Почему нам не видно, как функционирует наш собственный Разум?

Почему нельзя просто заглянуть в свой разум и посмотреть, как именно он работает? Почему разум неспособен полностью изучить себя? В чем бы ни крылись эти ограничения, философ Дэвид Юм пришел к выводу, что нам никогда не преодолеть их окончательно:

Дэвид Юм: Движение нашего тела следует за повелением нашей воли – это мы сознаем ежеминутно. Но от непосредственного осознания того, каким образом это происходит и благодаря какой энергии воля производит столь необычное действие, мы настолько далеки, что последние всегда будут ускользать даже от самого тщательного нашего исследования [34] [Юм, 1748].

Подозреваю, Юм был совершенно прав, полагая, что ни один разум не может полностью понять себя самое, пытаясь заглянуть в себя. Одна из проблем здесь заключается в том, что каждая область мозга выполняет большую часть своей работы таким образом, что наблюдение за ней со стороны других областей невозможно. Есть и еще одно препятствие: когда одна часть пытается исследовать другую, ее попытки могут повлиять на состояние этой другой части, таким образом искажая свидетельства, которые она пыталась получить.

Однако в далеком 1748 году даже Дэвид Юм не мог бы предсказать, что мы разработаем способ заглянуть в живой мозг, не повреждая хранящейся в нем информации. Но в наши дни постоянно появляются все новые сканирующие аппараты, способные все более подробно рассказать о процессах, которые можно назвать психическими событиями. Тем не менее некоторые мыслители по-прежнему утверждают, что нам никогда не узнать всего, что нужно.

Философ-дуалист: Все эти попытки обречены на провал; пусть вы научились измерять или взвешивать части мозга, но ни один материальный инструмент никогда не сумеет измерить субъективные переживания, такие как мысли или идеи, которые существуют в отдельном мире, мире психического.

Такие мыслители считают, что наши чувства – результат нефизических процессов, которые навсегда останутся за пределами досягаемости научных объяснений. Однако я бы возразил: подобные взгляды вызваны тем, что мы пытаемся упаковать слишком много разных вопросов в одно слово, например «субъективное». Это дает нам иллюзию того, что мы столкнулись с одной-единственной неразрешимой загадкой, но в главе девятой будет показано, что, хотя некоторые из этих вопросов сложны, если рассмотреть каждый по отдельности, прогресса можно достичь во всех.

Холист: Я не верю, что такой подход будет эффективным, потому что сознание – просто один из тех «цельных» феноменов реальности, которые необъяснимо возникают всякий раз, когда система становится достаточно сложной. Это естественно для сети, состоящей из миллиардов мозговых клеток.

Если бы одной лишь сложности было достаточно, то почти все обладало бы сознанием! Например, то, как волна разбивается о берег, во многих отношениях является более сложным процессом, чем то, что происходит в мозге, – но это не должно приводить нас к выводу, что волна способна мыслить. Поскольку, как гласит «принцип организма», если между частями системы чересчур много связей, это приведет лишь к образованию «пробок», а если число связей слишком скудно, то система почти ничего не будет в состоянии сделать.

Все эти аргументы говорят о том, что нет особенного смысла размышлять о «сущности» сознания, потому что это слово значит для нас слишком многое, чтобы разобраться со всеми его аспектами сразу. Давайте еще разок обратимся к Аарону Слоуману:

Аарон Слоуман: Я, например, вообще не считаю важным искать определение феномену сознания и полагаю, что это отвлекает внимание от важных и сложных задач. Сама идея основана на фундаментальном заблуждении о том, что лишь потому, что есть существительное «сознание», должна существовать и некая «вещь», наподобие магнетизма, электричества, давления или температуры, и что необходимо эту вещь «определить». Или же на заблуждении о том, будто это важно – доказать, могут или не могут механизмы «ее» воспроизвести, или выяснить, как эта «вещь» развивается, или какие животные «ею» обладают, или решить, в какой момент развития плода «она» появляется или в какой момент смерти мозга угасает, и т. д. Нам не найти одного-единственного феномена, с которым все это можно связать, – существует лишь очень большое собрание самых разных феноменов [Слоуман, 1992].

Я полностью согласен с позицией Слоумана. Чтобы понять, как работает наше мышление, нужно изучить эти «самые разные феномены», а затем задать вопрос, какие машины способны воспроизвести некоторые из них или все. Иными словами, нужно попытаться разработать пример – а вовсе не определение – машины, способной делать то, что делает человеческий разум.