Балканские провинции Османской империи в XVI в.

Дальнейшее укрепление в XVI в. османского владычества над покоренными балканскими народами, а также заметное расширение в это время подвластных Порте территорий в ходе успешных дейст­вий против королевства Венгрии и Венеции привели к политическим переменам на карте Юго-Восточной Европы того периода ¹.

Уже в начале XVI в. османские войска заняли ряд венецианских опорных пунктов в Албании и Греции (Дуррес и др.), в 1521 г. под их натиском пал Белград. После сокрушительного разгрома венгер­ской армии при Мохаче (1526) под власть Порты попали обширные югославянские территории, прежде входившие в состав Венгерско-Хорватского королевства (Срем, Славония, часть Далмации и Бос­нии, северная Сербия); венецианские владения в Далмации свелись к узкой приморской полосе от Задара до Сплита и ряду изолирован­ных городов и анклавов (Котор и др.); Венеция также сохранила еще часть Истрии, ряд островов в Эгейском море, Крит и Кипр. После разгрома королевства Венгрии и захвата турками центральной ее части (с Будой) значительно сократились и размеры Хорватии (так называемых «остатков остатков»), перешедшей под власть Габсбур­гов.

Эти изменения политической карты Балканского полуострова в XVI в. имели, как известно, своим последствием значительное увеличение численности югославянского населения, находившегося под османским господством, а также — в соответствии с успехами османской экспансии в Европе и упрочением власти Порты над ее балканскими владениями — и весьма глубокие внутриполитичес­кие сдвиги, результатом которых было заметное ухудшение положе­ния покоренного христианского населения.

Прежде всего эти перемены в положении местного крестьянства стали заметны в тех областях, которые до успешных завоеваний на­чала XVI в. служили пограничной полосой балканских владений Османской империи в Европе (в частности, в Северной Сербии, отча­сти в Боснии, позднее в Среме). Когда во втором и третьем десяти­летии XVI в. османские границы передвинулись в северо-западной части Балканского полуострова далеко вперед, одним из важнейших мероприятий Порты стала ликвидация прежних податных льгот, которыми пользовались некоторые категории местного крестьянства. В соответствии с решениями Порты об унификации крестьянских податей «влахи» Смедеревского санджака (в 1536 г.) были приравне­ны к райе; такие же изменения в положении влахов происходили в то же время и в Боснии и в других областях; ликвидировались по­датные льготы и права «филуриджиев» в северо-восточной Болга­рии, а также сокращались права иных категорий и групп местного населения (войнуков, мартолозов и пр.) в других балканских про­винциях Османской империи ².

Одновременно с этим переводом в податное сословие прежних «привилегированных» прослоек христианского населения отмечался и переход части их верхушки (например, влашских старейшин, сто­явших во главе общин — «кнезов» и «примичуров») в ряды осман­ского феодального класса ³. Однако не менее важен тот факт, что даже в тех областях, где имел место некоторый рост числа христиан-сипахов (спахиев) за счет упомянутых влашских кнезов и примичу­ров, это не приостановило все более ускорявшийся в середине и кон­це XVI в. процесс консолидации феодальной верхушки в балканских владениях Порты, превращения ее в монолитное сословие мусуль­ман-землевладельцев, резко отделенное в силу социальных различий и религиозной принадлежности от податной массы местного кресть­янства (в подавляющем большинстве — за исключением некоторых районов Боснии, Герцеговины и Албании — сохранявшего хри­стианскую веру). Уже к середине и концу XVI в. число христиан-сипахов резко упало, как это явствует из сравнения дефтеров Крушевацкого (1516) и Видинского (1560) санджаков, а владения, еще остававшиеся у христиан-сипахов, (а также у христианской церкви и монастырей), заметно сократились ⁴.

