Какие репрезентации и для каких целей нужно использовать?

 

Для того чтобы разработать компьютерную программу, сначала обычно необходимо выбрать способ репрезентации знаний, которые этой программе понадобятся. Но любая конкретная репрезентация подходит только к определенным областям, и нет таких, которые бы функционировали в каждой. Тем не менее мы часто слышим подобные споры о наилучшем способе репрезентации знаний:

 

Математик: Самое лучшее средство выражения – это логика.

 

Коннективист: Нет, логике не хватит гибкости для репрезентации житейских знаний. Тут нужны коннективистские сети.

Лингвист: Нет, они еще менее гибки. Коннективистские сети состоят из численных репрезентаций, которые трудно преобразовать в полезные абстракции. Вместо этого почему бы просто не использовать повседневный язык с его уникальной выразительностью?

 

Концептуалист: Нет, язык слишком неоднозначен. Нужно использовать семантические сети, в которых идеи связаны между собой однозначными понятиями!

 

Статистик: Эти связи слишком четкие, они неспособны отразить те неопределенности, с которыми мы так часто сталкиваемся, поэтому нужно использовать вероятности.

 

Математик: Всем этим неформальным схемам не хватает ограничений, поэтому они могут противоречить сами себе. Одна только логика исключает возможность подобных циклических противоречий.

 

Как видите, нет смысла искать наилучший способ репрезентации знаний, потому что каждая конкретная форма выражения обладает своими особыми недостатками. Например, логические системы очень точны, но в них трудно работать с аналогиями. Точно так же статистические системы удобно использовать для составления прогнозов, но они неспособны репрезентировать причины того, почему эти предсказания иногда оказываются верными. Уже в древние времена было известно, что лучше всего использовать разные типы репрезентаций:

 

Аристотель: [Сущность дома, выраженная в определении одним человеком, может быть] такова: дом есть укрытие, защищающее от разрушительных действий ветров, дождей и жары; другой же скажет, что дом состоит из камней, кирпичей и бревен, а третий будет говорить о форме в них, имеющей такие-то цели. Итак, кто из них есть рассуждающий о природе? Тот ли, кто касается лишь материи, не обращая внимания на выраженную в определении сущность, или тот, кто касается только ее? Или же скорее тот, кто исходит из того и другого? [133]

 

Однако иногда различные репрезентации лучше не комбинировать.

 

Ричард Фейнман: …Учитывая психологию научного творчества, мы должны помнить о всех этих теориях, и вот почему каждый приличный физик-теоретик знает шесть или семь теоретических обоснований одних и тех же физических фактов. Он знает, что они эквивалентны и что никто и никогда не сможет решить, оставаясь на этом же уровне, какая из этих теорий верна, но он помнит о них всех, надеясь, что это подскажет ему разные идеи для будущих догадок [134] [Фейнман, 1965].

 

Ключевое слово здесь – «догадок», потому что каждая такая теория имеет достоинства и недостатки; ни одна конкретная репрезентация не подойдет для каждого затруднительного положения, с которым мы можем столкнуться. Таким образом, большая часть нашей человеческой находчивости коренится в умении описывать одну и ту же ситуацию несколькими способами – и при этом каждая новая точка зрения помогает перекрыть недостатки остальных описаний. Откуда человек знает, когда и как выбрать какую-либо конкретную репрезентацию? В Минский, 1992 содержится несколько предположений на эту тему.

 

 

Глава 9. Самость

 

 

Плеяда будущих «себя»

Живет в любом из нас;

Ах, если б следующий «я»

Сменил меня сейчас!

 

Теодор Мельничук

 

Что делает уникальным каждого человека? Ни у одного вида животных нет такого разнообразия индивидуальностей, как у людей, где каждый обладает уникальной внешностью и способностями. Какие-то из этих черт наследственные, другие приобретаются с опытом, но в любом случае все мы оказываемся обладателями разных наборов характеристик. Для обозначения тех свойств и особенностей, которые отличают каждого человека от всех остальных, иногда используется термин «самость».

