делам рук своих занять слишком много места в твоем сердце. Помни: истинная надежда Нолдор на Западе, и прихода ее надо ждать с Моря». Но с тех пор прошли годы. Слишком горд стал Король Тургон, а Гондолин, память о Тирионе, – слишком прекрасен. Верил Тургон, как никогда, в непобедимую мощь тайной твердыни, и даже слова Вала не могли поколебать его. После Битвы Слез народ Гондолина зарекся вмешиваться в людские, эльфийские или чьи бы то ни было дела за пределами своего королевства; возвращаться на Запад и подвергать себя опасностям долгого пути тоже никому не хотелось. Укрывшись за неприступными горами, эльфы Гондолина никого не пускали к себе, будь то даже простой странник или беглец, претерпевший от Врага и преследуемый орками. О делах Средиземья вести приходили отрывочные и редкие, так что в конце концов народ Тургона потерял к ним интерес. Разведчики Моргота тщетно пытались отыскать подходы к Скрытому Королевству. О Гондолине многие слышали, но никто его не видел. На совете, созванном Тургоном, против Туора резко выступил Маэглин. Надо сказать, Король благожелательно выслушал племянника, ибо слова Маэглина были по сердцу самому Тургону. В конце концов Король решил поступить по своему. Тургона смущало только одно. Он помнил, как еще там, за Морем, говорил Мандос о предательстве, от которого произойдут многие беды. Вот предательства Тургон боялся. Но ожидая его извне, Король приказал замуровать даже естественную тайную тропу под горами и успокоился. Больше никто не покидал Гондолина. Гонцы стали не нужны, ибо не получали отныне поручений – ни о войне, ни о мире. Изредка прилетал Торондор. Однажды он принес вести о падении Нарготронда, еще через несколько лет – о гибели Тингола, а потом – о смерти Диора и разрушении Дориата. Но Тургон оставался глух к знакам беды, без промаха поражавшей эльфов и людей. Он только поклялся никогда не оказывать поддержки сыновьям Феанора и усилил гарнизоны горных крепостей.

Туор остался в Гондолине, очарованный красотой города, глубиной познаний здешнего народа и благостью мирной жизни. Теперь это был на редкость сильный и крепкий, мужественный человек, глубоко овладевший знаниями Нолдор. Вскоре обратилось к нему сердце Идриль, королевской дочери, и сам Туор полюбил ее. Маэглин и раньше не выказывал ему расположения, а теперь племянник Тургона, больше всего на свете желавший обладать единственной наследницей Короля Гондолина, смертельно возненавидел человека. Король, напротив, всячески привечал Туора, во первых, как вестника Владыки Ульмо, а во вторых, не забыл Король слов Хуора, сказанных на поле боя, когда Нолдор Гондолина под прикрытием людей отступили в Битве Слез. Расположение Короля простиралось так далеко, что по прошествии семи лет Туору не отказали даже в руке единственной дочери. По этому поводу состоялся великий пир. Все славили жениха и невесту и только Маэглин с кучкой своих приспешников смотрел на молодых с нескрываемой злобой. Так был заключен второй союз между людьми и эльфами.

Пятьсот три года минуло со дня прихода Нолдор на восток, и этой весной у Туора и Идриль родился сын Эарендил Эльфинит. Дивной красотой отличался Эарендил, лицо его сияло нездешним светом, красота и разум Эльдаров счастливо сочетались в нем с силой и твердостью Людей Начальной Эпохи. От отца он унаследовал страстную любовь к морю и умение слушать и понимать голос волн.

В радости и мире пребывал Гондолин. Никому не приходило в голову, что тайна Скрытого Королевства, невольно выданная Хурином, уже известна Морготу. Теперь Враг часто уносился мыслью к гористому краю между Анахом и истоками Сириона. Его разведчикам все еще не удавалось проникнуть туда из за бдительности Горных Орлов, стерегущих перевалы в горах, и это мешало завершению планов Черного Властелина.

Идриль Келебриндель обладала чутким, вещим сердцем и потому ощущала приближение зла. Она сама, по своей воле, с несколькими преданными ей эльфами, начала прокладывать тайный путь на случай, если придется оставить город. Знали об этом очень немногие, особенно же Идриль следила, чтобы замысел не дошел до Маэглина.

