Наша система фильтрации идей

 

В 2012 году в течение восьми месяцев двое австралийских ученых включали задачку «Девять точек» в конце некоего не связанного с ней эксперимента – «из любопытства»[186]. Из тридцати испытуемых, которым они предложили эту задачу, решил ее лишь один. Этот человек заинтересовал исследователей, поскольку у него была необычная медицинская история: в детстве он получил тяжелую травму головы. Исследователей эта особенность заинтриговала необычайно. Могло ли выйти так, что эта травма ослабила механизм фильтрации идей в мозге у испытуемого? К сожалению, определить точное положение травмы в мозге того человека выяснить не удалось, а потому глубже разобраться не получилось.

Ныне, применяя самые передовые технологии, ученые в силах и выявлять, и изучать структуры, формирующие наши когнитивные фильтры. Технологии эти позволяют ученым имитировать неполадки в мозге на здоровых людях. И такой ущерб, с точки зрения ученого, – ущерб высококачественный: он удобно расположен, с ним можно работать прицельно и, что самое удачное для испытуемых, он временный.

Сам подход основан на методике, уходящей корнями в Древние Египет и Грецию, – на применении электрических полей к мозгу. Древние справлялись с этим, прикладывая электрическую рыбу (рыбу, производящую электрическое поле) к голове, пытаясь таким способом облегчить приступ головной боли или эпилепсии. Помогало или нет, неведомо, но уровень медицинской подготовки у древних был так себе. Египтяне, например, употребляли перемолотых мышей как целительное притирание, а крокодилье дерьмо – как противозачаточное: метод, который, возможно, был бы действен и поныне, хотя и не по мистическим причинам, какие имели в виду египтяне.

В наше время мы воздействуем электрическим полем, применяя электромагнитные генераторы. Генераторы выключают те или иные конкретные нейронные цепочки в мозге электрической или магнитной энергией, временно разрывая их. Поскольку такое выключение производится извне черепа, методику называют транскраниальной стимуляцией. Ее все еще изучают как способ лечения кое-каких умственных расстройств, но она уже принесла громадную пользу исследователям мозга благодаря точности, с какой можно избирательно воздействовать на те или иные структуры.

Например, в одном исследовании ученые намочили двухдюймовые квадратные губчатые электроды и, прикрепив их в стратегически выбранных местах к черепу смельчаков-испытуемых эластичным пластырем, нацелились отключить некую структуру в системе когнитивных фильтров мозга[187]. Половина испытуемых затем подверглась слабому электрическому разряду, который буквально отключал ту часть их мозга до полного бездействия. Другим испытуемым – контрольным – сообщали, что и им устроили отключение, но на самом деле нет. Далее всех просили решить задачу о девяти точках. На более ранней стадии эксперимента испытуемым уже давали решать эту же задачу, но никто из них не справился. Контрольные участники не одолели ее и теперь. А вот при отключении фильтров, обеспеченном транскраниальной стимуляцией, 40 % подопытных задача оказалась по силам.

Благодаря этому и другим подобным экспериментам ученые начали прояснять для себя сложную систему когнитивных фильтров в мозге. Одна из выявленных ключевых структур – латеральная префронтальная кора, массив мозговой ткани сбоку префронтальной коры лобной доли. Оказывается, когда исследователи воздействуют транскраниальной стимуляцией на эту структуру, у испытуемых усиливается эластичное мышление[188]. У них оживляется воображение и изобретательность, и они более открыты инсайтам при решении различных задач.

Хотя префронтальная кора есть у всех млекопитающих, как я уже говорил в Главе 4, только у приматов есть латеральная префронтальная кора – область, определяемая ее выраженным микроскопическим устройством[189]. Она играет решающую и неповторимую роль в человеческом поведении. Ключевая часть исполнительного мозга и особенно его системы когнитивных фильтров, латеральная префронтальная кора сообщает нам, людям, нашу развитую способность планировать и воплощать сложные последовательности действий[190]. Эта функция требует фильтра идей, потому что, как я уже пояснял, наш мозг, действуя в режиме «снизу вверх» и имея дело с обстоятельствами или целью, требующими тех или иных поступков, берется за работу и производит возможные решения, большинство из них в дело не годится. Как раз латеральная префронтальная кора применяет контроль сверху, склоняя нас к одним возможностям и не допуская другие даже до нашего сознательного рассмотрения[191]. Вот почему, если вы стоите на вершине лестницы и хотите оказаться внизу, вам не приходит в голову взмахнуть крыльями и слететь к подножью или же съехать по ступенькам на попе (если только вы не ребенок, и в этом случае у вас префронтальная кора еще не полностью развита).

