Западная часть Корельской земли перед началом шведской экспансии конца XIII В.

Захват Шведским государством земли еми в 1249 г. при­вел к установлению непосредственной границы между шведскими и русскими владениями по реке Кюмийоки. С этого времени Корельская земля (ее погосты Яскис и Саволакс) стала пограничной территорией и ее поло­жение значительно осложнилось: она становится главным объектом экспансионистских устремлений шведских фео­далов[28].

Официальной причиной подготавливаемой новой вол­ны шведской агрессии объявлялось стремление к обраще­нию язычников-карел в христианскую веру[29]. При этом сознательно не учитывался тот факт, что карельское насе­ление еще в 20-е гг. того же столетия было уже крещено русскими властями. В действительности же, планируя завоевание основных карельских земель, шведские феода­лы преследовали прежде всего политико-стратегические цели, связанные с общим ходом шведского «Drang nach Östen», основной задачей которого уже в течение ста с лишним лет было завоевание и покорение Финляндии.

До середины XIII в. единственной серьезной политиче­ской силой на берегах Балтики, активно препятствовавшей шведскому завоеванию Финляндии и поддерживавшей финские племена в их борьбе против шведской агрессии, была Русь, Новгородская феодальная республика. Поэто­му уже со времени невского похода 1240 г. шведские пра­вящие круги стремились к завоеванию берегов Невы и Карельского перешейка для того, чтобы отрезать финские племена от прямого контакта с Новгородом, справедливо полагая, что тогда финны, лишенные русской помощи, не смогут сопротивляться завоевателям и в Финляндии окон­чательно укрепится шведская власть. В этой же связи особенно важное значение приобретало завоевание и под­чинение Карелии, так как военные отряды карел, будучи частью военных формирований Новгорода, играли весьма крупную роль в борьбе против шведской агрессии в Фин­ляндии.

Захват Карельского перешейка был важен и в страте­гическом плане — эта территория открывала путь к устью Невы, являвшемуся для Древней Руси единственным вы­ходом в море. Овладение шведами перешейком лишало Русь связи с внешним миром.

Завоевание основной территории карел должно было принести шведским феодалам и прямые материальные вы­годы. Шведское государство рассчитывало получить новые источники доходов от податного обложения местного на­селения, а шведские феодалы — новые земли для феодаль­ной эксплуатации. Овладение Выборгской бухтой и скре­щивавшимися в ней торговыми путями должно было отдать в руки шведских купцов выгодную торговлю ка­рельских земель с заморскими странами и становилось (в форме таможенного обложения этой торговли) еще одним источником доходов в Швеции.

Шведские планы завоевания Корельской земли откры­то поддерживались католической церковью — папским престолом и подчиненными ему иерархами Балтийских стран. Еще в 1255—1257 гг. папская курия, используя рижского и упсальского архиепископов, принимала меры по подготовке крестоносного завоевания и христианизации Каре­лии[30]. В папской булле 1256—1257 гг. содержался прямой призыв к крестовому походу против язычников-карел[31].

Существует предположение, что вопрос о завоевании и христианизации карел поднимался в 1274 г. во время переговоров шведского короля Вальдемара Биргерсона с папой Григорием X[32]. В пользу этого свидетельствует отправленная в 1275 г. папская булла архиепископу упсальскому и епископу линчёпингскому[33] о запрещении про­давать оружие и военные материалы язычникам Карелии, Ингрии, Лаппии и Ватландии, т. е. населению земель, на­мечавшихся в качестве очередной жертвы шведской крес­тоносной агрессии[34].

Разумеется, для папской курии и подчиненных ей иерархов завоевание Карелии было желательно отнюдь не ради высоких идейных соображений и не для обеспе­чения безопасности финляндских земель, население кото­рых к тому времени уже было обращено в христианство (как официально мотивировалась политика папы в во­просе о Карелии). Католическую церковь прежде всего ин­тересовала возможность расширения своего политического влияния, а особенно перспектива увеличения доходов пу­тем обложения церковными поборами населения тех терри­торий, которые будут завоеваны шведскими крестоносцами.

Поскольку на территории Корельской земли, служив­шей главным объектом шведских завоевательных планов, жила основная масса карельского населения, борьба, разгоравшаяся на Карельском перешейке в конце XIII в., должна была решить историческую судьбу карел: останутся ли они под влиянием Руси, или же попадут под иго Швеции.

