Каменец-Подольская область, г. Изяслав. Май 1938 г.

 

Петька воткнул вилы в землю. Часа два он наводил порядок в хлеву. С тех пор как отца арестовали, никто за Манькой толком не убирал и бедная корова ходила по навозу, едва не пачкая в нем свое большущее вымя. Понятное дело! Маруське еще не по силам вилами ворочать, а матери разве до этого было? Она и сейчас словно пришибленная: то плачет безостановочно, а то просто молчит, уставившись в одну точку. Петька уже начал бояться, не тронулась ли мать умом от горестей, свалившихся на нее в последнее время.

Без мужской руки хозяйство очень быстро пришло в упадок, и первые два дня Петька не выходил на улицу, возился то в хлеву, то на огороде. Словом, в хозяйстве всегда работы непочатый край. Сегодня наконец он мог позволить себе пару часов отдохнуть. Подумав, Петька решил навестить Василя, своего старого школьного друга. Надо было определяться с работой, и он очень надеялся на Васькин совет. Умывшись из рукомойника холодной колодезной водой и переодевшись, Петька отправился к Василию.

Шагая по Кулишовке в сторону улицы Розы Люксембург, где жил его товарищ, Петька не уставал удивляться малочисленности народа на улицах. Он помнил Изяслав двухлетней давности, когда заканчивал школу. Разве стояла тогда по вечерам такая тишина? А сейчас город словно вымер, даже огни в окнах горели не так ярко, как раньше.

На Васькином подворье Петьку облаяла собака. Она рвалась с цепи с такой силой, что, казалось, вот-вот сдвинет с места будку. Пришлось долго стучать в дверь, пока из дома настороженно не спросили:

— Кто там?

— Добрый вечер, тетя Нина, а Вася дома?

— Дома, куда ж ему деться…

В коридоре загрохотало ведро, видно, кто-то споткнулся в темноте, и дверь приоткрылась.

— Кто тут?

— Вася, это я, Петро Тысевич! Что вы все тут такие перепуганные?

Дверь захлопнулась — наверное, снимали цепочку, — потом распахнулась.

— Заходи скорее!

Васька пожал ему руку только в коридоре, когда входная дверь была плотно закрыта.

— Здорово, Петя! Ты что, в отпуск?

— Да нет… Ты же знаешь, что моего батю арестовали? Вот меня и того… из училища… Я уверен, что это ошибка, разберутся — отпустят, а я потом восстановлюсь. Но пока как-то надо жить! Хочу завтра пойти в колхоз, узнать насчет работы… Может, ты чего посоветуешь?

Петька достал папиросы, подошел к открытому окну и спросил у друга:

— Можно?

Василь молча отодвинул его от окна, закрыл створки и задвинул шторы.

— Потом покуришь, ладно?

— Ты чего это? — Петька кивнул на окно.

Василь тяжело вздохнул:

— Не надо, чтобы нас видели вместе, небезопасно…

— Ты с ума сошел! Неужели поверил, что мой отец действительно шпион? Вася?! Ты что, плохо его знаешь?

Василь молча потер щеку, пошел в угол комнаты, прикрыл дверцу шкафа, почесал затылок и медленно проговорил, тщательно подбирая слова:

— Совсем не важно, шпион твой отец на самом деле или не шпион, важно то, что его арестовали и он может оказаться шпионом. И если это докажут, то потом начнут искать всех, кто был с ним связан… Ты просто долго не был на гражданке, Петя, поэтому многого не знаешь. Честно говоря, я не думаю, что в колхозе тебя возьмут на работу, хотя рабочих рук у нас не хватает. Просто никто не станет рисковать. Хочешь совет? Уезжай отсюда к чертовой матери и никому нигде не говори, что твой батя арестован. — Васька снова вздохнул и продолжил: — А к окошку ты не подходи, ладно? Мало ли кто…

— Да… Однако… — не найдя других слов, пробормотал Петька.

— Да уж как есть, — туманно ответил Василь, — жизнь такая настала…

— Ну что ж, спасибо и на этом.

— Ты не обижайся, Петро, но мне как-то туда… на майдан, не очень хочется.

— Ясное дело…

На том и расстались. Петька пошел домой.

На пороге его встретила встревоженная Маруся с белым листком в руках. Как оказалось, это была повестка: мать назавтра вызывали в милицию. Пора было зайти в милицию и Петьке, поскольку по приезде он сдал документы на паспорт и срок в три дня, через который ему сказали прийти, уже прошел.

