Кризис социалистического проекта как следствие условий его реализации

Социалистическая организация в реализованном варианте была менее свободна по очевидности – по механизму, требующей максимальной однородной консолидации для борьбы, преодоления и достижения общих, но не уникальных целей в очень жестких условиях, которые были исходно и сопровождали реализацию социалистического проекта затем по ходу.

Уже обсуждали, что внешний мир как мир угнетения органически отторгает и «выжигает каленым железом» любые «ростки» новой социальной организации, пока у него самого, мира угнетения, есть силы.

Поэтому начинать социалистический проект в реализованном революционном варианте можно было только из некоторого ослабленного состояния – ослабленного, чтобы можно было вырвать хоть такое «звено из цепи империализма». В исходно ослабленном состоянии легче преодолеть и перестроить сдерживающие путы. К исходному ослаблению добавляется дополнительное ослабление в силу последующего пресса противодействия и постоянных попыток предшествующего и сопутствующего «выжигания» со стороны противостоящего мира угнетения.

По факту низкий уровень материальных возможностей, материального обеспечения и благосостояния в социалистической России, а затем в СССР определяли огромные потери и разрушения после Гражданской войны (а им, в свою очередь, предшествовали потери в империалистической войне). Затем последовали огромные потери и разрушения в ходе Великой Отечественной войны – с последующим продолжением больших непроизводительных потерь при переходе в гонку вооружений, навязанную извне.

Отсюда обратная связь: если начинать можно только с очень трудной ситуации, то затем «подключается» неизбежно активное противодействие капиталистического внешнего мира, воспринимающего возникшую новую форму как непримиримо враждебную ему – с присоединением сначала также внутреннего противодействия, а затем уже и накопленных внутренних проблем. Собственные внутренние проблемы неизбежны в связи с тем, что осваиваемая новая альтернатива социальной жизни не отработана. А в силу активного противодействия, внешнего и внутреннего, эти внутренние проблемы еще более обостряются и усугубляются.

Например, реализация социалистического проекта в силовом революционном режиме – это прямое насилие и иного рода принуждение, усугубление которого действует прямо противоположно основному направлению гармонизации социальной жизни, декларируемому и принимаемому в качестве развиваемого и осваиваемого в социалистическом проекте.

Ясно, что количественное увеличение меры усугубления насилия может прямо «перевернуть» конечный эффект в сравнении с ожидаемой гармонизацией, получая противоположность ей. В лучшем случае это анархия, социальный хаос и беспорядок. В худшем случае это общество угнетения с усугублением предшествующих противоречий (типа национал-социализма) и/или  авторитарная власть без какой-либо перспективы гармонизации (безграничная личная власть, власть олигархической узкой верхушки или устойчиво сформировавшейся недобросовестной элиты). Подобные варианты как смесь социалистических идей, идей демократизации с национальной и прочей спецификой широко наблюдали на протяжении 20-го века.

В настоящее время подобные трансформации широко происходят в современном мире с подачи США и Запада.

 

Можно сказать, что кризис социализма связан не с внутренней природой самого социализма, а индуцирован внешне в силу проявляемой внутренней природы капитализма – в реакции на социализм, возникший в революционном режиме. В этом смысле он естественен для социализма не более, чем кризисы развития любого другого предшествующего социального строя в условиях жестко конкурентного внешнего окружения.

Хотя по органике внешнего отторжения в других случаях отношение окружающего мира значительно менее враждебное.

Принципиально отличие социализма от предшествующих социальных формаций также в том, что нужно преодолевать более высокий информационный барьер, но это компенсируется тем, что по смыслу преобразований это происходит на системной основе осознанного научного поиска улучшений.

С этой точки зрения переходы ко всем предшествующим формациям и к социализму осуществлять примерно одинаково «трудно» (высокий барьер при целенаправленном поиске или низкий барьер при чисто стихийном поиске – это сравнимые препятствия). Аналогичные трудности возникали также с формированием религиозного мировоззрения – как стихийной гармонизации без осознания ее объективной системной основы.

Иными словами, именно недобросовестно конкурентное поведение внешнего мира, прежде всего, США и Запада было главным фактором необходимости жестких форм организации социальной жизни у социалистического оппонента, стимулируя накопление его внутренних проблем – быстрее, чем можно было успеть разрешить в стихийном революционном режиме по ходу социальных преобразований, тем самым приближая глубокий кризис.

По сути, потенциально менее гармоничный капиталистический оппонент в лице США и Запада, использовал (в обычной для него недобросовестно конкурентной логике) исходное преимущество в силе при наличии более длительно отрабатываемого, в этом смысле более совершенного поведенческого инструментария. И он успел «прожать» перспективного, потенциально более гармоничного социалистического оппонента до того, как тому удалось реализовать свой потенциал, в частности, найти эффективную форму конструктивного сотрудничества с агрессивным оппонентом.

Для сравнения: при рациональной внешней реакции все участники колоссально выигрывают вместо сомнительного относительного выигрыша одного участника (капиталистического) при временном проигрыше другого (социалистического) с огромными сопутствующими потерями всех участников и всего мира.

А так извне капиталистическим миром была продемонстрирована глубокая неадекватность оценок и цели с неэффективностью и системными потерями: сначала предложенную социалистическую альтернативу недооценили как социальную перспективу и как опасность для сложившегося капиталистического порядка. Потом опасность для капиталистического порядка переоценили и испугались своей несостоятельности, хотя длительный отбор социального инструментария предшествующей (капиталистической) формы дает ей большие преимущества в сравнении с любой новой формой, еще не прошедшей такой отбор.

Затем аналогично недооценили возможности продолжения линии оппонента, приписывая себе незаслуженную победу в «холодной войне», и в очередной раз переоценили свои возможности.