К этому времени возникли обстоятельства, которые об­легчали шведам решение поставленной задачи. Во второй половине XIII в. осложнилась политическая обстановка в Карелии: в отношениях между Новгородом и карелами впервые наметились определенные разногласия.

В источниках, относящихся к XII — первой половине XIII в. мы не находим никаких указаний на какие-либо конфликты между Новгородом и Корельской землей. Все упоминания о карелах за этот период говорят об их тес­ных политических связях с Новгородским государством[35]. В 60—70-х гг. XIII в. впервые в источниках появляются сведения об обострении отношений между карелами и нов­городскими властями. В 1269 г. новгородский князь Яро­слав Ярославич собирался пойти в поход «на корелу»[36], в 1278 г. новгородский князь Дмитрий Александрович осу­ществил поход против карел и «взя землю их на щит»[37]. По мнению некоторых авторов[38], в той же связи надо рассматривать известные статьи договоров 1262—1263 и 1269 гг., Новгородской республики с немецкими горо­дами, согласно которым Новгород не гарантировал безо­пасности немецких купцов на территории Карелии[39]. Правда, подобное толкование этих источников не бесспорно. Как уже говорилось выше, скорее можно полагать, что отказ новгородских властей обеспечивать безопасность не­мецких купцов., торгующих в Карелии, был вызван тем, что в карельских землях в то время не было новгородской администрации и новгородских войск и Новгород не мог организовать охрану иноземных купцов в случае нападения на них местных жителей.

По-видимому, в данном случае играли роль и экономические соображения: Новгороду было невыгодно поддерживать развивающуюся на карельских землях торговлю немецких и готландских купцов, которые стали выступать конкурентами новгородцев[40].

Финляндскими историками было высказано весьма вероятное предположение, что обострение карело-новгородских отношений во второй половине XIII в. следует связать с ухудшением внешнеполитического положения Новгородского государства после установления золотоордынского ига, а также завершения немецко-датского завоевания Восточной Прибалтики и появления у Новго­родской республики опасной границы с Ливонским орде­ном и датскими владениями[41].

Чем конкретно было вызвано обострение отношений между Новгородом и карелами в 60—70-хх гг. XIII в., летописи не сообщают, об этом можно лишь догадывать­ся. Поскольку власть Новгорода в Карелии опиралась на местную племенную знать, создавшаяся конфликтная си­туация должна была быть, скорее всего, конфликтом Нов­города с карельской племенной знатью, управлявшей Ко­рельской землей. Вероятно, к концу XIII в. карельская племенная знать стала все более превращаться в класс феодалов и начала тяготиться зависимостью от Новгород­ского государства. Видимо, в ее среде появилась тенден­ция к отпадению от Новгорода с целью использования дани, собираемой с карельского населения, для усиления своих доходов[42].

Из того факта, что впервые вопрос о походе на. карел был поднят в 1269 г., можно заключить, что уже к этому времени выявился конфликт карел с Новгородом. Воз­можно, решение князя об организации похода на Корелу было связано с происшедшими в том же году новгородско-немецкими переговорами, на которых стало ясно, что в данной ситуации новгородское правительство не может гарантировать безопасность немецко-готландских купцов в Карелии[43].

Однако поход новгородцев в 1269 г. не состоялся. По словам летописи, князя «умолиша новгородци не ити на Корелу»[44]. Видимо, правящие верхи Новгорода еще не хотели прибегать к оружию, надеясь, что конфликт удаст­ся уладить мирным путем. И действительно, уже в 1270 г. Корела вновь выступает на политической арене как со­ставная часть Новгородского государства, участвуя наря­ду с Псковом, Ладогой, Ижорой и Водью во внутриполи­тической борьбе в Новгороде[45]. В 1270 г. новгородцы по­ссорились с князем Ярославом Ярославичем и изгнали его из Новгорода. Когда он попытался с войском вернуться в Новгород, для отпора князю по призыву новгородских правящих верхов собралась «вся волость новгородьская», т. е. все составные части Новгородского государства — «пльсковичи, ладожане, корела, ижора, вожане». Корела выступила в тесном единстве с новгородцами на защиту общих государственных интересов.