 

Дэниел Деннет: Самые странные и чудесные конструкции во всем животном мире – это изумительные, сложные конструкции, которые выстраивает примат Homo sapiens. Каждый обычный представитель этого вида создает себе «самость». Из его мозга сплетается паутина слов и дел, и, как и в случае с другими существами, ему не нужно понимать, что именно он делает, – он просто делает это. Паутина защищает его, как панцирь улитки. …Таким образом, «самость» играет исключительно важную роль в текущей когнитивной экономике его живого тела, ведь из всех ментальных моделей окружающих явлений, которые должно создавать активно взаимодействующее со средой тело, самая важная – это модель самого источника действий [Деннет, 1991].

 

Однако мы также используем Самость в значении, которое предполагает, что нас контролируют какие-то могущественные существа внутри, которые хотят, чувствуют, думают и принимают важные решения за нас. Мы зовем их «самостями» и «личностями» и верим, что они всегда неизменны, что бы с нами ни происходило. Иногда мы даже можем представить Самость в виде крошечного человечка внутри разума, гомункула. (Похожее представление существовало до зарождения современной генетики – тогда считалось, что каждый сперматозоид уже несет в себе полностью сформированную маленькую личность.)

 

 

Дэниел Деннет: Гомункул («маленький человек», лат.) – крошечный взрослый, обитающий в мозге… который принимает все сигналы, идущие от органов чувств, и отдает все приказы мышцам. Любая теория, которая включает в себя подобного внутреннего персонажа, рискует обернуться бесконечной регрессией, ведь мы вправе спросить, где же человечек в мозгу у этого человечка, отвечающий за все его восприятие и действия, и т. д. [135] [Деннет, 1978].

 

Что же так привлекает нас в странной идее, что мы можем думать или чувствовать только с помощью этих внутренних Личностей? В главах 1 и 4 высказаны предположения, что такая концепция помогает не тратить время на сложные вопросы о разуме. Например, если вы задумываетесь о том, как работает зрение, теория Самости дает ответ: «Ваша Самость просто смотрит на мир вашими глазами». Если вы спрашиваете, как работает память, получаете ответ: «Ваша Самость знает, как извлекать из памяти все, что может вам пригодиться». А если вы задумываетесь над тем, что ведет вас по жизни, эта теория говорит, что Самость снабжает вас всеми желаниями, надеждами и целями, а затем решает за вас все проблемы. Таким образом, представление о Самости отвлекает вас от вопросов о том, как работают психические процессы. Вместо этого она заставляет вас задавать подобные вопросы:

 

Обладают ли младенцы с рождения тем, что взрослый назовет «самостью»? Кто-то будет настаивать на ответе: «Да, младенцы – такие же личности, как мы, только пока еще не обладают полным объемом знаний». Но другие придерживаются противоположного взгляда: «У младенца практически нет интеллекта, и на то, чтобы его развить, требуется много времени».

 

Есть ли у Самости определенное место в пространстве? Большинство «западных» мыслителей ответят на этот вопрос утвердительно и, с большой вероятностью, заявят, что она находится внутри головы, где-то позади глаз. Однако, как я слышал, в некоторых культурах считается, что «Я» располагается между грудью и животом.

 

Какие из ваших целей и убеждений «истинные»? Теория «самости» предполагает, что некоторые из ваших намерений и ценностей «аутентичны» и «истинны», в то время как модели разума, которые мы обсуждаем в этой книге, оставляют больше места для конфликтующих друг с другом точек зрения.

 

Остается ли Самость неизменной в течение всей жизни? У нас всех есть ощущение, что мы остаемся такими же, что бы с нами ни происходило. Означает ли это, что какая-то часть нас более постоянна, чем наши тела и воспоминания?

 

Выживает ли Самость после смерти мозга? Разные ответы на этот вопрос могут нас порадовать или расстроить, но ни один не приблизит к пониманию нас самих.

 

Каждый подобный вопрос использует такие слова, как «самость», «мы» и «нас», в слегка разном смысле, и в этой главе мы обсудим, почему так происходит: если мы пытаемся понять самих себя, нам могут понадобиться разные углы зрения.

 

Думая о своем «Я», вы переключаетесь между разными моделями, каждая из которых отвечает на вопросы о разных аспектах того, что вы из себя представляете.