Не вызывает сомнения то обстоятельство, что процесс консоли­дации османского феодального класса в XVI в. не был связан только с исламизацией некоторых христиан-сипахов или с сокращением владений (либо с лишением их спахийского статуса) тех феодалов, которые сохраняли христианскую веру. В этой связи важную роль играли и те отношения, которые возникали между отдельными спа-хиями, их семьями и группировками, те изменения в системе юриди­ческого оформления прав феодального землевладельца, которые обоз­начались уже в XVI в. В частности, в то время значительно усили­лись боснийские и албанские мусульмане-феодалы (отчасти из числа местной знати, принявшей ислам, отчасти из рядов османских завое­вателей, осевших в этих районах). Рост влияния этих группировок боснийских и албанских феодалов был закономерно связан с закреп­лением за одними и теми же семьями высших военных и администра­тивных постов в данной области, с передачей по наследству земельных пожалований — тимаров (в качестве так называемых оджаклук-тимаров) и чифликов ⁵. Среди таких наиболее влиятельных фео­дальных родов балканских провинций Османской империи можно назвать, например, семью Синан-паши в Албании, обладавшую по­стами санджак-беев Влеры и Дельвины, Соколовичей и Караосмановичей в Боснии и др.

Вполне понятно, что процессы консолидации османского феодаль­ного класса и нивелировки положения местного крестьянства на Балканах находили непосредственное отражение и в соотношении мусульманского и.христианского населения (особенно в городах балканских провинций), и в дальнейшей исламизации местного на­селения. Перевод боснийских и сербских влахов на положение прочей угнетаемой райи обусловливал, с одной стороны, постепенный пере­ход в ислам тех представителей влашской верхушки, которые полу­чали тимары, с другой стороны — стремление и простых крестьян-влахов таким же путем добиться некоторого облегчения податного бремени ⁶. Вероятно, привилегированное положение горожан-му­сульман было причиной заметной (особенно в XVI в.) исламизации городского населения, которая нашла свое отражение в налоговых реестрах, подробно рассмотренных Н. Тодоровым.

Эти материалы свидетельствуют о том, что на Балканах уже «в первой половине XVI в. ощутимо росло мусульманское населе­ние» ⁷. Возрастание численности мусульман в балканских городах стало еще более заметным в конце XVI в. (удельный вес мусульман-горожан был к началу XVII в. равен уже 60, 93%, тогда как в сере­дине XVI в. число мусульманских хозяйств в городах равнялось лишь 40,09%) ⁸. Вполне возможно, что в действительности количе­ство мусульман в городах Балканского полуострова в XVI в. было гораздо больше, поскольку специфика основной массы сохранивших­ся источников (податных реестров) не позволяет точно определить численность основных категорий и прослоек городского населения; понятно, что османские дефтеры (списки налогоплательщиков) не дают представления о тех категориях (прежде всего мусульманского) населения, которые не облагались податями либо находились в го­родах временно. К их числу нужно отнести значительные гарнизоны и другие подразделения османских войск, а также феодалов-сипахов, представителей исламского культа, управителей вакфов, местную османскую администрацию и т. п. ⁹

В соответствии с этим, вероятно, допустимы и определенные кор­рективы в тех количественных пропорциях, которые устанавливают­ся Н. Тодоровым для чисто мусульманских и чисто немусульман­ских городов, как и для городов с преобладанием христианского или мусульманского населения. Однако все это, на наш взгляд, не может оспорить намеченные в труде Тодорова выводы об основных законо­мерностях развития балканских городов в XVI в., а именно: о росте чисто мусульманских городов, увеличении числа городов с преобла­данием мусульманского населения, более того — о концентрации мусульман в сравнительно крупных городах (например, в Сараево, Софии, Видине, Скопье, как и в столицах империи — Эдирне и Стам­буле) ¹⁰. Однако исламизация была весьма быстрой не только в круп­ных военно-административных центрах, но и в более мелких городах, примером которых может служить Зворник. Так, в Зворнике «за десять лет 90 хозяйств (т. е. примерно ¹/₅ всего городского населе­ния.— Е. Н.) приняли мусульманство, так что осталось всего 30 хозяйств христиан, но и они спустя некоторое время также раство­рились в массе мусульман» ¹¹.

Помимо процессов исламизации и ассимиляции немусульманского-населения в городах, в XVI в. еще быстрее совершался процесс раз­вития чисто мусульманских городов, как и городских центров с пре­обладанием нехристианского населения (Сараево, Эльбасан, Сало­ники и др.). Между тем, рост городов во многом (в частности, в сфере развития местных ремесел) был связан с политикой Порты, с выпол­нением ее военных заказов ¹².