Но в 70-е гг. XIII в. новгородско-карельский конфликт, видимо, вновь стал разрастаться, и создалась напряжен­ная обстановка, которая могла быть разрешена только вооруженным путем. Вероятно, карельская племенная знать к тому времени полностью вышла из повиновения Новго­роду, и потребовалась военная экспедиция для восстанов­ления на Корельской земле новгородской власти. В 1278 г. князь Дмитрий Александрович с новгородцами и полками из Суздальской земли двинулся в Карелию, «казни корелу и взя землю их на щит»[46], т. е. подверг карел наказанию за непокорность и добился их полного подчинения.

Уже довольно давно в исторической литературе стало высказываться мнение, что конфликт между карелами и Новгородом в 60—70-х гг. XIII в. был вызван распро­странившимся в это время на Корельскую землю влиянием шведов (или связан с проникновением в Карелию немец­ких и готландских купцов, а с ними — торгового и поли­тического воздействия Запада)[47]. С середины XIII в. в ис­точниках появляется ряд известий о торговле немецких и шведских купцов в Карелии. Прежде всего должны быть названы уже упоминавшиеся ранее договор Новго­рода с немецкими городами и подвластным Швеции Готландом 1262—1263 гг. и сохранившиеся до наших дней русский и немецко-готландский проекты аналогичного до-. говора 1269 г. Поскольку в договоре 1262—1263 гг.[48] и в русском проекте договора 1269 г.[49] есть специальные статьи, в которых Новгород отказывается гарантировать безопасность немецких и готландских купцов на территории Карелии, то по-видимому, послы немецких городов и Готланда выдвигали требование, чтобы Новгород гаран­тировал безопасность купцов на карельской земле. Косвенно это явствует из требования, чтобы новгородские власти обеспечивали безопасность немецко-готландских купцов, начиная от Березового острова[50]. Следовательно, купцы ганзейских городов и Готланда в предшествующее заключению договоров время стали достаточно часто ез­дить в Карелию[51], и возникла реальная потребность про­сить Новгород как сюзерена карельских земель обеспечить их безопасное пребывание на карельской территории. Кстати говоря, выдвижение немецко-готландскими посла­ми подобного требования — еще одно доказательство того, что немецкие города и Готланд рассматривали Карелию как область, принадлежащую Новгородской феодальной республике, только в этом случае можно было требовать от Новгорода обеспечения безопасности немецко-готланд­ских купцов в Карелии[52].

В немецко-готландском проекте договора 1269 г. со­держалось требование, чтобы новгородские власти предо­ставили немецким и готландским купцам право торговли с карелами[53]. Правда, при этом подразумевалось не все карельское население, а только карелы, жившие в южной части Карельского перешейка (в местностях, прилегающих к Неве). В 1285 г. шведский король Магнус Ладулос офи­циально подтвердил ранее данное разрешение готланд­ским купцам ездить в Карелию для торговли всеми това­рами, кроме запрещенных (металлов и оружия)[54]. Тем самым документально подтверждается, что торговые поездки готландцев в Карелию производились издавна[55]. О торговле немецких и готландских купцов в Карелии косвенно свидетельствует изданное папой в 1275 г. запрещение названным купцам ввозить оружие и военные материалы в Карелию[56] (подобный запрет имел смысл лишь в том случае, если ранее немецкими и готландскими купцами производилась продажа оружия карелам).Есть также сведения о торговле немецких купцов во внут­ренних водах Карельского перешейка в 1292 г.[57] Имеется предположение, что на карельском побережье к западу от Выборгского залива во второй половине XIII в. торго­вали немецкие ревельские купцы[58]. О торговле карельско­го населения с Готландом свидетельствуют также архео­логические данные и фольклор. На территории Карель­ского перешейка и Саволакса найден ряд изделий готландского ремесленного производства XIII в., преимущественно женские украшения (в том числе фибула с над­писью, содержащей типично готландское женское имя)[59]. В карельском фольклоре (в народных песнях) упомина­ется мудрый готландец Vuojalainen («Vuojola» соответ­ствует названию «Готланд»), который приезжал в Каре­лию в качестве купца[60].

Торговля с заморскими купцами приобрела, вероятно, немалое значение для карельской племенной знати: вести прямую торговлю с немцами и готландцами было, конеч­но, выгоднее, чем продавать товары новгородским купцам, которые прибыльно перепродавали эти товары тем же нем­цам и готландцам. По этой причине часть карельской племенной знати стала стремиться к торговым связям с Западом, а не с Новгородом.