Мать, узнав о повестке, засуетилась: а вдруг о Николае что-нибудь скажут? Ею овладела безумная мысль, что, наверное, во всем разобрались и решили его выпустить. Может, все будет как прежде? Ведь он ни в чем не виноват! Это же так ясно и понятно! Она возбужденно бегала по комнате, затеяла, несмотря на поздний час, уборку: как же, завтра муж приедет, а в доме беспорядок. Коленька за это не похвалит! Хорошо, что Петя приехал, навел порядок в огороде и в хлеву, у Маньки. Наденька, глядя на мать, оживилась: завтра папа приедет! У нее на этот счет не было никаких сомнений. Маруся недоверчиво улыбалась, но тоже начала помогать матери. Только Петр был спокоен, даже угрюм. После разговора с Васей он не верил в такое чудо. Нет, отца оттуда не выпустят… Но портить настроение матери и сестрам не стал. Пусть хоть один вечер порадуются и мысленно побудут вместе с отцом.

Наталья проснулась рано утром и долго лежала с закрытыми глазами.

«Какая я дура! — вдруг подумала она. — Кто ж его отпустит? Разве оттуда вышел хоть кто-нибудь? А может…» Где-то в глубине души еще теплилась надежда. Когда дети поднялись, она не стала их разубеждать и сама старалась улыбаться, скрывая неизбывную печаль в потускневших глазах. Наскоро перекусив, Наталья и сын пошли в милицию. Петьку дежурный не пустил, поскольку у того не было паспорта, и ему пришлось ждать мать на улице, на скамейке возле крылечка. Наталья вышла на крыльцо, согнувшись, словно верба над прудом.

— Мама! С отцом что-то?

Дрожащей рукой мать протянула ему раскрытый паспорт: страничка, на которой стоял фиолетовый штамп визы, разрешающей проживание в пограничной зоне, была перечеркнута жирным росчерком казенного пера.

— В семьдесят два часа… В семьдесят два часа… В семьдесят два часа… — шептала Наталья, с трудом удерживая тоненькую книжечку в трясущейся руке.

— Что в семьдесят два часа? — не понял Петр.

— Покинуть… пограничную зону… в семьдесят два часа… — запинаясь, произнесла мать.

— Как это покинуть зону? Что за глупости!

Петр рванулся к дверям, но, вспомнив, что у него нет паспорта, усадил мать на скамейку, на которой дожидался ее все это время, а сам направился в паспортный стол. Через полчаса он держал в руках новенький паспорт. Открыв его на нужной странице, Петр не увидел там визы на проживание.

— Товарищ лейтенант, — обратился он к милиционеру, который только что вручил ему паспорт, — тут нет визы.

Лейтенант взял в руки паспорт, сверился со списком и снова вернул его Петру, коротко пояснив:

— Не положено.

— Что значит не положено? Я же приехал к родителям! Мне ведь надо где-то жить!

— Все вопросы к начальнику отдела.

Петр с остервенением засунул паспорт во внутренний карман и, полный решимости, зашагал к скамейке, где его покорно ожидала мать.

— Мам, а ну дай свой паспорт.

— Куда? — остановил его дежурный, когда молодой человек, не обращая на него внимания, хотел было пройти внутрь.

— К начальнику. По вопросу визы.

— Какой визы?

— Я — Тысевич, приехал из Орловского училища бронетанковых войск, мои родители живут здесь, а мне в паспортном столе не ставят визу.

— Дай-ка паспорт.

Петр протянул дежурному оба паспорта. Тот открыл сначала материн, а потом Петькин. Оглянулся, убедился, что поблизости никого нет, сунул паспорта ему в руку и шепнул:

— Дурак! Убирайся отсюда немедленно! А то тебе не только визу перечеркнут, а весь паспорт! Понял? Немедленно!!! Всей семьей!!! — последние слова он произнес таким тоном, что Петька понял: дежурный не шутит и не стращает, а просто предупреждает. Помедлив, он молча кивнул и пошел к матери.

— Дурачье… — тихо сказал вдогонку дежурный и укоризненно покачал головой. Разве можно в наше время быть таким наивным?

Петька пошел прочь с майдана, ведя под руку мать, едва переставляющую ноги. Она снова впала в прострацию, безостановочно повторяя одно и то же:

— Семьдесят два часа… Семьдесят два часа…

Переступив порог дома, Наталья разрыдалась. Наденька и Маруся, принарядившиеся к встрече с отцом, с недоумением смотрели на плачущую мать и сурового Петьку.

— А где папа? — разочарованно спросила Наденька.

— Папу не отпустили, — сказал Петька, лихорадочно соображая, как сообщить сестрам, что они должны покинуть Изяслав.

— А зачем тогда вызывали?

— Видишь ли, Маруся… — начал Петька.

— Нас выгоняют из дому, — слабым голосом произнесла мать и без сил опустилась на табурет. — В семьдесят два часа…

— Как выгоняют? — удивилась Маруся. — Куда выгоняют?