Однажды (Эарендил был еще совсем маленьким) Маэглин пропал. Впрочем, на это никто не обратил внимания. Маэглин часто отлучался в горы. Хороший рудознатец искусный мастер по металлу, он много сил отдавал поиску новых месторождений, иногда забираясь очень далеко. Бывало, он даже пересекал установленные границы, а Король и не ведал о нарушении своего строжайшего запрета, так случилось и на этот раз, но иначе кончилось. Волей судьбы Маэглин попал в лапы оркам, и его тотчас доставили в Ангбанд. Нельзя сказать, чтобы племянник Короля отличался слабоволием или малодушием, но пытки сломили его дух, и он выкупил жизнь и свободу, выдав Морготу точное местоположение Гондолина и тайные подходы к нему. Вот это был подарок так подарок! На радостях Темный Владыка посулил Маэглину трон Гондолина и Идриль Келебриндель в придачу, если удастся захватить владения Тургона. Не последнюю роль в этом беспримерном предательстве сыграла ненависть Маэглина к Туору и страсть к Идриль. Моргот отправил своего пленника и будущего вассала домой, чтобы в Гондолине не заподозрили измены и чтобы Маэглин был наготове, когда придет время. Он вернулся как ни в чем не бывало и продолжал жить во дворце с улыбкой на губах и черной изменой в сердце. Идриль чувствовала, как сгущаются незримые тучи.

Когда Эарендилу исполнилось семь лет, Моргот двинул рать на Гондолин. Снова впереди шли барлоги, и волки, и драконы из выводка Глаурунга, подросшие, многочисленные, свирепые, как никогда. Войска пробирались наиболее сложным путем – через высочайшие северные горы, охранявшиеся зато намного слабее, чем другие места.

В ночь под ежегодный летний праздник множество эльфов стояло на стенах города, ожидая восхода солнца, чтобы по обычаю приветствовать его восторженным гимном. Наутро должен был начаться великий пир. Но вместо зари на востоке небо неожиданно начало багроветь на севере. Никто не успел ничего понять, а враг уже был под стенами города, оказавшегося в кольце осады.

Множество подвигов совершили воины Гондолина, являя примеры высокой доблести и отчаянной храбрости. Не отставал от них и Туор. В древней балладе «Падение Гондолина» рассказано об этом, а еще повествует она о поединке Эктелиона с Готмогом, предводителем Барлогов, и о том, как могучий воин погиб на глазах Короля, одолев своего соперника, и о том, как мужественно оборонял башню сам Король и как нашел кончину под ее развалинами.

Туор дрался отчаянно. Он видел, как Маэглин схватил его жену и сына, и бросился им на выручку. Туор настиг злодея на стенах и бился с ним, пока не сбросил вниз. Тело Маэглина, падая, трижды ударилось о скалистые выступы Амон Гварет и рухнуло в огонь, бушевавший под стенами. Среди начавшегося пожара Туор и Идриль с трудом собрали немногих уцелевших защитников города и увели тайным туннелем, подготовленным Идриль. Никто не знал о нем, а тем более – военачальники Ангбанда. Они никак не предполагали, что беглецы, буде таковые найдутся, пойдут на север, по направлению к землям Врага. Дым пожаров, пар от исчезающих фонтанов и языки драконьего огня окутали долину Тумладен. Никто не заметил бегства Туора с товарищами, но им пришлось нелегко. Длинным и узким туннелем с трудом пробирались раненые, дети и женщины. И все же они вышли на свет и поднялись в горы по холодным, заснеженным перевалам. По самому труднопроходимому, недаром носившему имя Орлиного, вилась узкая тропа. Справа вздымались отвесные скалы, а слева зияла головокружительная бездна. Вот этим путем и пробирались беглецы, когда неожиданно попали в орочью засаду, возглавляемую Балрогом. Множество таких засад приказал расставить Моргот на подступах к Гондолину. Положение эльфов было отчаянным. Даже отвага и доблесть золотоволосого Глорфинделя, вождя одного из Домов Гондолина, не спасли бы их, не приди на помощь орлы Торондора.