По-видимому, наряду с экономическим проникновени­ем шведы начали предпринимать первые попытки распро­странения на Корельской земле католической религии. В 80-е гг. XIII в. в документах упоминается доминикан­ский монах Иоанн (Johannes Karelus)[61], очевидно карел по национальности, в предшествующие годы обращенный в католицизм[62] и ставший монахом обосновавшегося в Финляндии доминиканского ордена[63]. Таким образом, есть основания полагать, что проис­шедший в 60—70-е гг. XIII в. конфликт между карельской племенной знатью и Новгородом находился в связи с на­чавшимся проникновением в Карелию торгового и полити­ческого влияния Запада — шведов и немцев. Соседство с владениями Шведского государства и установление сно­шений с ними усиливали оппозиционные элементы в сре­де карельской знати, сделавшие попытку к отложению Карелии от Новгорода.

При этом следует оговорить следующее: шведское влияние распространялось скорее всего не на всю терри­торию Карелии и даже не на весь Карельский перешеек, а лишь на западные карельские погосты — Эврепя, Яскис и Саволакс, прилегавшие к Финскому заливу и владени­ям Швеции. По суше влияние Шведского государства мог­ло проникать прежде всего в погосты Саволакс и Яскис, граничившие с владениями Швеции и Финляндии. С моря шведские (готландские) и немецкие купцы на своих ко­раблях подплывали к территориям погостов Яскис и Эврепя, где могли вести торговлю прежде всего с местным населением. Раньше, до середины XIII в., карелы торго­вали в основном через посредничество новгородцев; те­перь же, с середины XIII столетия, западные погосты Корельской земли стали вести самостоятельную торговлю с заморскими купцами. Племенная знать этих погостов была больше всего заинтересована в торговле с приезжающими с Запада купцами, т. к. продавала последним товары своих погостов, а также товары, привозившиеся из других местностей Карелии, лежавших в стороне от моря.

 Для торговли с зарубежными купцами наибольшее значение, по всей видимости, имел прилегавший с запада к Карельскому перешейку Выборгский залив и главным образом его северная оконечность — место, где позднее будет построен город Выборг. Здесь в XI—XIII вв. под­ходил к морю основной водный торговый путь, пересекав­ший с востока на запад весь Карельский перешеек и рас­положенные на нем наиболее населенные и экономически развитые территории. Этот путь проходил по реке Вуоксе, разветвлявшейся до XVII в. на два рукава: восточный впадал в Ладожское озеро у города Корелы[64], запад­ный — в Выборгский залив у острова, на котором с 1293 г. существует Выборгский замок. Вследствие геологического процесса, происходящего на Карельском перешейке векового поднятия суши — западное русло Вуоксы в XVII в. пересохло и о нем напоминает лишь цепь озер, являвшихся в прошлом разливами реки. О существовании в XI—XIII вв. водного пути по Вуоксе от Ладожского озера до Выборгского залива свидетельствуют найденные в ряде мест вдоль этого пути монетные клады указанного периода[65].

К месту выхода вуоксинского водного пути к морю с севера подходил и второй важный (хотя и менее значи­тельный, чем первый) торговый путь — сухопутная дорога из самой западной карельской области Саволакс, лежав­шей в бассейне озера Сайма и не имевшей прямой водной связи с Выборгским заливом. В результате место у север­ной оконечности Выборгского залива являлось пунктом пересечения и соприкосновения с морем двух главных торговых путей Карелии XI—XIII вв., т. е. имело исклю­чительно важное экономическое значение. Сюда свози­лись товары со всего Карельского перешейка и северного Приладожья, а также из Саволакса. Здесь эти товары могли продаваться иноземным купцам. С другой стороны, этим купцам наиболее удобно было вести торговлю с местным населением именно на морском берегу, не уг­лубляясь в глубь карельской территории[66]. Поэтому мож­но предположить, что в данном месте неизбежно должен был в XI—XIII вв. возникнуть торговый пункт, где ка­рельские торговые люди могли бы встречаться с замор­скими купцами. Но имеются и некоторые прямые свиде­тельства источников, подтверждающие, что еще до осно­вания шведами в 1293 г. Выборгского замка здесь уже существовало какое-то селение, являвшееся прямым пред­шественником города Выборга.