 

Как мы уже говорили в разделе 4.3, мы здесь используем слово «модель» в значении ментальной репрезентации, которая призвана помочь нам разобраться в каком-то другом, более сложном феномене или идее. Например, некоторые из наших моделей основаны на упрощенных идеях, таких как: «Все наши действия основаны на воле к жизни» или «Удовольствие всегда нравится нам больше, чем боль», в то время как некоторые модели себя гораздо более сложны. Мы разрабатываем эти многочисленные теории, потому что каждая из них помогает нам представить определенные аспекты нас самих, но на другие вопросы, вполне вероятно, даст ошибочный ответ.

 

Читатель: Зачем человеку столько моделей? Разве не лучше скомбинировать их в единую, более общую?

 

В прошлом совершалось множество попыток создать «унифицированные» психологические теории. Однако в этой главе будет высказано предположение, почему ни одна из них не была эффективна сама по себе – и почему необходимо переключаться между разными взглядами на себя.

 

Джерри Фодор: Если в моей голове живет сообщество компьютеров, хорошо бы было, если бы ими кто-нибудь заведовал, – и боже, хотелось бы, чтобы это был я сам [Фодор, 1998].

 

Косма Рохилла Шализи: Я перечитывал свои старые стихи – и понял, что их написал кто-то другой. И в то же время тот человек – это я. Или если нет, то кто же? Если никто, то когда он умер – сразу, когда закончил это стихотворение, или следующее, или на другой день, или в конце месяца?

 

 

Как мы представляем себя?

 

 

Ах, если б у себя могли мы

Увидеть все, что ближним зримо [136].

 

Роберт Бернс

 

Как мы создаем модели самих себя? Давайте начнем с более простого вопроса: как люди описывают своих знакомых? Например, каждый раз, когда Чарльз думает о своей подруге Джоан, он, возможно, использует описания, которые составил на основе некоторых ее качеств. Эти описания могут включать в себя следующее:

 

То, как выглядит тело и лицо Джоан.

Диапазон и качество ее навыков.

Ее мотивы, цели, антипатии и вкусы.

То, как она обычно себя ведет.

Ее разные роли в социальных ситуациях.

 

Однако, когда Чарльз думает о Джоан в разных плоскостях, его описания ее могут сильно различаться. Например, он считает, что на работе Джоан проявляет себя как человек, готовый прийти на помощь и весьма компетентный, но при этом себя недооценивающий, тогда как в социуме он видит ее эгоистичной особой с завышенной самооценкой. Что могло побудить Чарльза создать столь разные модели Джоан? Возможно, его первая репрезентация Джоан хорошо предсказывала ее поведение в социуме, но плохо описывала ее деловые качества. Затем, когда он изменил описание, чтобы оно подходило и к деловой сфере, оно стало неточным в тех контекстах, в которых раньше хорошо работало. В конце концов Чарльз понял, что должен создать разные модели Джоан, чтобы описать ее поведение в разных ролях.

 

Физик: Возможно, Чарльзу следовало приложить побольше усилий и создать единую модель Джоан.

 

Это было бы неоправданно, потому что нам нужно иметь разные репрезентации каждой психической плоскости человека. Когда какой-то объект приобретает для нас значимость, мы обычно создаем множество его моделей – и эта глава будет утверждать, что именно такое постоянно растущее разнообразие является главным источником человеческой находчивости.

Чтобы яснее увидеть необходимость разных моделей, рассмотрим более простую ситуацию: предположим, вы обнаружили, что ваша машина не заводится. Чтобы определить, что могло с ней случиться, вам нужно будет переключиться между несколькими углами зрения на нее:

 

Если застрял ключ зажигания или не нажимается педаль тормоза, вам нужно подумать о механической неполадке.

Если не включается стартер или нет искры, вы должны подумать об электрических цепях.

Если у вас закончился бензин или заблокирован воздухозаборник, вам нужна модель того, как ваша машина сжигает топливо.

 

То же самое касается любой области. Чтобы ответить на вопросы разного типа, нам нужны разные репрезентации. Например, если вы хотите изучать психологию, учителя заставят вас записаться на лекции по как минимум дюжине предметов, включая нейропсихологию, нейроанатомию, восприятие, типы личности, физиологию, фармакологию, социальную психологию, когнитивную психологию, психическое здоровье, детское развитие, теории научения, язык и речь и т. д. Каждый из этих предметов использует разные модели, чтобы описать разные аспекты человеческого разума.

