Глава XIII. Фарс и трагедия. Приход к власти во Франции Наполеона III и

В финале прошлой части автор анонсировал события нового, 1849 года, которые подвели черту под охватившим Европу великим революционным процессом. Грозное Октябрьское восстание в Вене, а вернее его подавления австрийскими войсками под командованием Виндишгрёца, послужило сигналом, первым аккордом марша контратакующей реакции равно для Германии и земель Габсбургов. Последними цветами европейской Весны должны были оказаться разрывы шрапнельных снарядов.

Действительно нам ещё предстоит разговор о сражениях, победах и неудачах трёх во многом непохожих, но в то же время и очень близких конфликтов. Борьбе Венгрии за независимость – войне вполне оформившегося молодого государства как с мощными вторжениями извне, так и с мятежами этнических меньшинств. Римской Республике – отчаянной попытке реванша итальянского народа за кампанию, проигранную Сардинским королём. И республиканским восстаниям Южной Германии – яростному бунту людей, внезапно понявших, в какую пошлость и ничтожество превратилась прекрасная мечта, в скором осуществлении которой ещё вчера никто не сомневался.

Однако начать хочется и будет правильнее всё же с другого. С точки зрения, как хронологии, так и сути, смысла, завершая повествование о Весне народов, мы, несомненно, должны опять обратиться к Франции. Стране, с которой всё началось, которая задала первый импульс – было бы просто несправедливо оборвать повествование о ней на полуслове. К тому же, даже теперь французские дела и пример продолжали оказывать могучее влияние, в основном косвенное, но с определённого момента и вполне прямое – мы ещё до этого дойдём – на весь остальной Старый Свет, его умонастроения и политику.

Итак, ранее о Франции мы кончили говорить на трагической ноте кровавого подавления Июньского рабочего восстания. Баррикады, по которым взбираются мобили, добивая раненых штыками, грабежи, убийства. И генерал Кавеньяк, руководитель военной операции в собственной столице. По итогам всего случившегося он сделался подлинным хозяином положения. Левый фланг французской политики был разгромлен. Его наиболее пламенные активисты мертвы, те же, кому посчастливилось выжить, полностью дезорганизованы (особенно это касалось провинции) и запуганы репрессиями. Что даже ещё важнее, до предела обострилась проблема лидерства. Ситуация уже была тяжёлой в мае и июне, а теперь сделалась прямо катастрофической. Сколь либо известные в стране левые политики или находились в тюрьме (например, Распайль и Барбес, рабочий Альбер), или пребывали в эмиграции, или были полностью дискредитированы неудачами и ошибками. На роль главного французского левого в итоге, расталкивая всех локтями, стремился вылезти фактический предатель Ледрю-Роллен. Он мог удовлетворить таким образом собственные амбиции, но никаких шансов составить действительную конкуренцию лидерам правых у него не было, что, вероятно, тот отлично понимал и сам. Радикальная правая монархическая оппозиция Орлеанистов усилилась, но Большей частью захватившей полное политическое господство буржуазии воспринималась скорее как угроза. Попытка возвратить короля станет жестом огромной символической значимости, равноценным для огромного количества французов если не немедленным обнулением Революции 1848, то постепенным её сворачиванием. Рабочих били, формально именно за то, что они после состоявшихся демократических выборов осмелились покуситься на созданную волей народа верховную власть. Что же будет, если теперь возвратить короля и с ним, конечно, непременно выборные цензы? Оправдаются все речи левых о сохраняющейся непрочности и неполноте здания Республики.

Нет, резкий разворот вправо был чреват новыми потрясениями и рисками, а потому не нужен. Тем более, что можно действовать тоньше и мудрее. Не король, но президент с широкими полномочиями станет той сильной рукой, которая будет гарантировать буржуазии сохранение социально-экономического статус-кво. Это будет пакт между личностью, которая будет находиться с близкими к диктаторским полномочиями на верху пирамиды и классом, интересы которого она должна будет обслуживать в обмен на эту власть. Выборы – не угроза, но возможность. Монарха, если он обретёт связи, создаст завязанную лично на себя камарилью или, хуже того, сделает популярным, устранить не так-то просто. Революция – практически единственный способ, но она выпускает таких страшных джинов и призраков! Теперь президенту, чтобы оставаться таковым, потребуется регулярно “переприсягать” на верность тем, кто стоит за его спиной – причём речь идёт,конечно, не о вульгарной группе заговорщиков, а именно что о социальной страте. Доказывать, что именно её потребности для него всегда в приоритете. А сам процесс народного голосования можно срежессировать, сделать, хотя и свободным по форме, выхолощенным по сути.