Эти сведения (впервые обнаруженные исследователя­ми истории Выборга Г. Лагусом и И. Руутом[67]) сохра­нились в источниках XVI—XVIII вв. (например, в различ­ных деловых документах XVI в.). В них упоминается гео­графическое название «Старый Выборг» — какое-то место или местность около города Выборга. Из текста источников явствует, что в название «Старый Выборг» вкладывалось сохранявшееся в памяти местных жителей представление о некогда находившемся здесь населенном пункте, т. е. о селении, существовавшем на этом месте еще до осно­вания Выборгского замка и города Выборга. Вместе с тем само название «Старый Выборг» показывает, что мест­ная устная традиция прямо связывала это древнее посе­ление с возникшим позднее городом, считала это селение не просто обычной деревней (каких в окрестностях Вы­борга могло быть немало), а прямым предшественником города Выборга. Исходя из этого можно предположить, что селение «Старый Выборг» уже выполняло какие-то функции будущего Выборга, скорее всего функции торго­вого пункта у выхода вуоксинского торгового пути к Выборгскому заливу[68].

В качестве подтверждения того, что «Старый Выборг» был связан с морской торговлей, являлся по сути дела морской гаванью, исследователи приводят некоторые кос­венные указания, содержащиеся в местном фольклоре. Согласно древнему сказанию, впервые зафиксированному в XVI в., в данной местности до прихода шведов (и до ос­нования Выборгского замка) жил легендарный герой Випунен, знавший все виды ремесел, строитель судов и изо­бретатель подъемных приспособлений для погрузки то­варов на корабли[69]. Названные виды занятий указывают, что в представлении творцов данного сказания место, где жил Випунен, было морской гаванью, в которой строились и загружались суда. При этом погрузка судов была настолько постоянным и привычным делом, что требовалась какая-то рационализация этой трудоемкой операции.

Из случайных упоминаний источников XVI в. был сде­лан вывод, что место расположения «Старого Выборга» надо искать где-то на острове Линнасаари (напротив Выборгского замка), вблизи западного предместья города Выборга; по более поздним источникам — на том же ост­рове в районе парка Монрепо (ныне городской парк куль­туры и отдыха). Однако все попытки найти следы этого древнего селения на острове Линнасаари оказались безус­пешными[70].

Вопрос о месторасположении «Старого Выборга» был неожиданно решен при производстве археологических рас­копок внутри Выборгского замка (на Замковом острове).

Ленинградский археолог В. А. Тюленев, производивший работы под руководством А. Н. Кирпичникова, обнару­жил вблизи главной башни замка остатки культурного слоя явно дошведского времени[71]. Среди найденных ве­щей обнаружены изделия, типичные для карельского ху­дожественного ремесла XII—XIII вв.; найдены также остатки жилых строений и древнейшего островного укреп­ления — земляного вала с частоколом. Некоторые наход­ки датируются XII в.[72] Есть все основания полагать, что найденное поселение — это и есть «Старый Выборг». Та­кое заключение высказал крупнейший современный историк Выборга профессор Э. Кууйо. По его мнению, све­дения о местонахождении «Старого Выборга» на острове Линнасаари основывались на весьма поздних преданиях, к XVI—XVIII вв. уже утративших точное представление о месте расположения древнейшего селения. По-видимому, «Старый Выборг» находился как раз там, где в 1293 г. шведы стали строить замок. Более того, шведские завое­ватели построили здесь замок именно потому, что на этом месте уже существовало торговое селение, возникшее у выхода из вуоксинского водного пути в Финский залив.

Археологические материалы дают сведения и об этни­ческом составе населения «Старого Выборга». Находки типично карельских вещей (две фибулы с типично карельским орнаментом) указывают, что поселение было карельским[73] (что естественно, поскольку оно возникло на территории Корельской земли). Косвенное указание на карельский состав населения дает и уже упоминавшаяся выше местная легенда о Випунене — его карельская этническая принадлежность бесспорна[74].

Данные археологических исследований позволяют сделать предположение, что селение «Старый Выборг» возникло еще в XII столетии[75]. Это селение не было основано кем-либо в результате сознательного акта государственной власти, а возникло вследствие объективного про­цесса экономического развития карельских земель, когда здесь стали вести морскую торговлю и назрела необхо­димость использовать место выхода вуоксинского водного пути к морскому заливу для торговых сношений с иноземными купцами. И совершенно понятно, почему именно сюда в конце XIII в. было направлено острие главного удара шведской крестоносной агрессии, а данная местность оказалась с 90-х гг. XIII в фокусе основных событий русско-шведской борьбы за обладание Карельским пере­шейком.