Об этих важных процессах, существенно менявших весь облик балканских городов, можно судить не только на основании официаль­ных османских материалов. Весьма примечательны также сви­детельства тех памятников, которые возникли в ту эпоху в среде-покоренных балканских народов и которые отражают процесс исла­мизации христиан в XVI в.

Важны, в частности, свидетельства двух житий софийских муче­ников XVI в., погибших за отказ принять ислам,— жития Георгия Нового, написанного болгарским священником Пейо ¹³, и жития Николы Нового, созданного болгарским писателем середины XVI в. и видным представителем христианского духовенства г. Софии Мате-ем Грамматиком ¹⁴.Как повествует в своем произведении поп Пейо, Георгий Новый был сожжен живым в г. Софии 11 февраля 1515 г. за отказ принять предложение местного кадии (османского судьи) и фанатиков-мусульман отречься от христианства. В этом произведе­нии заслуживает внимания указание на то, что Георгий был искус­ным ремесленником (золотых дел мастером) и что он был вынужден уехать в Софию из своего родного города Кратова при Баязиде II, так как «боялся, что будет насильно отведен во дворец султана» ¹⁵. Сочинение Матея Грамматика также свидетельствует о «потурчении» болгар местными османскими властями: Никола Новый за отказ принять ислам в 1555 г. осужден на смерть и забит камнями мусуль­манской толпой во главе с правителем г. Софии — «Эпархом», как его называет Матей ¹⁶.

Названные свидетельства средневековой болгарской литературы вполне согласуются с сообщениями других источников об усилении османского гнета. Известно, в частности, что при Селиме I и Сулеймане I обсуждались проекты обращения в ислам христиан и закры­тия всех церквей ¹⁷. В некоторых сербских летописях говорится о на­чале правления следующего султана — Селима II (1566—1574), что «царь продал церкви и монастыри по всем царствам его», т. е. обре­менил христианское духовенство «продажами» — штрафами ¹⁸.

Вполне понятно, что столь значительное усиление в XVI в. ос­манской политики, направленной на ассимиляцию и подавление по­коренных балканских народов, вызывало нарастание протеста и сопро­тивления широких масс южнославянского, греческого, отчасти албанского населения Османской империи. Существенно, что недо­вольство выражала также христианская феодальная и полуфеодаль­ная верхушка покоренных османами балканских народов, часть духо­венства (вероятно, некоторые христиане-спахии), не желавшая ми­риться с сокращением своих земельных владений, с уменьшением или ликвидацией ее прав и привилегий, с вытеснением из рядов фео­дального сословия Османского государства.

Нарастание недовольства в среде христианского населения евро­пейской части Османской империи в XVI в. нашло свое выражение в обострении идеологической борьбы, в отказе многих жителей этих земель (в частности, южных славян и греков) от перехода в ислам и в перестройке существовавшей тогда организации православной церкви. Появились цитировавшиеся выше специальные сочинения, прославлявшие стойкость борцов за веру. Авторами этих произведе­ний были представители как низшего православного духовенства (поп Пейо), так и среднего и высшего клира (Матей Грамматик — «великий ламбадарий» софийской митрополии). В этих житиях отра­жено горячее сочувствие к софийским мученикам со стороны их еди­новерцев, подчеркнут тот факт, что мужество Георгия и Николы, отвергавших посулы мусульман и османских правителей, воодушев­ляло новых борцов, не боявшихся умереть за свой народ ¹⁹.

В этот период обострились также противоречия внутри право­славного духовенства в балканских областях Османской империи, в частности между южнославянским (прежде всего, низшим) клиром и верхушкой православной церкви (в основной своей части греческой или грецизированной), высшими представителями Охридской архиепископии и Константинопольской патриархии. Причиной недоволь­ства южнославянского духовенства, как и широких кругов славян­ской паствы, было засилие греческого клира в названных церковных организациях, осуществлявших в начале XVI в. церковную власть над всем православным населением Балкан, а также большие поборы греческого духовенства и проявляемое им смирение и уступчивость перед османскими властями²⁰.