До чего же современно всё это звучит, не находите? Да, автор уже говорил об этом, но считает не лишним повторить – во Франции уже с 1830 обкатывались очень многие формы, продолжающие оставаться остро актуальными и в современном нам политическом процессе.

Возвратимся, однако, от общего обзора и теории к Кавеньяку. Как все, конечно, догадались, именно с ним заключила договор и намеревалась протолкнуть его на вершину французская буржуазия. Первые президентские выборы во Франции были назначены на 10 декабря 1848 года. При этом, что примечательно, всё ещё не существовало такого основополагающего документа, как Конституция – её примут только 4 ноября, когда избирательная кампания уже будет идти во всю. Одно это давало тому, в чьих руках и так имеются козыри, возможность самой широкой трактовки и даже пересмотру правил игры. А козырей у Кавеньяка хватало. Во-первых, под контролем генерала находилась прямая вооруженная сила. В принципе для него не составило бы проблемы установить единоличный военный контроль над столицей и окрестностями вообще без каких-либо экивоков, но, судя по всему, в дополнении к действительно имевшимся у генерала республиканским взглядам, он полагал, что через сотрудничество с буржуазий в итоге выиграет вернее и больше, чем организацией переворота. Во-вторых, хотя Кавеньяк официально и сложил с себя полномочия диктатора после подавления восстания и окончательной стабилизации на улицах Парижа 29 июня 1848, осадное положение продолжало действовать, что оставляло ему весьма широкие и при этом точно не очерченные прерогативы по контролю. В частности были поставлены под строгий контроль полиции политические клубы, для газет введены крупные денежные залоги, что исключило возможность легальной печати рабочих листков и вообще появления каких-либо СМИ, помимо спонсируемых крупной буржуазией. На пост военного министра и министра внутренних дел были назначены крайне правые генералы вовсе орлеанистско-монархических убеждений. Картинка должна быть такой – Кавеньяк не подстёгивает, а, напротив, сдерживает вал контрреволюции и репрессий.

К осени 1848 сформировался пул кандидатов в борьбе за президентское кресло – и все они были подобраны, казалось, лишь для того, чтобы стать удобными спарринг-партнёрами для Кавеньяка. Пройдёмся по всему списку. Первый номер – сам генерал. Боевитый, с флёром колониальных побед и геройства, выступающий разом защитником как порядка, так и свободы. Образ сильный, да ещё и масса дополнительный работающих на его укрепление факторов. Резко против – только левые и столичные рабочие, для которых Кавеньяк – мясник. Но им подсовывается в качестве основного кандидата Лендрю-Роллен, поводов ненавидеть которого едва ли меньше. Предатель часто хуже прямого врага, как в смысле реальных последствий его действий, так и в восприятии. Кроме того, с февраля по конец весны он уже обладал достаточно большой властью, мог реализовывать свою программу – но что-то не очень преуспел. Для непримиримых, чтобы они всё же приняли участие, добавляя выборам легитимность, тоже есть кандидатура – Распайль. Вот только он в тюрьме! Мало того, что Распайль не мог в этой связи вести нормальную избирательную кампанию на равных основания с прочими, так ещё и, если всё же и из-за решётки ему удастся набрать более-менее значимое число голосов, остаётся масса способов, чтобы путём юридических уловок обеспечить его отвод. Также баллотировался Ламартин – ещё один из тех, кто успел обнулить свой авторитет и популярность за весну 1848, да к тому же ещё было широко известно, что он предлагал вовсе не доверять выборы президента массам, но провести эту процедуру в виде голосования в палате депутатов. Ну и, наконец, чтобы придать пикантности данному политическому блюду, в него добавили в виде перчинки широко известного авантюриста, персонажа в чём-то практически комичного – Шарля Луи Наполеона Бонапарта, маленького племянника великого дяди. Человек, который совершенно неожиданным, потрясающим и, опять же, почти смешным в этом всеобщем одурачивании тех, кто полагал его простаком, образом, победит и перевернёт всё!