Другим центром морской торговли Корельской земли был Березовый остров (по-шведски — Бьоркэ, по-фин­ски — Койвисто), расположенный у морского побережья Карельского перешейка на главном пути из Балтийского моря к устью Невы. Березовый остров прямо упоминает­ся в немецко-готландском проекте договора 1269 г. как первый пункт, где морской путь с Запада соприкасается с русскими (новгородскими) владениями[76]. По всей видимости, на Березовом острове находилось селение, в котором иноземные купцы, проплывавшие мимо острова по пути в Новгород, вступали в торговые связи с прибреж­ными жителями-карелами[77].

По-видимому, это торговое-селение располагалось при­мерно там же, где в более позднее время существовал при­морский поселок Бьоркэ — на берегу пролива, отделяюще­го Березовый остров от материка[78]. В проливе, защищен­ном островом от морских бурь и штормов[79], купеческие суда останавливались и вели торговлю с жителями при­морского карельского погоста Эврепя, занимавшего за­падную часть Карельского перешейка.

Торговое поселение на Березовом острове, судя по все­му, имело меньшее значение, чем селение в северной око­нечности Выборгского залива. Если на Березовый остров могли поступать товары только из ближайших прибреж­ных местностей, то к «Старому Выборгу» по вуоксинскому пути свозились товары со всего Карельского перешейка, а по сухопутной дороге — из Саволакса.

Оба вышеописанных торговых селения были, таким образом, двумя основными пунктами Корельской земли, через которые немецкие и шведско-готландские купцы вели торговлю с карелами и через которые проникало сюда политическое влияние Запада. Вместе с тем следует иметь в виду, что западные карельские погосты, судя по результатам археологических раскопок и данным пись­менных источников, по заселенности и экономическому развитию значительно уступали погостам восточной по­ловины Карельского перешейка и северного Приладожья, где найдено подавляющее большинство археологических памятников карельской культуры XII—XIV вв.: широко известные в балтийской археологии кексгольмские могиль­ники — погребальные памятники карел с богатым инвен­тарем, обнаруженные в ряде пунктов западного Прила­дожья (вблизи г. Приозерска), а также расположенные преимущественно на северном берегу Ладожского озера и прилегающих к нему островах карельские городища. На картах расположения карельских археологических памят­ников виден резкий контраст между обилием памятников на территории восточных погостов и крайне малым коли­чеством находок в западных погостах, особенно на мор­ском побережье[80]. Высказывалось мнение, что в IX— XIII вв. население Карельского перешейка специально се­лилось подальше от морского побережья, чтобы избежать частых в те времена грабительских набегов с моря, и что на морском побережье Карельского перешейка по указан­ной причине почти не было постоянных селений, и там существовали только отдельные торговые пункты (Бере­зовый остров, селение на месте г. Выборга)[81].

Разумеется, достоверность картины, создаваемой дан­ными археологии, в общем плане не приходится подвер­гать сомнению. Однако археологическое изучение терри­тории древних карельских земель еще далеко не закон­чено[82]. К тому же карельские археологические памятники XII—XIV вв. не имели заметных наземных призна­ков[83] и могут быть обнаружены только случайно, напри­мер при проведении земляных работ. Поэтому, призна­вая, что основная масса карельского населения жила в приладожской части карельских земель, можно в то же время предполагать наличие какого-то количества жите­лей и в западных погостах. Об этом косвенно свидетель­ствует сам факт существования погостов[84], а без населе­ния погост существовать не мог. Это подтверждают доку­менты XIV в., из которых видно, что в западной части Карелии проживало к тому времени какое-то количество постоянного населения, подпавшего после 1293 г. под власть Швеции.

Из всего сказанного можно заключить, что в западно-карельских погостах во второй половине XIII в. имелось сравнительно немногочисленное население, завязавшее экономические и политические связи с Западом, в частно­сти со шведами. Скорее всего, именно здесь, в западной части Карелии, с наибольшей силой стала проявляться тенденция к разрыву с Новгородом[85], образовался глав­ный очаг карельско-новгородского конфликта.