Наиболее ярко недовольство южнославянского населения сло­жившимся в начале XVI в. положением в системе православной цер­ковной организации в Османском государстве нашло проявление в значительных переменах церковной структуры на территории, которая прежде входила в состав Сербского и Боснийского госу­дарств. Последовало «самозванное» отделение сербской церкви во главе с Павлом Смедеревским от Охридской архиепископии (в 20-х годах XVI в.), а затем с разрешения Порты официальное восстанов­ление самостоятельной Сербской (Печской) патриархии (в 1557 г.), с чем должны были смириться владыки и Охридской архиепископии, и Константинопольской патриархии²¹.

В связи с тем что эти серьезные изменения в системе церковного управления сербских земель неоднократно освещались в литературе (хотя до сих пор некоторые детали остаются спорными), здесь следу­ет обратить внимание на наиболее важные моменты, характеризую­щие отношение сербского народа и османских властей к указанным проявлениям резких противоречий в среде православного духовенст­ва. Вполне вероятно, что в широких кругах славянского населения Сербии и других владений Османской империи стремление восста­новить самостоятельную сербскую церковь, избавиться от засилия высшего греческого клира Охридской архиепископии и Константинопольской патриархии связывалось с надеждами на более действенное заступничество «своего» — сербского патриарха перед османскими властями, на более активное противодействие не только политике исламизации, но и попыткам «эллинизации» местной православ­ной церкви. Несомненно, что путем создания сербской самостоятель­ной патриархии влиятельные прослойки христианского населения сербских земель, в особенности в Смедеревском санджаке (христиане-спахии, местное сербское духовенство, верхушка влашских об­щин, старейшины мартолозов, может быть, и некоторые сербы-горо­жане) ²², стремились укрепить свое положение в рамках османской феодальной системы. Возможно, представители этих слоев рассчиты­вали с помощью названной церковной реформы добиться также боль­шего влияния в западной части Балканского полуострова и в завое­ванной османами Венгрии, т. е. в тех областях, куда еще накануне и в период османских завоеваний переселялись сербы и влахи и где резко возрастала численность православного (прежде всего сербско­го) населения.

Какова же была позиция османских правителей во время этой церковной борьбы на Балканах? Чем объяснялась та поддержка, ко­торую оказали местные османские власти и часть высшего чиновни­чества Порты стремлениям сербских кругов к восстановлению само­стоятельности, сербской церкви? Даже в период своего «самозванного» выступления смедеревский епископ Павел, провозгласивший себя архиепископом и патриархом, не только чувствовал себя полно­правным главой сербской церкви, назначая новых епископов, но и смог добиться ареста своего противника — охридского архиепископа Прохора и его приверженцев²³. Лишь через пять лет (ок. 1532 г.) Прохору Охридскому, использовавшему помощь всех восточных пат­риархов (в особенности константинопольского) для изменения пози­ции Порты, удалось вновь подчинить себе сербское духовенство. Такая «терпимая», а в 1557 г. открыто благожелательная, позиция Порты по отношению к требованиям восстановить сербскую церков­ную организацию, с одной стороны, обусловливалась, видимо, жела­нием использовать противоречия в среде православного духовенства балканских областей, прежде всего противоречия греческого и серб­ского клира. С другой стороны, Порта, разжигая церковную борьбу среди балканских христиан и вынуждая тем самым православное ду­ховенство к большей податливости и покорности, имела своей целью надежно укрепить свое господство именно в той части своих евро­пейских владений (в Сербии, Боснии, отчасти в Хорватии и Дал­мации, а также в Славонии, нынешней Воеводине и Южной Венг­рии), где сербское население не только было весьма многочисленным, но и привлекалось к военной службе и пользовалось поэтому неко­торыми льготами в рамках османской системы ²⁴.

Не случаен тот факт, что в первый период существования новой Печской патриархии (т. е. в 1557—1587 гг.) во главе сербской церк­ви стояли близкие родственники уроженца Боснии, самого великого визиря Мехмеда Соколовича: его брат Макарий, позднее — племян­ники Макария (Антоний, Герасим и Савватий) ²⁵. Политику тесного сотрудничества с Портой продолжали в конце 80-х — начале 90-х годов и эфемерные преемники патриархов из рода Соколовичей (Еро­фей и др.). О тесной связи между благожелательной позицией Порты к Печской патриархии в этот период и стремлением османской фео­дальной верхушки укрепить таким образом свое господство в этих областях Османской империи свидетельствует также значительное расширение границ Печской патриархии (по сравнению с ее диоце­зом в XIV—XV вв.), которые включили громадную территорию от Задра до Буды и от Дубровника до Софии и Скопье (т. е. всю Сербию, Боснию и Герцеговину, часть Хорватии, Далмации, Македонии и юго-западной Болгарии, значительную часть Венгрии). Показатель­но, что с ведома османских властей печские патриархи считали воз­можным подчинять себе и местных католиков, рассматривая себя в качестве полноправных пастырей всего христианского населения, жившего во «всей сербской земле и поморской и в северных странах е остальных» (именно таким был официальный титул печских патриархов) ²⁶.