Автор уже обещался в своё время подробнее остановиться на биографии создателя Второй империи, благо она полна как поучительных моментов, так и курьёзов. Наш герой родился 20 апреля 1808 года. Его отцом был брат Наполеона Бонапарта Луи. Если представить, что высшие силы выделяют общий запас качеств на всех братьев, то, вероятно, после того, как своё взял будущий Император всех французов, другим просто ничего не осталось, а Луиджи и вовсе подошёл последним. Только так можно объяснить характер этого человека. Заурядность – куда ни шло, её трудно считать пороком. Но Луи Наполеон был феноменально безволен.

В 1806 году – естественно, по мановению руки брата – он был поставлен в голландские короли. Свою венценосную работу Луи старался исполнять со старательностью в чём-то даже забавной. Он пытался не только отстаивать интересы своих подданных, но и пытался учить язык. Успехи были скромными, что не останавливало короля от того, чтобы пользоваться вновь обретёнными навыками. В результате в историю Нидерландов он вошёл как «олландский кролик» - именно так в его устах звучало для уха местных Konijn van 'Olland. Как и положено кролику, стоило только Наполеону потребовать ликвидации даже той ограниченной голландской независимости и включения территории страны непосредственно в состав Империи, Луиджи немедленно согласился.

«Олландский кролик» Луи Бонапарт

Помимо прочего аннексия королевства Францией в 1810 году привела к фактическому распаду брака незадачливого Луи. Впрочем, едва ли он был сильно огорчён. Дело в том, что женился он в 1802 году на Гортензии де Богарне тоже по настоянию брата! Дочь Жозефины от первого брака и падчерица Императора всех французов была женщиной достаточно умной и куда более цельной и решительной, нежели её супруг. Последний уже в 1810 сходит с политической сцены. Нет, Наполеон его пристроил в герцогство Клеве-Юлих-Берг, но уже из названия этого замечательного владения ясно, что это было равнозначно “с глаз долой”. После победы Коалиции Луи жил как частное лицо при минимальном внимании к его персоне, как со стороны бонапартистов, так и монархов, свергавших императора. Упорно просился посетить вновь Нидерланды, чего и добился в 1840 году от короля Виллема за шесть лет до смерти.

Дети Луи Бонапарта, их воспитание и будущность были всецело в руках Гортензии.

Гортензия де Богарне, какой она была в 1808 году

К моменту взятия Парижа и Реставрации Шарль Луи Наполеон был ещё очень мал – лишь тремя годами старше, чем Орлёнок – сын и наследник императора. Естественно, никаких надежд на трон у него как будто не было даже при условии внезапного падения Бурбонов. Гортензия, которой было запрещено оставаться во Франции, после некоторого времени мыканий, приобрела замок Арененберг в Швейцарии. Её сын примерно с этого же время начинает не то путешествовать, не то скитаться – смотря как глядеть на вещи. С одной стороны, дефицита в деньгах благодаря матери Шарль Луи не испытывал, с другой нигде надолго осесть не мог и даже не получил систематического школьного образования. В конце концов юноша вступил добровольцем в швецарскую армию и стал там капитаном артиллерии. Уже здесь легко можно видеть стремление к копированию, правда более внешнему, чем сущностному, знаменитого дяди. Для нового артиллерийского капитана Бонапрта, однако, в Швейцарии и близко не находилось своего Тулона. Тем временем не без участия Гортензии, сохранявшей политические амбиции, затевалась весьма серьёзная интрига. Мы помним, что южная Италия в этот период была ареной борьбы тайных обществ карбонариев, правящая династия Королевства обеих Сицилий откровенно ненавидима и считалась всеми креатурой австрийцев, одним словом, существовала политическая нестабильность, мутная вода, в которой рисковые люди могли попытаться половить рыбку. В 1831 году старший брат нашего героя – Наполеон Луи, которому к тому времени исполнилось 26 лет, тайно перебрался из Швейцарии в Италию с намерением придать национальному движения бонапартистскую окраску и сделаться, ни много ни мало Итальянским (или, как минимум, Неаполитанским) королём через революцию! И Шарль Луи увязался за ним.