Сходным образом в рамках изучения физики вы должны ознакомиться с такими предметами, как термодинамика, математический анализ, электромагнитные поля, квантовая механика, оптика, механика жидких и твердых тел, теория групп и относительности. Каждый из этих предметов по-своему описывает события, происходящие в физическом мире.

 

Ученик: Я думал, физики ищут единую модель, или «великую теорию всего», чтобы описать все явления очень небольшим количеством общих правил.

 

Эти «общие теории» и правда могут быть великими, но каждый раз, когда мы имеем дело с такими сложными предметами, как физика или психология, нам приходится делить эти сферы на «специализированные разделы», которые используют разные репрезентации для ответа на разные типы вопросов. В самом деле, большая часть образования заключается в том, чтобы научиться, как и когда переключаться между этими разными репрезентациями.

Возвращаясь к представлениям Чарльза о Джоан: они также будут включать модели того, как Джоан видит саму себя. Например, Чарльз может подозревать, что Джоан недовольна своей внешностью (так как она постоянно пытается ее изменить), а также он строит модели того, что Джоан может думать о себе в подобных плоскостях:

 

Представления Джоан о собственных идеалах.

Ее представления о своих возможностях.

Ее мысли о собственных амбициях.

Ее взгляды на то, как она себя ведет.

Как она представляет себе свои социальные роли.

 

Джоан, возможно, не согласится со всеми взглядами Чарльза, но это необязательно заставит его их изменить, ведь он знает, что модели друзей, которые создают люди, зачастую отличаются большей точностью, чем модели самих себя.

 

Другие зачастую лучше выражают меня, чем я сам.

Кевин Солвей [137]

 

Мы все создаем множество моделей себя.

 

Грег Иган: …Но по мере того как эти обычные мысли и представления беспрепятственно заполняли голову, новый вопрос словно ввинтился в черное пространство позади них. Кто все это думает? Кто видит эти звезды и людей? Кто размышляет над всеми этими мыслями и видами? И тут же пришел ответ – не только словами, но в ответном гуле одного символа из тысячи, который явился, чтобы покорить все остальные: не для того, чтобы отразить каждую мысль, но чтобы связать их. Чтобы удерживать их вместе, подобно коже. Кто думает это? Я [Иган, 1998].

 

Мы обсудили несколько моделей, которые Чарльз может использовать, думая о своей подруге Джоан. Но какие модели могут использовать люди, когда они пытаются думать о себе? Возможно, наша самая распространенная модель себя начинается (см. раздел 4.5) с представления о человеке как состоящем из двух частей – скажем, «тела» и «разума».

 

Двухчастная модель себя

 

Это разделение на тело и разум вскоре вырастает в структуру, которая более подробно описывает физические признаки и свойства человека. Сходным образом часть под названием «разум» разделится на части, пытающиеся описать психические способности.

 

Более сложная модель себя

 

Каждая из моделей себя, которые делает человек, полезна только в некоторых ситуациях, поэтому у нас остаются очень разные автопортреты, в которых мы обладаем разными способностями, ценностями и социальными ролями. Так что, когда мы думаем о себе, нам обычно приходится переключаться между этим множеством репрезентаций себя.

 

 

Если бы вы попытались представить все эти точки зрения одновременно, модель оказалась бы слишком сложной, чтобы ею можно было пользоваться. В каждой из этих плоскостей мы изображаем себя с несколько отличающимися автобиографиями, основанными на разных целях, идеалах и интерпретациях одних и тех же идей и событий. Однако, как предполагает Дэниел Деннет, мы редко это признаем, поэтому каждый из нас создает миф о владении – или бытии – Единым Я:

 

Мы все – виртуозные писатели, которые обнаруживают в себе склонности к самому разному поведению, и мы всегда пытаемся представить себя в наилучшем свете, если возможно. Мы пытаемся собрать весь имеющийся у нас материал в единую, осмысленную, качественную историю. И эта история – наша автобиография. Главный вымышленный персонаж в центре этой автобиографии – наша самость [Деннет 1992b].