Как это правомерно для большинства структур мозга, действие латеральной префронтальной коры можно проиллюстрировать поведением тех, у кого она повреждена. Таким человеком стал мой отец, когда пережил инсульт. Вообразите, что вы направляетесь к столику в бургерной и очень голодны. Проходите мимо посетителя, которому уже принесли его еду. Ваш эмоциональный ум, ощущая голод, может подтолкнуть вас забрать что-нибудь с тарелки у этого посетителя. Но мы все живем в «цивилизованном» мире, где такое поведение запрещено правилами, и потому ваша латеральная префронтальная кора, знакомая с этими правилами, подавляет этот первобытный порыв, и вы его даже не рассматриваете. Но однажды мой папа увидел на чьем-то столе картошку-фри и цапнул горсть, идя мимо, потому что его поврежденный инсультом мозг не выключил эту возможность из его поля внимания и даже не склонил против нее.

Иногда говорят, что мы задействуем лишь 10 % своего мозга. Это миф. Мы используем его целиком. Но у нас и впрямь имеется неизведанный мозговой потенциал – в том смысле, что есть ситуации, в которых было бы выгодно менять настройки наших фильтров или менять операционный режим ума. Транскраниальная стимуляция – один из способов этого достигать. Более того, «мыслительные шапочки» транскраниальной стимуляции уже продаются для домашнего использования. Пока совершенно непонятно, в чем именно заключается действенность этих шапочек и, что гораздо важнее, насколько они безопасны. Многие нейробиологи отказываются применять транскраниальную стимуляцию, опасаясь, что приборы, используемые их коллегами в экспериментах, подобных тем, что я вам описал, способны навредить испытуемым – а некоторые университетские комиссии по этике не утвердили использование этого метода. Но день, когда подобные приборы станут безопасны и эффективны, возможно, уже не за горами. Мы рассмотрим, как еще можно раздвинуть границы мышления, в следующей главе, и они не потребуют подключать кору вашего головного мозга к электросети.

 

Да здравствуют школяры

 

Несколько лет назад моя дочка Оливия, в то время одиннадцатилетняя, сказала моей девяностолетней матери, что у той «лицо похоже на изюм». Мама не уловила изящества этой метафоры, но приняла сказанное снисходительно. Разумеется, если ваш мозг порождает ассоциативную связь между внешним видом человека и сушеным фруктом, лучше оставить ее при себе. Вот почему мы наставляем наших детей «думать, прежде чем сказать». Но если слишком часто выслушивать подобные наставления, можно перегнуть палку и завести себе привычку не допускать вообще никаких идей.

Чтобы возникали оригинальные мысли, нужно позволить идеям привольно переть, а об их качестве (и сообразности) печься позже. Но и тогда ценность той или иной идеи оценить бывает непросто: один из парадоксов науки и искусства – в том, что не всегда отличишь гениальное от несуразного.

Например, несколько лет назад пара ученых выдвинула странную идею о холодном ядерном синтезе, то есть о возможности производить, по сути, безграничное количество энергии простым прибором, помещающимся на рабочем столе. Для физика это несуразное заявление – как и оказалось. Однако за несколько лет до этого другие вроде как чокнутые физики выступили со странной затеей, что можно искусственно структурировать композитные материалы так, чтобы придавать им причудливые акустические или оптические свойства, каких нет в природе, – незримость, например. Тоже вроде бы несуразно, и над теми учеными зубоскалили и потешались. Но в итоге их идея оказалась жизнеспособной, и теперь так называемые метаматериалы, изготовленные из микрорешеток металлов или пластика, – одна из самых горячих тем в науке. Ученые даже создали маленькие предметы-«невидимки», хотя невидимы они только при свете определенного цвета (исследователи работают над тем, чтобы преодолеть это ограничение).