Все эти проявления церковной борьбы в балканских провинциях Османской империи в известной мере были связаны также и с теми этносоциальными процессами, которые проходили в данном регионе в XVI в. В европейских областях империи продолжалось развитие сложившихся ранее народностей, а именно южнославянских, грече­ской, албанской и османской (турецкой), причем в ходе этих процес­сов значительную роль играла рассмотренная выше османская политика исламизации и ассимиляции покоренного нетурецкого на­селения ²⁷. За счет исламизированных христиан существенно увели­чивалась численность османской (мусульманской) этносоциалыюй общности, которая отнюдь не была однородной. По всей видимости, уже к XVI в. следует отнести начало формирования особой мусуль­манской народности в Боснии (или боснийско-мусульманской общ­ности), становление которой было связано с широким распростране­нием ислама не только в городах, но и в деревнях Боснии и Герцего­вины, а также с консолидацией боснийских феодальных верхов, обус­ловленной практикой передачи по наследству тимаров местными мусульманскими феодалами ²⁸. Сходные этносоциальные процессы протекали и в албанских землях, где среди местного населения также заметно возрос удельный вес мусульман и постепенно исламизируемых христиан.

В общем процессе развития южнославянских народностей в эту эпоху имело место расширение территории, на которой развивалась сербская народность. В результате крупных миграций сербского населения, как и боснийских мусульман, говоривших на сербском языке, границы сербской народности заметно раздвинулись на се­вер и северо-запад, что, в свою очередь, обусловило этническую неод­нородность населения в завоеванных османами областях (в части Хорватии, Славонии, в известной мере в Венгрии) и одновременно заметное сближение сербов и хорватов ²⁹.

Естественно поэтому, что для дальнейшего развития этнического самосознания как уже существовавших, так и только формировавшихся народностей имело большое значение наличие народных тра диций, особенностей социальной структуры, самостоятельных цер­ковных организаций, выделявших ту или иную народность в пределах Османской империи в самостоятельную «общину» (миллет). Так, например, в связи с интенсивной исламизацией городов все более от­четливо проявлялись различия между преимущественно мусульман­ским городом и христианской деревней (славянской, албанской, гре­ческой сельской общиной); в среде южнославянских (равно как и албанской) народностей роль горожан становилась менее важной, возрастало, напротив, значение патриархальной крестьянской среды, сохранившейся в особенности в малодоступных горных районах (в Черногории, в северной Албании, в горных массивах других час­тей Балканского полуострова)³⁰.

Вместе с тем в условиях упрочения османской феодальной систе­мы для дальнейшего развития нетурецких народностей значение особенно важного фактора приобретало наличие самостоятельной христианской церкви (Константинопольской патриархии — для гре­ков и Печской — для сербов). Более того, в кругах местного духо­венства, не только пользовавшегося по соглашению с Портой сугубо конфессиональными правами, но в известной мере исполнявшего и политические, судебные и фискальные функции по отношению к представителям соответствующего «миллета» (народа), сохранялись традиции прежней феодальной государственности, существовавшей до османского завоевания (в частности, традиции Сербского госу­дарства Неманичей — в сербских землях)³¹.

Существование стабильных факторов исторической жизни народ­ностей (наличие общего языка, устойчивых культурных традиций и обычаев, а для сербов и греков — самостоятельной церковной орга­низации) в определенной мере обусловливало сохранение и этниче­ских общностей среди балканского населения. Однако это не исклю­чало развития таких тенденций, которые постепенно приводили к усилению локальных особенностей внутри той или иной народно­сти и к образованию внутри ее небольших, но ярко выраженных этно-социальных единств (например, формировавшихся на базе так называемых «племен» в нынешней Черногории, северной Албании и Гер­цеговине) ³².