 

 

Множество субличностей

 

Ни один человек… не бывает так приятно прост, чтобы его натуру можно было объяснить как сумму двух или трех основных элементов. Гарри состоит не из двух натур, а из сотен, из тысяч… Ведь это, видимо, врожденная потребность каждого человека, срабатывающая совершенно непроизвольно, – представлять себя самого неким единством. Какие бы частые и какие бы тяжелые удары ни терпела эта иллюзия, она оживает снова и снова [138].

Герман Гессе. Степной волк

 

Когда Джоан находится среди друзей, она считает себя вполне общительным человеком. Но, окруженная незнакомцами, она ощущает тревогу, замкнутость и нерешительность. Ведь как мы сказали в разделе 4.8, каждый человек создает разные модели себя, чтобы использовать их в разных контекстах и сферах. Таким образом, разум Джоан изобилует различными моделями себя – прошлыми, настоящими и будущими Джоан; некоторые из них представляют собой остатки предыдущих Джоан, тогда как другие воплощают надежды на то, какой она станет в будущем. Среди этих моделей есть сексуальные и социальные Джоан, атлетические и математические, музыкальные и политические, а также различные профессиональные.

Когда эти «субличности» активно играют свои разные роли, каждая из них может до определенной степени контролировать разные наборы целей и навыков – и, соответственно, использовать несколько разнящиеся способы думать. Однако им всем понадобится общий доступ к значительной части ресурсов человека, а также к пластам житейского знания. То есть этим субличностям часто приходится соревноваться за контроль над процессами высокого уровня.

Например, представьте, что Джоан выполняет свои профессиональные обязанности, но неожиданно какая-то социальная часть ее разума напоминает ей о времени, когда она была вовлечена в неприятные для нее отношения. Джоан пытается отряхнуть эти воспоминания, но в итоге обнаруживает, что по-детски оценивает, как родители отнеслись бы к ее поведению. Либо она может осознать, что рассматривает себя в данный момент как партнер по бизнесу, или как человек, который занимается исследованиями, или как член семьи, как человек, состоящий в любовной связи, или как человек, которого беспокоит боль в колене.

Начав подобную цепочку повседневных размышлений, мы часто переключаемся между разными субмоделями, а углы зрения, под которыми они смотрят на мир, могут отличаться, потому что мы используем их для разных целей. Поэтому, когда человеку нужно принять решение, результат будет отчасти зависеть от того, какая из его субличностей в данный момент активна. Деловая самость Джоан, возможно, будет склонна принять решение, которое принесет ей больше всего выгоды; ее Этическая самость может выбрать вариант, полнее соответствующий ее идеалам; Социальная самость может склониться к решению, которое больше всего порадует ее друзей. Например, когда мы определяем себя как члена социальной группы, мы можем разделить с этой группой триумфы и поражения, гордость и стыд, в то время как человек, вовлеченный в бизнес, вполне возможно, постарается подавить в себе эти чувства. Таким образом, как мы уже говорили в главе первой, каждое крупное изменение в эмоциональном состоянии может вывести на передний план другую субличность:

 

Когда кто-то, кого вы знаете, влюбляется, возникает ощущение, как будто перед вами почти что другой человек: он думает иначе, у него появляются иные цели и приоритеты. Как будто где-то щелкнули выключателем и запустили новую программу.

 

Каждый раз, переключаясь между субличностями, мы с большой вероятностью изменим способ мышления, но из-за того, что контекст остается неизменным, мы сохраняем некоторые из приоритетов, целей и ограничений, так же как часть содержания кратковременной памяти, а также оставляем включенными некоторых ментальных Критиков.

Однако некоторые из подобных изменений бывают более серьезными – и вы зачастую можете услышать сенсационные истории о людях, которые переключаются между совершенно разными личностями. Но, хотя подобные экстремальные случаи крайне редки, каждый человек переживает перемены настроения, в ходе которых проявляет разные наборы намерений, типов поведения и качества личности. В таких случаях, будь эти изменения короткими или длительными, та субличность, которая в данный момент вас контролирует, может запустить определенный набор взглядов и целей, которые в данный момент будут вам казаться вашей «истинной» сущностью.