Дело, впрочем, очень быстро окончилось провалом – первым в очень длинной череде особенно досадных в своей безнадёжной полноте неудач, которых на жизненном пути будущего Наполеона III ждало ещё много. Вообще вся эта интрига – дело очень противоречивое и тёмное, но ключевой факт всё равно один. Организация карбонариев, на которую вышли братья, оказалась раскрыты и разгромлена, им самим пришлось поскорее уносить ноги – и в результате Наполеон Луи, заразившись корью, очень быстро слёг и умер от непростых дорожных условий в городе Форли 17 марта 1831. Шарлю Луи удалось бежать. Причём во Францию – откуда его незамедлительно выслали. Трагичный финал. Но именно внезапная смерть уже другого родственника откроет перед нашим героем головокружительные перспективы. В 1832 не стало Орлёнка – и, коль скоро герцог Рейхштадсткий скончался, неожиданно для себя и всех Шарль Луи сделался старшим в бонапартистской линии. На нашего героя эти известия подействовали просто оглушающее. Гортензия могла оказывать всё меньше и меньше влияния на отпрыска, тем более, что у неё начались проблемы со здоровьем – она умрёт в 54 в 1837 от рака шейки матки. Но ещё годом ранее Шарль Луи предпримет свою первую попытку прорваться к власти.

При помощи своего сторонника, бывшего офицера Персиньи (к слову, к чести нашего героя упомянем, что в дальнейшем, обретя власть, он о своём товарище не забыл и сделал его одной из достаточно видных фигур Второй империи), он устроил заговор в Страсбурге, к которому привлёк нескольких офицеров, в том числе полковника Водре, командовавшего одним из артиллерийских полков городского гарнизона. 30 октября Луи Наполеон, накануне приехавший в Страсбург, явился в казармы полка Водре и начал там настоящее историческое представление: Шарль Луи явился в костюме, напоминавшем костюм Наполеона I, с треуголкой на голове, его сопровождала свита, состоявшая из заговорщиков, которые несли императорского орла. Полковник ожидал его во главе солдат, которым он весьма предусмотрительно для поднятия боевого духа только что раздал деньги. Увидев Луи Наполеона, Водре воскликнул, что во Франции вспыхнула революция, Луи-Филипп низложен и власть должна перейти к наследнику великого императора, которого Водре назвал по ошибке (Шарль Луи всегда признавал нецарствовавшим императором Орлёнка, а потому довольствовался третьим номером) Наполеоном II. Всё, что касалось якобы свершившейся смены власти и отстранения первого короля из Орлеанской династии, было чистой воды обманом. Тем не менее, первый шаг как будто прошёл удачно - солдаты приветствовали претендента возгласами: «Да здравствует император!».

Однако в другом полку недостаточно обработанные заговорщиками солдаты (таки подмывает добавить – и которым денег никто не раздавал) без лишних разговором арестовали Шарля Луи Наполеона и его сторонников. Неизбежным сделался суд, чреватый очень серьёзным приговором, однако Луи-Филипп I освободил его из тюрьмы, ограничившись высылкой в США. Конечно же, это был политический ход, причём рассчитанный главным образом отнюдь не на бонапартистов, а на республиканцев. Король демонстрировал свою силу и показывал, что оппозиции справа для него словно бы не существует, что она так ничтожна, что можно позволить себе показное милосердие. А вот подлинным революционерам не простят попыток повторить 1832 год. Стоит также добавить, что по ходу следствия Луи Наполеон каялся в своём преступлении, восхвалял великодушие короля и просил о пощаде для своих сторонников (последний суд и вовсе оправдал).

Казалось бы после такого нелепого краха продолжение борьбы за власть должно было стать просто невозможным. Однако в реальности это было только начало. В чём невозможно отказать Наполеону III, так это в совершенно феноменальной смеси уверенности в себе и воли к победе. Уже в 1837 Шарль Луи возвратился из Нового Света в Старый – и именно что с прицелом предпринять новую попытку. Французское правительство, не то чтобы сильно обеспокоенное, но недовольное, надавило на Швейцарию, где попробовал было обосноваться Наполеон III – и того выслали. В итоге, как и многие другие политические беглецы эпохи, Шарль Луи обосновался на берегах Альбиона.

Именно стартовав с них он и высадился 6 августа 1840 года в Булони. Дело в том, что по своим причинам правительство Луи-Филипа ранее в том же году организовало перевозку и перезахоронение на родине тела Наполеона I с острова святой Елены. Это вызвало среди французов довольно мощный всплеск патриотического чувства с бонапартистским привкусом, чем наш претендент и решил воспользоваться. По Булони предварительно были расклеены прокламации, составленные в духе “за всё хорошее и против всего плохого”, где к Орлеанской династии предъявлялся пространный счёт претензий. И, наконец, явился Он. Ещё более театрально, нежели в первый раз. Не ограничиваясь костюмом, шляпой и обычными знаками императорского достоинства, Луи Наполеон имел при себе приручённого орла, который, выпущенный в определённый момент, должен был парить над его головой. Но этот момент так и не наступил, так как вторая попытка окончилась ещё плачевнее, чем первая. Солдаты первого же полка, которому представился Луи Наполеон, арестовали его и его сторонников, причём в процессе вышла совершенно некуртуазная свалка в ходе которой Шарль Луи выстрелил в одного из солдат.

