Археология об основании Рима: Новые раскопки проясняют и такой острый дискуссионный вопрос, как дата самого возникновения Рима...
Наброски и зарисовки растений, плодов, цветов: Освоить конструктивное построение структуры дерева через зарисовки отдельных деревьев, группы деревьев...
Топ:
Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов...
Оснащения врачебно-сестринской бригады.
Генеалогическое древо Султанов Османской империи: Османские правители, вначале, будучи еще бейлербеями Анатолии, женились на дочерях византийских императоров...
Интересное:
Лечение прогрессирующих форм рака: Одним из наиболее важных достижений экспериментальной химиотерапии опухолей, начатой в 60-х и реализованной в 70-х годах, является...
Аура как энергетическое поле: многослойную ауру человека можно представить себе подобным...
Национальное богатство страны и его составляющие: для оценки элементов национального богатства используются...
Дисциплины:
2021-01-29 | 60 |
5.00
из
|
Заказать работу |
|
|
АВТОБИОГРАФИЯ
Родился я в 1887 г. в Сабадке. Мой отец, адвокат, страстный любитель музыки, хотел вырастить из меня скрипача. Я действительно быстро и успешно учился музыке, но жажда творчества убила во мне терпение, необходимое для постоянных упражнений. Я хотел стать художником. Но учитель рисования высмеивал мои странные цветовые сочетания и схематичную, неаккуратную манеру и ставил мне тройки. Мое недовольство еще более возросло, когда на одной сегедской выставке в пастелях Риппл‑Ронаи я увидел подтверждение всему, что и сам думал о рисунке и живописи. Точно так же вышло и с моими песнями. С самого начала я использовал в них свободную атональную гармонию, асимметричные ритмические комбинации. Отец заявил, что мои опусы нельзя назвать музыкой. Когда же впоследствии я впервые услышал в Будапеште произведения Дебюсси, меня обуяла та же радость, что и в Сегеде. Я убедился в том, что воспринятое мною из воздуха (в родительском доме «самым современным» композитором считался Григ) и есть способ художественного выражения новой эпохи, как я и подозревал – это и есть современное искусство.
С писательством все вышло гладко. Золтан Ревффи, мой учитель литературы, первым открыл мой талант. Тогда же – в возрасте четырнадцати лет – я впервые предстал перед читателями газеты «Бачкаи Хирлап» в качестве музыкального критика.
Тем не менее, до семнадцати лет я писал мало. В восьмом классе гимназии я отослал одну свою новеллу Шандору Броди, который тогда возглавлял журнал «Йовендё». Называлась новелла «Печка». Броди ответил мне, просил прислать другие тексты и писал, что ждет от меня «хороших, даже отличных» рассказов. Именно тогда я всерьез занялся литературой. Времени на это у меня особенно не оставалось. Сначала выпускные экзамены, затем – медицинский факультет. Полтора года я жил одной только анатомией и физиологией. Однако, в один прекрасный день я решил‑таки постучаться в дверь еженедельника «Будапешти Напло». На тот момент это издание было боевым галеоном, флагманом, лихой квадригой молодой венгерской литературы. Именно здесь, под редакцией Йожефа Веси и Эде Кабоша обрели свою истинную форму тексты Эндре Ади, Лайоша Биро, Дежё Костолани, Меньхерта Леньдела. Веси и Кабош, словно лучшие, неутомимые тренеры руководили командой победителей с железными мускулами. Понятно, почему я, как писатель ищущий новых путей и не боящийся ничего нового, хотел попасть сюда и только сюда. И меня приняли в круг блестящих атлетов. Спустя пару месяцев я уже вел воскресную колонку. Работал я, естественно, с большим энтузиазмом и усердием. И, хотя медицинские занятия занимали весь день, я все равно находил время по вечерам выполнять обязанности музыкального обозревателя «Будапешти Напло». В течение года передо мной открыли двери практически все столичные газеты и еженедельники.
|
С момента основания «Нюгата» я стал сотрудником журнала. Для него я написал небольшую работу, которая принесла мне самый большой на данный момент успех – текст о Пуччини (теперь он вышел еще и на немецком). В том же году увидел свет и мой первый сборник рассказов «Сад чародея». Примерно через год последовали «Послеполуденный сон», «Пряничник Шмит», «Музыканты». В 1911 г. театр Мадьяр Синхаз поставил две мои пьесы: трагикомедию в двух действиях «Яника» и одноактную музыкальную пьесу «Пепельная среда». С тех пор я написал еще одну драму, сейчас у меня в работе одна комедия и два романа.
Когда будут готовы – не знаю. Может, и года не хватит.
ДЕТСКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ
Матушку я потерял рано. Она еще в девичестве страдала от сердечной недостаточности (недостаточности сердечного клапана), зимы она, по большей части, проводила в постели. Иногда вставала, даже надолго, хорошо выглядела – в такие периоды она счастливо наслаждалась относительно хорошим самочувствием. Врачебные предписания были у нас в доме постоянным и обновляющимся мотивом. В полдень отец отмерял и давал матери дозу строфанта. В момент моего рождения матушка заболела плевритом. Потому я и родился семимесячным, и выкармливала меня кормилица. Матушку отправили в Глайхенберг, где она вылечилась. При простукивании выяснилось, что плеврит серозный. В те времена полагали, будто это образование не имеет туберкулезной природы. Так случилось, что домашний врач не запретил матушке иметь еще детей, и после меня родились еще мальчик и две девочки. Из них второго мальчика мать кормила сама, и все признавали, что никогда он не была такой сильной, бодрой и жизнерадостной, как в ту пору.
|
Зимой 1895 г. матушка заболела воспалением легких; слабое сердце не дало ей побороть болезнь, и на девятый день бедняжка умерла. Вечером перед смертью она призвала всех нас к своей постели и из последних сил, страстно, дважды (!) всех нас расцеловала. Помню, я был совершенно равнодушен, не понимал, что происходит; не только ребенок, но и абсолютно здоровый человек вообще не может прочувствовать, что ощущает больной и умирающий, его ужасное состояние, и потому не в силах проявить истинное сочувствие.
После смерти матушки мы с отцом на протяжении полугода чуть ли не каждый день ходили на кладбище к ее могиле. Там отец снимал шляпу и долго молча смотрел на могильный холм, а мы стояли рядом и смотрели на него. Иногда отец плакал – в такие минуты и нас захватывал магнетический поток горя, который изливался из отца, и мы тоже плакали.
Я рос вполне здоровым ребенком. Помню, где‑то месяцев за девять до смерти матери у меня на шее распухла железа – величиной с орех, – но как только ее решили прооперировать, опухоль исчезла, рассосалась за лето. Мальчик я был ловкий, все схватывал на лету, но когда много бегал, кололо в боку, и тогда я, схватившись за бок, замедлял бег. Бегать я очень любил – для меня это был естественный способ передвижения. Я был чувствителен к углекислому газу. Хорошо помню, как в начальной школе во время последнего получаса перед окончанием занятий, я очень плохо себя чувствовал, ужом вертелся на стуле от нетерпения. Это было даже не болезненное ощущение, а просто невротическая реакция, зато беспокойство, которое имело обыкновение посещать меня ближе к вечеру и регулярно достигало кульминации в 6 часов, было отчетливо зловещим и ни на что не похожим. (Это был первый симптом моего заболевания – псевдолейкемии, или лимфосаркомы, – проклятого наследства, доставшегося мне от деда). Вспоминаю я об этом потому, что у меня вошло в суеверную привычку дожидаться шести часов вечера под большими настенными часами: как только часы били шесть, это означало, что нехороший, неприятный промежуток времени для меня закончился.
|
[…] – В четырнадцать я заболел скарлатиной, но перенес болезнь относительно легко и никогда не забуду, с каким счастливым и прекрасным чувством я провел три недели дома в обществе отца, занимаясь чтением, писанием дневника и игрой на рояле. В те времена я был совершенно религиозен. С большим напряжением я исповедовался и принимал причастие вместе с одноклассниками, но обращался к Богу радостно, с мальчишеской любовью, точно к деду – могущественному настолько, чтобы быть отцом и моему отцу, приказывать ему и распоряжаться им. До выпускных экзаменов никаких других болезней у меня не было, только пару раз воспалялось горло, но добродушный, голубоглазый и седобородый домашний доктор вылечивал ее микстурой ипекакуаны [рвотного корня] с анисовым запахом и хлористым полосканием. В пятом классе гимназии я начал чувствовать, что обленился и не испытываю больше радости от физических упражнений. В футбол я еще заставлял себя играть, но настоящей спортивной ловкости достичь не сумел. Очень любил ездить на велосипеде, но сильно раздражался, что не могу ехать быстро и долго. Во время экзаменов пару раз кашлял кровью, но наш доктор, к которому я незамедлительно обращался, всегда успокаивал меня и, после основательного обследования, заявил, что туберкулеза у меня нет. Чахотки я боялся очень. Тем более, что один из младших братьев моей мачехи от нее страдал. […]
|
|
Папиллярные узоры пальцев рук - маркер спортивных способностей: дерматоглифические признаки формируются на 3-5 месяце беременности, не изменяются в течение жизни...
Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...
Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим...
Общие условия выбора системы дренажа: Система дренажа выбирается в зависимости от характера защищаемого...
© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!