 

Ощущение идентичности

 

 

Августин: Какова природа моя? Жизнь пестрая, многообразная, бесконечной неизмеримости! Широки поля моей памяти, ее бесчисленные пещеры и ущелья полны неисчислимого, бесчисленного разнообразия: вот образы всяких тел, вот подлинники, с которыми знакомят нас науки, вот какие-то отметины и заметки, оставленные душевными состояниями, – хотя душа их сейчас и не переживает, но они хранятся в памяти, ибо в памяти есть всё, что только было в душе [139].

 

Иногда имеет смысл думать о Самости как о постоянной, неизменной единице. Но можете ли вы сказать, что не изменились по сравнению с тем, кем были десять минут назад? Или вы больше похожи на нож, которому заменили как рукоятку, так и лезвие? Вы определенно не похожи на текст в изданной книге, чье «содержание» не меняется изо дня в день. Однако же определенный объем ваших знаний остается неизменным – и отличным от знаний остальных людей, – поэтому есть версия, что наши «идентичности» в основном заключаются в содержании нашей памяти.

 

Утверждение, что это тот же человек, который что-то сделал в прошлом, зачастую опирается не на знание того, что это действие совершило то же самое тело, а на другое основание: человек с большой точностью помнит предыдущую ситуацию, демонстрирует сходные персональные реакции и проявляет те же навыки.

Британская энциклопедия

 

Однако это ощущение идентичности может поблекнуть, когда интерпретация далеких воспоминаний меняется.

 

Уильям Джеймс: [Когда больше не чувствуется непрерывность], ощущение идентичности тоже уходит. Мы слышим от родителей разные рассказы о нашем раннем детстве, но не воспринимаем их как собственные воспоминания. Неприличные детские выходки не вызывают смущения, а остроумные высказывания – гордости за них. Ребенок, о котором рассказывают родители, для нас – чужое существо, с которым мы ассоциируем себя не больше, чем с каким-нибудь посторонним ребенком на улице. Почему? Отчасти потому, что ранние годы прорежены большими промежутками во времени и мы не можем дотянуться до них цепочкой непрерывных воспоминаний; отчасти потому, что с этими историями нам не приходит восприятие того, как мыслит ребенок… Примерно то же самое происходит с событиями, о которых остались только смутные воспоминания. Мы с трудом понимаем, считать ли их своими или отринуть как фантазии либо события, о которых мы читали или слышали, но не проживали их сами… Ощущения, которые их сопровождали, так безнадежно забыты, что решительного суждения об идентичности сделать уже никак нельзя [Джеймс, 1890].

 

Столетие спустя появилось еще одно предположение, что мы можем иметь в виду, когда говорим о своей Самости.

 

Дэниел Деннет: Наша базовая тактика самозащиты, самоконтроля и самоопределения – не создание плотин или паутин, но рассказывание историй – и особенно создание и контролирование истории, которую мы рассказываем другим людям и самим себе о том, кто мы есть… И наконец, мы (в отличие от профессиональных рассказчиков) не выбираем сознательно и намеренно, какие истории рассказывать и каким образом. Подобно паутине, наши истории плетутся нами: наше человеческое сознание и наша нарративная «самость» – их продукт, а не источник … Эти нити или потоки нарратива изливаются словно бы из единого источника, и не только в буквальном смысле истекания из одного рта, карандаша или ручки, а и в более тонком смысле: их влияние на любую аудиторию или читателей заключается в том, чтобы заставить их (попытаться) вообразить себе единого агента, которому принадлежат слова, – и кому они посвящены. Короче говоря, вообразить себе то, что я называю центром нарративного притяжения [Деннет, 1991].