На сей раз правительство уже не видело смысла особенно миндальничать с претендентом, не понявшим первого намёка. Дело передали на суд палаты пэров. Но казнь незадачливого Наполеона была бы чересчур резким ходом, чреватым неприятным последствиями, кроме того у него были довольно хорошие адвокаты – как ни парадоксально, в основном республиканских и левых убеждений, вызвавшиеся из намерения насолить королю. В итоге была изобретена прежде не существовавшая во Франции мера пресечения в виде пожизненного тюремного заключения без ограничения прав.

Шарль Луи Наполеон был посажен в крепость Гам, где реально провёл 6 лет. Он пользовался там весьма значительной свободой: принимал друзей, писал статьи, даже печатал на их основе книги. Мало этого во время тюремного заключения в крепости принц успел стать отцом двоих сыновей — Александра, впоследствии граф Лабенне, и Эжена, впоследствии граф Оркс — от своей горничной и швеи Эленооры Верго.

Преувеличенные журналистами, страдания гамского узника привлекли на его сторону многочисленных друзей; в это время даже возникло несколько органов печати, задавшихся специальной целью пропагандировать его идеи. Наибольшие услуги ему оказал «Progrès du Pas-de-Calais», редактор которого, искренний республиканец Де-Жорж, верил, что ошибки Луи Наполеона искуплены его страданиями и что «он более не претендент, но член нашей партии, боец за наше знамя». В этом журнале много писал сам Луи Наполеон. Во время своего заключения Луи Наполеон значительно пополнил своё недостаточно систематическое образование. Главные его работы, опубликованные за это время, — трактат «Analyse de la question des sucres» (Париж, 1842) и брошюра «Extinction du paupérisme» («Об искоренении нищеты», 1844). Обе, впрочем, весьма наивные. Составлялись они, к слову, не без влияния и помощи Луи Блана, что вызвало сочувствие к Шарлю Луи Наполеону во многих социалистах.

Наконец сидеть нашему неугомонному герою надоело – в 1846 году Луи Наполеон, переодевшись каменщиком, с доской на плече, сумел, при помощи друзей, бежать из крепости и перебраться в Англию. Там он сошёлся с Гарриет Говард, молодой актрисой, выбившейся в высший свет, получившей состояние от одного из любовников и имевшей множество полезных знакомств. За счёт её средств бывший узник стал готовиться к новому раунду попыток реализации собственных властных амбиций. И, как мы знаем, шанс скоро представился. После Революции Лиу Наполеон поспешил было в Париж, однако, временное правительство вежливо приказало ему покинуть столицу, пока ситуация в революционном городе не нормализуется. Действительно Ламартину и прочим тогда не хватало только буйного Наполеона!

Некоторые друзья и соратники предлагали претенденту нарушить распоряжение, остаться и начать прямую борьбу за власть. Однако тут Луи Наполеон проявляет неожиданную и во многом определяющую осторожность, даже мудрость. Он выражает полную лояльность Республике и вовсе не выдвигает своей кандидатуры ни на каких выборах, хотя в Национальное собрание в апреле 1848 удаётся пройти сразу трём представителям разных ветвей фамилии Бонапартов: Жерому Наполеону Бонапарту, Пьеру Наполеону Бонапарту, а также Люсьену Мюрату. В мае 1848 года Луи Наполеон был заочно избран (во Франции существовала такая возможность) депутатом в четырёх департаментах, в том числе и в столичном департаменте Сены, но отказался от полномочий. Весьма любопытно, что наш герой в описываемый период считался едва ли не социалистом! Его брошюра «Об искоренении нищеты» имела широкое хождение. В майские дни консерваторы-лидеры Временного правительства Ламартин и Кавеньяк обдумывали целесообразность ареста Луи Наполеона наряду с другими социалистическими агитаторами, но тот упредил их, в громогласном по тону воззвании заверив всех в своей преданности Республике вообще и законно избранному Национальному собранию в частности. Как в целом малую величину его оставили на свободе. Тем более, что уже тогда оппоненты откровенно высмеивали нашего героя, именуя его «индейкой, которая считает себя орлом».