Или взять Боба Кёрнза, изобретавшего и несуразные, и гениальные штуки. Перво-наперво он еще в 1950-е изобрел расческу, распределявшую тоник для волос прямо из себя. Вроде несуразная придумка. Исходно так же отнеслись и к его следующему изобретению – включавшимся и выключавшимся автомобильным дворникам. Кому нужны дворники, которые то работают, то не работают? Как выяснилось, только тем, у кого есть автомобиль. На этом изобретении Кёрнз заработал десятки миллионов долларов.

Дважды нобелевский лауреат Лайнус Полинг заключил процесс новаторства в одну-единственную фразу: «Хорошие затеи добываются так: производишь кучу затей и отбрасываешь скверные»[192]. На этом пути прорва троп в никуда и тупиков. Как сказал мне Нейтэн Мирволд: «Когда люди говорят, что провал – не вариант, это означает, что они либо врут себе, либо заняты чем-то скучным. Когда пытаешься решить важную задачу, на которую мир уже посмотрел и решить не смог, провал – еще какой вариант, и это нормально». Мирволд вспоминал, как однажды один юрист выхвалялся перед ним, что ни одного дела не проиграл. «Ясно, – отозвался Мирволд. – Вы, значит, только за простое беретесь!»[193]

Живя свою жизнь и наблюдая, как отвергают несуразные или даже просто ошибочные идеи, мы, бывает, становимся скованными. У нас накапливаются знания и опыт, и наши когнитивные фильтры способны при этом усиливать цензуру. Но преуспевающие ученые, новаторы и творцы – обычно те, кто не поддается и сохраняет у себя умение давать себе волю.

Один из живейших и завораживающих случаев с творцом, давшим себе волю, связан с созданием классического фильма про Индиану Джоунза «В поисках утраченного ковчега». Фильм замыслили Джордж Лукас, Стивен Спилберг и сценарист Лоренс Каздан на совещании в 1978 году в Лос-Анджелесе, длившемся несколько дней. К счастью, те заседания записывались, и до сих пор сохранилась расшифровка записи – девяносто страниц через один интервал. Читая их, поражаешься не столько гениальным идеям, сколько жутчайшим – и при этом предложены они были кумирами кинематографа.

Например, после того, как они постановили, что их герою нужна любовная линия, кинематографисты решили, что Индиана Джоунз и его женщина в фильме уже должны иметь некую общую историю. Решили, что та история должна быть десятилетняя. Вы бы решили, что это невыполнимо, поскольку значило бы, что начало «истории» приходится на десятилетний возраст самой героини. Но трое титанов кино, отключив фильтры на дурацкие идеи, решили добиться того, чтобы математика сходилась. Вот как складывалось обсуждение:

 

ЛУКАС: Надо связать их очень крепкими отношениями. Вот связь чтоб.

КАЗДАН: По-моему, надо, чтобы у них уже были отношения. Потому что тогда не придется их строить.

ЛУКАС: …Он мог знать эту девочку еще ребенком. Закрутить с ней, когда ей было одиннадцать.

КАЗДАН: А ему – сорок два.

ЛУКАС: Он не видел ее двенадцать лет. Теперь ей двадцать два. Это прям странные отношения.

СПИЛБЕРГ: Лучше б ей быть постарше двадцати двух-то.

ЛУКАС: Ему тридцать пять, и они познакомились десять лет назад, когда ему было двадцать пять, а ей всего двенадцать. Забавно было б сделать ее чуточку слишком юной в ту пору.

СПИЛБЕРГ: И распутной. Это она за него взялась.

ЛУКАС: Пятнадцать – как раз на грани. Я понимаю, что идея ни в какие ворота, но интересная…[194]

 

Мысль сделать из Индианы Джоунза узаконенным насильником – возможно, одна из самых не лезущих ни в какие ворота отвергнутых идей, даже по голливудским меркам, где патриархальные представления о женской сексуальности – едва ли редкость. К счастью, предложение Спилберга устранить эту неувязку, сделав возлюбленную Джоунза на несколько лет постарше, все же было принято.

На тему фильтров я беседовал с Сетом Макфарлином. Он создал популярный телесериал-долгожитель «Гриффины»[195] и фильмы «Тед» и «Тед-2». Сета награждали премией «Эмми», номинировали на «Грэмми» (он сам еще и поет), он перезапустил классический научно-популярный телесериал «Космос», но вместе с тем, как гласит его анкета в журнале «Нью-Йоркер», наиболее известен Макфарлин как «Оскорбитель № 1» Голливуда – такую репутацию он заслужил созданием персонажей, которые зачастую расисты, сексисты и хамы[196][197]. Журнал «Роллинг Стоун» опубликовал линию времени «Ненависть к Сету Макфарлину». Я спросил его, как на его способность производить свежие идеи влияет угроза, что его творения вызовут подобный отрицательный отклик.