 

Другими словами, Деннет изображает наши концепции себя как коллекции набросков автопортретов или историй, которые постоянно редактируются различными процессами. Но тогда что можно иметь в виду, говоря о том, что остаешься неизменным? Конечно, это зависит от того, как человек описывает себя, – поэтому, вместо того чтобы задавать вопросы о своей Идентичности, возможно, вам следует спросить: «Которая из моих моделей себя лучше всего служит моим текущим целям?» В любом случае нам следует спросить себя, что заставляет нас думать о себе как о Самостях, – и вот упрощенная теория, отвечающая на этот вопрос: что бы ни случилось, мы обычно спрашиваем себя, кто или что за это ответственны, – потому что наши репрезентации заставляют нас заполнять слоты причинности, упомянутые в разделе 8.7. Это приводит нас к объяснениям, которые зачастую помогают предсказывать и контролировать не только происходящее в мире, но и происходящее в нашем разуме. Поэтому мы часто задумываемся над тем, что заставляет нас поступать определенным образом или приводит к определенному выбору.

Однако, когда мы не можем найти подходящую причину, эта жажда заполнить слот может привести к тому, что мы вообразим причину, которой не существует, – такую, как понятие «Я» во фразе «Я только что придумал(а) хорошую идею». Ведь если механизмы разума, запрограммированные всему искать объяснения, заставляют найти единую причину для всего, что вы делаете, эта единица нуждается в названии. Вы называете ее «я». Я называю ее «вы».

 

Личные качества

 

Ничем из того, что можно сказать о чем-то, что оно этим «является», оно не является [140].

Альфред Коржибский

 

Если вы попросите Джоан описать себя, она может сказать что-то в этом духе:

 

Джоан: Я думаю о себе как о человеке дисциплинированном, честном и идеалистичном. Но так как я испытываю неловкость в социальных ситуациях, я пытаюсь компенсировать это попытками проявлять внимательность и дружелюбие, а когда это не получается – привлекательностью.

 

Сходным образом, если бы вы попросили Чарльза описать его подругу Джоан, он мог бы объявить, что она аккуратна, компетентна и всегда готова прийти на помощь, но ей не хватает уверенности в себе. Подобные описания наполнены повседневными словами, которые дают имена тому, что мы называем «личными характеристиками» или «качествами», такими как «дисциплинированный», «честный», «внимательный» и «дружелюбный». Но что позволяет нам вообще описывать людей? Зачем такому сложному разуму, как наш, в принципе выдавать четко очерченные характеристики? Почему, например, нужно говорить, что кто-то обычно аккуратный или обычно неряшливый, вместо того чтобы сказать, что человек аккуратен в одних делах и неаккуратен в других? Зачем вообще личные качества существуют? Вот некоторые возможные причины возникновения подобного единообразия.

 

Врожденные характеристики. Одна из причин, по которой люди демонстрируют определенные качества, заключается в том, что каждый человек рождается с уникальным набором генов, который приводит к определенному поведению.

Заученные характеристики. Каждый человек также постепенно обзаводится индивидуальными целями и приоритетами, которые влияют на включение различных ресурсов – как, например, когда впадать в гнев или испытывать страх. В результате чего некоторые становятся более агрессивными или робкими, чем другие.

Принцип привычки. Как только мы овладеваем эффективным способом выполнять какую-то работу, мы не желаем овладевать другими, ведь новые методы, как правило, сложнее использовать, пока полностью в них не освоишься. Таким образом, чем больше авторитета набирают более старые методы, тем сложнее новым с ними конкурировать.

Архетипы и самоидеалы. Каждая культура порождает мифы, рассказывающие о судьбах людей, одаренных четко определенными качествами. Очень немногие из нас могут сопротивляться искушению привязаться к этим героям или злодеям, в результате чего мы пытаемся измениться, чтобы воплотить в реальность эти воображаемые качества.

Самоконтроль. Непросто достичь любой сложной цели или следовать длительному плану, если не проявлять настойчивость. В данном разделе будет высказано предположение, что наши культуры, не давая нам постоянно менять цели и другие приоритеты, хотят, чтобы мы упражнялись в большей «самопредсказуемости», ограничивая нам рамки поведения.

 

В любом случае, хотя наши основанные на личных качествах описания зачастую неправильны и всегда незавершенны, благодаря им мир кажется более простым и понятным. То есть нам проще сказать про человека, что он честен и аккуратен (в противоположность лживости и неряшливости), даже если нет ни одного человека, который всегда говорил бы правду или поддерживал все в идеальном порядке. Смотреть на людей и вещи как на стереотипы экономит массу усилий и времени.