Шарль Луи Наполеон Бонапарт, каким он был в начале 1848 года

Занятно при этом, что кроме редких случаев, Луи Наполеон умудрялся не артикулировать чётко ни своей политической позиции, ни программы, но слыть сторонником самого популярного в данный момент направления. Когда левые могли, кажется, вот-вот овладеть Парижем и страной, он был социалистом – ничего и никому при этом конкретно не обещая. После Июньского восстания, конечно же, от этого не осталось и следа – Луи Наполеон, разумеется, правый. Но в подавлении выступления он тоже не участвовал, ни к чему не призывал, не ратовал как за казни, так и за послабления. Тут бы политическим элитам приглядеться к прыткому господину с бородкой клинышком, но все были слишком заняты, как казалось явным фаворитом в борьбе за высшую власть в Республике – Кавеньяком.

В сентябре, избранный вновь в пяти департаментах, Шарль Луи Наполеон, наконец, вступил в качестве депутата в Учредительное собрание 24 сентября 1848. В своих редких публичных речах и куда более многочисленных посланиях этого периода заявлял, что мог выставлять свои претензии наследника империи только в присутствии короля; но ввиду республики, основанной на воле всего французского народа, он отказывается от этих претензий и, как верный слуга народа, является искренним и горячим республиканцем. От голосования по практическим вопросам он воздерживался. Оратором принц был неважным, говорил монотонно и медленно, что усугублял лёгкий немецкий акцент, следствие швейцарского образования. В ноябре, когда Конситуция позволила формализовать президентскую гонку, он стал официальным кандидатом – и по общему мнению одним из аутсайдеров. И только прозорливый хитрец Тьер смекнул, что все могут крупно ошибиться на его счёт. Сам пребывающий в полуопале и, как многие также полгали, сходящий со сцены, первый редактор National характеризовал Луи Наполеона как «наименее худшего из всех возможных кандидатов». Брюзжание? Да. Но не только. Тьер одним из первых заметил, что в противостоянии буржуазии с рабочим классом все совершенно позабыли про деревню, а Париж абсолютно заслонил собой сёла и местечки. При этом избирательное право оставалось всеобщим, а значит, именно крестьяне по-прежнему давали совокупно большинство голосов. И им, в точном соответствии с Тьером, не нравились как баламуты-социалисты, так и, даже в больше мере, ставленники хитрых богатеев, а связи Кавеньяка с крупной буржуазией не смогли, да и не очень пытались скрыть.

Луи Наполеон выступил как чистой воды популист. Он обещал всё и всем. Его избирательный манифест гласил, что потенциальный президент намеревается «по прошествии четырёх лет передать своему преемнику власть — твёрдой, свободу — неприкосновенной, прогресс — осуществившимся на деле». Говорил о покровительстве религии (и в то же время свободы вероисповедания), семьи, собственности, и преподавания, об экономии, о мерах в пользу рабочих (прежде всего программы общественных работ взамен упразднённых Национальных мастерских и пенсионное обеспечение). Образованные городские слои не верили подобным посулам, видели, что в некоторых случаях они вовсе взаимоисключающие. Но вот в провинции очень многие принимали манифест за чистую монету.

Там же, на местах, были живы ещё очень многие ветераны армии того самого, великого Наполеона, для которых один звук этого имени значил всё. Без больших денежных вливаний, без мощной прессы – на одних только энтузиазме и личном участии эти люди развернули бурную агитационную деятельность. На селе же, понятно, гораздо больше доверяли соседям, нежели каким-то там городским пропагандистам. Наконец, зёрна падали на очень благодатную почву. Буржуазия и рабочий класс в равной мере стояли за Республику, хотя и видели её очень по-разному. Крестьяне видели Республику в гробу. Для них она была одновременно и чем-то вроде столичного спектакля, едва затрагивающего их жизнь, и прямо вредной, 45-сантимовой. Новые налоги и глупая, а в худшем случае опасная суета малопонятных горлопанов – вот что она такое. И ещё родственник, который подался в своё время город, жил там, а теперь или вконец обнищал после закрытия Национальный мастерских, или вовсе сгинул. Убийственная смесь. И вдруг среди прочих кандидатов – Наполеон. Он обещает столько всего – и уж, наверное, с таким именем знает, о чём говорит! Французская деревня с готовностью меняла призрачную свободу на стабильность и материальное преуспеяние. Впрочем, не желудком единым! Ещё они искренне хотели, чтобы их страна опять стала державной, чтобы её орлу кланялась вся Европа. В 1848 году ещё были не в может краткие политические слоганы, задающие ритм всей избирательной кампании, но тот же Луи Наполеон вполне мог бы выступить с девизом “Faisons de la France une grande nouvelle!” – сделаем Францию снова великой!