Вместе с тем следует отметить, что, по мнению неко­торых исследователей[86], обострение политических отно­шений карел с Новгородом в 70—80-е гг. XIII в. сочета­лось с сохранением политической враждебности к Швед­скому феодальному государству, о чем свидетельствуют рассмотренные выше запреты на ввоз оружия и военных материалов в Карелию. Кроме того, есть прямое заявле­ние шведского правительства, сделанное в 1295 г. в гра­моте короля Биргера Магнуссона городу Любеку, о том, что «язычники, называемые карелами», до завоевания их территории были враждебны Швеции, часто нападали на шведские владения и на шведских подданных, с крайней жестокостью расправлялись с захватываемыми ими плен­ными шведами[87]. Само завоевание Карелии шведское пра­вительство в этом документе объясняет необходимостью защиты своих подданных и немецких купцов от опасности со стороны карел. Тенденциозность документа совер­шенно очевидна: его авторы явно хотели оправдать со­вершенный шведами захват чужой земли, представить дело так, будто карелы, создав постоянными нападениями и жестокостями невозможную обстановку на Балтике, при­нудили Шведское государство применить силу. Хотя же­стокости карел по отношению к шведам здесь очень пре­увеличены[88], из текста грамоты все же нельзя не извлечь вывода, что накануне шведского завоевания карелы были враждебно настроены к Швеции[89].

О враждебном отношении населения Западной Каре­лии к шведам во время и сразу после шведского завое­вания этой территории сообщает и наш главный источник по истории шведского крестового похода 1293 г. — «Хро­ника Эрика». В стихах 1342—1344 хроники[90] прямо гово­рится, что шведы, находясь в Выборгском замке, видели вокруг себя «разъяренных людей»; при этом прославля­ется храбрый шведский наместник — фогт, не побоявший­ся враждебности окружающего карельского населения.

Кроме того, необходимо учитывать, что наряду с уси­лением экономических (торговых) связей с Западом за­падно-карельские погосты сохраняли значительные эконо­мические связи с приладожской Карелией[91]. Даже после официального перехода территории Западной Карелии под власть Швеции в 1323 г. в условиях Ореховецкого дого­вора было специально оговорено сохранение прав приладожских карел на «воды, и земле, и ловище», т. е. рыбо­ловные и охотничьи угодья, находящиеся на землях за­падно-карельских погостов. Эти угодья находились в 8 разных местах Западной Карелии, в том числе у самого Выборга (залив Суоменвеси, или Суоменведенпохья, омы­вающий город Выборг с севера). Наличие указанных выше прочных экономических связей, видимо, было важным фактором, сдерживавшим центробежные традиции в за­падно-карельских землях. Возможно, что установление экономических связей с Западом и какое-то проникнове­ние шведского влияния имели следствием лишь возникно­вение в среде карельской племенной знати сепаратистских настроений по отношению к Новгороду, но не вызывали желания политически ориентироваться на Швецию и пой­ти под власть шведов. Возможно и другое: влияние со стороны Швеции было и экономическим, и политическим, но оно охватывало лишь западные карельские погосты, а запреты ввоза оружия в Карелию были вызваны тем, что через западные погосты в результате внутрикарельской торговли оружие могло легко быть доставлено в основную часть Карелии, сохранявшую политическую ори­ентацию на Новгород и потому по-прежнему враждебную к шведам. Возможно, что в какой-то мере справедливы оба объяснения верности карел Новгороду и враждеб­ности по отношению к шведам.

Э. Хурнборг выдвинул еще одно возможное объясне­ние этому факту. Он полагает, что противоречия карел и Новгорода, обострившиеся в 60—70-е гг. XIII в., в по­следующее десятилетие были преодолены (по крайней мере формально) и отношения карел с Новгородом были восстановлены[92].

Поскольку западно-карельские погосты после завоева­ния шведами в 1249—1250 г. земли еми стали погранич­ной областью Новгородского государства, конфликт Нов­города с местной племенной знатью представлял особен­но серьезную опасность. Этим и объясняется, почему князь Ярослав Ярославич уже в 1269 г. считал необходимым пойти в поход в Корельскую землю, чтобы вооруженным путем восстановить полностью власть Новгорода, а в 1278 г. другой новгородский князь — Дмитрий Александ­рович — осуществил этот давно задуманный поход. Целью похода, вероятно, была не вся карельская территория, а западные карельские погосты.