Однако концепция личных качеств может оказаться коварной, ведь, даже если мы подозреваем, что эти определения неточны, они все равно могут на нас влиять. Вот обычный пример подобного явления: представьте, что незнакомец, которого вы раньше никогда не встречали, возьмет вас за руку, заглянет в глаза, а затем расскажет о своем впечатлении от вас:

 

Некоторые из ваших устремлений не отличаются реалистичностью. Иногда вы общительны, дружелюбны, легко идете на контакт, а иногда – замкнуты, сдержанны и необщительны. Вы осознали, что открывать душу другим людям неразумно. Вы мыслите независимо и не принимаете мнение других людей без серьезных оснований. Вы предпочитаете определенное количество перемен и разнообразия в своей жизни и выражаете неудовлетворенность, когда вас в чем-то сдерживают и ограничивают.

Временами вы испытываете серьезные сомнения в том, что приняли верное решение или совершили правильный поступок. Снаружи кажется, что вы дисциплинированны и контролируете себя, но внутри вас живет тенденция к тревожности и неуверенности в себе. У вас имеются определенные проблемы в сфере сексуальной приспособляемости. Вы обладаете огромным количеством неиспользованных возможностей, которые вы не обратили себе на пользу. Вы имеете склонность к самокритике, но в то же время нуждаетесь в том, чтобы другие люди вас любили и вами восхищались [141].

 

Многие люди изумятся тому, что незнакомец способен так глубоко в них заглянуть, но на самом деле эти утверждения в какой-то степени подходят буквально каждому из нас! Только посмотрите на слова, которые используются в этом гороскопе: общительны, тенденция к тревожности, контролируете себя, дисциплинированны, легко идете на контакт, независимо, неуверенности в себе, замкнуты, сдержанны, самокритичности, открывать душу, не отличаются реалистичностью, неудовлетворенность. Все могут в каком-то смысле ассоциировать себя с каждой из этих характеристик, поэтому мало кто избежит ощущения, что все описанное относится именно к нему.

В итоге миллионы людей попадаются на крючок предсказаний так называемых медиумов, гадалок и астрологов, пусть их прогнозы и демонстрируют точность случайного попадания [Карлсон, 1985]. Возможно, это происходит потому, что мы доверяем этим «провидцам» больше, чем самим себе, ведь они кажутся нам «заслуживающими доверия авторитетами». Еще одна возможная причина: мы имеем склонность верить в то, что мы уже такие, какими хотели бы быть, – а гадалки до совершенства доводят умение говорить именно то, что люди хотят слышать. Однако эти предсказания могут зачастую казаться верными еще и потому, что каждый из нас имеет так много моделей себя, что почти каждое утверждение совпадет как минимум с некоторыми из них.

 

Самоконтроль

 

Непросто достичь любой сложной цели, если хотя бы в какой-то степени вы не можете заставить себя проявить настойчивость. Вы никогда не осуществите ни одного длительного плана, если, взявшись за дело, будете постоянно «переключаться». Однако у вас не получится просто «решить» проявить настойчивость, потому что на ваши приоритеты может впоследствии повлиять множество различных идей и событий. Соответственно, нам всем необходимо учиться накладывать на себя достаточно строгие ограничения. Другими словами, нужно стать более предсказуемыми.

Мы часто видим примеры этому в построении социальных связей. Каждый раз, когда вы ожидаете помощи от друга, вы предполагаете, что его поведение хотя бы в какой-то степени окажется предсказуемым. Сходным образом, чтобы осуществить собственный план, вам нужно «положиться на себя», так что, опять-таки, в какой-то степени вы должны добиться предсказуемости от самих себя. Наши культуры помогают нам обзавестись подобными навыками, прививая уважение к таким качествам, как последовательность и преданность делу. Ведь если вы будете восхищаться этими качествами, то, возможно, поставите перед собой цель научиться соответствующему поведению.

 

Читатель: А не расплатимся ли мы за подобные ограничения потерей спонтанности и креативности?

 

Художник: Креативность рождается не из отсутствия ограничений, а из наложения верных ограничений. Самые лучшие идеи лежат сразу за границами, которые мы хотим раздвинуть. Вы можете придумать совершенно новое слово «скдугбевлиркий», но оно не будет обладать никако