Сейчас снова наблюдаем этап паники и переоценки оппонента. Хотя паника в данном случае вполне обоснована – оппонент все ближе к реализации своего потенциала, переходя к системному осознанию ситуации и реализации в ней своих возможностей. Но одновременно это и переход в неконфликтные конструктивные формы решения проблем и разрешения противоречий.

Просто все более проявляется несостоятельность капиталистического мира, он окончательно утрачивает амбиции на цивилизующее и моральное лидирование.

При этом опасности прямого уничтожения капиталистического мира нет. Наоборот, перспектива вполне оптимистична. Либо оппонент в силу ошибок или иных обстоятельств не сможет реализовать свой потенциал, тогда капиталистический мир страхует достигнутый уровень развития цивилизации, поддерживая его еще некоторое время и получая за это свой «несправедливо» высокий «процент». Либо оппонент будет конструктивен и безопасен – если, конечно, самим «капиталистам-империалистам» не совершать фатальные действия. Последнее при наблюдаемой неадекватности вполне актуально, но причина проблем здесь не внешняя (мешает «плохой» оппонент), а внутренняя (сам «плохой»).

 

С точки зрения понимания этой обратной связи «удушения» социализма со стороны более сильного оппонента наблюдали по факту исключительную эффективность социалистической системы в сравнении с капитализмом. Даже в реализованном предварительном варианте получалось эффективно развиваться при соотношении сил на порядок больше в пользу капитализма – в общепринятых показателях экономической, политической и военной мощи.

Например, экономика СССР была примерно втрое слабее, чем экономика, контролируемая фашистской Германией. А извлечь из нее для военного производства удалось примерно втрое больше.

А исходно, и временами по ходу номинальное преимущество капитализма в силе было еще больше.

Отсюда также ясно, что общепринятые экономические показатели упускают что-то принципиально важное, не отражают очень существенное или даже главное. Как минимум, они не полны.

Очевидно, имеет смысл думать о факторе социальной консолидации при социализме в сравнении с конкурентной дезинтегрированностью капитализма, характерной и для других обществ угнетения (учитывая также сопутствующие издержки и их накопление в каждом из двух вариантов).

Держаться социализму удавалось долго и временами в весьма критических обстоятельствах, но в какой-то момент, причем при формальном приближении к равенству сил с капитализмом и возможностей в материальном обеспечении сказались отсроченные проблемы. По сути, проявили себя накопленные «долги», главным образом, ограничение в свободе, прежде всего, как ограничение в свободе научного поиска для развития социальных представлений. Можно сказать, что проявила себя исходно существующая системная интеллектуальная «запущенность»: используемая социальная теория была превращена в догму и не развивалась. В этом смысле даже удивительно, что так далеко на ней «доехали».

И в этой связи также следует отметить роль постоянного внешнего противодействия и постоянной экзистенциальной угрозы извне. В режиме столь жесткого внешнего давления трудно осуществить свободу научного и практического поиска, требуемую для фундаментального развития социальной теории, особенно учитывая высоту информационного барьера, который необходимо было для этого преодолеть.

Показательно, что и на Западе при формально большей, можно сказать, неограниченной свободе в этом направлении также фундаментально не продвинулись. В этом смысле неудивительно, что научная теория при всей динамике реализации социалистического проекта закостенела, превратилась в догму и своего рода религию.

А любой практический глубокий поиск был невозможен, даже локальные отклонения от самого грубого, но относительно надежного реализованного варианта были очень опасны.

Ядерный апокалипсис не состоялся, но даже очевидные потери колоссальны, а в сравнении с нереализованными возможностями потери неизмеримо больше.

Для защиты от абсолютно актуальной внешней угрозы действовал отбор с фиксацией жестких форм организации социальной жизни.

Это характерный эффект обеднения социальной системы в жестко конкурентной среде («вставка_п­_3_1»).

Главное, критической была невозможность широкого научного и социального экспериментирования, т.к. при наличии изощренного недобросовестно конкурентного влияния результат научного или практического поиска невозможно объективно оценить доступными относительно простыми методами.

Любые поиски, научные или практические воспринимались бы в условиях жесточайшего внешнего давления и перманентной витальной опасности как неприемлемый ревизионизм. В условиях отчаянного противостояния двух систем были пресечены даже относительно слабые тенденции такого поиска – если не в Венгрии (где скорее, был контрреволюционный переворот с участием пособников нацизма), то в Чехословакии, ГДР, Польше.

А это могли быть совсем другие отношения и другой диалог (не силовой, а эффективный), не менее актуальный также с Китаем и многими другими странами социалистического лагеря и третьего мира.

Аналогично и капиталистический оппонент закостенел и не адаптировал свои установки даже после кажущейся победы.

И обратно, если бы свободнее развивался сам капиталистический оппонент (без маккартизма, неоколониальной экспансии, гонки вооружений и т.д.), то и социалистический проект мог бы быть реализован как освоение если не широкого пространства, то хотя бы целого широкого «куста» направлений.

В результате «воинствующие капиталисты-империалисты» затруднили и отложили решение общих проблем с дополнительным повышением информационного барьера для оппонента, но также и для себя. При этом для оппонента это одновременно создает вызов преодоления, а после разрешения своих проблем он сразу получает очень большое число преимуществ в сравнении с западным миром как обычным капитализмом, эволюционирующим во все более изощренные формы недобросовестной конкуренции – со все большим запутыванием его самого во всем этом «клубке». Можно сказать, капитализм, отказываясь от эффективного конструктивного сотрудничества, продолжает наращивать и запутывать «гордиев узел» своих исходных и специально добавленных противоречий – внутренних и в отношении с внешним миром.