В таком случае позиция новгородских бояр, отгова­ривавших в 1269 г. князя от похода, объясняется, веро­ятно, тем, что в основных карельских погостах — в севе­ро-западном Приладожье — обстановка не была столь напряженной и там не проявлялась (или проявлялась в значительно меньшей степени) тенденция к разрыву с Новгородом. Конфликт с племенной знатью западных по­гостов не представлял угрозы в целом для новгородской власти в Карелии, и можно было еще надеяться, что этот местный конфликт будет урегулирован путем перегово­ров. Князь же, несший непосредственную ответственность за сохранность государственной территории, за безопас­ность государственных границ, был обеспокоен возникшей угрозой отпадения пограничной области и потому уже в 1269 г. хотел вооруженной рукой вновь добиться полно­го подчинения западных карельских погостов.

Поход 1278 г., судя по краткому известию летописи, носил характер жестокой и суровой карательной экспеди­ции и кончился полным успехом. Видимо, население за­падных карельских погостов (т. е. прежде всего — пле­менная знать) было силой принуждено к покорности Новгороду[93]. Летопись не сообщает, остались ли в Карелии новгородские гарнизоны и представители новгородской администрации. Но, скорее всего и после похода 1278 г. сохранился прежний характер новгородского властвования в Карелии.

В последующие 15 лет после похода 1278 г. западно-карельские земли остаются под новгородской властью, никаких конфликтов более не возникает. Однако весьма вероятно, что такова была лишь видимость. Скорее всего прозападные, прошведские или просто сепаратистские настроения здесь остались, но после похода 1278 г. они не проявлялись открыто. Именно сохранением подобных настроений в западно-карельских погостах можно прежде всего объяснить ту быстроту и легкость, с которой данная территория была в 1293 г. завоевана шведами, а также: сравнительную прочность шведских позиций в этой обла­сти после ее завоевания в течение последующей 30-летней русско-шведской войны. Другой причиной легкости швед­ского завоевания была, вероятно, сравнительная малочис­ленность и слабость местного карельского населения. В восточной части Карельского перешейка шведские за­воеватели встретились и с более многочисленным и по-иному настроенным населением. В значительной мере по­этому там завоевательные походы шведов имели иные результаты (о чем подробнее будет речь ниже).

Иными словами, уже до шведского завоевания, в 50— 60-х гг. XIII в., по-видимому, сложилось фактическое раз­деление карельской племенной территории на область с восточной (новгородской) политической ориентацией и на область, официально еще подвластную новгородцам, но настроенную, сепаратистски и оказавшуюся в какой-то степени под экономическим, а возможно, и политическим влиянием Запада, в частности Швеции. Происшедшее в конце XIII в. шведское завоевание западной части Ка­релии лишь закрепило это ранее наметившееся политиче­ское разделение карельских земель.

В финляндской исторической науке неоднократно де­лались попытки доказать, что ко времени третьего похода шведов (к 90-м гг. XIII в.) Западная Карелия, целиком или в своей наиболее важной части, полностью вышла из-под власти Новгорода и практически или даже юридически была уже подвластна Швеции. Для подтверждения этого финляндские ученые чаще всего старались показать, что на территории западных карельских погостов к 90-м гг. XIII в. уже расселилось пришедшее с Запада новое население, настроенное в пользу Шведского государства.

Впервые подобная концепция была выдвинута не­сколькими финляндскими учеными в первые десятилетия нашего века. Эти авторы утверждали, что на западных ка­рельских землях уже во второй половине XIII в. сущест­вовало какое-то количество постоянного шведского насе­ления, расселившегося главным образом вдоль морского побережья. Обосновывая данную точку зрения, эти уче­ные стремились представить предпринятое в начале XIV в. завоевание Карелии шведскими рыцарями не как захват чуткой земли, а как политическую акцию, целью которой была защита интересов шведских крестьян-поселенцев и присоединение к Шведскому государству земель, к тому времени уже заселенных и освоенных шведами[94].

В качестве главного аргумента в пользу этой концеп­ции был выдвинут текст из «Хроники Эрика», в котором сказано, что шведские крестоносцы «построили крепость (Выборгский замок. — И. Ш.) в том краю[95], где конча­ется[96] христианская (или «крещеная») земля и начинает­ся земля языческая»[97]. Предполагалась, что в приведен­ном тексте подразумевается существование в конце XIII в. шведского населения вдоль всего побережья Фин­ляндии и Западной Карелии до места постройки Выбор­га[98]. В действительности же автор «Хроники Эрика» под понятием «христианская земля» подразумевал не «землю, заселенную хр