В третьем ходе белые имеют для выбора 30 комбинаций, черные - 31, в четвертом белые - 32, черные - 33 комбинации.

При первом же ходе обеих играющих сторон уже имеется 400 (20x20) разных вариантов игры. Для упрощения дальнейших подсчетов предположим, что первые пять ходов обеих сторон имеют по 20 возможностей, а следующие - по 30 возможностей выбора хода. Кроме того, можно считать, произвольно конечно, что в среднем партия имеет около 40 ходов.

Итак, мы можем подсчитать, сколько разновидностей шахматных партий имеется в распоряжении игроков. Это, конечно, неправильный подсчет, ибо некоторые партии могут закончиться и при меньшем количестве ходов, а другие, наоборот, могут продолжаться дольше, но все дело в том, чтобы составить приблизительное понятие о количестве возможных комбинаций. А счет выглядит так: (20 х 20)5 х (30 х 30)35 = 210 х 370 х 1080 = 25 х 10115

Если, например, при определенном варианте начала игры есть основание думать, что при трех или четырех точно определенных ходах обеих сторон мы имеем по два хороших хода для выбора, то уже после семи ходов мы имеем свыше 16 тысяч рациональных расстановок. А если в начальном этапе игры было бы три хороших хода, то после семи ходов количество комбинаций составило бы почти 5 миллионов. И все это в одном только варианте начала.

Если бы мы могли проанализировать все варианты (до самого конца партии), которые могли бы возникнуть в определенный момент игры, то пришли бы к уточнению некоторых правил игры. Однако только правил, а не научной теории. И действительно, во многих эндшпилях мы сумеем получить ответ на вопрос, как играть, чтобы довести партию до победы, или же какой будет результат в зависимости от выбора хода. Это не оправдывается в дебютах. Может случиться, что в дебюте, который считается правильным, существует незамеченный до сих пор ход, опровергающий ценность варианта. Отсюда вывод: ни один дебют не имеет математического доказательства абсолютной правильности.

Стало быть, шахматы имеют огромное, но не бесконечное количество комбинаций, а правила игры вносят дополнительные ограничения: после троекратного повторения одной и той же позиции наступает ничья, так что при большом количестве ходов можно почти механически довести игру до ничьей, если одна из сторон не победила раньше. Значит, растянуть игру до бесконечности невозможно. Это могло бы наступить, если бы не обязывали правила ничьей. Тогда, например, так называемый "вечный шах" был бы действительно вечным шахом, а не ничьей.

Знаменитый французский шахматист Филидор считал, например, что тот, кто начинает игру и не делает ошибок, должен выиграть. А Ласкер и большинство современных ему мастеров склонялись к тому, что по мере развития науки о шахматной игре партии должны оканчиваться вничью. Нашлись и такие "эксперты", а было это в десятые и двадцатые годы прошлого века, которые утверждали, что шахматная игра перестает интересовать человечество и постепенно умирает. Умение играть якобы является настолько достаточным, что предопределяет ничейный результат, если ни одна из сторон "не отклонится" и не сделает непредвиденного хода в якобы упорядоченном знании о дебютах шахматных партий.

Однако не все поддались чарам "теории ничьей". О большом чувстве юмора противников этой точки зрения свидетельствует бывший в то время в ходу анекдот в форме восточной сказки.

Во времена царствования султана Гаруна-аль-Рашида в Багдаде процветала игра в шахматы. Играли буквально все: старые и молодые, мужчины и женщины, бедные и богатые. Однажды в городе появился мудрец, который объявил, что он может указать способ, как после каждого очередного хода найти самый лучший ответный ход. Это возбудило огромный интерес среди населения. В конце концов мудрец открыл свой способ. И что же оказалось? Им стали пользоваться оба партнера. Игра стала неинтересной, результат не давал решения. Всем расхотелось садиться за шахматную доску. Люди загрустили, исчезли оживленные группы болельщиков. В повседневной жизни не стало приятного, так занимающего всех развлечения. Спасая положение, рассудительный халиф приказал конфисковать труд мудреца, а учителей в школах обязал не обучать никого такому "совершенному методу".

В ничейную смерть шахмат поверил даже чемпион мира гениальный кубинец Капабланка. Он и его почитатели считали, что человек уже постиг максимум вариантов отдельных партий, что человеческий ум так же, как механизм машины, сумеет выбрать в гуще комбинаций и расстановок всегда самый лучший ход, и что применение этого метода обеими сторонами приводит к ничьей.

"Ничейная теория" потерпела поражение благодаря мастерству Алехина, который разгромил Капабланку, блестяще выиграв у него партии и одерживая в своей долгой карьере многочисленные победы над сторонниками "ничьих". Алехин убедительно доказал, что комбинационные возможности на шахматной доске не будут исчерпаны до тех пор, пока в игре принимают участие живые люди.

Превосходная школа советских шахматистов, опираясь на традиции шахматной мысли Чигорина, бесповоротно опровергла точку зрения об "идеальной ничьей". Ряд побед на международной арене, достигнутых плеядой знаменитых советских шахматистов, таких, как чемпион мира Ботвинник, Бронштейн, Смыслов, Таль и многие другие, показал, что шахматная игра может быть динамичной, а отдельные встречи и коллективные турниры могут проходить остро, доставляя большие волнения как самим игрокам, так и наблюдателям.

Пять ферзей держат под ударом все клетки шахматного поля. Пример популярной задачи на расстановку шахматных фигур