О поединке Глорфинделя с Балрогом на узком скальном уступе сложено много песен. Оба нашли свою гибель в бездне. Но с неба спустились Орлы. Мощными когтями и гигантскими крыльями они разогнали злобно визжащих орков, многих убили, а прочих побросали в пропасть. Моргот, конечно, узнал о том, что из Гондолина кому то удалось спастись, но значительно позже. А тогда, после окончания стычки, Торондор осторожно поднял из пропасти тело Глорфинделя, и его предали земле. Над могилой воздвигли каменный курган, обложенный зеленым дерном. До самого изменения Мира здесь всегда цвели желтые цветы, и других поблизости не было.

Туор вывел остатки народа Гондолина в долину Сириона. Отсюда путь на юг был открыт. Но много сил пришлось затратить, пока беглецы достигли Ивового Края. Здесь стало легче. Воды реки еще не покинула сила Ульмо, она ощущалась и в воздухе приречной равнины. Люди и эльфы отдохнули, раны быстро заживали, усталость прошла, и только скорбь не покидала сердца. Нолдор устроили тризну в память погибшего королевства, в память воинов, жен и дев, павших в Гондолине. Особенно часто в песнях звучало имя Глорфиндееля, которого любили все от мала до велика. Сложил песню и Туор. Он подарил ее сыну Эарендилу. В ней рассказывалось, как когда то Владыка Вод Ульмо пришел к берегам Невраста. Когда Туор запел, в сердце его с новой силой вспыхнула тоска по морю и нашла отклик в сердце Эарендила. Вскоре Туор и Идриль покинули Ивовый Край и поселились на побережье, неподалеку от устья Сириона, вместе с эльфами из Дориата, которых незадолго перед тем привела Эльвинг, дочь Диора. С падением Гондолина и гибелью Тургона Верховным Правителем Нолдор Средиземья стал Гил Галад, сын Фингона.

Моргот решил, что настал час его торжеств! Врагов больше не осталось. Где то бродили еще сыновья Феанора, но ему было наплевать и на них, и на их клятву, которая так и не принесла ему никакого вреда, пожалуй, даже наоборот Моргот больше не жалел об утраченном Сильмарилле и только посмеивался, представляя, как Волшебный Камень поможет ему избавиться от последних жалких остатков Нолдор в Среднеземье, сея среди них рознь и раздоры. Если и знал он о маленьком поселении на юге, то виду не показывал, не то выжидая, пока его жителей погубят древнее проклятье и ложь, не то втайне готовя удар. Как бы то ни было, а на побережье, никем не тревожимый, эльфийский народ медленно возрождался, набирая силы, бережно храня крупицы истины, вынесенные из Дориата и Гондолина. Их часто навещали мореходы Кирдана, и вновь пришедшие эльфы постепенно вспоминали забытое искусство кораблестроения. Могущество Ульмо здесь ощущалось явственно, и под его благословением побережье заселялось и осваивалось.

Говорят, что в это время Владыка Ульмо явился в Валинор и призвал Валар к состраданию судьбе эльфийских народов Средиземья; он говорил о том, что нельзя дальше терпеть засилье Врага, нельзя допускать, чтобы Темный Властелин продолжал владеть Сильмариллами, хранящими свет Блаженных Дней. Молча слушал его Манве, а о том, что было у великого Вала на сердце, разве может рассказать предание? Мудрые ответили Владыке Вод, что час еще не настал, что изменить решение Сил Арды дано лишь тому, кто придет и по праву станет говорить от имени людей и эльфов, раскаявшись в содеянном зле и прося снисхождения к их бедам. Что до клятвы Феанора, то может и сам Манве не властен развязать этот узел судьбы, пока она не избудется в мире, пока не откажутся дети Феанора от своих неправых притязаний, вспомнив о том, что дивный свет, заключенный в Сильмариллах, создан Валар.

А в далеком Среднеземье Туор почувствовал приближение старости. Чем слышнее становились ее шаги, тем сильнее испытывал Туор непреодолимую тягу к морским просторам. Построил он невиданный доселе корабль – Эараммэ было его название, Морское Крыло, и вместе с Идриль отплыл на Запад. Ни песни, ни предания Стародавних Дней не упоминают о нем больше. Значительно позже стали говорить, что Туор, единственный из Смертных, был причислен к Старшим Детям Илуватара, и судьба его не похожа на судьбы других людей.