Эти процессы были, несомненно, связаны со значительной ролью в балканских провинциях Османской империи сельского самоуправ­ления, которое содействовало сплочению местных жителей (в осо­бенности славян и албанцев, в меньшей мере — греков) в борьбе против османского государства. Однако местное самоуправление покоренных народов использовалось в то же время Портой для контро­ля за крестьянской массой, для сбора налогов с крестьян и даже с так называемой «привилегированной райи» ³³. С этой целью, как указывалось выше, некоторым представителям сельской верхушки покоренных народностей (примичурам, кнезам, коджабашиям) Пор­та предоставляла небольшие тимары или разного рода льготы. Неко­торые права, включая право ограниченной автономии, получили на Балканах небольшие области или острова, в пределах которых все внутреннее управление осуществляли местные выборные представители, происходившие из кругов местной христианской феодальной или полуфеодальной знати.

Весьма существенно при этом то обстоятельство, что зачастую такие «автономные» права приобретались жителями той или иной области (обычно горной, малодоступной или пограничной) в ожесто­ченной борьбе против османских властей, нередко после неудачных карательных экспедиций войск Порты. Так, уже в XVI в. почти по­минальной стала зависимость от Порты горных областей Албании — Химары, Дукагини, Великой Мальсии; фактической самостоятель­ности добились черногорцы, майноты и сулиоты (жители отдельных районов Пелопоннеса и Эпира) ³⁴. Пользовалось некоторой автоно­мией и население ряда островов Эгейского моря (Наксоса, Андроса, Пароса, Милоса, получивших в 1580 г. подтверждение своих прав от Порты, а также Тасоса, Псары и др.) ³⁵.

Сохранение местного самоуправления в районах, заселенных по­коренными нетурецкими народностями, независимо от целей, пре­следовавшихся при этом османскими властями, несомненно, способ­ствовало сплочению славянского, греческого и албанского населе­ния в борьбе против османского гнета, феодальной эксплуатации и политики исламизации. Эта борьба постепенно усиливалась в тече­ние XVI в., особенно активизируясь во время военных конфликтов Османской империи с враждебными ей державами (Венецией, Испа­нией и др.). Именно в XVI в., в эпоху так называемого «процветания» Османской державы и ее наивысшего военного могущества, приобрело особый размах народное движение против османской власти — борьба болгарских и сербских гайдуков, греческих клефтов, хорватских ускоков ³⁶.

Гнет османской феодальной системы, исламизация, отмена преж­них льгот отдельных прослоек христианского населения обусловили не только выступления отрядов гайдуков, но и массовые восстания против власти Порты. Уже в 1526—1527 гг. вспыхнуло восстание сербского населения южных областей бывшего королевства Венгрии (Баната и Бачки) под руководством Йована Ненада ³⁷.

Во время турецко-венецианской войны 1537—1540 гг. призывы Венеции и ее союзников по антиосманской Священной лиге вы­ступить с оружием в руках против Порты нашли отклик среди сла­вянского, греческого и албанского населения прибрежных районов Ионического и Адриатического морей ³⁸. Благодаря поддержке мест­ного населения (в том числе черногорцев) испано-венецианские силы заняли г. Херцег-Нови и Рисан, а ожесточенное сопротивление албанцев Химары сорвало план османского вторжения в Апулию. Химара так и осталась непокоренной, несмотря на то, что османски­ми войсками в этой области руководил сам султан Сулейман I и великий визирь Аяз-паша (потурчившийся химариот)³⁹.

Выступления нетурецкого населения имели место не только в при­морских районах, где местных повстанцев могли поддержать военные силы противников Порты и их флот. В 1564 г. началось восстание в одной из внутренних областей Румелии — в Прилепской области (Македония). Сначала против османской власти здесь выступили крестьяне всей Мориховской нахии, затем движение охватило гор­ные малодоступные местности, равнинные селения и часть христиан­ского населения г. Прилепа. Известно о выступлении горожан Прилепа и крестьян окрестных сел против местных властей и в конце 1565 г ⁴⁰, т. е. еще до нового подъема освободительного движения балканских народов, связанного с турецко-венецианскои войной и разгромом османского флота при Лепанто (1571).