«Сохранять образ мышления, при котором остаешься творчески свободным, непросто, – ответил Сет, – когда понимаешь, что произносимое тобой расценят как некорректное и толпа попрет против тебя – в соцсетях возникнет мощная волна, направленная на твое уничтожение. Но в наше время такое случается часто. Это влияет не только на меня. Это воздействует на всех в этом ремесле, признают они это или нет. Социальные СМИ – во многом враги творчества»[198].

Мы беседуем вечером, но Макфарлин ест ланч за своим рабочим столом – жиденький салат из всяких проростков, приготовленный его личной кухаркой. «Я ел на ужин трисквиты и девил-доги, пока ее не нанял», – говорит Сет. Тот рацион подходил бы ему больше. Мальчишеская фигура, облачен в старую футболку и бейсболку, больше похож на зеленого второкурсника колледжа, чем на сорока-с-лишним-летнего мужика, и мыслит он, судя по всему, тоже как мальчишка, пусть даже его пищевые привычки и переменились. Вот что меня в нем завораживает – но как раз это критиков и бесит[199]. «Энтертейнмент Уикли», к примеру, критиковал Макфарлина за «поразительно школярский ум».

Я ссылаюсь на это критическое замечание, потому что в творческих кругах незрелый ум – не всегда черта скверная. Любой преподаватель скажет, что дети не боятся совершать совершенно безумные поступки, и в некотором смысле, когда мы даем себе послабление и позволяем ничем не ограничивать производство идей у себя в голове, мы тоже ведем себя как дети.

Одна из причин, почему дети – эластичные мыслители, заключается в том, что они пока еще не подпали целиком под влияние культуры и не получили избыток жизненного опыта. Пока ты ребенок, возможно все. Но через несколько десятилетий мечтой когда-нибудь поселиться в пряничном домике, украшенном розовой глазурью, с риелтором вы вряд ли захотите поделиться.

Еще одна причина – физическое состояние детского мозга. По мере созревания первыми развиваются базовые церебральные функции – моторные и сенсорные области мозга, а следом – области, отвечающие за ориентацию в пространстве, речь и язык. И лишь потом начинают развиваться структуры, связанные с исполнительной функцией – лобные доли. А среди областей лобных долей среди копуш – префронтальная кора, и последней созревает латеральная префронтальная кора. Поскольку эти части мозга, отвечающие за фильтрацию идей, неразвиты, дети сохраняют эластичное мышление, их природно ничто не ограничивает. Но когда мы вырастаем, то спонтанное и непредсказуемое естество обычно исчезает[200]. И вот дальше, чтобы мыслить эластично, приходится стараться гораздо сильнее.

Прикасаться к тому детскому изобретательному состоянию – вот в чем сила Макфарлина. Когда Сет в том состоянии, он являет то, за что некоторые его не любят. Но есть и такие люди, кому нефильтрованный «школярский» юмор Макфарлина помогает ослабить взрослые ограничения и посмеяться над неполиткорректностью, от которой кто-то, может, поморщится.

У героев, будь то персонажи греческих мифов или комиксов «Марвел», есть особые способности. Есть они и у нас с вами – и они меняются по мере того, как идет наша жизнь. Ум новичка – геркулесова сила юных, тогда как мастерство и сила чутья на то, что принесет плоды, а что – нет, – паучье чутье зрелых. Часто цитируют писательницу и поэтессу Урсулу К. Ле Гуин: «Взрослый творческий человек – это ребенок, который выжил»[201]. Но дух детства из нашего мозга не выветривается – его просто становится труднее вызвать. Правда в том, что у каждого из нас есть нейронные сети и проказливого, находчивого ребенка, и рационального, сдержанного взрослого. Фильтры латеральной префронтальной коры помогают определять, кто возьмет верх в том или ином человеке. Далее мы рассмотрим, как перенастройка этих фильтров влияет на то, кто мы, и как это регулировать.

 

 

10