10 декабря французы проголосовали – в невиданном уже очень давно количестве. Почти 7,5 миллионов избирателей сказали своё слово – подлинный триумф народовластия, особенно если вспомнить, что население страны в целом насчитывало порядка 36 миллионов человек любого пола и возраста. И…

 

Листки с предвыборной агитацией в руках у мальчишек-газетчиков. Ключевые кандидаты — Наполеон и Кавеньяк

Николя Шангарнье, Альфонс де Ламартин и Франсуа-Венсан Распайль на троих не набрали и 1%. Люрю-Роллен, считавшийся, несмотря ни на что, всё же не мальчиком для битья, получил лишь 5,08% - полный провал. Рабочий класс и страна в целом не простили ему мая 1848. Но подлинная сенсация была дальше. Генерал Луи Эжен Кавеньяк заручился поддержкой 1,45 миллионов избирателей, т.е. 19,65%; от общего числа проголосовавших. Шарль Луи Наполеон Бонапарт триумфально одерживал верх в первом туре с 74,44% или 5,43 миллионами пожелавших видеть племянника покойного императора президентом французов! Это был шок. Нечто совершенно небывалое и невообразимое. Вспомним и мы путь нашего героя: все эти треуголки и дрессированного орла, пафос и денежные раздачи для храбрости, тюрьму и побег из неё. И вот – он во главе Франции!

Нет, Луи Наполеон не объявил себя немедленно императором, как некоторые могли подумать. Он вновь проявил вполне достойную будущего монарха и лидера великой державы выдержку. На его стороне были два мощных козыря – блистательная фамилия и вновь обретённая народная поддержка. Первый отобрать у него было невозможно. Второй был непостоянен, однако же, пока весьма силён. С другой стороны избранный президент был лишён действительно существенных в национальном масштабе капиталов, а главное – вооруженной силы. Замахнись он сходу на корону, попытайся представить выбора как плебесцит – это стало бы лишь прекрасным поводом для того же Кавеньяка, или какого-нибудь другого генерала по охотно отданной парламентариями команде свернуть претенденту шею, как покусившемуся незаконно на основы государственного строя. В лучшем случае это могло привести к гражданской войне – это если поддержка масс будет достаточно прочной, чтобы конвертироваться в вооруженные ополчения и солдатские бунты в пользу президента-императора. А если нет?

Не стоит сразу пытаться перетянуть всё одеяло на себя. Лучше договориться. Буржуазии была нужна сильная рука, которая при этом для них будет дающей. Почему бы Луи Наполеону, а не Кавеньяку, не сыграть в такой роли? А дальше – укреплять свои силы. Использовать власть, полученную легально, для обретения незаконной. В первую очередь – усилить влияние в армии и национальной гвардии. 20 декабря 1848 Луи Наполеон приносит присягу в качестве президента Французской Республики.

Присяга Луи Наполеона

В произнесённой им инаугурационной речи, полной неопределённых фраз, он дал одно единственное ясное и определённое обещание: «считать врагами отечества всех тех, кто будет покушаться изменить незаконными путями установленное всей Францией». Т.е. ещё раз декларировал свою верность существующему государственному строю. Время покажет, что это был обман. Но так точно и ясно понять это сразу оказалось нелегко даже для ряда весьма опытных политиков. Президент начал осторожную игру, чтобы по её итогам сделаться императором. Показательным шагом в ней было то, что, несмотря на советы, вместо штатской одежды, уж если на то пошло, мундира швейцарского капитана, Луин Наполеон практически с самого начала своего срока начал носить форму генерала национальной гвардии. Чем дальше, тем больше он станет поддерживать свою связь с войсками, усиливать там влияние.