Весть о войне Венеции против Порты и о создании широкого антитурецкого союза была с воодушевлением встречена черногорцами, албанцами Химары и Дукагини, греками Морей. Множество добро­вольцев присоединялось к войскам Венеции, опытные моряки из балканских приморских областей участвовали в битве при Лепанто, где был уничтожен османский флот. Однако острые разногласия среди участников антитурецкой лиги и выход Венеции из коалиции не позволили развить наметившиеся в начале этой (так называемой «Кипрской») войны локальные успехи освободительного движения

Победы османкисх сил в борьбе против христианских коалиций и локальных выступлений местного населения балканских провинций империи не могли помешать сопротивлению покоренных народностей, резко усилившемуся именно в этот период, начиная с 70-х годов XVI в. ⁴² Значительно возросли размеры гайдуцкого движения, постоянно вспыхивали волнения в отдельных районах, находившие поддержку у населения соседних областей ⁴³. Но особый размах приобретает освободительное движение балканских народов в конце XVI — начале XVII в., когда наступил кризис Османской империи, наиболее остро проявившийся в ее европейских провинциях.

Именно в этот период, когда началась война так называемой «Священной лиги» (коалиция Австрии, Испании, папской курии) против Порты (1593-1606), одно за другим вспыхивали восстания в разных частях Балканского полуострова: вооруженное выступле­ние сербов в Банате (1594), албанцев (1594-1596), болгарского на­селения в г. Тырново, где был провозглашен новый болгарский царь Шишман III (1598), населения Южной Сербии и Герцеговины (1597-1598) Гайдуцкие отряды захватывали даже крупные населенные пункты: в 1595 г. они взяли Софию; в 1596 г. ускоки заняли на неко­торое время важный опорный пункт османских войск — г. Клис.

Существенное значение имело в это время такое новое явление, как активное участие в освободительном движении балканских на­родов конца XVI — начала XVII в. представителей тех феодальных и полуфеодальных прослоек местного населения которые ранее воз­держивались от открытых выступлений против Порты. В подготовке названных выше восстаний конца XVI в. против османско, власти особую роль сыграли руководители местных церковных организаций (в частности, Печской патриархии и Охридской архиепископии), видные представители сельского и племенного самоуправления серб­ских земель и Албании, местное духовенство и горожане Болгарии ⁴⁴. Они развернули оживленную дипломатическую деятельность, стараясь добиться помощи со стороны держав антиосманской коалиции (а также от России). Эти деятели стремились также обеспечить коор­динацию усилий разных повстанческих центров и объединение всех балканских народов в борьбе против султанской власти.

Кризис османского владычества на Балканах, совпавший по вре­мени с общим кризисом феодальной системы Османской державы, наглядно показал, что политика Порты неминуемо вела к обострению социальных и конфессиональных противоречий в балканских про­винциях империи, к подъему освободительного движения всего не­мусульманского населения и его сплочению в борьбе против Порты. Закономерно, что христианское население (славяне, греки, албан­цы) в антиосманской борьбе искало поддержки прежде всего у тех держав, которые находились под угрозой османской экспансии и пытались дать ей отпор. Исторически обусловленным было то, что подвластное Порте население балканских стран стремилось в эту эпоху укрепить свои культурные связи с соседними государствами и Россией. Эта тенденция ярко проявилась в деятельности и право­славного духовенства, и представителей других прослоек христиан­ского населения Османской империи. Важным показателем изменив­шейся к концу XVI в. общей социально-политической обстановки на Балканах явилось дальнейшее развитие славянских, греческой и албанской народностей, их сближение и сплочение в борьбе против гнета османского феодального класса, создавшей предпосылки для нового подъема освободительного движения в XVII в.

В частности, постепенное сокращение налоговых льгот и приви­легий отдельных прослоек крестьянства (влахов, войнуков и др.), резкое сокращение числа христиан-сипахов, ликвидация самостоя­тельной сербской церкви и другие мероприятия Порты,— все это создавало со временем реальные предпосылки для нарастания в XVI в. сопротивления южнославянских и других балканских народов и перехода к открытой форме освободительной борьбы, к вооруженным выступлениям против османского феодального вла­дычества.