— Беда пришла, — вздохнул Петька. — Мы должны уехать из пограничной зоны. Куда угодно и как можно быстрее.

Петька задумался. По всему выходило, что ехать надо было поездом до Шепетовки, а там пересаживаться и снова ехать куда-нибудь, лишь бы убраться из пограничной зоны, где для проживания требуется проклятая виза.

— Маруся, ты займешься вещами. Бери только самое необходимое, что сможем унести. Я пойду по соседям, поищу покупателей на Маньку и мебель. Три дня — большой срок.

 

* * *

 

— Гребенкин, зайди к начальнику!

Венька удивился: с чего это вдруг его к начальнику вызывают? Грехов вроде за собой не замечал, особых достижений, правда, тоже. Чего же тогда от него хотят? Единственное дело, которое ему поручено, движется. Тысевич, конечно, кочевряжится, но куда он денется? Запоет как миленький!

Размышляя подобным образом, Венька вошел в приемную начальника Изяславского отделения НКВД.

— Вызывали, — пояснил он свое появление дежурному лейтенанту.

— Вызывали, так заходи.

Венька несмело открыл дверь кабинета.

— Товарищ майор, сержант Гребенкин…

— Заходи, Гребенкин, садись. — Майор внимательно оглядел сержанта и вроде бы остался доволен. Так, по крайней мере, показалось самому Веньке. После небольшой паузы майор продолжил: — Лейтенант отзывается о тебе хорошо. Стажировка, по отзывам лейтенанта, прошла, можно сказать, успешно. Самостоятельно уже работаешь?

— Так точно, веду дело польского шпиона Тысевича.

— Тысевича? Хм… А, наплевать!

— В смысле? — не понял Венька.

— Тут лейтенант проявил заботу о тебе, просил обеспечить постоянным отдельным жильем. То есть там, где ты живешь сейчас, жить невозможно, так? — несколько витиевато изложил свою мысль майор.

— Ну, в общем…

— Короче говоря, мы о своих кадрах беспокоимся. Семья того самого Тысевича, дело которого ты ведешь, выселяется из пограничной зоны как неблагонадежная. Можешь занимать их дом.

— Да как-то неловко…

— Наплевать! Подумаешь, неловко. Он — шпион! Пусть его семейство поклонится в ножки и мне, и твоему лейтенанту за то, что их самих за решетку не посадили. Через три дня можешь заселяться. Я бы на твоем месте побеспокоился, чтобы они мебель не успели распродать, а то въедешь в пустой дом, даже девку некуда будет пристроить. Ха-ха… Иди давай, отрабатывай доверие и заботу лейтенанта.

— Спасибо, товарищ майор.

Венька вышел от майора несколько озадаченный. Как бы в Синиловцах посмотрели на такое: сначала арестовал отца, потом семью выгнал, а сам в их дом заселился? Нехорошо бы посмотрели… А здесь? Да наплевать, как сказал майор. Что ему, вечно жить в этом задрипанном Изяславе? А так свой дом будет! Свой! Это же здорово! Что касается Тысевича, так он шпион, в этом деле нет никаких сомнений!

Вспомнив про совет майора насчет мебели, сержант тут же отправился на Кулишовку. По-хозяйски толкнув калитку, Венька нос к носу столкнулся с Петром. Увидев человека в военной форме с голубыми петлицами госбезопасности, Петр остановился как вкопанный. Сержант, обнаружив в своем будущем доме незнакомое лицо (всех, кто был при обыске, он хорошо помнил), тоже остановился.

— К кому? — мрачно посмотрев на непрошеного гостя, спросил Петька.

— К хозяйке.

— Не трогайте ее, и так довели…

— А ты кто такой, чтобы мне указывать?

— Петр Тысевич, сын.

— Сынок значит… — Венька растерялся, такого он не ожидал. — Вы это…

— Что? — голос Петра звучал еще более неприязненно. Он стоял перед калиткой, закрывая Веньке проход во двор. — Если надо чего, говорите со мной.

— Вы… это… — продолжил Венька, понимая, что не может подобрать слов насчет того, чтобы хозяева не продавали мебель. Он с опаской посмотрел на увесистые кулаки бывшего курсанта. «А что, может запросто в морду дать, — мелькнуло в голове. — Арестовать-то я его арестую, но потом ходи с синяком». — Нет, ничего, — только и сказал он. «Черт с ней, с мебелью! Другую добуду. Да и мебель у них не очень-то…» — успокоил он свое самолюбие.

Венька круто развернулся и пошел прочь, оставив Петра в недоумении. Зачем все-таки приходил этот гэбэшный сержант?

 

Глава 20