Строго говоря государственный переворот 2 декабря 1851 года и установление режима Второй империи находится вне темы и временных рамок этой серии. Но несколько небольших штрихов набросать можно. Прежде всего, чтобы дополнительно уяснить черты политической психологии и управленческого стиля нашего героя, благо ему как президенту предстояло действовать и принимать решения уже в 1849, в том числе и по вопросам международной политики. Черта первая – весьма толстое и неизящное лицемерие. Вплоть до конца 1850 года во всех публичных выступлениях будущий Наполеон III продолжит подчёркивать свою преданность Республике. В разговорах с депутатами он даже, уже явно заигрываясь, дошёл до того, что стал называть преступлением 18 брюмера – день, когда Наполеон разогнал правительство Директории в 1799 году. Одновременно имели место быть такие истории: во время смотра 10 октября 1850 года в парижских казармах Сатори кавалерия кричала: «Да здравствует Наполеон, да здравствует император!» Пехота, предупреждённая генералом Неймейером, что по военному уставу в строю обязательно молчание, продефилировала перед президентом молча. Через несколько дней генерал Неймейер был уволен.

Черта вторая – президент выстраивал свой образ в качестве защитника обездоленный и простого народа в целом, но реально что-то предпринимал только тогда, когда это политически ничего для него не стоило. Очень много речей о защите прав граждан, но минимум реальных финансовых вливаний и каких-то практических мер для обеспечения их благополучия. Рассказ об этом потребовал бы много подробностей о французской внутриполитической повестке 1849-1851 годов и как минимум ещё одной главы, так что предлагаю читателю поверить здесь на слово. Пропагандистский популизм при реально весьма слабой социальной сфере останется важной особенностью режима вплоть до самой Франко-прусской и пленения императора.

Третья черта – великодержавная внешняя политика в ключе удивительно чистого и беспримесного империализма. При Наполеоне I, не говоря уже о более ранних республиканских временах, французская экспансия и претензия на лидерство в Европе (и мире) имела определённое идейно-теоретическое обоснование и посыл. Франция несла покоряемым народам, как штыки, так и Гражданский кодекс. Многие люди и даже целые нации (вспомним тех же поляков) были готовы верить, что выстраиваемый Бонапартом новый порядок будет благотворен не только для Парижа, но и для них тоже. Наконец, кредо Первой империи было головокружительное сочетание амбиций и риска, широкий размах, в котором, истинное или мнимое, но чувствовалось визионерство гения. Наполеон III и его Франция, при том, что сознательно создавалась видимость сходства с прототипами начала столетия, были совершенно иными. Самоусиление как единственная читающаяся цель. Никаких общих принципов – только национальные интересы (в понимании императора и его окружения естественно). Колониальные авантюры – в двадцатилетие 1851-1871 французы брали по всему миру всё, что плохо лежит с готовностью феноменальной, опередив по части захватов даже Британию. Известна и имеет широчайшее хождение по интернету и литературе фраза Александра III про то, что “у России нет союзников – только армия и флот”. Для Второй империи с точки зрения автора она куда как больше соответствует действительности. Абсолютно все её альянсы носили характер сделок, где другая сторона относилась к Франции с настороженностью, а то и прямо неодобрением и страхом. Итогом станет 1871 год, когда и Россия, и Англия, и Италия, и даже Австро-Венгрия, недавно побеждённая Пруссией, каждая по своим причинам испытывала удовлетворение от французского поражения.

Держа всё это в уме, мы можем перейти к следующему сюжету этой главы. Тем более, что именно с ним был связан первый значительный шаг руководимой Луи Наполеоном (пусть пока и не в статусе монарха) Франции на мировой арене. Речь идёт о новом витке борьбы Италии за единство и независимость, а именно о восстании в Риме и провозглашении там республики.

Мы помним, что в развернувшихся весной-летом 1848 боевых действиях против австрийской армии Радецкого итальянцы, имея весьма выгодные стартовые условия, потерпели тяжелое стратегическое поражение. Ключевой причиной стоит считать выявившуюся внутреннюю неорганизованность, слабость и даже гнилость военной и административной систем Сардинского королевства, вокруг которого и группировались все национальные силы. 9 августа было заключено перемирие – и тот факт, что не был подписан итоговый мир, следует отнести скорее к воле австрийской стороны и отсутствию у Радецкого необходимых прав и полномочий для единоличного принятия подобных решений. Король Карл Альберт вполне признавал своё поражение. Но вот Италия к этому была отнюдь не готова!

Осень 1848 принесла Австрии много тяжелых испытаний: начавшаяся – и не слишком удачно, война с Венгрией, восстание в Вене, общая дестабилизация. Всё это время, <